Штормовой ветер пронесся с юго-запада и потрепал воду. Нева превратилась в бурлящее море. Грузовые баржи оторвались и уплыли. Где-то на другой стороне реки стоял в своем домике царь, наверное, по колено в воде. Он и не подозревал, что Нева лишь ждала, чтобы поглотить его окончательно. Она ждала последнего приказа Карпакова. Иоганн напряженно осматривался. Плывущее дерево толкнуло его под коленки и чуть не опрокинуло. Никто не позаботился о сильно изувеченном парне.
Мимо него с криками, натыкаясь друг на друга, мчались люди. Они стремились добраться до спасительной крыши.
Но паниковали не все. Иоганн, к своему ужасу, понял, что они ждали этого дня, и увидел, как вода Невы разделила толпу на предателей и ничего не подозревающих. Растерянно он наблюдал, как солдаты поворачивали коней и, высоко разбрызгивая волны, скакали к Неве. Надзиратели, гренадеры и драгуны яростно прокладывали себе дорогу. Он хотел, даже рискуя быть обнаруженным, побежать за предателями. Впрочем, это выглядело не очень правдоподобно. Вероятно, в этот момент он сам себя не узнавал. Как можно осторожнее он сбросил с себя рубаху и побрел навстречу толпе, в панике спасавшийся бегством от воды. Она двигалась прочь от реки, в направлении леса, который предоставил бы им убежище. Через полмили от напряжения ему стало не хватать воздуха, но теперь он знал, куда ведет его дорога: не к иве, далеко на востоке за пределами города, нет, она ведет его на Южный берег, напротив Заячьего острова. Дождь хлестал в лицо, левое ухо оглохло от порывов ветра, приведшего реку почти в состояние покоя.
Нева выглядела опасной, почти черной, бездонной глоткой, жаждавшей поглотить город. Только по крышам домов можно было догадаться, где земля, а где река.
Еще издали Иоганн узнал Карпакова.
В своем длинном пальто, которого не касались волны, он стоял на деревянном помосте, воздвигнутом, вероятно, совсем недавно. Присмотревшись, Иоганн догадался, что это грузовой кран со многими блоками, которым обычно пользовались докеры. Деревянными островками лежали вокруг помоста пришвартованные лодки. «Для бегства с острова» — подумал Иоганн. Маленькие ковчеги для избранных, желавших пережить разрушение города. Он продолжал сражаться с водой, пока не споткнулся, и его почти сразу затянуло в поток. Он напряженно осмотрелся, но русалка не показывалась. Вместо нее он увидел Дережева. Страх своей холодной рукой сжал ему горло. Елена! Она извивалась, как дикий зверь, сидевший на цепи. Иоганну стало ясно, что жемчужина, на самом деле, уже у Карпакова. Ветер переменился и доносил до него обрывки фраз.
— Зови ее! — крикнул Дережев Елене.
Иоганн увидел, что она стиснула зубы и упрямо покачала головой. Бледная, как русалка, но с горящими от ярости глазами. В этот момент он бесконечно гордился ею. Карпаков сделал неправильный выбор. Дережев размахнулся и ударил Елену по лицу.
— Пусти ее! — рявкнул Иоганн.
Солдат обернулся, обнаружил его, и, подняв ружье, прицелился. В воздухе хлестнул выстрел. Иоганн бросился в воду, нырнул и почувствовал, как его уносит потоком. Когда он снова вынырнул, то заметил, что солдат озирается, разыскивая его, и затем, вероятно, решил, что поразил свою жертву. Иоганн глотнул воздуха и попробовал еще раз сориентироваться. Как бы ни сложились обстоятельства, ему нужно освободить Елену. Что-то в планах Дережева и Карапакова пошло не так. Русалка не показывалась. Протащившись еще изрядное расстояние, Иоганн оказался в центре толпы, сгрудившейся вокруг помоста. Когда он поднял глаза, то увидел, что Дережев толкнул Елену на Карпакова. Блеснуло лезвие ножа, и прежде чем Иоганн достиг помоста, провел им по руке Елены. Она закричала.
— Зови ее! — крикнул Карпаков. Его хриплый голос звучал, как раскаты грома. Он поставил Елену на колени, держа ее руки над водой.
Теперь Иоганн увидел ножевую рану на ее руке. В первый момент это принесло облегчение, и он удвоил усилия, чтобы приблизиться к помосту. Ветер сдувал в воду кровь Елены. Иоганн верил, что слышал даже звук, с которым красные капли падали в реку. Толпа смолкла. Небо застыло, как на зловещей картине, даже ветер затаил дыхание. Вдруг заклокотала вода. Сначала эпизодически, потом забурлила во многих местах, прозвучали свист и шипение, рыбьи хвосты захлестали по воде. Нева, казалось, переворачивалась снизу вверх. Как и все остальные, Иоганн пригнулся под, пролившимся над ними, мелким дождем.
Они расцветали, как морские цветы. Под водой начали появляться светлые пятна, едва различимые в черном зеркале, затем они приобретали очертания — глаза и жабры, древние суровые лица, спавшие под одеялом из жидкого, темного стекла. Одно за другим появлялись эти лица на поверхности реки. Люди, стоявшие по пояс в воде, застонали и отступили. Некоторые солдаты сжали в руках свои алебарды. Другие начали креститься.
Кое-кто из водяных тварей казался настолько старым, как древний мореный дуб на дне болота. Чешуя и костлявые горбы блестели в блеклом сиянии штормового неба. Они появлялись раненные и разъяренные, но полные надежд — их отделял от вечности один шаг. Целая армия существ, паривших между смертью и жизнью, таких непредсказуемых и опасных, как море. Страх овладел Иоганном — извечный страх, преследовавший и пожиравший. Он судорожно пытался найти свою русалку. Она тоже была там. Человечнее, чем ее собратья, но вся нежность и прелесть исчезли с ее лица. Лошади шарахнулись, соратники Карпакова жалобно попятились.
— Бегите! — закричала Елена русалкам. — Бегите! У него нет жемчужины! У него ее н…!
Крик оборвался, вместо него раздался глухой удар. Железный кулак Карпакова сбил Елену с ног. Девушка застонала и осела на колени. Иоганн бросился в волны. Карпаков поставил ногу на бедро Елены, сталкивая ее в воду.
Этот момент показался Иоганну бесконечным. Он видел, как она перевернулась в воздухе, думал, что разглядел каждую каплю воды, пока жадная пасть Невы пожирала ее.
— Русалка! — заорал он. Но ветер бросил его собственные слова ему в лицо. Волны заливали ему рот и нос. Он продирался по воде, захлебывался и плыл дальше, одержимый тем, чтобы не потерять из поля зрения место, где утонула Елена. Что-то быстрое и горячее проскользнуло возле его уха.
— Русалка! — отчаянно закричал он.
Лицо его русалки обратилось к нему. Казалось, она пробудилась от сна.
— Елена! — кричал он. — Вытащи ее на воздух!
Русалка посмотрела на него, и к облегчению, кажется, поняла. Она фыркнула и нырнула. Через несколько мгновений он увидел, как ее голова показалась ниже по течению — в руках Елена. Бескровное лицо без признаков жизни лежало на ее белом плече. Иоганн с трудом обрел почву под ногами.
— Принеси ее ко мне! — крикнул он.
Но русалка не услышала, она посмотрела мимо него, на лице — грустное удивление. Оно неожиданно вновь стало человеческим и красивым, как и прежде, когда он ее впервые увидел. Внезапный испуг заставил Иоганна обернуться. Задыхаясь, он наблюдал, как Карпаков направился к берегу. Там стоял Дережев, напротив него — долговязая фигура в развевающемся гренадерском мундире.
Митя поднял руку и выглядел, будто хотел помахать рукой русалке. Иоганн хорошо разглядел замешательство в его глазах.
Юродивый обнаружил свою любимую русалку и просиял.
— Русалка! — закричал он. — Сегодня волна принесет саранчу!
Иоганн с ужасом узнал потрепанный мешочек в руках Мити. «Юродивый и русалка» — как песня, вертелось у него в голове. — «Возможно, это разгадка».
— Она тебя не заберет с собой, — крикнул Карпаков юродивому. — Ты не можешь ей приказать. Это сделать могу только я. Я — хранитель сокровища!
Митя, хоть и сбитый с толку, выглядел серьезным, молодым человеком.
— Хранитель сокровища, — повторил он.
— Юродивый знает ответ! — крикнул Карпаков людям на берегу. — Сам Бог дал мне власть над царем. Я ваш спаситель от царского ига. Сдохнет этот кнехтер и вместе с ним его город! Все, кто за мной не последует, утонут.
Солдаты на берегу, до сего момента пребывавшие в безмолвном изумлении, забеспокоились. Началась паника.
Но Карпаков всерьез верил своим собственным словам.
— Дай мне жемчужину! — мягко произнес он.
Наконец, Иоганн сумел выбраться на берег.
— Он врет! — крикнул он Мите. — Ты — хранитель жемчужины, и она у тебя в руках. Отдай ее русалкам!
Митя заколебался. Лица повернулись к Иоганну. Теперь его увидел и Дережев.
Митя бросил на него взгляд, посмотрел в ободранное лицо Иоганна и глянул на русалок в волнах. Узнавание, как солнечный луч, скользнуло по его чертам.
В следующий миг подскочил Дережев и схватил юродивого.
— Дай ее мне! — хрипел он, протягивая руку к жемчужине.
Но Митя сопротивлялся. Дережев вскинул пистолет. В следующий момент раздался выстрел. Плечо Иоганна обожгло огнем, удар откинул его обратно в воду. Последним, кого он увидел, был Дережев с перекошенным от ненависти лицом, и Митя, вцепившийся в него, как медведь. Жалобный зов русалки рассек воду. В отчаянии Иоганн вновь попытался встать на ноги. К его изумлению, кровь не окрасила воду вокруг него, и когда он бросил мимолетный взгляд на свое плечо, то увидел не глубокую рану, а обожженную кожу и странные прямые следы на плоти. Зато Митя истекал кровью. На его мундире расплывалось красное пятно. Юродивый медленно упал на колени. От удара кулака Дережева его рука, в которой он сжимал жемчужину русалок, опустилась.
— Он убил юродивого! — зашептались в толпе. — Юродивого!
Неожиданно Иоганн почувствовал, что это напоминает давнишнюю сцену, когда он стоял на берегу Невы возле тела утонувшей девушки.
Дережев огляделся, над его головой хлестнул выстрел.
— Убийца! — раздался из толпы резкий голос.
Полковник одним махом добрался до помоста и взлетел на платформу. Оттуда вместе с Карпаковым он спрыгнул на баржу и отвязал канат. Карпаков улыбался, получив мешочек с жемчужиной. Старик, казалось, вырос, как тень. Его темные глаза нашли Иоганна, стоявшего в воде, растерянного, с горевшей огнем разочарования грудью.
— Поднимайте воду! — приказал русалкам старый боярин. — Пощади нас, утопи царя и разрушь город!
Его голос гремел над рекой. Валы, охранявшие крепость, были черны от людей, всматривавшихся в Неву.
«Застрелите его! — мысленно просил Иоганн. — Столько пушек для перекрестного огня, и никто не видит, что здесь происходит!».
Карпаков вынул жемчужину из мешочка и подбросил ее в воздух. Она закружилась, идеальная, как капля крови. Шипение прошло через ряды русалок, с глубоким вздохом поднималась вода. Иоганн почувствовал, что приказ Карпакова путами обвил волю русалки, все еще державшую Елену в руках. Но ненадолго она оставалась русалкой — его русалкой, чей взгляд лежал на Митином мертвом теле. Юродивый растянулся в воде, как ребенок на летнем лугу, рука его разжималась, поворачиваясь на волнах к небу.
— Не отпускай Елену! — умолял Иоганн против шторма. — Пожалуйста, не отпускай!
Но русалка теперь повиновалась только реке, слившись воедино с приказом, который ждала многие сотни лет. В последний раз их взгляды встретились, и Иоганн глянул в лицо смерти. Существо с черными и беспощадными глазами склонилось над Еленой, поцеловало ее и отпустило. Лицо Елены погружалось ко дну, как цветок, который тянули рыбы.
— Нет! — крикнул Иоганн, бросаясь, как одержимый в воду. Он плыл, пока не онемели руки.
Волны бросали его туда-сюда, но ему было безразлично, утонет он или нет. Краем глаза заметил гигантскую приливную волну, вздымавшуюся над горизонтом, почувствовал мощное течение, как при урагане, зная, что он и другие затерялись в этом городе. Нырнув, он ухватился за руку с глубоко врезавшимися оковами, но течение отняло добычу, перевернуло его, сдавив водой легкие, и завертело им, пока рот не наполнился песчаной грязью Невы. В нем кипела ненависть. Перед Иоганном появилось лицо, старше, чем другие — страшное морское чудище, готовое, казалось, его сожрать. Чирикнув чешуей ему по горлу, речное существо прижало его к чему-то твердому. Иоганн инстинктивно ухватился. Баржа! Пробкой, дрейфовала она по воде, удерживаемая и охраняемая русалками. На ней на коленях стоял Карпаков. Они с Дережевым пригнулись от выстрелов, которые в панике делали солдаты на берегу. Накатила огромная волна. В считанные минуты город будет уничтожен. Останутся лишь обломки разрушенной крепости, и слезы разочарованного ребенка.
Иоганн почти ослеп от боли, единственное, что он видел, это Карпаков. Все проповеди, услышанные в своей жизни, пришли ему на ум. Но думал он не о Елене, чтобы с ней проститься. Не желая отдавать месть небу, он с криком бросился на Карпакова. Старый боярин обернулся. Из его горла вырвался сдавленный крик, но Иоганн уже сомкнул пальцы на его шее. Он сжимал, пока бородатое лицо не покраснело, и глаза не вывалились из орбит. Вряд ли его удивляло, за пределами ненависти остался другой мир. Мир воды, сильных гладких рук и щелкающих зубов — мир русалок. Он увидел свою русалку. Но только ее глаза казались совсем черными, а зубы блестели в шторме. Русалка зашипела на него, и ему стало ясно, она его убьет. Извивающимся движением она разомкнула ему руки. По ним потекла вода, русалка дернула Иоганна вверх и швырнула прочь. Пока его волны кидали туда-сюда, Карпаков, которого спасла русалка, схватился, задыхаясь, за горло и закашлялся.
Умер он или нет, Иоганн сказать не мог, но для преисподней было, однозначно, мокро. Кроме боли в плечах, он чувствовал маленькие волны, озорными щенками, лизавшие его голени. Это течение, но он лежал на чем-то жестком и холодном. Иоганн осторожно открыл один глаз. Горизонт оказался на месте. «Русалка спасла Карпакова» — подумал он. И следующая мысль каленым железом ударила ему в грудь: «А Елене она позволила утонуть». Воздух, которым он, черт возьми, дышал, был горьким. Голова поднималась с трудом. Он подумал, что его ничего уже не сможет удивить, но сильно ошибся. Он дрейфовал на большом куске сплавного леса, возможно, основе для баржи. Его ноги наполовину свисали в воду и непривычно мерзли. Горизонт простирался перед ним, как серебряная шаль, а справа проплывала песчаная отмель. Он, скорее всего, находился далеко за островом князя Меньшикова. Впереди — Финский залив, справа в море, в пределах видимости — крепость Кронштадт. Приливная волна улеглась. Он видел лишь серебряный покой и ясность бриллиантового неба после шторма. Санкт-Петербург исчез, но Иоганну в данный момент, странным образом было все равно. Каждый удар волны приносил ему воспоминания о бледном, узком личике, которое безвозвратно и навсегда от него ускользнуло. Он променял бы любой город мира, чтобы еще раз услышать голос Елены.
— Жизнь за жизнь, — произнес рядом с ним тихий голос.
Он снова моргнул и различил фигуру на фоне горизонта. Белые руки лежали на деревяшке, девичье лицо смотрело на него. Глаза сверкали, как черные жемчужины.
— Что? — прошептал он раздраженным голосом, в горле скребло, как рубанком по покрытому песком дереву. Он откашлялся.
Русалка улыбнулась.
— Мы выполнили обещание, — пояснила она, положив подбородок на свои идеальные руки. Ее ноготки блестели.
— Да, — с горечью ответил Иоганн. — Вы убили по приказу Карпакова, а его самого спасли.
Ее улыбка стала еще нежнее.
— Ты не понимаешь, — снисходительно заметила она. — Пакт гласил так: «Отнять жизнь или дать жизнь». Он хотел, чтобы мы забрали жизнь, жизнь царя — вместо этого мы спасаем его жизнь. Обещание было выполнено.
Ее слова медленно проникали в его сознание.
— Если бы я не захотел его убить, вы последовали бы его приказу?
Она кивнула.
— Вам пришлось спасти ему жизнь, а приказ?
— Воду мы повернули обратно.
— А город…
— Он на месте, — у нее искривился рот, и Иоганн с глубокой скорбью осознал, что и русалка потерпела убыток.
— Только юродивый и Елена больше никогда не увидят Санкт-Петербург, — прошептал он, даже не подозревая, что одно лишь упоминание имени могло причинить больше боли, чем удар кулаком. Ему придется научиться еще многому. Жить, например.
— Ну, Митино желание исполнилось, — пробормотал он.
Русалка смущенным и печальным жестом пригладила на лбу изумрудно-черные волосы.
— Возможно. Для вас желать просто — житьс выполненным желанием, напротив, тяжелее.
— Я не готов умереть, — ответил он.
— Да, — прошептала она. — Его душа теперь — часть моря. Я слышу его смех.
Видение расплылось в его глазах. Иоганну потребовалось время, чтобы осознать, что он плакал. На его холодном от ветра, мокром лице, как кипяток, горели слезы.
Русалка испуганно посмотрела на него.
— Что случилось? — закричала она. — Почему ты плачешь?
— Почему? — возмутился Иоганн. — Потому что ты — чудовище! Елена — ты помнишь ее? Как ты могла ее бросить? Ты слышишь ее? Ты слышишь ее смех?
— В данный момент нет, — ответила русалка. — Но, возможно, услышу, как только она проснется.
Глянув в его ошеломленное и разгневанное лицо, она захихикала. Дерево закачалось, когда Иоганн сместил свой вес и повернулся. Что-то, все время находившееся за его спиной, начало сползать. Он как раз успел за него ухватиться. Прежде чем тело, лежавшее на краю плавающего обломка, свалилось в воду, ему удалось схватить его за запястье. У него во рту мгновенно пересохло, будто его набили опилками. Он осторожно потянул за предплечье, ее он не отпустил бы никогда, даже за все сокровища мира. Под своими пальцами он почувствовал слабые удары пульса. Она жива! Ему удалось осторожно затащить Елену обратно на дерево. Сверкающий каскад фонтаном обрушился на лодку. Это русалка шаловливо бросилась в воду. Иоганн взял Елену на руки и прижал к себе.
— Я ей кое-что подарила, — сказала русалка. — Поцелуй. Чтобы заставить биться сердце и дышать, пока я ее вытаскивала со дна.
— Почему же ты меня не поцеловала, когда тащила через реку?
— Ты, возможно, и раздаешь свои поцелуи без разбора. Я, нет.
В этот момент тело в его руках напряглось. Елена закашлялась, ее веки затрепетали. Она с трудом разлепила глаза, и посмотрела на Иоганна, будто не узнавая его. Он с неохотой отпустил ее, потому что она выкручивалась из его объятий. Елена оперлась коленями и локтями и кашляла, пока Иоганн не испугался, что теперь, когда она не утонула, задохнется.
За спиной русалки появилось лицо, затем другое, образовался водоворот, когда постепенно выныривали русалки и окружали разбитую лодку. Елена прижала руки ко рту и разглядывала существа, будто видела их впервые. На русалке, их русалке, она остановилась.
— Спасибо тебе! — произнесла русалка своим текучим голосом.
Выглянуло солнце, и тела русалок засияли. Последняя улыбка зависла над водой, потом все лица погрузились. Одна за другой они молча прощались со своей хранительницей. Елена дрожала, отвечая на прощальный поклон. Последнее, что Елена и Иоганн увидели от невских русалок, был блеск под водой, как будто в глубине погасили свечу. Осталась лишь темная вода вечности.
Елена долго плакала, и Иоганн, не зная, как утешить, просто крепко прижимал ее к себе, проникаясь ее скорбью о потере жизни, русалок и бытия. Он представлял себе, как русалки двигались по воде с сокровищем в руках — яркой, красной жемчужиной, которая, как маяк, вела их к сердцу моря. И он увидел перед собой Митю, юродивого, который попал туда, где всегда хотел находиться. Как обломок судна, осталась на берегу Елена. Через некоторое время она мягко высвободилась из его объятий. По безмолвному согласию они повернули обратно. Назад в город, где выжившие ждали, чтобы наводнение окончательно отошло. Деревяшку, проплывавшую мимо, они использовали в качестве весла. Развернув свою временную лодку, они молча гребли, в спину дул западный ветер, а солнце поднималось все выше и выше. Слева от них над морем возвышалась крепость Кронштадт. Наверное, солдаты разглядывали в подзорную трубу двух жертв кораблекрушения, которые храбро гребли дальше. Одна за другой в поле зрения появлялись лодки, затем и первые дома. Вода медленно отходила от берега. Люди сидели на деревьях, разбитые обломки плавали по Неве причудливой лентой.
— Извини, — произнес Иоганн через некоторое время.
Елена глянула на него и улыбнулась. Горизонт зеркальным стеклом скользил за ее спиной.
— За что? С тех пор, как я родилась, я предчувствовала, что однажды их потеряю. Они будут жить — это главное.
Ее улыбка ободрила его и под тенью смерти, которая все еще висела над ним и почти его забрала, он поклялся, никогда больше не тратить время впустую.
— Не теряй меня, — сказал он. — Я… буду строить корабли. Мы сможем переплыть море. Мы свободны, ты и я.
Улыбка исчезла, карие глаза, как темный янтарь, заблестели на солнце. Елена молчала, и Иоганн чувствовал себя человеком, который хотел спасти утопающего и в отчаянии пытался не упустить веревку.
— Ты никогда не мечтала переплыть море? — робко спросил он.
— О, да, — ответила она. — Об этом я мечтаю целую вечность. Но… — в ее слова закралась старая ирония, — не приносят ли женщины на корабле несчастье?
— На нашем, нет, — произнес он твердым голосом. — Мы поплывем под парусами до Копенгагена, Гамбурга или через Адриатическое море в Венецию.
— Поближе к русалкам? — спросила она тихо.
— Мы нарушим их сны, — ответил он и засмеялся.
Ее улыбка была тонкой и хрупкой, как стеклянная паутина. Он сделал ошибку и разбил ее своим голосом.
— Ты поедешь со мной?
К его удивлению она покачала головой. Он совершил вторую ошибку.
— Почему? — закричал он. — Что случилось? Я тебе вообще безразличен? Если, да, так и скажи!
— Прекрати! — бросила она ему резко. — Неужели ты не понимаешь? Ты возвращаешься в свою жизнь. А я свою жизнь только что потеряла. Я была раковинкой, в которой хранилась жемчужина. Теперь от меня осталась лишь оболочка.
— Но мы…
— Оставь это! — закричала она на него. — Ты не понимаешь.
Чтобы закончить ее слова, ему потребовалось бы мужество. Он беспомощно посмотрел на нее.
— Оставь это, Бремов, — произнесла она тише.
— Меня зовут Иоганн, — ответил он. Это прозвучало жалобно. Елена с безучастным лицом смотрела на берег, приближавшийся к ним с каждым ударом весла.