Руки Либерта тряслись, а сердце было готово выпрыгнуть из груди, будто шустрый молодой кузнечик. Архимаг скакал на своём гнедом мерине, чувствуя, как за его дрожащей спиной шло целое огромное войско. Войско, которое шагало к бою только ради своего архимага. Войско, что было обязано быть для него опорой и защитой, но по-настоящему, по каким-то неведомым причинам, пугало, страшило и пробирало мага до мурашек.
Множество разговоров и такое же множество различных голосов. Голосов всех оттенков и красок, голосов, что не могли не пробирать до дрожи пугливого бедного мага.
«Среди них наверняка есть предатели, способные собрать достаточное количество последователей и попробовать уничтожить меня, такого слабого и робкого, такого до безумия смешного и нисколечки не величественного», — думал скачущий Либерт, иногда поворачивая голову к собственному войску, плетущемуся позади. Белоснежные одежды трепетали на лёгком вечернем ветру, тонкие ломкие волосы развевались как флаг, а руки мёртвой каменной хваткой вцепились в удобные поводья.
Такое дикое множество разных голосов и толком не было слышно ни единого внятного диалога, ни единого чёткого слова или звука… Где-то в громадной вооружённой толпе брёл и тот самый командир. Мало ли какие слухи о Либерте он мог тут разносить… Люди чувствуют неуверенность и страх другого. Либерт всегда вооружался этим знанием, понимая — каждый солдат сейчас шёл в бой не из-за своего архимага, не ради него и не за него. Многие давно мечтали увидеть на месте их предводителя далеко не тощего бледного боящегося человечка…
Солнце исчезало у далёких обширных крон. Вокруг Либерта становилось всё тише и тише, а вот в войске разговоры только нарастали, перерождаясь в шумный базарный гул. Никакой дисциплины, никакого подчинения и воспитания. Солдаты говорили то что хотели и вели себя так, как считали нужным себя вести.
— Поход против сатанизма… Тьфу! Ну и брехня! Какое нам всем дело? Может назад повернём? — озвучил свои мысли старый вояка, шлем на голове которого ярко блестел чищенной сталью.
— Давид, хары чушь нести, — ответил солдату парень помоложе, презренным взглядом смотрящий прямо ему в глаза. — Мы же обязаны быть воинами добра и света, справедливыми и честными людьми. Этот поход — это давняя мечта нашего Ордена, это самая главная цель и желание архимагов. Ты что, плохо Джона слушал? Ты не вдохновился его пламенными заразительными речами?
В ответ на эти слова старый вояка, которого слушали многие и многие в этом войске, только рассмеялся себе под нос, злобно посмеиваясь и крутя головой:
— О чём ты вообще говоришь?… Да всем плевать же и на Либерта, и на Орден. Мы пришли сюда деньги зарабатывать, а не головы на полях складывать мёртвыми рядами. Верно, мужики? — спросил Давид, тут же услышав одобрительные улюлюкания.
— Пффф… Тоже мне — армия Церкви Господа. Мерзкие какие, только корчите святых… — диалог на том и закончился. Дух большинства солдат был ясен, как небо над головой. Ничего защищать они не собирались. Их интересовали только деньги и собственные жизни, никто отдавать их за Либерта и в помине не собирался.
Доспехи звучно гремели, а мечи плавно покачивались в такт ходьбе, крепко держась в кожаных ножнах. По войску волнами ходили речи. Речи, которых так боялся архимаг-предатель Либерт.
— А может ну его, этот поход? Что ж зря то помирать? Глава нашей магической башни вон какая несамостоятельная тряпка. Экая стыдство оберегать его тощую пугливую сраку, — ныл кто-то в толпе, и множество голосов повторяли его слова. Волна за волной по войску катилось нехорошее о Либерте, а командир Джон, незаметный на фоне огроменной бредущей шумной толпы, только посмеивался, наблюдая, как каждый из солдат постепенно начинал понимать не только бессмысленность похода, но и слабость их архимага.
— Ну вот боже, какое уважение к такому боязливому маменькиному сыночку? — рука воина опустилась на сверкающей в закатном свете эфес. — Даже сталь не сделает его более статным, гордым, величественным, не сделает его человеком с по-настоящему лидерским стержнем, — подытожил мысли других какой-то старец, смотрящий на реакцию и слушая слова окружающих его братьев по оружию.
Молодые и смелые, они в одну глотку говорили:
— Даже ты не боишься выступать войной на зло, обнажать против него меч и драться смело и отважно, что настоящий воин-юнец. А наш то… Либерт знатный ссыкун, все это знают. Пора сменять этого пидо…
— Шшш, не так громко… — прикрыл рот говорящему ещё один юнец. — Мы хоть и в середине колонны, однако архимаг и услышать может…
— Думаешь этот дурак не знает мнения большинства? — зовёлся воин, толкнув брата по оружию и сурово смотря на бесконечные вооружённые аккуратные толпы. — Здесь только слабак или же глупец собирается защищать Либерта. Остальные тут за деньгами, за славой, за карьерой. Никакой тощий гомик здесь ни кому не всрался!
— Очень грубо, но правдиво, — одобрительно-спокойно покачали головами вояки и тяжёлые шлема на их макушках яростно заверещали.
— У всех архимаги как архимаги, а у нас Либерт, — закончил за всех старик и все разговоры умолкли. Солдаты больше любых слов любили дело. Особенно военное.
Краешек луны наконец показался из-за лёгких невесомых туч. Россыпь звёзд затмила небосвод, провожая последние закатные лучи. Армия продолжала петлять по одинокой каменистой тропке, бодро переставляя ногу за ногой. Латы шумели, будто окружающий плотный лес, а руки были готовы в любую секунду схватиться за меч и отстоять право на собственное существование, сразиться с врагом. Мало ли что могло случится… На этой дороге многие прощались с жизнями, хоть речь обычно шла о вялых, слабых и безоружных.
Либерт старался успокоиться под мерный ход его лошадки. Стук копыт о землю, такой привычный и родной, создавал хоть какую-то атмосферу.
— Такая прекрасная погода… Вот уже и ночь нагрянула, а мы всё идём вперёд и идём. И за моей спиной бредут вооружённые отряды, что обязательно успокоят, спасут… Это же мои солдаты, я обязан верить в их преданность, — однако страшные мысли ловкими червячками грызли его душу. Будто все предатели, будто везде смерть, будто нет нигде и ни от кого защиты и помощи, словно все бросили, словно кинули, словно он беззащитен и слаб… — Вот сука! — рука опустилась на лошадь, заставив ту отчаянно завертеть головой и истошно заржать. — Ничего не помогает. Я так боюсь… И моё войско — никто тут и не собирается меня защищать, это ж ясно как день…
Топот больше не мог помочь и даже с разговором подходить было не к кому. Везде были одни недруги, одни враги, одни убийцы. А он, Либерт, был совершенно одинок в этом параде смерти и ужаса. Он был одинок в кружении тысячи тысяч военных, командиров и прочих людей, которых он не сплотил вокруг себя, которых не удалось уверить в том, что он настоящий волевой лидер.
— Да какой из меня лидер? Я занимаю место архимага незаконно, это и так понятно. Может мне сбежать прямо сейчас? Этих отправить обратно в башню, золото раздать… Но разве так делается? Дамир, он наверняка следит за мной везде и всюду. Он убьёт меня за неподчинение, ему это легче лёгкого. Так как мне поступить? Неужто моя смерть близка при любом доступном раскладе? — размышлял Либерт, изо всей мочи стараясь отвлечься от этих злобных длинных червяков, грызущих похлеще любого хищника.
Тишина в армии всё никак не могла устаканиться. Слухи, разговоры, злобные шутки — архимаг чувствовал это своей дрожащей спиной. Каждого из них он стал считать предателем, гнусным человеком жадным до денег или же просто злодеем. Спокойствие отныне ждало этого человека лишь в гробу, хотя и там подземная живность с лёгкостью настигнет его несчастное тело.
«Почему всё так обернулось? Я никогда не мечтал о власти. Я всегда хотел спокойной жизни обычного человека. Я мечтал наслаждаться теми вещами, какими наслаждаются обычные люди. И никаких интриг, козней и планов я никогда не строил. Так как судьба довела меня до этой черты? Черты, где я не просто архимаг, а ещё и предатель, тайный агент огромного Плана мирового масштаба? Почему именно я, ну почему?» — руки как бешеные задрожали, враз лишившись своего подобия смелости. Спина и всё тело тут же неистово заболело и Либерту оставалось только опустить голову, смотря на быстро удаляющуюся тропинку да на бег ретивого коня. Тропинка летела, словно подталкивая худого как жердь архимага к смертному одру, после которого того непременно бы ждал ад. «Ждёт меня огонь. Огонь праведный и заслуженный. За убийства, за ложь, за предательство, за организацию того, что произошло в Чёрном городе, за поддержку зла. За всё мне воздастся. Но хотел ли я всего этого? Почему я был втянут в такое, кто позволил мне это? Бог — неужели ты дал возможность злу так поработить и без того грешную землю? Или какие силы привлекли меня на этот путь?»
Либерт только сейчас начал осознавать — его жизнь клонится к неотвратимому и страшному закату. Пришло время платить по счетам и Богу было неважно как именно и почему архимаг вступил на свой тернистый предательский подлый путь.
Шумная длинная цепочка продолжала свой нелёгкий путь в неравный тяжёлый бой. Никто не знал какое будущее уготовила им госпожа Судьба. Каждый шёл вперёд осознавая, что может больше никогда не вернуться.
Не смолкающие разговоры сбавляли тягучую ночную атмосферу. Вояки веселили себя как могли, отшучивая едкие и известные анекдоты. Серьёзным разговорам все предпочли веселье и оптимизм, что маленькими капельками, но захватывал всё больше и больше сердец бравых солдат.
Луна ярко играла на доспехах, а ночные звёзды складывались в целые созвездия. Бойцы тыкали в них пальцами, словно дети, впервые видящие чудеса и фокусы. Кто-то вспоминал родных с лёгкой ноткой грустинки, кто-то рассказывал о своей тяжёлой жизни, а кто-то брёл молча, разговорам предпочитая угрюмое молчание.
Бойцы приближались к тому полю, где были обязаны встретиться все четыре армии магических башен. Бойцы двигались вперёд, толком не зная с чем им придётся столкнуться. И только Бог ведал с кем и как им всем придётся воевать.
***
Даже над песчаными бесконечными просторами вставал яркий серебристый полумесяц луны. Безветрие царило в песчаных курганах, а тишина всё никак не могла успокоить это место. Работа не заканчивалась ни на миг. Башенные маги всё строили и строили, и молотки ни на секунду не опускались на землю. Пот стекал с их уставших тел, а глаза закрывались от нахлынувшей в них дрёмы.
— Черти, работайте усерднее. Больше половины работы уже позади. Не отчаиваемся и работаем до победного часа, — пытался подбодрить Авиад, тут же хватаясь за гранённый стакан и опрокидывая холодную воду прямо на полысевшую седую макушку. — А работяги то молодцы на самом деле… В этакую жару можно только сдохнуть, а они так стараются… — пробурчал свой позитивный комментарий старик, явно радуясь заметным успехам.
Башня всё вытягивалась и вытягивалась ввысь, превращаясь в ещё более прекрасный, красивый и величественный замок. Стук, грохот и множественный топот оглушали ночную тишину. До безумия громкий шум того процесса, что постепенно возрождал башню Флотлер, возвращал её к жизни, давал ей последний шанс вдохнуть свежего ночного воздуха.
Стража по-прежнему держалась по обе стороны от вредного старика. Непоколебимая и невозмутимая, даже ей был запрещён отдых или сон. Их дело было в охране Авиада, для того и держались их крепкие руки на огромных размашистых секирах. Никакой сон для них в качестве чего-то обязательного не предназначался. Их целью была работа, работа и ещё раз работа, как и у всех на этой грешной земле.
Акбек, тот самый лысый вольный разведчик, лёгкой вальяжной походкой подошёл к Авиаду, низко клянясь тому к земле и не смея и взглядом коснуться его голубых одежд и старческого королевского лица:
— Архимаг башни Флотлер, наш Авиад! Я пришёл в такую безветренную ночную темень только по вашему личному приказу. Думаю, вам нужно сказать нечто срочное? — предположил Акбек, наконец поднимая голову на Авиада и смотря тому прямо в глаза.
Старик медленно и с тактом кивнул, начиная речь:
— Прости за столь поздний час, однако переговорить нужно прямо сейчас, ибо решение не может переноситься бесконечно, мы обязаны продолжать нашу разведывательную деятельность, — Акбек в ответ лишь кивнул, как всегда широко улыбаясь да пристально и неотрывно смотря в глаза архимагу. — Как ты и сам прекрасно понимаешь, новости даже мелкими крупицами не проникают в наши земли. Что-либо узнать мы не можем ни в пустынях, ни на рынке, где очень редко можно встретить осведомлённых в политике людей. Именно поэтому поутру я планирую отправить тебя в столичный город в качестве лучшего разведчика из всех мне известных. Всё узнаешь, запомнишь и доложишь! — подытожил Авиад, говоря вкрадчиво и неспешно.
Акбек повторил ранее мастерски исполненный поклон:
— Благодарю за ваше признание и доверие, мой дорогой ценный архимаг. Вы всё верно рассудили. Только встанет солнце — я уеду, чтобы узнать об окончательном решении Вальтера и дальнейших действиях Ордена магов, — разведчику будто бы пришлась по душе эта неожиданно свалившаяся работа и в его голосе чувствовалось истинное возбуждение и желание выступать в поход хоть прямо сейчас. Луна ярко освещала круглую милую лысину разведчика, покуда тот не поднял голову, уже готовый отойти к последнему сну возле во всю строящейся башни.
— Да, Акбек, ты знаешь что я на тебя рассчитываю. Вся самая сложная работа всегда достаётся тебе, ведь ты — самый умелый и преданный маг в моём окружении. Тебя не подкупить, тебя не переманить, тебя не убить — ты во всём превосходишь подавляющее большинство слабаков… Эх, когда-то я так был похож на тебя, — старик уже было ударился в воспоминания, однако лысый разведчик не дал и единого шанса этому случится.
— Потому то я и рядом с вами. Между нами есть нечто схожее, такое незримое и едва мерцающее в этом знойном воздухе… Нас свела вместе судьба, это определённо так, — Акбек улыбнулся своими казавшимися суровыми глазами, глядя на то, как даже Авиад позволил себе бросить небрежный смешок.
— Акбек, твоя правда. Нас действительно свела судьба и свела не просто так. Мы здесь ради одной и той же цели. Мы здесь ради перемен и ради будущего. И вся наша совместная работа рано или поздно принесёт свои плоды. Я не сомневаюсь в этом, — закончил старик.
— И я ни разу не сомневаюсь. Победа всегда была за правдой и силами добра, и сейчас мы совершенно точно одержим верх и докажем, что победа может быть только на нашей стороне, — кулаки злостно столкнулись в воздухе, словно бы показывая решимость Акбека.
— Конечно докажем, конечно докажем. Иди отдыхай, а поутру будь готов отправляться в путь. Божественный План не ждёт! — старик невесомо шелестнул одеждами, закидывая ногу за ногу.
— Спокойной ночи, — пожелал Акбек, успокаиваясь после высокопарных речей.
— Спокойной ночи, — позитивным голосом ответил старик, наблюдая за удаляющейся фигурой, важнее которой мог быть только сам Авиад.
Позитив наполнил уставшее дедовское тело, заставив то блаженно откинуться на скрипучую спинку да по-глупому улыбнуться, закрывая глаза и вслушиваясь в мерный шум, доносившийся со стройки новой магической башни Флотлер.
— Как же хорошо быть вокруг преданных тебе людей. Особенно зная, что они будут с тобой до конца и позволят выйти из этой мировой игры полноправным победителем! — приговаривал старик, не слыша, как лёгкие робкие шажки проследовали к его удобному крепко слаженному стулу.
— Господин архимаг, — обратился подошедший работяга и Авиад приоткрыл один глаз, давая знак, что очень внимательно слушает. — Прошу, дайте нам передохнуть хоть одну ночь. Непосильная и тяжёлая работа и так была ускорена во много раз, а наши строители уже начинают сдавать позиции. Кто-то уже трупом валяется на жаркой земле… Ну смилуйтесь же, прошу Вас! — уставший шатающийся тощий работяга грохнулся к старым ногам архимага, а тот вновь прикрыл глаза, расплывшись в улыбке, так сильно оголяющей морщины на его древнем лице.
— Так уж и быть. Отоспитесь малость, даю добро, — строитель прослезился, поцеловал подол одежд старика, брякнул ненужное «спасибо» и пустился к своим коллегам, вприпрыжку, словно кенгуру. Старик был слишком радостен и сегодня позволял каждому всё что угодно. Не время злиться, не время переживать, не время запрещать!
Замечательная ночь дарила замечательное настроение, и Авиад вдыхал этот воздух, чувствуя, как его мечта становится всё более реальной и всё более воплощаемой. Она уже буквально чувствовалась кончиками его пальцев и никакие Демиурги не успевали взять ситуацию под свой контроль.
***
Тяжёлое сопение и рычание шумно вырывались из-под огроменного капюшона. Доспехи бряцали, а молнии по-прежнему перебегали с одного пальца на другой. Погода не менялась, не менялось и таинственное путешествие фигуры сквозь жару и толстые слои песка.
На сей раз преследователь ступил на дорогу, аккуратно обложенную гладко вытесанным камнем, дорогу, что петляла по пескам, невольно приглашая заглянуть в крупную пустынную деревеньку.
Преследователь знал, что именно этой дорогой пойдёт маг из Эдема, что он вернётся сюда, что он непременно посетит это место. Потому его ноги ступали своей тяжёлой поступью всё ближе к центру деревни и первым её бревенчатым домам.
Деревня казалось до безумия пустой и безжизненной. Мёртвой, тёмной и абсолютно нелюдимой. Ни души, ни следа, ни признаков жизни.
— Кхр… Ррр… Кххр… — порыкивала бодро идущая фигура, озираясь по сторонам и будто бы ища хоть какие-то ориентиры.
Дома проносились по бокам, пыльные и старые, одинокие и покинутые, с черепичными крышами и с обвалившимися вовнутрь потолками, дряхлые от сырости и вполне себе добротно выкрашенные, яркие и нарядные.
Редкие магазины изредка виднелись в дали, однако входы в них были недвижимыми и словно бы мёртвыми, уже ненужными и оттого ужасно грустными. Дороги пустовали, пустовала и главная артерия деревни, её незыблемый круглый центр, по которому обожали гулять все в этом ранее таком людном и живом месте. Все почитали то толстое дерево с многочисленными объявлениями о пропажах самых разных людей, все обожали удобные низенькие деревянные скамеечки и кусты, тут и там растущие по кругу, яркие и восхитительно пахнущие кустики, манящие своими спелыми ягодами и соблазнительными ароматами молодых распустившихся бутонов.
Фигура прошла сквозь центральную часть деревни и побрела дальше, уже и не надеясь в этом мёртвом месте встретить хоть одного здорового, бодрого и живого человека. И молнии на его ладони ускорили свой ход, словно разом пришедшие в неистовство на пару с бешенством.