Шлагбаум на въезде в расположение длиной восемь полноценных шагов.
Или протяжённостью в двадцать две белые полоски и двадцать три красные.
А если взять за единицу измерения расстояние между большим пальцем и мизинцем, сорок один чего-то там… Но так измерять плохо. Полоски мешают, постоянно тянет перемерять из-за цветового перепада. Кажется, что сбился.
Ещё можно вместо линейки приспособить фалангу указательного пальца, однако получаемые цифры сильно разнятся при пересчёте. Слишком неинтересно даже для убивающего время постового.
Самый лучший способ развлекаться с математикой шлагбаума — закрыть один глаз, быстро выбрать малозаметную точку на полосатой трубе и постараться угадать, сколько до неё в шагах, фалангах и ногтях.
Ну а чем мне ещё заняться? За целый день лишь дважды мимо проезжали. В остальном — тоска…
***
Коммуникатор разразился тихой трелью. Подивившись, кому я понадобился, достал давно ставший моим окном во внешний мир приборчик и в миллион первый раз пожалел, что по нему нельзя передать весточку родителям. Тяжело им там… А ну ка, собственного сына пережить.
Но ни позвонить, ни сообщение отправить нельзя. Все межпланетные каналы связи под государственной монополией и строжайшим контролем. Об этом в сети много написано.
Каждое послание, включая банковское, проверяется тщательнейшим образом и только потом отправляется дальше. Искусственно созданное бутылочное горлышко, легко перекрываемое хоть полностью, хоть выборочно. Вякнет кто-то что-то не то, пусть и совсем невинное — программист вобьёт его фамилию в чёрный список, и всё. С внешними мирами не свяжешься. А умные алгоритмы ещё и ближайшее окружение возьмёт на заметку, чтобы не вздумали помогать прорваться сквозь блокаду.
Исключение — представительство Федерации с его дипломатической почтой, по-прежнему закрытое. Я взял за правило проверять расписание работы раз в три дня, надеясь неизвестно на что, и плохо понимая, что делать, если оно откроется. В одном был убеждён: возвращение межзвёздных клерков ознаменует конец войны, смягчение правил и ограничений, увеличение трафика в космопорту и удешевление перелётов. Тогда и улизнуть отсюда, надеюсь, получится проще и дешевле.
Но пока — ни намёка на возвращение в мирное русло, всё только ухудшалось.
В Нанде, по заверениям дикторов центральных каналов — последнем бастионе демократической свободы, эта самая «демократия» цвела вовсю. Под громкие речи об «Агентах Влияния» заблокировали все общие с другими странами соцсети и все новостные сайты, кроме внутригосударственных источников информации. Голосовая связь между странами ещё работала, но тоже регулярно сбоила и операторы лишь разводили руками, невнятно лепеча о технических проблемах.
При более настырных требованиях общественности привести коммуникации в порядок, начинала звучать риторика с размытым упоминанием всё тех же «Агентов влияния», «Коварного врага», «Пятой колонны» и с обязательной отсылкой к суровым военным будням, монолитности рядов и развращению молодёжи всевозможными провокаторами. Причём несли всю эту благомуть чинуши всех рангов, абсолютно добровольно вставая на защиту бизнеса и его проблем. Оказалось, бывает и так, совершенно фантастически.
… Коммуникатор не успокаивался, мерцая на экране предельно понятной надписью:
«Взводный»
Нажал «ответить», прижал аппарат к уху и доложил:
— Маяк на связи.
А вот ответ шокировал. Я услышал сам себя, и даже сразу вспомнил, где я это произносил:
— Стан! Меня обкладывают!.. Стан! Вы там что, ноги делаете?! Уроды конченные!!! Минус! Стан!
Аудиозапись закончилась, сменившись приятным мужским голосом, который я поначалу не узнал.
— Вит Самад? Мне бы хотелось с вами поговорить. Предлагаю не откладывать мероприятие и встретиться сегодня же, за пределами вашего лагеря. Точку найдёте по навигатору. Рекомендую согласиться. Если запамятовали, это Майкл.
Имя объяснило многое. У меня всего лишь одного знакомого так зовут. Того самого, из СБН.
Голос же продолжал, особо выделяя моё имя:
— Вит! Если не хотите, то можете никуда не ходить. Тогда прослушанной вами записи будет дан ход. Понимаю, звучит, как шантаж, но эта встреча необходима в первую очередь вам. До свидания, — попрощался со мной голос, прерывая разговор и не интересуясь моими ответами.
Пойти к командиру? И что сказать? Что у безопасников чудесным образом появились записи моих воплей при диверсии на чужом производстве? Покаяться, мол, извините, но я ещё парней приплёл, чётко и громко выкрикнув их позывные? А ведь это срок… Чистый. Никакие адвокаты не отмажут.
Надо встречаться. Если мои вопли всплывут, то… У них ведь и запись голоса Стана иметься должна. Он же мне отвечал.
От усиленных раздумий на лбу выступил пот.
Совсем плохо. Теперь у СБН комбинаций, как меня предателем в глазах сослуживцев сделать — широчайший ассортимент. И везде я крайний. Впрочем, встреча тоже ничего мне не сможет дать, кроме маленького выигрыша во времени. Но это лучше, чем ничего.
Поделиться с Психом? Уведомить, куда иду, без особых пояснений, ради того, чтобы знали, где искать?
В целом, направление верное. Если меня схватят, то он успеет предупредить, кого надо, чтобы приняли меры. Заодно и крысу поищут. Узнали же откуда-то безопасники, что я в наряде, скучаю в одиночестве у перегораживающего въезд шлагбаума? Идеально момент для звонка подгадали. Для бойца одиночество — роскошь.
Взгляд скользнул по территории — видно меня почти отовсюду. Со спортплощадки, от крайних домиков, с верхнего этажа административного здания. И везде люди. Недавно закончился ужин, личный состав прогуливается, наслаждаясь свободными минутами, отдыхает. Стукач где-то тут, рядом…
До окончания наряда оставалось совсем немного. Потом меня сменят. Разводящий офицер выслушает рапорт, отправит в оружейку и порекомендует торопиться в столовую — поварам тоже надо отдыхать… Коммуникатор, до сих пор зажатый в ладони, стал противен. Меня же через него слушают. Любой чих, любая неосторожная фраза — крючок. Выбрасывать звонилку глупо, носиться с ней ещё глупее. Остаётся…
Да! Пойду!
Активировал навигатор, отобразивший как моё положение (хотя точно помню — геолокацию отключал), так и точку в паре километров от расположения, на берегу реки. Смелость Майкла в выборе места для встречи коробила своей наглостью — и не боится ведь, что я с подмогой припрусь?!
Сделав несколько глубоких вдохов, успокоился. Правильно я решил. Поговорю с Психом, а дальше видно будет. Он, при всей своей чудаковатости, человек образованный и в бригаде давно. Подскажет, как умнее.
***
Я нашёл старшего товарища в комнате за просмотром визора. Показывали какую-то комедию положений с явно переигрывающими актёрами и многоголосым смехом за кадром в нужных местах.
Меня он приветствовал вяло.
— Отстоял?
— Да, — коротко ответил я, а дальше, после паузы, добавил. — Надо поговорить. Без свидетелей.
Псих повернул голову ко мне.
— Слушаю.
— Я… это… — замешательство накатило внезапно. Пока шёл — в деталях представлял разговор и расставлял акценты, а теперь… сплошное косноязычие. — Короче!..
Дальше я сжато изложил историю знакомства с Майклом, опуская те же подробности, что и в беседе с Кано. Врать надо всегда одинаково — известный постулат. Про метание гранат вообще промолчал, при этом во всех красках осознавая, как обрезано звучит моя история и от того чувствуя жар на щеках и мочках ушей. Стыд называется. Однако пробалтываться о таком нельзя — там не я один присутствовал.
Дойдя до звонка, сделал упор на непонимании происходящего и невнятно мямлил о том, что совершенно не понимаю, что от меня хотят. Отдельно упомянул про коммуникатор, оставленный на улице. Пусть лежит, никто не возьмёт.
Отдыхающий Псих слушал безэмоционально, почти не моргая. После итогового: «Вот я и решил посоветоваться», он обронил:
— Друг! Я, может, и владелец нестабильной психики, однако не сумасшедший. Ты упустил некую часть истории. Рискну предположить, что связанную с Минусом, Станом и Кано.
Я хотел было возразить, но этого не потребовалось. Мой первый номер посчитал нужным объясниться:
— Ты знаком с парнями, они тебя приглашали в гости. Не в их правилах делить стол с теми, кому они не доверяют или с малознакомыми людьми. Привёз тебя Кано, по роду деятельности изредка руководящий разнообразными операциями в тылу. Сопоставляем: недавно Минус и Стан находились в отпуске, но их легко могли выдернуть, при необходимости, для чего-то нужного бригаде. Тебя в отпуск не отправляли, выходит, случайная встреча исключена. Как следствие, познакомиться вы могли только при обстоятельствах, о которых ты мне не рассказываешь и где вам пришлось довольно плотно взаимодействовать.
На экране визора началась реклама. Псих поморщился от назойливой музыки и придурковато-счастливых лиц, однако звук не убавил.
— Если предположить, что между твоей поездкой на машине и сегодняшним нарядом случилась какая-то накладка, за которую радостно уцепились СБшники, то тогда это многое объясняет. Какая? — сухо спросил он, умудряясь при этом широко улыбнуться.
Слушая наставника, я уже десять раз пожалел о том, что завёл этот разговор. Мозги у него… никогда бы не подумал.
— Ты пришёл за советом и помощью. Если ты не скажешь — я не смогу помочь, — надавил Псих, поправляя подушку.
— Спалился, — признание далось тяжело. — Больше сказать не могу. Извини.
— Теперь стало понятнее. А больше и не надо, — он подмигнул. — Нельзя всё разбалтывать. Неправильно. Я считаю, к ротному идти пока рано. Мало информации. Тебе сказали что-то опасное для тебя. Такое, за что ты можешь сильно пострадать и что заставило тебя бежать не в штаб, а ко мне… Пойди, поговори, послушай. Если предложат доносить — соглашайся. Отказ вреден. Потом я подумаю.
— На своих?! — упоминание о доносах выбило из колеи. — Меня же…
— Лучше известный доносчик, чем неизвестный. Ты что, думаешь первый, кого СБшники за шиворот берут? Начальство через тебя дезу погонит, только и всего. При нормальном обосновании, конечно. Тут я поучаствую, так что не парься. Мне пока верят.
— А если выкрадут? — осторожно поинтересовался я, до одури пугаясь того, что Псих закончит играть во всепонимание и потребует всей правды.
— Не посмеют. Из прифронтовой зоны ещё уехать надо.
— Ну а всё же?
— Нет. Я буду неподалёку. Тебе известно, где встреча?
— Дай коммуникатор, — попросил я и, получив звонилку, быстро нашёл нужную точку. Поставив метку, показал Психу.
— Пляж. Дикий, — уверенно отозвался он, в задумчивости забарабанив пальцами по собственной лысине. — Подъезд, как и подход, удобные. Людей нет. Раньше там общественная зона отдыха располагалась, а теперь некому отдыхать. Иди. Подстрахую.
— Как?
— По всей науке. Нам надо в оружейку. У нас сегодня занятия по стрельбе и ориентированию на местности за пределами лагеря. Только что вспомнил.
Мне оставалось лишь кивнуть и поблагодарить. Я хотел много сказать, и как благодарен ему за деликатность в расспросах, и за поддержку, и за то, что не одинок со своей проблемой. А получилось вновь невнятное:
— Я… Э-э-э… Спасибо.
Он удивился. Нет, действительно удивился, изумлённо вздёрнув брови.
— Ты сбрендил? Друзья должны помогать друг другу.
***
По указанным координатам прибыл за час до заката. Псих отстал почти сразу после выхода из расположения, пожелав не переживать и не кукситься.
— Ты не один, — напутствовал он, растворяясь в листве.
Я указал на карман, в котором лежал коммуникатор, после указал пальцем на ухо, обозначая прослушку.
— Пусть. Так даже безопаснее. Все, кому положено, уведомлены — у нас учения.
Сказал отчётливо, внятно. И намекнул, и перестраховался. Мне оставалось лишь кивнуть в знак того, что намёк понят.
Давая товарищу запас времени, шёл неторопливо, считая про себя все встречные деревья. Успокаивался, пытаясь загнать себя в отрешённое состояние равнодушного пофигизма. Как ни странно, получилось. Полного дзена не достиг, однако ясности в мыслях прибавилось.
Оказавшись у нужного поворота, уверенно свернул на укатанную грунтовку, ведущую к реке, ради развлечения отпуская щелбаны листьям. Те на моё самоуправство отзывались щёлканьем волокон от удара и возмущённым шелестом.
Через каких-то триста метров просёлок вывел на пологий берег, поросший приятной, невысокой травой с припаркованным почти у воды серым, недорогим автомобилем. Рядом с машиной, на расстеленном пледе, сидел Майкл. В лёгкой рубашке с короткими рукавами, закатанных до колен брюках, с широкополой панамой на голове. Ступни босые, туфли с засунутыми в них носками стоят у колеса.
Урвавший кусочек тишины отец семейства, да и только. В жизни не скажешь, где он работает.
— Ты не сам? — скучающе протянул безопасник, жестом подзывая к себе.
— В каком смысле?
— В прямом.
Я демонстративно покрутил головой, выглядывая на берегу посторонних.
— Как видите.
Майкл цыкнул:
— Вит, не паясничай. Тебе не идёт. Садись, где удобнее. Разговор есть.
— Ладно, — пристроившись рядом, с наслаждением вытянул ноги и положил винтовку рядом. — Слушаю.
— Про красоту природы и безмятежность реки пустозвонить будем?
— Зачем?
— Незачем, — согласился мужчина. — Тогда к сути. Ты попал, Вит. Плотно… Когда бросал гранаты, твои вопли зафиксировала аппаратура радиоперехвата, установленная на том производстве. Видеокамеры с десяти ракурсов запечатлели, как ты сначала на дороге валялся, а потом бегал по воздуху. Силовую броню твоих дружков они не засняли, к сожалению… Зато система «Безопасный город» отметила тебя и двух известных тебе бойцов неподалёку от тюрьмы. К ним у нас претензий больше, но с тобой — понятнее. Железная доказательная база, включая снятые отпечатки пальцев с байка. Без перчаток его собирал?
Я закусил губу. Прокололся… А ведь там и Минус со Станом наследили, помогая мне с мотоциклом.
— Можешь не отвечать, — понимающе хмыкнул безопасник. — Всего учесть нельзя. Особенно при отсутствии должной практики. Перспективы обрисовать? При желании, можно и терроризм натянуть… Не веришь? Попытка диверсии на объекте, расположенном в непосредственной близости от пенитенциарного учреждения и связанным с химическим производством. Что там бодяжилось на самом деле — безобидное моющее средство или взрывоопасное вещество — судью не заинтересует. Важен сам факт. Любая промышленная жидкость и компоненты — потенциальная угроза жизни, здоровью граждан и экологии.
— Что вы хотите? — перебил я этот поток словесного кошмара.
— Ты точно сам? — не ответил СБшник. — Смотри, если предупредил бригадных и они оказались настолько тупы, что мне в затылок целится снайпер, то лучше тебе уйти, Вит. Прямо сейчас. За моими пояснениями последует вопрос, требующий внятного ответа. Убивать меня не советую. Моё начальство прекрасно знает, где я, что я, и с кем встречаюсь.
— Сам.
— Тогда объясняю свою позицию. Нам требуется информатор в бригаде. Его задача — сообщать обо всех непонятных передвижениях и командировках «добровольцев», — обозначил он с нескрываемой ехидцей бойцов «Титана». — Отделаться незнанием не получится, как и тем, что ты внезапно ослеп и оглох. По-настоящему уважительной причиной может стать или твоя смерть, или болезнь, или отсутствие в расположении по внятным причинам. Другого не дано. Отчёты дважды в месяц, за исключением срочных новостей. Они, разумеется, будут перепроверяться и сопоставляться с имеющимися у нас данными. Начнёшь рассказывать сказки, ничего не знать — дело о нападении с твоим участием получит официальный ход. В том, что это не шутка и доказательства имеются, ты имел возможность убедиться. Так что старайся… Можешь нажаловаться в бригаду и попросить помощи. Как они обращаются с людьми, ты имеешь представление и прекрасно понимаешь, что тебя ждёт. «Титан» от тебя откажется. Ты их подставил. А если и не откажется — уголовное дело с участием их бойца замять не получится. Ты — точно сядешь. Потому что тупой. Твои товарищи, прежде чем голос подавать, антенный комплекс радиоперехвата разгрохали, а ты на всю округу орал под запись.
… Это он на мою поездку с мечом в багажнике намекает. Получается, оставшееся за кадром так там и осталось. Можно Кано и прочих участников частично не опасаться…
— И что взамен? — рискнул я начать торги.
— Свобода до известной степени, — банально сообщил Майкл, не особо пряча презрение. — Будешь служить, защищать страну. Потом посмотрим. Ты не цель, Вит. Ты средство. Найдём общий язык — договоримся.
— Заставите подписать соглашение о сотрудничестве?
— Конечно. Порядок есть порядок, — безопасник извлёк из брючного кармана коммуникатор, открыл заранее заготовленную вкладку, протянул мне. — Отпечаток пальца поставь внизу. Или почитать хочешь?
Но я ещё не согласился, хотя… результат уже был известен нам обоим.
— Грубо работаете. Я и сбежать могу.
СБшник криво усмехнулся, разбивая вдребезги мою защиту.
— Куда? До первого копа?.. Мальчик. Не льсти себе. Я служу дольше, чем ты на свете живёшь и могу с уверенностью заявить — ты не та фигура, ради которой стоит устраивать оперативные комбинации. Мелок ты для этого, соплив… Не доходит? У тебя нет выбора. Либо тюрьма, где всплывёт твоё прошлое и прицепом пойдут старые дела, либо служить нам. Третьего не дано, — коммуникатор ткнулся мне в ладонь. — Ставь автограф и вали.
— Подавитесь…
Палец лёг на выделенный под текстом прямоугольничек, мигнул сканер.
— Свободен, — поднимаясь на ноги, бросил Майкл. — Для связи набирай номер взводного, дополнив комбинацией 24-01-77-19. Запомнил?
— Да. И попаду к вам?
— Ко мне. Не переживай, разговор не запишется и в памяти аппарата отобразится как звонок без ответа. Маленькая хитрость. Наверное, голову ломал, как тебе с командирского номера позвонили?
— Не особо. Техника у вас прогрессивная, многое может.
— Это да, — безопасник потянулся, начал приводить брюки в нормальный вид, раскатывая штанины и смахивая с них налипшие травинки. — Помни об этом. Всегда.
Покончив с одеждой, он обулся, забросил плед в багажник и, назидательно погрозив напоследок указательным пальцем, уехал.
— Сука, — бессильно прошипел я ему вслед, отлично понимая, насколько это мелочно и по-детски.
***
Псих ждал меня на дороге, беспечно привалившись спиной к дереву и глядя в небо.
— Завербовал? — коротко спросил, стоило мне приблизиться.
Я кивнул.
— Выбора не оставил?
Снова кивнул, сгорая от стыда. А художник терпеливо допытывался:
— Сколько времени до первого отчёта?
— Пара недель, — выдавил я из себя и закашлялся. Слова драли горло почище дешёвого пойла. — Надо к ротному идти. Сдаваться. Не хочу быть стукачом.
— Не торопись, — моему первому номеру изволилось снять винтовку с плеча и начать крутить её в воздухе, подражая артистичной эквилибристике упражнений из арсенала полков почётного караула. Казалось, случившееся его не заботит. — Я придумаю, как выпутаться. Я же Псих, у меня мозги набекрень. Умеешь так?
Винтовка взлетела в воздух, выписывая замысловатые кульбиты и, по идеально-математической траектории вернулась в подставленную ладонь хозяина.
В другое время трюк бы меня впечатлил, и я обязательно бы попробовал повторить занимательную штуку, но не сейчас. И так настроение ниже плинтуса, не до баловства.
Мою подавленность Псих заметил и, как умел, попытался подбодрить:
— Давай постреляем? Просто так, без мишеней. По… — он замялся, осматриваясь, — во-он той ветке. Кто промахивается — читает стишок. С выражением!
— Не хочу. Но ты прав. Отстреляться надо. У нас же занятия…
— А… — отмахнулся он, недовольно отворачиваясь. — Так не интересно. Так везде можно… Пойдём спать. Мне надоело стоять под деревьями.
***
В домике я, не раздеваясь, рухнул на койку, накрыв голову подушкой. Псих деликатно свалил, прихватив рисовальные принадлежности и давая мне побыть наедине с самим собой.
Что делать? Кому верить? Куда бежать?
Комнатка показалась запертой клеткой. Душной, липкой, сродни приговору суда о пожизненном заключении. Окно и выход — обманка. Даже если выскочить — та же клетка, только перекрашенная в другие цвета. Издевательство над заключённым, посаженным на цепь безвыходности.
Перейти линию фронта? Сдаться в плен? Да кому я нужен… Подстрелят или те, как врага, или эти, как дезертира. При самом счастливом исходе — тюрьма.
Рвануть в тыл, вырезав воинский ID, и спрятаться в глухомани? Угу, конечно… Таких умных, как я, военная полиция наверняка пачками ловит. Имеет методы… Да и жрать я что стану? С кредитами в обменник не сунешься, в деревенском магазине за них ничего не купишь. Бумажки бумажками, а не деньги.
Поискать понимание у начальства? Что я им скажу? Здрассьте, я стукач СБН, о чём давал расписку по всей форме? Так они вполне логично спросят, с какого перепуга я раньше не пришёл, до встречи, и зачем пришёл после. Не факт, что они бы мне помогли, но аргумент убийственный. «Да!» — как любит говорить Псих, неуловимо копируя интонацией приснопамятное «гыканье» Сквоча.
Нашёл, кого послушаться и в разведчика поиграть… Ненормального! Пошёл бы к начальству сразу, а теперь… «Титан» в полном праве на ворота укажет, где меня уже будут ждать.
— Не спишь? — негромко донеслось от дверей. Мой первый номер, лёгок на помине.
— Какой уж тут сон, — буркнул я во влажное от дыхания одеяло, не вынимая головы из-под подушки.
— Тогда вставай.
— Не хочу.
— Вставай, — дёрнул он меня за щиколотку. — Я к тебе. Показать хочу.
— Новый комикс? Завтра посмотрю.
— Комикс подождёт, — в его руках оказались обе мои ноги. — Я тебя вытащу. Ты от меня не спрячешься.
Дёрнувшись, я высвободился из его лап и высунул лицо из своего укрытия.
— Чего?!
— Я выиграл, выиграл! — почти пропел Псих, хлопая в ладоши с зажатым в них коммуникатором. — Посмотри. Интересно, — он почти насильно впихнул мне свою звонилку. — Нажми «воспроизведение».
На экране замер открытый файл с каким-то видео. Пожав плечами, я тыкнул нужную иконку и уставился на ожившую картинку.
Боец. Молодой, немногим старше меня. Стоит у стены, форма обычная, головной убор отсутствует, на рукаве — наш, бригадный шеврон. Вооружён стандартной винтовкой. Съёмка ведётся сбоку и немного сверху, без подрагивания — наверняка через систему видеонаблюдения. В армии их любят устанавливать для присмотра за личным составом и ради удобства военных прокуроров. Люди ведь разные на службу попадают, отбора, как в «Титан», нет. Обычные контрактники, после учебки. Могут и поскандалить, и подраться, и отчебучить что-нибудь этакое, за что потом всё подразделение пострадает.
А следящие глазки дисциплинируют, сдерживают многие горячие головы от необдуманных действий. Удовольствие недорогое, зато снимающее множество вопросов, случись какое ЧП. Исключение — непосредственно зона боевого соприкосновения. Там не ставят. Там — кто уцелел, тот и прав. Накосячившего либо свои пристрелят, либо спишут жертву на боевые потери с выплатой страховых и похоронных родне. По ситуации.
За бойцом наблюдать мне быстро надоедает, но Псих, заметив это, строго одёргивает.
— Не отвлекайся.
Возвращаюсь к просмотру. Звука нет, кино можно считать немым. Боец прохаживается вдоль стены, голова опущена. Потом садится, вскидывает подбородок, упирает винтовку прикладом в землю, двигает рукой… Я услышал выстрел даже сквозь беззвучие.
Тело вздрогнуло, почти не сгибаясь, завалилось на бок. На стене — пятна. Ролик закончился.
— Ты мне зачем это показал? — не скрывая раздражения, поинтересовался я у своего первого номера.
Тот улыбался. Мило, внимательно глядя мне в глаза. Типичный дурачок, счастливый от того, что с ним хоть кто-то заговорил.
— Не делай так, — скороговоркой выдал Псих. — Так делать не надо. Если заскучаешь — скажи, но так не делай. Я очень расстроюсь, что мой друг больше не сможет дружить. Вот он не пришёл, не поделился, и умер. Жалко.
Ну вот, опять… Я уже приметил, что такие приступы наивности у моего первого номера случаются лишь в минуты волнения и не знал, как к этому относиться. С одной стороны — искренность переживаний за меня подкупает и приятна, с другой — лёгкий неадекват. Это как рядом с работающей косилкой стоять. Умом понимаешь, что если к ней не лезть, то и она не тронет, однако присутствие движущихся лезвий постоянно напоминает об опасности.
— Не буду, — пообещал я, не отводя взгляда.
— Правда?
Большой ребёнок…
— Честное слово.
— А я придумал, что нам нужно сделать! С нашей проблемой! Той самой, про которую ты думаешь!
В горле появился ком. Наша проблема… Именно так он сказал, я не ослышался. Этот человек… он… он реально видит во мне друга! Не просто называет, а считает таковым. При этом совершенно ничего не зная о моём прошлом. Верит на слово, с расспросами не лезет, просто помогает. Потому что друг.
Как же мне этого не хватало.
— И что?
— Мы уедем на войну. Там тебя не достанут! Не навсегда, а дальше разберёмся!