Следующую неделю, все семь дней, Марат со своим женским войском удивительно спокойно шел по равнине. Никаких особых приключений не происходило, пару раз девчонки открывали огонь по волкам, которые шастали здесь в чрезвычайном удалении от любой возможной опасности — и, естественно, не попали. Колонна из одиннадцати десятков шла до обеда, потом делали длинный привал, на которых «утренние» десятки менялись местами с «вечерними», залезали в палатку и остаток дня проводили в безделье со всеми удобствами. Палатка находилась в самом центре колонны, на носилках, которые тащили четверо. Марат не гнал, не пытался ускорить шаг, делали в среднем за день двадцать, максимум двадцать пять километров. Серьезных препятствий не попадалось. Везде закочкаренная степь с мелкой травой, видимость — до горизонта. Как ни странно — девушки быстро освоились с тяжелыми винтовками и автоматами, а у многих появилась привычка осматривать немногочисленные достопримечательности через оптический прицел.
Вечером два десятка попарно уходили в дозор. Относились к этому строго, и вообще ходили везде только и исключительно парами. Конечно, степь — это прекрасно, но мало кому хочется удобрить ее собственным телом. Марат обычно шел позади колонны, выдавая с утра только азимут и строго наблюдая, чтобы авангард его придерживался. Ночевать он продолжал отдельно от всех, в одной из гостевых комнат, два-три раза за ночь выходил проверять караулы.
Конечно, девицы были юны и красивы, просто удивительно где хоть столько набрали… Может раньше они могли всю ночь плясать, резвиться и заниматься амурными делами до утра, но сейчас караульные даже после трех часов дозора начинали клевать своими носиками… Еще причиняло некоторое неудобство, что туалет и банные помещения постоянно заняты, а некоторые из его «солдаток» ходили по палатке даже не в неглиже, а почти полностью обнаженными. Ну натурально солдаты в казарме — голый торс и штаны. И штаны еще — это лучший случай. Обычно — короткие шорты. Или вообще трусы, причем — прозрачные. Девки, в считанные минуты в первый же день освоив редупликатор, без всякого стеснения копировали друг у друга самые изощренные варианты нижнего белья, одежды, а также косметики. Жара под тридцать пять сохранялась, а кондиционером Марат как-то не озаботился. Да и "лифчик натирает" — объясняли некоторые.
— Чего хоть там вам натирать? — бурчал он. — Трусы то не жмут, не…?
Но дальше ворчания дело не заходило. Насильно никого одеваться не заставлял. Посмотреть было на что, и реально приятно, доверие все-таки.
В тот день они шли обычным темпом, впереди, в десяти километрах начинался лес. Пока его отсюда не видно, но октокоптер висел сейчас как раз над деревьями, и глазами Марата внимательно изучал — что под ним. С одной стороны — лес как лес, а с другой — ох как не нравится. В лесу ведь за пятьдесят метров не видно ничего, особенно в таком, с большими, редко стоящими деревьями, и буйным подлеском. В этом подлеске не то что сотня — десять тысяч потеряются, и на заметят как их вырежут, подчистую.
— А ты и по жизни революционер? — задала вопрос Дыбенко, которая шла рядом.
Марат оторвался ментальным взглядом от октокоптера, оставил его висеть над лесом в ста метрах от верхушек деревьев.
— Ну да, — сказал он словно нехотя.
— А как это?
Марат усмехнулся:
— Да никак. Вот у нас товарищ Лютик волшебница, берет значит волшебную палочку — и все готово.
— Я серьезно…
— Я вообще то тоже. Революционер — человек который желает и исполняет коренные преобразования в природе, науке и обществе. Ты вот наверно думаешь что быть революционером плохо.
Дыбенко ничего не ответила.
— А я вот думаю — хорошо. Особенно здесь, — Марат окинул степь взглядом. — Да и там. Вот кто у нас был революционером, можешь назвать?
— Наверно Ленин… ну и… Фидель Кастро…
— Наверно, — передразнил Марат. — Ну а Коперник? Он был революционером? Давай, смелее…
— Был, скорее всего, — отозвалась девица.
— А Дмитрий Донской? Вот было монгольское иго, власть номинально принадлежала монгольским ханам, налоговая система работала на монгол, князья ездили за ярлыком. И тут вдруг находится человек, и говорит — надо менять систему. Всю жизнь посвящает, чтобы ее сменить. Он — революционер? Или реформатор? Или может вообще патриот монгольской Орды, хотел ее усовершенствовать?
— Просто реально впервые в жизни вижу человека, который… Ну в общем…
— Который хочет что-то поменять, причем коренным образом, — продолжил Марат. — Ну да, это про нас.
— А я бы вот хотела быть революционером, — одна из девушек чуть отстала от колонны, заинтересовавшись их разговором. — Это трудно?
— Я первую листовку написал в пять лет, — рассмеялся Марат. — В трех экземплярах, от руки. Протестовал против вырубания рощи, в которой мы пацанами играли, теперь там дома и школа, а тогда были березы. Пошел в четыре часа утра, на улице холодрыга, раннее утро, родители спят… Все так начинают.
— Как? — заинтересованно спросила барышня.
— Переступают через себя, — ответил Марат. — Тебе оно надо? Нет, и так можно прожить. Однако сопли намотал на кулак, встал, отряхнулся, и в бой.
— А я так смогу?
— Все смогут, если захотят, — философски отозвался Марат. — Вот послушай меня. Я дам тебе просто основу. Кто такой революционер? Это человек, который пытается привнести что-то новое и для этого ему приходится уничтожать что-то старое. Он в первую очередь — существо атакующее, штурмует вершину, штурмовик. Что значит быть штурмовиком? Значит ли это что нужно глотку рвать и знаменем махать? Это обязательно — кричать «ура» и рвать на себе тельняшку?
Марат выждал мгновение, и не дождавшись ответа, продолжил дальше:
— Не обязательно. Но нужно быть хищником. Хищник — существо незаметное. Он сидит в засаде, сливается с местностью, незаметно подкрадывается, спит днем, охотится ночью. Хищник нападает. Тупая жертва всегда стремится увеличить расстояние между собой и хищником. Так она побеждает — убегая, да подальше. Но только не хищник. Он победит тогда, когда сблизится с противником, когда возьмет его за горло. Жертвы пытаются испугать хищника. Яркой расцветкой и громкими криками. Флагами и массами. Своими размерами и размерами толпы, которую они составляют. Они идут на митинг, чтобы показать — вот мы какие, хотя на самом деле они такие же тупые бараны, как и остальные, просто разделенные на крикливых и молчаливых. Хищники — нет. Митинги хищников проводятся глубоко в лесу, подальше от чужих глаз. Там вырабатываются стратегии и тактики, там они договариваются между собой — кто и чего делает. И штурмовик, а уж тем более революционер, повторю еще раз — это хищник. Чтобы победить — он не отступает. Он сближается с врагом, так близко, как только можно. Его преимущество — не в силе, не в громкости, и не в количестве. Его преимущество — во внезапности, в умении, в контролируемой ярости, в холодной беспощадности и расчетливости. Вот что значит быть штурмовиком. А быть революционером — это значит быть штурмовиком, атакующим и разрушающим началом, которое четко знает свою цель. Это значит быть человеком, который понимает, почему он прожил каждую секунду своей жизни так, а не иначе, и насколько это приблизило его к цели…
Марат понимал, что в принципе и по большому счету он совершает ошибку, сравнивая людей с животными. Большинство его товарищей первичную агитацию начинали с тред-юнионизма, с поиска проблем на работе. Ведь каждый любит поворчать, что его труд оценивается недостаточно. Но Маузер начинал обрабатывать человека именно так, через чисто либеральный посыл, который часто применяли как раз либералы, сравнивая общество с животным миром. Разделяя всех на хищников и жертв, на морлоков и элоев. А нужно было лишь то, чтобы человек попытался разобраться в самом себе. Этот способ он называл "прививка индивидуальной левизны". Ведь самое главное, после того как человек действительно начнет думать, рядом должен быть опытный товарищ. Потому как обычно потенциальный единомышленник, быстро преодолев "хищную" фазу, начинает одолевать себя вопросом: хорошо, какое я животное — понятно. Но что я за человек?
Следом идут другие вопросы. Чего я хочу? Как это сделать? Кто я вообще такой, черт побери? Это здесь, в Испытаниях — хорошо. Пострелял немного — и вот у тебя над головой висит надпись — кто ты такой. Даже с расшифровкой. Но в обычной жизни такого нет.
Вот эти девочки… Марат очень сомневался, что сможет сделать из них валькирий, а уж тем более бойцов революции. Поначалу он вообще сомневался, что в них есть характер. То, во что добавляют самые разнообразные присадки. Сплав, который можно ковать и закалять в сталь. Сейчас, постепенно, он пересматривал свои взгляды. Марат часто наблюдал, как в кризисной ситуации, в том, другом мире, даже сильные на вид мужчины превращаются в микробов, в амеб, безвольных и безучастных почти ко всему, что не касается питания и размножения.
Сейчас же Марат видел, как девочки, нежные, беззащитные, совершенно неприспособленные — в считанные дни становятся бойцами. Хищницами с железным характером. До этого он такого не наблюдал.
— Как у вас все сложно, — покачала в это время головой девица.
— Да ничего сложного, — с сожалением от потерянного времени сказал Марат.
М-да. Кажется, переоценил. Очередная «баранка», баранова жена.
— Просто будь кошкой или собакой, а не свиней или овцой. Приучись рычать когда тебе страшно; отступать для подготовки атаки; говорить когда другие молчат; молчать когда другие кричат от страха. А… ладно, если сложно… то лучше и не начинать. Ай… черт!
Марат буквально поджилками почувствовал, что сзади, где они еще вчера прошли, возникла опасность. Как можно быстрей, на максимальной скорости он увел октокоптер от леса, через четыре минуты темная точка пронеслась по небу над головой, как настоящий стриж. Назад, поднять повыше, и оптика уже через пять минут показал — да, есть контакт. Опять какие-то твари. Много.
— Носилки на землю! — скомандовал он. — Всех выгнать из палатки. В полном вооружении! Дыбенко, рысью скачи к переднему десятку, скажи, чтобы смотрели в оба, у нас, блин, снова заварушка… намечается.
По мере того, как летающая машинка приближалась к угрозе, Марат мог рассмотреть внимательней будущего противника. Увиденное ему крайне не понравилось. Какие-то собакоголовые твари из преисподней царя Анубиса, высоченные, метра четыре каждая. Ноги в коленках выгнуты назад, бегут по следам колонны. И их — много. Как минимум — тысяча.
Подбежала Штанга, увешанная подсумками. Во внимательном взгляде читалось: «командир, показывай, кого мочить».
— Впереди лес, — говорил Марат подоспевшим со Штангой десятникам. — Сзади тысяча тварей, очень опасных. Сейчас — шире шаг, но не бежать, нельзя дыхание сбивать, оно еще потребуется. Как только противник приблизится на расстояние одного километра, собираемся в полумесяц. В лес не входить. Они, может быть, нас специально туда гонят.
— Девочки, быстрее, — послышались возгласы.
— Шевелим жопами активней! — взревела Штанга. — Где, твою мать, твой бронежилет, дура?
— Так жарко же!
— Сейчас тебе будет жарко, кобыла безмозглая…
По расчетам Марата, если собакоголовые будут сохранять темп, то доберутся до них уже через час. За это время лес станет ближе километра на два-три, не более. Октокоптер к тому времени долетел до черной массы, завис над преследователями. Собакоголовые заметили машинку, задрали головы. А потом полетели стрелы. Даже не стрелы — здоровущие такие жерди, метра по полтора каждая. Пришлось поднять летательный аппарат повыше, похоже, что этих лучников лучше не подпускать ближе ста метров.
— Давай-давай, шевелись, — уже кричал Марат. — До них еще километров семь…
— Правда, скачут они куда быстрее нашего, — бурчал он себе уже под нос. И еще черная туча из монолитной колонны разбилась на три отряда, основной шел прямо по следу, два малых отряда, еще больше ускорившись, обхватывали с флангов. Похоже, драки не избежать. И двигаться эти твари умеют очень быстро. И еще и командам подчиняются, причем дисциплина, там, похоже на уровне… Марат похолодел, представив как пара-тройка таких черных гигантов врываются с бердышами прямо в середину его рыхлого войска.
— Нам бы холм какой, — простонал он вслух. — Сдохнем здесь, как тараканы на сковородке…
— Не тушуйся, товарищ Маузер, мы не подведем, — сказал звонкий голосок слева.
А чернота уже видна на горизонте, уже не колонна, а шеренги, бегут широким, но удивительно ровным строем, жаркая будет драка…
— Сто-о-ой! — что есть силы заорал Марат басом. — Стоим здесь! У кого есть растяжки — установить, и всем отойти, спокойно, на пятьдесят метров от растяжек!
Кидать гранаты он своих бойцов не учил в виду бесполезности, но в каждом десятке определил «гранатоносца». Все-таки граната — серьезное, и порой незаменимое оружие. Поэтому на двадцать человек он выдал по три гранаты каждому. И несколько колышков, похожих на обычные портняжные иголки, только большие, сантиметров двадцать. Кусок веревки, один её конец привязан к чеке, колышек по самое ушко в землю, свободный конец надежно крепим ко второму колышку — противопехотная мина-растяжка готова. И ничего никуда кидать не надо…
— Отходим, спокойно отходим, занять круговую оборону! С первого по семнадцатый десятки — во фронт. Остальные — прикрываем сзади! Прикрываем собой пулеметные и гранатометные точки, не дать подойти им ближе! чем на сто метров!
Черт! Такое ощущение, что земля под ногами подрагивает… да эти твари нога в ногу бегут, и уже не рысью, а галопом! Два километра всего осталось, пять минут до столкновения. Марат метнулся в палатку. Быстрей, где тут его личный доспех, бронежилет шестого класса защиты, с буковкой «а»? Шлем? Да, конечно, куда без него? Схватив все это в охапку, он выскочил из пустой палатки.
— Приготовились к бою! Барабанщицы, маршевый ритм!
Марат вышел из строя шагов на двадцать. Сейчас покажем, кто тут самый главный монстр. Он сбросил с себя разгрузку, куртку, майку, стянул друг об друга берцы. Остался в одних штанах, будем надеяться они выдержат, ремень только надо расстегнуть, и верхнюю пуговицу. Обернулся с улыбкой на своих девчат, которые сейчас чуть недоумевающе смотрели на своего немного, как им казалось — сбрендившего командира. Ничего-ничего, сейчас все проясниться. Марат, стоя спиной к строю, напряг плечи, руки, торс, ноги. Теперь можно не стесняться, и не прятаться. У него — полтонны свободного веса, пора расширятся… Наш ответ Халку, без проблем. Послышался треск, словно рвалась ткань. И уже через несколько секунд он стал… огромным, нереально огромным. Два с половиной метра ростом, руки — толщиной с бывшие ноги, а ноги больше похожи на тумбы. Секира активизировалась в руке сама собой. Марат набросил на себя маленький, теперь едва закрывающий грудь бронежилет, ослабил ремни, застегнул наручи, попробовал затянуть наколенники — вроде получилось, на самом пределе, конечно — но хоть какая то защита. Нахлобучив шлем, он обернулся к девчонкам. И встретил десятки восхищенных и уверенных глаз.
— Ну все, капец, трусы на лямках…, - выдохнула в полный голос Штанга.
На левую руку Марат подхватил казавшийся теперь игрушечным «Миниган», пристегнул широкий пояс с ящиком под ленту и аккумулятор. Такое ощущение что они не весят в таком состоянии вообще ничего.
— Бойцы! — заревел Марат. — Там, впереди — враг! Сомнем его! Пусть умоются кровью! Но ни шага назад не сделаем! Упремся рогом в землю крепко! И ничто в этом мире не сломит нашу силу и храбрость!
Он развернулся лицом к набегающему черному потоку.
— Кто сильней?
— Мы сильней! — грянул гром за плечами.
— Кто сильней?!
— Мы сильней!!!
— Огонь, вашу мать!