Фридриху нравилась война.
Наверное, он должен был выделить какой-то определенный момент, когда его начало окончательно срывать с резьбы. Но при всем желании и раскопках в запыленных архивах памяти подобного не обнаруживалось. Просто нравилась и все.
Нравились кровь и мозги унтерменшей на подошвах своих сапогов.
Нравилась отдача автомата, поливающего огнем спины бегущей черни или тела приговоренных к расстрелу.
Ему нравилось видеть ужас и боль в мутных глазах мерзкого наслоения множества народов и национальностей, что одним своим фактом существования позорят чистоту нордической крови. Крылья Германского орла вновь расправились над всем миром. Третий Рейх победоносной поступью шествует по дорогам Европы.
Ровно тридцать шесть дней потребовалось армии вермахта, чтобы захватить территорию Польши. Тактика "блицкрига" полностью оправдала возложенные на нее надежды. Гусеничные катки Panzerkampfwagen рвали землю, вминая в нее все, что посмеет стать на пути арийской расы. Фридрих помнил, как тогда еще непривычный МР-38 бился в его руках, выплевывающий из себя 9 х 19 мм сгустки самой Смерти. Расплывающиеся темные пятна крови на одежде.
Дания и Норвегия пала к их ногам за тридцать два дня.
Нидерланды и Люксембург — пять дней.
Бельгия — девятнадцать дней.
Франция — сорок три дня.
Югославия — двенадцать дней.
Греция — пятнадцать дней.
В общей сложности, сто шестьдесят два дня на победу над всей Европой. Меньше полугода. Блистательная демонстрация подавляющего разрыва между ясноглазыми сынами возрождающейся Германской Империи и всем остальным миром, которому уготована лишь одна судьба — полное и безоговорочное подчинение на уровне скота или смерть.
Да, местами это было не так легко, как кажется на словах. Были смерти братьев по оружию. Были их перекошенные от боли лица, выныривающие из клубов пыли, порохового дыма и смога пожарищ. Были танковые побоища, где небо плакало расплавленным металлом, что покрывал перепаханную гусеницами и взрывами землю толстой коркой монолитной надгробной плиты могилы всех павших. Были пехотные мясорубки, тесный клинч, кинжальный огонь, обманки, финты, ловушки, засады, контрнаступления и занятые позиции, что держались до последнего патрона. Были бои в воздухе, когда разорванные облака вспухали обжигающе-яркими цветками взрывов. Грохот бомб. Пальба автоматов и рокот пулеметов. Были трупы, что складывались ступенями в подножии трона Ein großer Sieg, Великой Победы, победы чистой крови. Они были изуродованы огнем и выстрелами. Оторванные конечности, вспоротые животы, сломанные кости, пробитые черепа, беззубо ухмыляющиеся рты открытых ран, блюющих кровью в жидкую грязь. Были калеки, которых отправляли обратно на Родину, в Берлин или Мюнхен.
Были предатели, дезертиры и саботажники — те, кто усомнился в выбранном вермахтом векторе развития государства, что приводит под свою руку страны untermensch.
Они ошибались. Смертельно ошибались.
Лидер Übermensch, расово-полноценных людей, не может заблуждаться. Евреи, цыгане, славяне, финны и прочие отбросы цивилизации, жалкий и ничтожный биомусор, ютящийся в своих сырых норах, склониться перед Рейхом, фюрером и его бойцами.
Есть раса господ, а есть раса рабов. Все, точка. Обсуждению не подлежит.
Фридрих шел по всей Европе. Один из многих.
Он писал письма Mutter und Vater. Чистил оружие, форму. Перекидывался шутками с остальными солдатами. Думал. Мыслил. Мечтал. Мечтал о том, как вернется в родное преддверие Берлина, где его уже будет ждать особняк, построенный на полученное жалованье Героя Рейха, с Железными Крестами на груди, а в этом доме дорогие сердцу Mutter und Vater, что уже осваиваются в управлении сворой untermensch, которых пригнали в Германию, как покорных слуг. Там Фридрих и встретит свою счастливую старость, в окружении любящих ehefrauen, кinder und еnkelkinder.
Колосс на глиняных ногах — страна сшитая из множества низших народов, Советский Союз, даже название звучит мерзко, проходясь ножом по утонченному арийскому слуху, не оказалась исключением из общего правила. Граница была пройдена, отмеченная трупами тех, кто думал, будто остановит армию вермахта. Как глупо, не логично и наивно — как раз в духе унтерменшей.
План "Барбаросса" шел в точности, как и задумывало высшее руководство Рейха.
Падение славян не заставит себя долго ждать.
Ленинграду и Москве, главным опорным и логистическим точкам огромной страны, не дадут просто капитулировать. Рабов не должно быть слишком много. Рано или поздно в них может зародиться семя бунта. Его необходимо подавить в самом начале, чтобы ни у одного смерда не возникла эта мысль. Умереть от голода предстояло двадцати-тридцати миллионам славян. Показательная порка. Хотя, большая их часть не доживет до того момента, когда брюхо прилипнет к позвоночному столбу, а сырая крысятина станет настоящим деликатесом, примерно таким же, как не изъеденное червями и трупными мухами человеческое мясо. Они неогранизованны, разобщены, ничтожны, трусливы, лживы и умеют лишь пресмыкаться перед силой, не внемля гласу рассудка. Они начнут резать друг другу глотки, едва зубья немецкого капкана сомкнуться.
В чем прелесть войны? В том, что грани и рамки стираются, смытые бурным потоком жестокости и насилия. Фридрих знал, что за любое, даже самое отвратительное и мерзостное преступление, направленное в сторону не арийцев, что проживают в пределах Союза, ему ровным счетом, ничего не будет. Знали это и его сослуживцы. И кто откажется воспользоваться такой возможностью?
Фридрих разбил прикладом голову какой-то старухи, пытавшейся остановить их от угона скота, треснувший череп, мозговая жидкость и вытекший из раздробленной глазницы глаз. Она была еще живой, когда он вбивал каблук сапога ей в косматый затылок.
Наверное, стоило перевестись в охрану какого-нибудь концентрационного лагеря. Фридрих доподлинно не знал, что именно там происходит, но из рассказов слышал, что довольно неплохо. Единственный минус — близкое соседство с критической массой унтерменшей. К счастью, их количество постоянно сокращалось. Изможденные трупы ежедневно выкидывали в под завязку наполненные траншеи. Десятками гноили знакомых тех, кто осмелился на побег, в карцерах. Вешали, расстреливали, топили, сжигали, закапывали живьем, четвертовали, освежевывали, запирали в газовых камерах и травили собаками. Один парень из расквартированной по соседству дивизии рассказывал, как и с каким звуком клыки псов разрывают вопящих младенцев. Часто к крошечным кускам мяса присоединялись женщины и дети по-старше. Собаки отгрызали молочные железы, мясо с ребер. Откусывали пальцы, куски ладоней и ступней, вырывая шматы мышц с конечностей или окунали перемазанные в крови морды внутрь разодранных животов, смакуя внутренности. Иногда, надсмотрщики не успевали остановить своих питомцев и они вцеплялись сразу в глотку, разрывая гортань и кроша шейные позвонки. Собак били за это — заключенные умерли слишком быстро.
Звон разбитого стекла. Граната залетает в дом. Кровь и ошметки потрохов забрызгивают все — стены, пол и потолок.
Вешали партизанов. Избивали, пытали, морили голодом, лишали сна, отрубали по одной фаланги пальцев, кусочки ушных раковин и хрящей носа, выкалывали глаза, смеясь над тем, как плачущие кровью слепцы передвигаются на ощупь. Веревку на шею и пинком выбить из-под ног чурбан. Большинство виселиц работает так, чтобы при этом коротком, можно даже сказать, прощальном падении ломалась шея. Петлю специально ослабляли, чтобы партизанская мразь, с соответствующей надписью на груди, задыхалась, дергалась и мучалась в предсмертной агонии. Часто потом полуживое тело снимали со столба или толстой ветки дерева, приводили в чувство, а потом снова вешали, пока не надоест наблюдать за их конвульсиями.
Под пьяные песни кричат пленницы в практически очищенных от славян деревнях и селах. Часть гноится в собственноручно вырытых ямах, а других угнали на чужбину, работать и умирать во благо Великой Германии.
Взятых в плен солдат, рядовых, что не имели особой ценности для вермахта, рубили в капусту. Перетягивали веревками плечи и бедра, после чего отделяли конечности от остального тела. Своеобразные жгуты не давали быстро истечь кровью, а раскаленный на огне металл прижигал раны. Плачущие от боли и осознания того, что больше никогда не пройдутся по земле и не поднимут на руки своих детей, обрубки скидывали в канавы или воронки от взрывов. Иногда ставили в воду, так, чтобы она лишь едва-едва не доходила до их ноздрей. Зависшие над жизнью и смертью.
Ударили морозы.
Фридриху не нравилась такая зима.
Сугробы и постоянно валящие с небосвода обжигающе-холодные хлопья снега.
Формы на всех не хватало. Обморожение и пневмония косили солдат местами больше, чем советские пули и снаряды. В занимаемых поселениях хозяев прикладами выгоняли на улицу, чтобы они подохли или слегли от переохлаждения в сараях и ближайших сугробах. Иногда оставляли их с собой, чтобы было кому прислуживать.
Наступление завязло. Блицкриг не удался и, немыслимо, отдельные участки фронта начинали прогибаться — советы отбрасывали вермахт и шли в контрнаступление, дождавшись подкреплений.
Фридриху уже не нравилась такая война.
Там куда его перекинули не было будоражащей кровь ярости схватки.
Был только холод и белоснежное покрывало до самого горизонта.
Им был дан приказ, и они шли.
Фельдфебель так и не понял, в какой момент больше не смог идти дальше. Он споткнулся. Упал лицом в снег. Уже не холодный. И уже не поднялся.
Фридрих не знал, сколько дремал во тьме.
Но вдруг ее прорезал свет.
Свет… не жизни, не пробуждения, а…
Возрождения Третьего Рейха.
Примечание автора:
В который раз повторюсь, чисто на всякий случай, а то вдруг забыли, я ничего не пропагандирую и не вкладываю никуда скрытый смысл. Не надо до меня доебываться за мысли и поступки выдуманных персонажей, это чисто художественное произведение, не больше и не меньше.
И да, если вы будете более активно ставить лайки и писать комментарии, то я замучу две отдельных книги — первая про пиздюков Жеводанского Зверя во Франции, а вторая что-то наподобие фильма "Операция "Мертвый снег", так что все в ваших руках. Автору иногда бывает очень одиноко без вашей поддержки.