Скелет дёрнулся, моргнул бельмами, поперхнулся вложенным отростком и зашёлся тяжелым кашлем. Клара взвизгнула и отползла на другую сторону могилы.
Гоша, издав победный вопль, приподняла скелет за плечи и хлопнула чуть ниже шеи, выбивая застрявший язык. От натуги глазные яблоки вытаращились и посинели, череп выплюнул змеёй оживший щуп, лизнул им воздух и надрывно вдохнул.
— Лопни мои глаза! — изрёк сверху Иннокентий, который, как оказалось, наблюдал за происходящим с безопасного расстояния.
Череп прислушался и, подобно собаке на запах, поднял голову в сторону слесаря. Бельма вывернулись и уставились на него полыхающими огнём радужками, в которых круглые чёрные зрачки вытянулись и превратились в щели, рассекающие пламя надвое. Длинный и гибкий язык вновь стрельнул из дыры в зубах в направлении Иннокентия. Череп медленно обвёл пламенным взором могилу, задержался на Кларе, пульнул раздвоенной плетью в неё, втянул носом воздух и молвил глухим басом:
— Я умер?
— Ммм… Не совсем, профессор, — мягко ответила Гоша. — То есть, да, конечно. Вы умерли, но с тех пор прошло больше пятидесяти лет.
Череп попытался повернуть голову и посмотреть на Гошу.
— Я не вижу тебя, — пророкотал он. — Выползай.
Гоша аккуратно потянула профессора за плечи, пристраивая спиной к стенке саркофага. Часть овеществлённого скелета двинулась, оставляя на месте не затронутые бурдой и, по-прежнему, иссохшие тазобедренные кости и ноги. Левая рука, на которую не хватило средства, скрипнула и отвалилась, сухо брякнувшись о каменное дно. Пока Гоша старалась, профессор осматривал себя полыхающими взором. Когда все трое оказались в поле его зрения, он поднял перед собой правую руку с грязными загнутыми ногтями, рассмотрел её, накрыл ладонью дыру в груди, в которой пульсировал могуто-камень, прислушался. После этого глаза его вновь прожгли огнём всех по очереди, а бойкий шнур языка хлёстко «понюхал» каждого.
— Позвольте узнать, что здесь происходит, — с раздражением, как показалось Кларе, произнёс профессор.
— Эмм… — протянула слегка растерянная Гоша. — Видите ли…
— Это твоя идея, вострушка, не так ли?
— Да, профессор, — смущённо промямлила Гоша.
— А ты, ясноглазая шалунья, пожертвовала могуто-камнем?
«А ведь и правда! — спохватилась Клара и поняла, отчего у неё сосёт под ложечкой и ноет в груди. — Могуто-камень то теперь у него». И почувствовала себя брошенной сироткой, беззащитной и никому не нужной. В горле застрял ком, а на глаза навернулись слезы. «Как же это я так, а? Вот же глупая курица!»
— А ты, значит, могильщик?
— Слесарь, — презрительно процедил Иннокентий.
— Хм…
«Слесарь-то, похоже, ни чуточки не боится!» — с удивлением отметила Клара.
Иннокентий выглядел уверенно, будто каждый день также ловко откапывал трупы, как раскладывал батареи на рёбра. От его фигуры, вычерченной предрассветным небом, веяло безмятежностью, и Клара тоже попыталась немного успокоиться. Но вид потрёпанного скелета с горящими глазами никак этому не помогал.
Гоша, в отличии от слесаря, такой решительной не выглядела. Будто только сейчас осознала последствия своей затеи, и они не то, чтобы её напугали, но основательно озадачили.
— Никто из вас, не подумал, я вижу, о том, что будет чувствовать тестовый экземпляр, когда его «оживят»? Смотрю, вы даже не удосужились рассчитать норму вещества, — угрожающе пророкотал профессор, затем прислушался одним ухом, повернув череп к груди.
У Клары сжалось сердце — ей, как солисту этой арии возвратка прилетит посерьёзней.
— И как вы себя чувствуете, профессор? — поспешила прервать гневную тираду Гоша, принимая на себя огонь.
Профессор слушал, подняв указательный палец в знак тишины. Затем тщательно ощупал череп, снова посмотрел на руку, протянул её к Гоше, от чего та слегка подалась назад и придавила Клару, вжавшуюся в земляную стену, и сказал:
— Ногти мешают.
— Эт мы мигом, — невозмутимо ответил Иннокентий, и, порывшись в сумке с инструментами, протянул Гоше штуковину, похожую на «дивные пассатижи». Гоша хмыкнула и, как показалось Кларе, ловко обкусала грязные длинные ногти на сухощавой, но вполне живой руке.
— Так лучше?
— Гм.
Клара с удивлением различила улыбку на черепе, хотя, казалось, это невозможно — он и так улыбался во все зубы. Профессор глубоко и удовлетворённо вздохнул и ожог пламенным взором Клару, от чего у неё по спине побежали горячие мурашки.
— Ну, моя ахно-инверторная индукция. Чем обязан?
Клара приняла такое обращение за комплимент, неожиданно для себя хлопнула ресницами и обольстительно улыбнулась. Кажется, профессор решил сменить гнев на милость. А Гоша никак не придёт в себя. Надо спасать положение.
— Профессор, — мурлыкнула она, отчего огоньки глаз у черепа вспыхнули. — Моя дорогая бабушка, Гретхен фон Райхенбах… Вы должны помнить её, она была вашей ученицей и фанатом… Так много о вас рассказывала… Что я просто не могла жить дальше… Есть один вопрос… Вопрос… На который…
— Только вы можете дать ответ! — закончила Гоша эту мучительную галиматью за Клару.
Профессор скользнул по Гоше огненной искрой, даже показалось, что наморщил лоб, и снова уставился на Клару.
— И что же за вопрос такой?
Клару обдало жаром смятения — давно на неё так не смотрели! Она глянула на Гошу, ища поддержки и увидела, как расстроена её подруга.
— Господин Кравцов! Профессор! — горячо проговорила Гоша, придвигаясь ближе к трупу, и как показалось Кларе, стремясь закрыть её, Клару, своей широкой спиной от профессора. — Я так же, как и Гретхен, ваша поклонница. Я прочитала все ваши книги, изучила труды. Но за время, пока вы… Эмм… Пока вас не было… В мире произошли некоторые изменения. Правительство запретило издавать научные труды, все ваши книги были под страхом лишения магии изъяты из общественных и частных библиотек.
Впервые профессор взглянул на Гошу с интересом.
— Ты… бурлак, не так ли?
— Да. Но дело не в этом, — Гоша, ободрённая его вниманием, заторопилась, глотая слова от волнения. — Понимаете, у меня есть все ваши книги, кроме последней — «Философия энергии ахна-волн». Мне удалось найти один экземпляр, но кто-то вырвал середину.
Гоша задохнулась и замолчала.
— Ты бурлак, — повторил профессор, — и дело как раз-таки в этом. Иначе, для чего тебе «Философия энергии ахна-волн»? Что ты хочешь найти в ней? Ответы на какие вопросы?
Гоша сидела на краю саркофага очень прямо, Клара видела, чувствовала, как она напряжена и взволнована.
— Я хочу разобраться, почему мы такие… разные, при том, что совершенно одинаковые, — с отчаяньем в голосе ответила она. — Мы состоим из одних клеток и хромосом, но почему одни плывут на корабле, а вторые за бортом? Чем они не угодили Господу?
— А ты не ставишь простых целей, верно? — профессор подмигнул Кларе, или во всяком случае ей так показалось, и продолжил. — Но ответь мне, бурлак, с чего ты взяла, что меня это интересует, а? С чего ты взяла, что твои душевные муки от несовершенства мира и уж тем более Божьей несправедливости должны меня взволновать? На что ты надеялась, проводя обряд воскрешения? Думала, что я воспылаю жаждой возмездия за обманутые надежды всех бурлаков? Что открою истину, в которой бурлаки вовсе не бурлаки, а Божьи избранники? О чём ты думала, когда варила зелье?!
— Меня зовут Наташа Георгиева, — упавшим голосом пролепетала Гоша. — Я всего лишь хотела ознакомиться с вашим последним трудом. И надеялась, что вы подскажете мне, где его найти. И ещё…
Она замолчала. Плечи поникли, и, казалось, она потеряла всякую надежду уговорить зарвавшийся труп.
Столько усилий, и всё зря — её дорогая Гошенька сидела как побитая псинка. Клара забурлила, как серная кислота в перегонной колбе — с паром из всех четырёх жерл. Да как смеет этот трупный студень так разговаривать с её Гошенькой! Что он себе позволяет?!
Она прищурилась и посмотрела на скалящийся череп. И неожиданно увидела, а потом и ощутила тонкую, едва уловимую связь между ним и собой.
— Вы чем-то недовольны, господин Кравцов?! — прошипела она змеёй — Желаете повторного погребения? Я это мигом устрою!
Она решительно протянула руку к груди профессора, где ало пульсировал могуто-камень. Профессор дёрнулся в своём углу саркофага. Тонкие пальцы схватились за торчащие из земли нити корней, щели зрачков расширились и заполнили полыхающие глаза смертной тьмой. Он щёлкнул зубами.
Удовлетворённая достигнутым эффектом, Клара придвинулась ближе и положила руку прямо на дыру в рёбрах, едва прикрытых рваными лохмотьями кожи.
— За все эти долгие годы, с тех пор как ты сдох, Гошенька — первая и единственная, кто вспомнил о тебе. Мнишь себя гением? Три поколения людей разгребают последствия твоей гениальности. Три поколения несчастных судеб!.. Немедленно извинись перед Гошей! — взвизгнула Клара, доведя себя до наивысшей точки кипения.
— Ис… ссвини… тте, фрой… ллян! — заикаясь пробасил профессор, щёлкнул зубами и стрельнул языком сквозь щербины. Клара была готова — ловко поймала холодный мокрый шнур и крепко сжала его, так, что глаза у черепа снова посинели и выпучились.
— Выбирай, профессор — или как на духу отвечаешь на все вопросы, или я… оставлю могуто-камень, но лично! Своими руками! Закопаю тебя, и ты будешь жить до тех пор, пока черви не съедят тебя до последней костной зиготы. А будет это оч-чень не скоро!
— Мэ-мэ-э! — закивал череп.
Клара отпустила язык, сдула упавшую на глаза прядь волос и почувствовала на плече горячую руку Гоши. Похлопала её успокаивающе.
— Ну! — прикрикнула на профессора.
Череп два раза щёлкнул зубами, провернул вкруговую бельма и виновато осклабился.
— Видите ли, моя суммарно-активная ахно-восприимчивость… Боюсь, что я кхэ-кхэ… Не совсем верно выразился…
— Ну, конечно!
— Я бы и рад помочь, но…
— Что ещё за «но»?!
— Погоди, Кларисса! Дай профессору сказать!
— Кхэ-кхэ… М-да… Благодарю! — скелет церемонно наклонил череп. — Видите ли… необратимые последствия клинической смерти.
— Чего? — подал голос Иннокентий сверху. Даже он не поверил профессору.
— Смерть головного мозга! — раздражённо пробасил профессор. — Вы же не думали, что ваше варево целиком восстановит такое сложный орган, как мозг? Амнезия… Я просто ничего не помню!
— Совсем ничего? — расстроилась Гоша.
Клара растерялась. Что же теперь делать? Им же не нужен мозг профессора. Им всего-то нужна книга.
— Но ведь вы не забыли, что вы профессор Кравцов, не так ли?
— Вспомнил, когда назвали.
— Хорошо. Но что-то же должно было остаться в памяти?
— Ну… Общие размытые картины. Меня били ногами по голове… Потом выстрел… И вот, — он приложил руку к дыре на груди.
— И больше ничего?
Профессор закатил бельма и замер.
— Страх… Меня искали… Охотились… Я убегал… Прятался.
— Кто? Чего они хотели? — прошептала Гоша, до боли сжав плечо Клары.
— Мои последние исследования. Кто — не знаю, не могу вспомнить.
Профессор щёлкнул зубами и полыхнул огнём глаз.
— А что? Что это были за исследования? — голос Гоши звенел от отчаянья.
Профессор пожал плечами и сделал рукой неопределенный жест:
— Вы слишком многого хотите, мадмуазель!
— Ах! Боже мой! Ну неужели нет никаких концов и зацепок?! Вспомните, хоть какой-то ориентир! Где вы жили? Где прятались? Хоть что-нибудь!
Профессор снова закатил глаза, пугая бельмами. Некоторое время они наблюдали, как он шныряет языком и иногда щёлкает челюстью.
— Помню… — наконец произнёс он замогильным голосом, который отозвался внутри Клары тревожной вибрацией. — Ночь… Дождь… Такой необычный фонарный столб… И дерево рядом… Растёт так, будто хочет укрыть столб от непогоды — нависает над ним… А у столба фонарь подвесной… На короткой цепи… Сильный ветер — он раскачивается, и от этого страшно, потому что в тенях прячется… смерть. Фонарь пытается осветить её, выгнать из чёрной тени, она скрывается в пляшущих ветвях косматой кроны. Фонарь выхватывает из темноты дрожащую листву, а смерть хохочет ветром и стекает в черноту корней.
Гоша и Клара переглянулись, а Иннокентий смачно крякнул.
— Ну вот. Уже что-то! — бодро произнесла Гоша. — Может, на столбе табличка была с названием улицы?
Профессор замолчал, надувая бельмы синим цветом. Шло время и уже не только Гоша, но и Клара, и даже Иннокентий затаили дыхание, боясь вспугнуть работу умершего мозга — вдруг и правда была табличка.
Но полыхнули огнём глаза, нервно пульнул раздвоенный шнур, и профессор покачал черепом.
— Малые Вещуны… А больше ничего… Увидел бы — вспомнил… А так — нет.
Клара и Иннокентий разочарованно вздохнули. И только Гоша сидела с прямой, как палка, спиной, пристально глядела на профессора и молчала. Она будто не слышала, что он сказал и ждала, когда он продолжит. Наконец, профессор щёлкнул челюстью, дёрнул плечом и резко спросил у нее:
— Что?
— Что вы сказали только-что? — тихо спросила Гоша.
Клара перебрала фразы профессора в голове и похолодела.
— Нет, — прошептала она одними губами. — Только не это!
— Увидел бы — вспомнил! — повторил профессор. — Зачем так… Впрочем…
— Нет, Гоша! — взвизгнула Клара. — Даже не проси!
— Да, Кларисса! Не обсуждается!
— А что, фройлян! Я б в таком поучаствовал! — слова слесаря пудовой гирей придавили противоположную чашу весов.
* * *
В криминальных сводках Войцеху время от времени попадались случаи разграбления могил бурлаками в других городах. Ходили нелепые слухи о каких-то профессиональных инструментах ушедшей эпохи, которые якобы клали вместе с умершими владельцами в гроб. В среде сыщиков кто-то даже учинил небольшую награду за поимку того сказочника, что распускал эти небылицы. Неужели Войцех наткнулся на болванов, которые что-то такое ищут в могилах? Так или иначе, удача была на его стороне.
Войцех попытался оценить расстановку сил. Он видел пока только одного участника группы — здоровый мужик, который сидел на корточках у разрытой могилы и с интересом наблюдал за происходящим в яме. Там, судя по звукам, находились еще двое… или трое? Он явно различил два разных… женских… голоса — один нервный и срывающийся в истерику, второй уверенный и бесстрашный. Ему понравился этот голос. Еще один принадлежал мужчине — низкий и гулкий он рокотал подобно далеким раскатам грома.
Итого четверо. Для одного Войцеха многовато.
Если вызвать по голодному оку подкрепление, а самому попытаться воспользоваться внезапностью и удачной позицией — оглушить здоровяка, а остальных держать в яме под прицелом ахно-шокера, пока не приедет? Сколько он так сможет продержаться? Часа два-три? Хватит им времени, чтобы прийти на помощь? Пожалуй.
Рука потянулась к голодному оку, другой он нащупал в кармане ахно-шокер, оставалось только нацепить его на лоб. В могиле послышался яростный спор и возня. Вот сейчас! Он приложился к радужке пальцем и чуть не вскрикнул от боли — радужка моментально содрала кругляш кожного покрова, присосалась и жадно зачмокала. Войцех с трудом оторвал ее другой рукой от пальца и только приготовился говорить, как от увиденного у него зашевелились волосы на голове. Он медленно опустил руку и сделал голодному оку отбой.
В прыгающем луче света мужик, сидящий на краю могилы наклонился над ней, принял поданное из могилы тело и вытянул его на траву. Внутри тела пульсировало алым светом, и в коротких и неярких вспышках Войцех рассмотрел полуразложившийся труп. Следом выбралась сначала одна женщина — полногрудая и взъерошенная, затем она помогла выбраться второй — поменьше ростом, с большим задом, перетягивающим ее назад в могилу. Момент был упущен!
— Послушай, Кларисса! Мы зашли уже так далеко, что нет смысла поворачивать назад, — сказала взъерошенная.
“Кларисса?! — затаил он дыхание, не веря в свою удачу. — Неужели вторая…”
— Гошенька, да как ты не понимаешь! — плаксиво ответила Кларисса. — То, что мы делаем — это преступление! Меня посадят!
“Очень даже вероятно! А где третий? Голоса было три!”
— Ах, мой нервный ахно-импульс! — услышал Войцех третьего и с изумлением понял, что это говорит полуразложившийся труп.
“Некромантия?! Да за такие дела…” — Войцех точно не помнил, но сидеть Клариссе было долго и в одиночке.
“Ты моя удача!” — прошептал он и решил не вызывать подкрепление. Некромантию в полицмагической академии он изучал только в теории. Несколько лет назад в сводках проходило довольно сложное дело о некромантах в Африканской Губернии, но подробностей им не сообщали. И кто бы мог подумать, что в Малых Вещунах, на задворках цивилизации, может обнаружиться что-то подобное. Да Войцех прославится на весь мир! Главное не торопиться. Главное не упустить.
Компания явно собиралась уходить — мужик резво закидывал раскопанную землю назад в могилу, Гоша ему помогала, а Кларисса, даром, что истеричка — стояла рядом и просто смотрела. Войцех терпеливо ждал.
Наконец, Кларисса завершила работу над закопанной могилой, придав ей заброшенный вид. Сверху положили и присыпали прошлогодними листьями и сухим мусором скромную надгробную плиту. И только сейчас у Войцеха возникло любопытство — а чей это, собственно, труп. И он решил, что если не откроется раньше, прийти и прочитать, что там накарябано на этой плите.
Труп в лунном свете выглядел устрашающе: без ног, не со всеми ребрами и с одной рукой, с лохмотьями какой-то странно-бледной кожи, он скалился во всю челюсть и зыркал огненными глазами. Тонкий и длинный язык то и дело стрелял сквозь дыру между зубов. Войцех на миг задержал дыхание, когда эта раздвоенная на конце плеть несколько раз подряд выплюнулась в его сторону. Но камуфляжная сетка надежно укрывала его от магического чутья других ахногенов.
Труп запихнули в рюкзак, а рюкзак водрузили на плечи мужику, и компания двинулась на выход.
В сером утреннем свете по спящим улицам Малых Вещунов шли трое.
Гоша, уверенно рассекала грудью лёгкую предрассветную дымку, двигаясь от одного столба с деревом к другому. За ней, пыхтя вздыхая, бормоча и щёлкая зубами, крутясь во все стороны, шествовала двухголовая трёхрукая фигура — внушительного вида небритый мужик в спецовке с трупом на спине. Замыкала шествие Кларисса. Она постоянно вздрагивала, оглядывалась и щелкала пальцами. Это было простое, но действенное заклинание, которое Войцех тоже знал. Усыпить внимание нежелательного свидетеля на время, спутать сознание, поселить иллюзию сна.
К сожалению, от воздействия чужой магии камуфляжная сетка не защищала. Войцех держался за ними шагах в десяти и ему приходилось то и дело творить ответное заклинание, чтобы не заснуть или просто не забыть, где он и что делает. Сколько же у этого ахногена сил, если она без могуто-камня может так основательно магичить? Надо будет проверить потом ее емкость, тут пахнет самой настоящей восьмеркой.
Они то и дело пропадали из вида, иногда целиком, или частями, но потом снова появлялись, и каждый раз Войцех с удивлением наблюдал одну и ту же картину, которую вызывал движением одной руки полуживой труп — в отдельно взятом лоскуте пространства радиусом метра три наступала мрак, зажигался фонарь, поднимался шквальный ветер, косой ливень плотной стеной накрывал кренящиеся под ветром ветви дерева, фонарь мотался на цепи, рождая жуткие картины светотени.
Мужик, пыхтя и пятясь задом, обходил вокруг бушующий обломок природы, чтобы труп мог в деталях осмотреть его. Но каждый раз череп щёлкал зубами и всё заканчивалось так же внезапно, как и начиналось.
— Нет. Не то, — подытоживал труп и указывал в другое место аллеи: — Давай туда.
Так они обошли улицу Хрустальных Гусей и Пятую Хризантемовую. Небо на востоке зарделось зарей.
— Всё! — твердо сказала Кларисса. — Скоро Жилкоммаг явится мести улицы, никакие заклинания не спасут. Домой!
К счастью, желающих подглядывать за странной группой любителей утренних прогулок было немного. Оживший мертвец распространял вокруг себя смертную тоску, которую Войцех чувствовал даже отсюда. Всё живое замирало в страхе, даже листва на деревьях как-то притихла и не шевелилась.
Цыкая и шипя змеей на спутников, Кларисса с великими предосторожностями, минуя открытое пространство, провела шайку по стеночке дома, щелкая пальцами, окутала густым туманом двуглавую и трехрукую фигуру, и наконец зашла в парадную трехэтажного дома, а за ней ввалилась и вся компания. Войцех увидел дверь в парадную — обычную, деревянную, с облупившейся краской и уже высохшую от старости, и внезапно понял, что ему во чтобы то ни стало! необходимо! просто всенепременно! нужно попасть в подъезд до того, как дверь захлопнется. Иначе он потеряет их. Он не знал, откуда появилась эта мысль и в следующее мгновение стала уверенностью. Не было времени анализировать. Он рванулся вперед, в два прыжка очутился у двери и головой вперед бросился в сужающийся проем. А в следующий миг сам оказался в замедленной съемке. Он почувствовал, как его нога очень медленно и прочно цепляется за невысокий порожек, как он теряет равновесие и как тягуче плывет куда-то в темноту.
* * *
«Конечно! — думала Клара, устало переставляя ноги. — Куда ещё тащить труп, если не к Клариссе фон Райхенбах?!»
Но сопротивляться Гошиному напору не было сил. С самого кладбища ей все время чудилось, что за ними кто-то наблюдает. Несмотря на то, что туман, так вовремя выпавший поутру, скрывал их шествие, она не могла отделаться от ощущения, что каждый житель смотрит на них из-за шторки, наблюдает за двухголовой и трёхрукой фигурой в сопровождении двух пыльных от могильной земли не совсем нормальных девах, и набирает номер полицмагии. На всякий случай.
Без могуто-камня она чувствовала себя слабой и уязвлённой. А ещё так, будто у неё теперь одна кровь на двоих с профессором, одно дыхание и моментами даже одно тело — ноги и левая рука ныли, как при запущенном радикулите, и всё время хотелось высунуть язык.
Зайдя домой и закрыв дверь на все замки, цепочку и щеколду, Клара обессиленно опустилась на пуфик, который ждал её и от нетерпения подскакивал на изогнутых ножках.
— Мои маленькие друзья! — проворковал воодушевлённый Николаша с кухни. — Поскорей мойте руки, пейте молоко с печеньем и усаживайтесь поудобней…
Клара видела, как Гоша и Иннокентий с профессором на спине прошли в кухню, оставляя на паркете кладбищенскую грязь, но не было ни сил, ни желания возмущаться или просто даже подумать о том, что она — хозяйка в этом доме и должна как-то проявить себя. Полумрак передней, мягкий пуфик и тёплая стенка, на которую она оперлась спиной, вызвали в уставшем теле истому, а в голове апатию.
«Сиденьем города берут, — говаривала бабушка. — Вот я и посижу. Авось само рассосётся» — примерно такая мысль поскреблась в оцепеневшем от усталости мозге Клары, прежде чем она отключилась от реальности.