Воля во сне Лада.
Ее тёмно-карие глаза были цвета коры дуба, дерева возле которого я провел большую часть своего времени в стенах школы фехтования. Будь то день или ночь, холод или жара, снег и дождь. Я все время был у этого большого загадочного дерева, кто и когда его мог посадить, прямо во внутреннем дворе школы, мне было совершенно не известно. Здесь было много разных деревьев вокруг: клены, кедры, ясени и даже яблони, вот только дуб был один. Только ее глаза были того же цвета что и кора на этом большом, по-своему даже волшебном дереве. Из его сока можно было получить таинственные зелья и кремы, не менее таинственные чем эти глаза, все время смотрящие на меня, такие зовущие и такие желанные. Я тонул в их глубине пытаясь разглядеть прямо в них каждую выбоину, неровность и изгиб, причудливого узора прямо на коже дерева — на его коре. Пытаясь понять, все изображение передо мной, я отступил на шаг назад и наконец увидел: ее черные брови и высокий лоб, тонкость и правильность линий присущая только ее лицу, лицу с глазами цвета дуба. Я захотел прижаться к ней, чтобы почувствовать этот запах и прикоснуться к ее точно очерченной шее, ощущав всем своим лицом, как солнечные зайчики, живущие на ее черных прямых волосах, разбросанных по плечам, запрыгали по моем скулам. Она засмеялась, прикрывая свою улыбку руками, будто бы не хотела, чтобы я ее видел. Но было поздно, я даже видел, как между белых ровных рядов высунулся маленький розовый язычок, которые мне непременно захотелось укусить. Теперь она смеялась еще больше, пытаясь отстранится от меня одной рукой, второй прикрывая свои глаза, глаза цвета дуба, больше не давая мне возможности, снова в них утонуть, спрятаться в бороздках и выбоинах коры. Я улыбался вместе с ней, зная, что она не против моих прикосновений, как и не против всех моих самых сокровенных желаний, о которых теперь может узнать и она. Сопротивления больше не было, как и той утончённой красоты, нарисованной правильными тонкими линиями мастера, создавшего этот сон. Все стало совсем другим или именно таким, как мне хотелось на самом деле? Желто зеленые глаза хищно на меня смотрели, из-под черного лба на голове без волос. А ее грудь медленно вздрагивала при каждом ее движении, привлекая все мое внимание именно к себе. Коричневые большие соски следили, не переставая за каждым движением моих глаз, гипнотизируя и подавляя всю мою волю. Только теперь я смог вспомнить, что она все также висит на цепях и говорит мне снова и снова, одну и туже фразу. Я с глазами полными ужаса продолжал смотреть затем, как ее маленькое тело с отрубленными руками и ногами растянутое на цепях, должно было вот-вот лопнуть и проснулся. Я глядел с ужасом на обычный деревянный промасленный потолок, боясь проронить хоть слово, отчетливо слыша в своих ушах фразу, что она мне повторяла во сне:
— Убей меня…
***
Я проснулся в холодном поту от боли, которая, казалось, смогла захватить каждую частичку моего тела. Пожалуй, только моя голова пылала огнем от которого стала такой тяжелой, что я так и не смог ее оторвать от подушки. Я продолжал лежать, глядя на деревянный потолок, отчетливо вспоминая вчерашнюю ночь, каждой частичкой своего мозга радуясь, что помню абсолютно все до самых мелочей. Жар с моей головы медленно перемещался в область шеи, к боли можно было привыкнуть, ее было уже так много за последнее время, что я не проронил ни звука, чувствуя ожоги на моей груди.
Я знал где нахожусь, краем глаза заметив знакомую карту города на стене справа от себя. Комната учителя с такого ракурса, лежа на его собственной кровати, казалось еще больше, чем была на самом деле. Стараясь не шевелится, ощущая, что все мое тело было намазано чем-то охлаждающим и притупляющим мою чувствительность, я продолжил наблюдать. На тумбе стояло несколько кувшинов, какие-то тряпки и медленно дымящаяся трубка учителя. На полу, повсюду, под самой картой, были разбросаны какие-то свитки и книги, также одежда и оружие: ножи, мечи и кинжалы. Откровенно говоря, я был посреди бардака, который я никогда бы не застал до этого в стенах этой комнаты. Чтобы посмотреть, что творится у самых дверей в комнату, мне бы пришлось пошевелить своей головой, чего делать я конечно не стал, опасаясь вообще упасть с кровати. Чувствительность так и не вернулась, как только я не попытался представить, как шевелю пяльцами ног или рук. Пока, единственное что мне легко удавалось делать, так это просто хлопать своими ресницами и зло пялится в потолок, больше не пытаясь смотреть по сторонам. Внизу моего живота я начал чувствовать тяжесть, которая становилась все сильнее, но запрокинутая немного назад голова не давала мне возможности посмотреть, что же на мне лежит.
— Воля? — попытался пробормотать шёпотом я, слыша, как из моего рта вырвалось что-то совсем нечленораздельное, лишь потому, что губы мне больше не подчинялись. Обреченно закрыв свои глаза и погрузившись в свои воспоминания, я попытался позвать Волю, мысленно обращаясь именно к нем. Ответом мне был скрип оконной рамы и еле слышные шаги по деревянному полу. Крепкие руки подняли мою голову и пальцы разомкнули мне веки, мастер Серо склонился надо мной, проведя по моему лбу своей рукой.
— Смотрю ты проснулся? — он аккуратно, подложив мне под голову подушку, присел на край кровати, взяв свою тлеющую трубку с тумбы.
— Извини за беспорядок вокруг, пока лежи и не пытайся шевелится, все равно не получиться, — мы смотрели друг другу прямо в глаза, не отрываясь, он с любовью и заботой, я же с нескрываемой ненавистью и страхом.
— Знаю, ты ничего не можешь сказать, это все лечебная мазь, вижу отёк с глаз почти сошел. Паралич от нее как нельзя кстати, не хватало еще, чтобы ты что-нибудь покалечил, — он снова провел по моим золотистым волосам рукой, а потом, намочив тряпку в одном из кувшинов, положил ее мне на лоб.
— Смотри, не разбуди своего защитника?! — я перестал смотреть прямо в глаза учителя и только теперь заметил спящего на моем животе Салли.
— Никого к тебе не подпустил, кроме меня. Представляешь, даже Тильда не стала его ругать за это. Даже не знаю? — учитель аккуратно провел рукой по рыжим волосам Салли:
— Начинаю завидовать вашей с ним дружбе. Меня никто никогда так не защищал. Ты ночью пришел в школу в рыцарских доспехах, с легкостью вырубил нашу охрану, кроме Салли никто тебя и не признал. Скажу честно, убить даже хотели, но этот стервец стоял возле твоего тела и не подпускал к тебе, размахивая мечом. Ума не приложу как он понял, что это ты через закрытое забрало шлема. Вы не перестаете меня оба все больше удивлять, но самое странное, здесь совсем другое?
Учитель поднялся с постели и принялся подымать с пола все разбросанные вещи:
— Я не знаю что произошло, после того как охрана тебя поймала? Но до моей комнаты ты добрался сам и упал посреди комнаты без чувств, думаю ты и сам этого не помнишь, я так и не смог прочесть эти воспоминания в твоей голове.
— Я-а-а-а… — мои попытки начать говорить, снова не увенчались успехом, и я раздраженно отвел глаза в сторону понимая, что в таком состоянии, точно не смогу ничего рассказать.
— А еще медальоны, что я вам дал, один из них оставил ожоги на твоей груди. Боюсь, я знаю почему… — учитель стал расставлять оружие по своим местам, замолчав, что-то обдумывая и складывая разбросанную одежду в шкаф у противоположной стены.
— Сила что в тебе проявилась, какой бы она не была, заставила медальон загореться. Понимаешь, их одевают чтобы узнать, обладает кто-то запретной силой или нет. Я сделал это с тобой и оказался прав, подозревая, что что-то внутри тебя не дает мне больше стирать твою память, — учитель снова сел на край кровати и заглянул мне в глаза.
— Можешь мне не отвечать, я знаю, у тебя много вопросов, я чувствую, что теряю над тобой свой контроль. Если ты все вспомнишь, то возненавидишь меня и будешь прав. Нельзя исправить то, что уже произошло и вернуть то, что потеряно навсегда. Я никогда этого не делал, но у тебя попрошу прошения за все. За все что наделал за эти годы! — учитель похлопал меня по руке и улыбнувшись снова встал, забив трубку и сложив руки за спину, принялся шагами мерить комнату, молча что-то обдумывая.
Я хотел накричать на него, хотел даже заплакать или просто уйти прочь, исчезнуть где-нибудь, став ничем. На какое-то мгновение, мне себя даже стало жалко, такой поток совершенно разных чувств заполнил мой разум, но мое парализованное каменное лицо ничего не выражало. Каждый из нас двоих что-то знал о друг друге, такое, что смотреть в глаза было просто противно. Почему-то я снова вспомнил висящую на цепях женщину, ее взгляд, он был именно таким, каким казалось теперь был и мой.
— Салли просыпайся! — учитель легонько толкнул вбок моего рыжеволосого защитника и тот, устало потягиваясь, поднялся с коленей, на которых простоял всю ночь. Одетый в тренировочную робу с кинжалом на поясе, мой защитник все равно оставался просто мальчишкой, вызывавшим скорее смех, чем опасность или страх.
— Давай дуй на кухню, принеси чего-нибудь перекусить, похлёбку, что-нибудь жидкое, не знаю!? И еще что-нибудь, чтобы прогнать сон. Спросишь у Тильды, она подскажет!? — Салли хлопал удивленно ресницами, глядя то на меня, то на учителя.
— Что встал, беги давай! Да не денется твой Лад никуда, я тебе обещаю, — Салли утвердительно кивнул и бросился на кухню, задержавшись на мгновение в дверях и еще раз взглянул на меня, одарив широкой улыбкой. Мы остались с учителем вдвоем.
— Судя по красным доспехам, что были на тебе, ты попал в темницу храма, что при церкви. Поверь, еще никому не удавалось оттуда сбежать. А если тебе удалось, то тебя будут обязательно искать, подумай обо всем, что сделал этой ночью и подумай хорошенько. Я готов выслушать любую чушь, какая бы не произошла с тобой! — учитель остановился и снова затянувшись трубкой и выпустив к самому потолку клубы густого дыма, добавил:
— Мне все равно продеться поверить в то, что бы ты мне не сказал. Читать твои мысли я все равно больше не могу, а говорить перед служителями церкви мне все-таки придется. Ты же мой ученик?!
Я больше не хотел его слушать и в знак своего протеста, просто закрыл глаза, учитель меня понял, бросив напоследок:
— Какое-то время тебе продеться провести у меня в постели.
Я услышал, как мастер Серо подошел к кровати и спустил плотный балдахин, закрывая мне возможность смотреть на то что происходит за пределами постели. Открыв свои глаза, я увидел, как темно красная ткань закрыла все пространство вокруг, погрузив меня во тьму.
Тишина продлилась совсем не долго, Салли вернулся и поставив всю принесенную еду перед учителем, забрался ко мне под балдахин.
— Молчите и не высовываетесь, чтобы не происходило! Я хочу, чтобы вы оба были в курсе всех произошедших событий. Мне не хочется объяснять все по два раза, — учитель сказал это и сев за свой стол, принялся молча есть. Салли же устроился на постели, скрестив ноги и улыбаясь уставился на меня, подмигнув.
Мастер Серо не успел еще доесть, как в дверь комнаты несколько раз постучали, прежде чем войти внутрь. Салли чуть-чуть отодвинул балдахин и начал наблюдать за тем, что происходит в комнате учителя. Дверь отворилось и за порог ступили трое, одетые в серые туники, поверх кожаных доспехов, все были вооружены пехотными короткими мечами, висевшими у них на поясах. Двое поклонились перед учителем и встали на одно колено, третий же вышел вперед, сняв с головы свой шлем.
— Давайте только без этих формальностей, вы уже давно перестали быть моими учениками и теперь несете службу при торговой гильдии, — учитель жестом приказал вставшим на колено подняться и снова опустив голову к тарелке, принялся есть.
— Мастер, мы пришли по очень срочному делу, наш город атакован, Гротеск атакован! Нам нужно помочь едой и водой простым людям, которые все потеряли.
— Да, я знаю. «Из моего окна прекрасно виден дым над городом, благо окна выходят, как раз, на восток», — сказал, без всякого интереса или переживаний, учитель, продолжая есть, не подымая своих глаз.
— Стража восточной части города почти вся убита, Орден занимается мародёрством и убийствами простых горожан и ремесленников. Враги рассеяны по городу и продолжают нести потери, хотя, пожалуй, большая их часть либо отступила за стены, либо было уничтожена. Я бы даже сказал чудом, не иначе, удалось посеять панику в их ряды, я сам был свидетелем этого чуда.
— Чуда говоришь? — учитель положил ложку и уставился на своего бывшего ученика, пытаясь в его глазах постичь истину.
— И что же это?
— Вы же знаете епископа Ульрика? Он… — бывшей ученик, убрав руку со своего меча, подошел вплотную к столу.
— Может давай, лучше я расскажу, я ведь там был с самого начала и все видел, — перебил своего старшего товарища один из пришедших.
— Так что же, епископ мертв? Какая дерзость… — учитель встал из-за стола глядя на пришедших и в сомнениях опустил свою голову, подперев ее своей рукой о чем-то задумавшись.
— Скорее нет, чем да? Он сейчас в церкви, весь в ожогах, в жутком состоянии. Ворота снова под контролем стражи, личная охрана герцога помогла оттеснить врагов за стены. Даже не знаю, они пришли слишком уж поздно… — первый растерянно разводил руками в стороны пытаясь подобрать слова получше, но снова вмешался второй, что перебивал его до этого.
— Все-таки, давайте я расскажу, как все это произошло с самого начало. Это чудо, божественное чудо не иначе. Такого вам видеть мастер Серо еще точно не приходилось. Все горожане в городе только и говорят теперь об этом, само солнце подарило свою силу епископу. Это настоящее чудо, божественное чудо, наша церковь… — рассказчик оперся на стол и с возбуждением говорил каждое слово.
— Что ты несешь? — учитель зло ухмыльнулся и ударил ладонью своего бывшего ученика по лицу, чтобы привести его в чувства, не дав договорить.
— Ты не в себе, а ну-ка успокойся! — учитель зло смотрел на своих бывших опешивших учеников, но потом сменив свой тон на снисходительный, продолжил говорить, сложив руки за спину:
— Ладно рассказывайте все как было с самого начала. Из-за этого нападения мы все сегодня не в себе! Ну что же вы молчите, начинайте!
Потирая, свою ставшую красной, щеку, парень, сняв съехавший немного в сторону шлем, положил его на стол и начал свой рассказ о том, что же произошло у него на глазах, этим утром.
«…Горожане бежали по улицам Гротеска в сторону центральной площади, толкаясь и крича. На их лицах застыли ужас и отчаяние, никто из них не был готов к тому, что война придет в каждый их дом. Горожан охватила паника, все позабыли о своих пожитках и теперь старались лишь спаси свою жизнь. Город пылал, где-то на самом востоке, огня отсюда, с центральной площади не было видно, лишь клубы дыма, устремившегося под самое небо вверх. Я, не думая о своей безопасности, бросился в поток убегавших, стараясь протиснутся через них, чтобы по главной улице добраться до самих ворот. Наконец людской поток иссяк, и я на мостовой оказался совсем один. Нужно было бежать что есть сил вперед, чтобы защитить хотя бы то, что осталось. Ни стражников, ни рыцарей нигде не было видно, также, как и воинов Ордена, и вот я уже подбежал к церкви. К моему удивлению, это здание, высившееся над всеми остальными, было абсолютно целым. Справа от меня все заволокло дымом, а слева и где-то впереди, так же в дыму, были слышны звуки боя. Я бросился туда, ища через пелену дыма стражу или защитников города, но никого из них нигде не было видно. Вот засвистели стрелы, откуда-то сверху, как я понял стреляли с верхнего этажа сторожки, но явно не по мне. Ветер подхватил клубы дыма и моему взору предстала удивительная картина.
Епископ, а это был именно он, я просто не мог ошибиться, стоял на коленях, с добрый десяток стрел торчало из его груди, но он все еще был жив. Вот он оперся на свой меч и поднявшись, бросился снова в атаку, будто и не замечая стрел, торчащих из его груди. Ветер все нарастал и нарастал, разогнав дым окончательно. Теперь я увидел и его противников, они испуганно жались к друг другу, выставив вперед свои мечи, не боясь перейти в атаку. Их было не меньше двадцати, вокруг них, по мостовой, ползали раненые и искалеченные — картина была просто жуткая. Вот епископ поднял свой полуторный меч над головой и бросился в толпу врагов, получая удар за ударом. Я же, глядя на все это безумие, даже оцепенел от страха, понимая, что он один будет продолжать сражаться с ними со всеми. Враги протыкали его мечами, но он не сдавался и не отступал ни на шаг, будто бы сам хотел, чтобы они подобрались к нему как можно поближе. Его меч разил врагов одного за другим, пока не застрял в теле одного из противников. Дальше епископ прорубался сквозь толпу, используя только свои руки. Удары были такой силы, что в тех местах куда он их наносил, оставались лишь обгоревшие дыры, будто металл или чья-то голова. Враги, крича от ужаса побежали в сторону ворот, стараясь спрятаться за лучниками, выстроившимися в шеренгу и ждущими, когда на их линию обстрела выйдет епископ.
Наконец, оцепенение с меня спало, и я, выхватив свой меч бросился помогать, понимая, что этот бой скорее всего для меня станет последним. Епископ снова упал на колени и на мгновение замер. Мне даже показалось что он уже мертв, но каково же было мое удивление, когда он снова ожил и стал выдергивать из себя стрелы, ломая их, будто и не чувствовал боли. Когда же я к нему подбежал, то понял, что епископ будет еще сражаться. Он мотнул головой в мою сторону и начал читать молитву, снова подымаясь на ноги. На его лице сияла улыбка, он молил господа об искуплении и добивал своим мечом раненых врагов, не давая им не единого шанса на спасение. Снова засвистели стрелы, и я толкнул священника к стене стараясь прикрыть собой. Честно сказать у меня это не очень получилось, ведь стоило мне к нему прикоснутся, как я почувствовал исходящий от него жар, жар, который обжигал мне лицо и руки. Мы встретились с епископом взглядами, и я все понял, в тот момент, именно меня нужно было спасать.
Враги перегруппировались у ворот и прикрываясь щитами, снова пошли в атаку. Епископ снял свою изрубленную мечами и продырявленную стрелами броню, оголив свой торс. Ряса поверх которой была надета броня теперь представляла из себя запекшееся кровавое тряпичное месиво, а не одежду. Он отшвырнул ее и с мечом на перевес побежал вперед. На его спине, прямо у меня на глазах следы от порезов и отверстия от стрел исчезали без следа. Это было точно чудом и никак иначе, епископ не читал молитву, он ее уже пел, и я, закричав, бросился вслед за ним, подняв свой меч. Краем глаза я видел, как горожане, стражники и несколько рыцарей поддались кличу священника и тоже покинули свои убежища и бросились воодушевленные на врагов. Воины Ордена остановились, их мораль окончательно была сломлена, даже лучники перестали в нас стрелять и бросились бежать прочь. Защитников города вокруг становилось все больше и больше, врагов оттеснили к самым воротам, просто заваленным трупами сражавшихся. Бой продолжался, до тех пор, пока последний враг не упал замертво на мостовую и не испустил свой дух. Мы кричали, плакали, смеялись и ликовали обнимая друг друга, мы-таки смогли отстоять свой город.
Я искал глазами епископа, идя посреди раненых и убитых, все вокруг представляло из себя кровавое месиво из плоти и стали. На мгновение, мне показалось что епископа убили, но моей радости не было придела, когда я увидел, что он все еще был жив. Теперь он лежал на мостовой, выронив свой меч и корчился от боли. Его грудь и руки были покрыты ожогами, от которых он начал кричать, пока совсем не потерял сознание. Нужно было не медлить и мы, выжившие в этом жутком побоище, подняли его на руки и понесли в храм. Рядом наши товарищи по оружию и просто горожане делали тоже самое. Они больше не бежали и не боялись смерти, каждый кто смог отстоять свое право на жизнь в городских стенах помогал, как мог. Я видел, как вереница людей таскала ведрами воду, пытаясь потушить пожар, вот понесли раненых, пытаясь их спасти, кто-то переворачивал убитых, ища среди них своих родных и близких.
Когда мы вошли в храм и положили епископа на большой стол для церемоний, он снова пришел в себя и схватив мою руку заплакал. Он рыдал не от боли, нет, он рыдал от радости. Ожогов на его теле становилось все больше и больше, кто-то уже начал мазать его целебной мазью, перевязывать и успокаивать. Епископ уснул только после того, как мы напоили его целебным отваром. Какая-то женщина, даже поцеловала его в лоб и запела какую-то церковную песню, еще несколько человек подхватили вслед за ней, вот уже все в церкви молились, восхваляя господа. Я пел вместе с ними, помогал раненым, оплакивал умерших. Еще никогда до этого, мне не приходилось видеть столько людей в нашем храме, люди наконец обрели веру, поверили в чудо, став живыми свидетелями того, как наш господь наделил епископа силой. Когда мы втроем вышли из храма, на восточных воротах уже стояли люди герцога, они возводили баррикады и командовали горожанами, помогавшими им.»
— Мы решили, как можно скорее рассказать вам об этом учитель, еще никогда так не была крепка вера, как сегодня. Люди теперь молятся и верят, как никогда до этого!
Учитель ничего не ответил все это время продолжая молчать, обдумывая все выше сказанное.
— Я думаю нам пора начинать самим строить баррикады, школа станет нашей крепостью, которую ой как не просто будет взять нашим врагам.
— О чем вы говорите, мастер? — в глазах говорившего, бывшего ученика, было недоумение:
— Мы смогли отбить атаку, мы же их победили!
— Нет, это не так! — учитель остановился и снова что-то обдумывая, продолжил:
— Эта была только первая атака, я уверен, что, это нападение, которое вам удалось отразить, было не последним. Скажу больше, враги уже в городе и главная битва еще впереди. Мы будем оборонять нашу школу.
— Но учитель, если нападения продолжаться, город ждет осада и голод!
— Я не отвечаю за горожан, за них отвечает герцог. Я должен защищать своих учеников, тех кто в стенах моей школы и оборону мы будем держать здесь. У нас достаточно еды, чтобы переждать любую осаду!
— Но учитель, это же неправильно, нам нужно объединить усилия вместе с герцогом и городской стражей?!
— Не тебе меня учить, мальчик, как поступать. Вы пришли сюда за помощью, и вы ее не получите! Вам самим нужно охранять склады торговой гильдии в порту, а не заниматься самоуправством! Или вы думаете голод не заставит людей прийти вас грабить? Вы должны выполнить свой долг перед гильдией, а не бегать по городу, спасая его жителей.
— Но учитель…
— Вы свободны! — учитель отвернулся от стоявших в полной растерянности бывших учеников и снова погрузился в свои мысли. Пришедшие, недовольно покачали своими головами и забрав шлема со стола, ушли прочь, ни с чем.
Я продолжал лежать на кровати, молча обдумывая то, о чем говорили последние посетители. Хлеб с клеймом Ордена, трущобы, головорезы Сольвани, последние задания вертелись, не переставая у меня в голове. Вопросов стало еще только больше и не было ни одного ответа. Салли сидел рядом и тоже что-то молча обдумывал, изредка кусая пирожок, который принес с собой, продолжая наблюдать за учителем, начавшим мерить шагами комнату. Я от навалившейся на меня усталости уснул, сквозь сон слыша, как к учителю приходили все новые и новые посетители, прося о помощи. Как мне показалось, он всем до единого отказал. Воля, что пряталась где-то в моей голове, так и не откликнулась на мой призыв, но за то я почувствовал, что снова могу шевелить своими ногами и руками.
— Мастер, Лад снова может двигаться! — Салли выглянул из-за балдахина, обращаясь к учителю Серо.
— Спасибо мой мальчик. Лад, пожалуйста, полежи еще какое-то время, пусть раны окончательно заживут. Теперь вы оба знаете, что происходит в городе. Все эти люди, приходившие ко мне, хотят помощи, но мои ресурсы не безграничны. Я не хочу тратить их впустую, мне вас всех еще нужно защитить. Вы же мои ученики, — учитель подошел к постели и потрепав Салли за рыжие волосы, сел рядом со мной на самый край.
— Нас ждут очень страшные времена, но мы их обязательно переживем. Я вам обещаю. И да, хочу, чтобы ты знал, с завтрашнего утра, ты будешь заниматься только со мной!
— Кто, я? — глаза Салли загорелись от неожиданности.
— И ты тоже, но чуть позже, пока я буду учить только Лада! А тебя, мой мальчик, ждет еще столько дел, что ты совсем позабудешь о тренировках.
— Ладно, пойдем во двор, пусть Лад отдыхает. Нам с тобой предстоит успокоить всех учеников. Так что беги, скажи всем чтобы собрались во дворе. Мы будем готовиться к обороне.
Я снова остался один на один со своими мыслями. Я не знал, поступает учитель правильно или нет, решив не помогать горожанам. Единственное в чем я точно был уверен, так это в том, что после всех его опытов над нами, ожидать чего-то хорошего от него не приходилось. Он же дал обещание Владыке Вечности, что никого не убьет своей силой и теперь, был полностью бесполезен. Окажусь ли я прав, покажет только время.