В столице нас ожидаемо послали. Вежливо. Помощник командира бригады, не найдя свободной минуты в плотном графике начальства, делано посочувствовал Психу, с жаром требовавшему аудиенции у «Самого», и порекомендовал провести увольнение с большей пользой, в каком-нибудь приятном заведении. Среди раздетых женщин и забористого алкоголя.
Вообще, как-то всё некрасиво получилось. Причём в отношении моего первого номера, рассчитывавшего если и не на полноценный отказ с культурными формулировками, то, хотя бы, на элементарное уважение к тому, кто стоял у истоков бригады.
Да нас даже на порог не пустили, ограничившись, вышедшим на крыльцо канцеляристом! С помощником — это уже так, потом, Псих по коммуникатору пообщался, на повышенных тонах, под безэмоциональным взглядом охранника на входе.
Ну, не за тем и приходили.
Сослуживец, выслушав отказ, покрыл ни в чём неповинного «дверного сторожа» отборным матом, куда искусно вплёл всех бригадных бюрократов с «чином от ума избавленными» остолопами, а после гордо развернулся спиной к трёхэтажному зданию современной постройки, в котором расположился основной офис «Титана».
Надо сказать, почти в центре города расположился и, судя по соседним домам, в одном из самых богатых районов.
Следующей нашей целью значилась остановка общественного транспорта. Дорога сюда, включая рандеву с Майклом, заняла практически весь световой день, и наступала пора задуматься о ночлеге. Я тяготел к тому, чтобы остановиться в хостеле поприличней или недорогой гостинице, однако мой первый номер категорически возразил:
— Вот ещё! У меня перекантуемся.
Так я узнал, что Псих, оказывается, столичная штучка.
Он никогда не рассказывал о себе. Точнее, как-то сказал: «Маяк! Если тебе интересна моя биография — я готов заполнить анкету. Но о личном — не спрашивай. Пожалуйста».
У каждого в жизни есть то, что неприятно вспоминать даже спустя многие годы. Потому, в наших долгих обсуждениях всего и вся, я вообще не касался предметов, способных тем или иным образом связать Психа с его прошлым. И, чтобы не запутаться и не нарушить обозначенные для себя границы, попросту оставил раздел «былое» на единоличное усмотрение товарища. Захочет — поделится, когда сочтёт нужным. Не захочет — так тому и быть.
Моей корректностью он очень дорожил и, при всяком удобном случае, демонстрировал свою благодарность, виновато признавая: «Я обязательно расскажу тебе всё-всё. Только потом».
В принципе, вполне хватало и открытой информации, полученной от словоохотливых Стана с Минусом. Бывший задрот, сбежавший на войну становиться мужчиной. Ну или как-то так.
Личные же тайны, особенно чужие — дело тонкое. Их не всегда нужно знать.
***
Длинный, покрытый рекламой автобус привёз нас в респектабельный пригород. Лужайки, декоративные заборчики, множество припаркованных у обочин машин, среди которых недорогие модели являлись, скорее, редкостью, чем основой.
Ухоженные, добротные дома стоят не впритык друг к другу, как при бюджетной застройке, а на некотором отдалении, будто давая себя рассмотреть во всей красе и подчёркивая статусность проживающих в них счастливчиков.
К одному такому строению, с аристократично увитыми плющом стенами, мы и подошли. Панорамные окна первого этажа горели приглушенным портьерами светом, из-за них доносилась приятная, танцевальная музыка в исполнении духового оркестра.
— Джаз. Папа обожал… — пробормотал сослуживец, зачем-то пряча глаза. — Тут я и живу. Сейчас с мамой познакомлю.
По узенькой, подсвеченной декоративными фонариками дорожке он прошёл первым.
Постучал кулаком в дверь, игнорируя прикреплённый сбоку декоративный молоточек для гостей и прочих визитёров.
— Может, позвонить? — нерешительно предложил я, сомневаюсь, что его стук из-за музыки будет услышан.
— Мама забывчива. Наверняка коммуникатор оставила в спальне или на кухне, — и он забарабанил сильнее.
Вскоре нам открыли.
На пороге стояла моложавая дама крайне блядской наружности, одетая в ультратонкие трусики и нечто из крупной сетки, свисающее с шеи до середины живота. Лицо, шея, внушительные выпуклости — всё выглядело ненатуральным, точно натянутым на манекен или обработанным на компьютере ради смазливой картинки. Дополняли отталкивающее впечатление и идеальные брови-нитки на полированном лбу, чрезмерно пухлые губы и длиннющие, карминовые ногти под стать пышным волосам такого же цвета.
— Сын? — помолчав мгновение, удивилась данная особа, и я прифигел.
Она же выглядит моложе Психа лет на… на… не представляю! Ей же лет двадцать, двадцать пять от силы. Потасканная — да. Похожая на секс-куклу — ещё раз да! Но мама…
— Я, — смущённо протянул мой первый номер. — Мы поживём? Недолго.
На пластиковой физиономии хозяйки дома отразилась тень раздумий.
— Проходи. Поднимайся к себе. Я позже подойду.
Впустив нас, женщина закрыла дверь и внимательно проследила за тем, как Псих, втянув голову в плечи, торопливо топает к лестнице на второй этаж. Я от него не отставал, всей шкурой ощущая, как нам не рады.
Обстановочка, конечно, заставляла поражённо цокать языком. Кругом — сплошь резьба и настоящее дерево, диванчики перед входом в другие помещения выглядели легче воздуха, потолки покрыты художественной лепкой.
И это всего лишь узенький холл с примыкающими к нему ступеньками сбоку.
Что дальше, в глубине — я не предполагал. Воображения не хватало.
— Кто там? — заглушая музыку, прогудел сочный тенор, и из покоев появился здоровенный, мускулистый тип в шортах и с капризной рожей. — Рона, ты вызвала рабочих? На ночь глядя?
Мать сослуживца замерла, подбирая ответ. Похоже, назвать Психа сыном при постороннем она стеснялась, чтобы лишний раз не указывать свой возраст, а более ничего толкового придумать не могла.
— Я присмотрю, — презрительно оглядев нас, заявил детина. — Ты, наконец-то, настроилась выбросить весь этот хлам со второго этажа? Давно пора. Я уже и сам начал понемногу коробки на помойку выносить.
Проговаривая эту тираду, волосатый мужчина явно красовался перед хозяйкой дома, как бы невзначай поигрывая мускулами.
— Это, — нерешительно начала она, но разом замолкла, когда её слух царапнуло ледяное:
— Что? — проговорил мой первый номер, остановившись как вкопанный у самой лестницы. — Коробки?
— Иди, — повелительно повысил голос неизвестный. — Тебе платят не за то, чтобы ты рот открывал.
Псих не повернулся, не возразил. Лишь повёл плечами и тихо позвал, ставя ногу на ступеньку:
— Маяк, не отставай.
За спиной ожила мама сослуживца:
— Милый, — звучало это явно не для сына. — Оставь. Я разберусь.
— Отдыхай, моя радость. Сам справлюсь! — авторитетно объявил волосатик, прикрикнув. — Шевелитесь!
Второй этаж встретил нас незапертой дверью, за которой располагалась мансарда изрядных размеров, заставленная нераспакованными сумками, коробками, и самой обычной мебелью из сетевого маркета готовой обстановки.
В сравнении с нижним этажом — полная противоположность. Там — почти музей. Тут — будто провинциалы переезжать собрались.
— Оттуда начинайте, — совсем обнаглев, рявкнул детина, и прикрыл за собой дверь, бросив вниз. — Рона! Я скоро! Присмотрю, как бы не украли чего.
— Но милый… — женщина попыталась неуклюже возразить. — Ты не понимаешь…
Как Псих оказался рядом с мужчиной в шортах, я не увидел. Только что он был передо мной, и вот уже нет. Стоит почти вплотную к здоровяку, особенно тщедушный и худой на его фоне, упирается ладонью в дверь, будто отрезая путь к бегству.
— Я хороший сын, — проникновенно сказал он, задрав голову и уставившись в глаза детины. — И не люблю расстраивать маму. Но, когда выбрасывают мои вещи, тоже не люблю. Поэтому запомни. Если ты ещё раз посмеешь сюда войти — сломаю нос. Дотронешься до вещей — отрежу ухо. Выбросишь… да хоть мусор из мансарды — составляй завещание.
Мой первый номер в своих угрозах выглядел смешно. Не имелось в нём того самого, животного магнетизма хищника, способного довести до заикания лишь суровым взглядом, а физическая комплекция товарища более всего напоминала идущего на поправку дистрофика. И, вместе с тем, в его голосе отчётливо слышалось истинное безумие психопата, видящего перед собой жертву и неуклонно догоняющего её.
Те из граждан, кто поадекватнее, обычно таких сторонятся, здраво опасаясь получить проникающую рану под ребро или грязную драку. Те же, кому не хватает адреналина в крови, наоборот, провоцируют, чтобы по древнему обычаю самцов выяснить, кто сильнее и чья теперь это территория.
Кем был мужчина, адекватом или героическим недоумком — осталось тайной. С той стороны двери часто застучали, взволнованно требуя:
— Ведите себя прилично! Только не вздумайте мне подраться! Милый, — я вновь отметил, что Псих здесь не самый желанный гость. Мать заботилась о волосатике, но ни никак не о нём, — оставь их в покое. Я всё объясню.
Однако здоровяк начал входить в раж, поднимая руку для полновесной оплеухи. Вся его выкованная в спортзалах, продуманно-пропорциональная мощь так и вопила: «Да как этот прыщ, плевок подножный, посмел мне угрожать?!»
Не тут-то было. Мускулистая рука, не окончив подъём, рухнула вниз и стыдливо прижалась ладонью к паху.
— Ты чё?! — захрипел детина, со свистом глотая воздух. Съёжившийся, с выпученными от боли глазами и сжатыми коленями, словно он страшно хотел в туалет.
— Для памяти, — коротко объяснился сослуживец, виртуозно прокручивая в пальцах остро заточенный карандаш, запас которых всегда таскал в карманах. — Я тебе проткнул член. Слабенько. Продезинфицируешь, дня два походишь без секса, загниёт — проведаешь доктора… Не огорчайся. Другими органами поработаешь ради маминого удовольствия. И не вздумай её в наши досадные недоразумения впутывать, иначе я совсем разозлюсь. Что ещё… Пользуясь твоим вниманием, напоминаю о запрете трогать вещи в этом помещении. У тебя память в порядке?
— Да, — с куда меньшей храбростью, согнувшись от боли, выдал самозваный контролёр.
— Вообще сюда не поднимайся. Да. Так будет лучше, — дополнил рекомендацию Псих, проведя карандашом в воздухе вертикальную линию, больше походящую на разрез патологоанатома. — А теперь уходи.
Он распахнул дверь, бесцеремонно вытолкав на лестницу волосатого мужчину в шортах. Прямо в объятия молодящейся хозяйки дома. Та взвизгнула, увидев перекорёженного от боли милого, прижала ладони к щекам. Но осторожно — про маникюр дама не забывала ни на мгновение.
— Спокойной ночи, — ласково попрощался Псих, закрывая мансарду и брезгливо отбрасывая карандаш в угол. — Маяк, располагайся. И извини за столь неоднозначную гостеприимность. Мы пиццу закажем, настроение улучшится.
Есть мне действительно хотелось. Сэндвичи, проглоченные в ресторане поезда, особой сытости не принесли.
— Пиццу? — ощущая приток слюны, протянул я. — Классно. Только нам поесть вряд ли дадут. Этот типчик, — для большей убедительности указал на дверь, — сейчас копов вызовет по поводу членовредительства.
От буквальности крайне расхожего термина товарищ пришёл в весёлое расположение духа и показал большой палец, оценив случайную шутку.
— Не вызовет. Мама ему не разрешит. Дом — мой, всё что в доме — тоже моё. Если приедет полиция, как считаешь, кого станут слушать? Неизвестного, разгуливающего по чужой недвижимости почти в трусах или законного владельца, лишившегося кое-какого имущества?
— Так это всё твоё? — удивление вырвалось само собой.
— Моё. Комиксы — выгодный бизнес. Три года назад, мы продали старый дом, далеко отсюда, и я купил новый. Этот, — уточнил он, словно я не догадался. — Приехал из бригады, оформил. Мама не могла жить в старом после смерти папы. Шестнадцать месяцев продержалась, а потом попросила увезти куда-нибудь… Они любили друг друга, и каждая безделица или кружка с ложкой напоминала ей об отце.
— Ты настолько богат? — невоспитанно зациклившись на деньгах, уточнил я. Дом в приличном пригороде столицы попросту не может стоить дёшево, тем более, с таким ремонтом.
— Да, — просто ответил художник. — У меня очень великолепный агент. Он продаёт комиксы и здесь, и в других мирах. Защищает авторское право, следит за процентами от использования моих персонажей в рекламе… И хочу сказать про внешний вид мамы, не дающий тебе покоя. Я вижу, как у тебя в голове не укладывается эта банальность и как тебя тянет спросить, но ты стесняешься… Мама, чтобы успокоиться, прошла курс омоложения. Сделала косметологические операции. Решила пожить для себя.
В последней фразе чувствовалась неприкрытая грусть и истинная, всепрощающая сыновья любовь.
— Дела, — растерянно пробормотал я, не понимая, как бы сам отреагировал, если бы моя мать завела молодого любовника и жила с ним в моём доме. Обозвал бы выжившей из ума? Или засунул бы своё мнение куда подальше?
— Ничего плохого, — заверил Псих. — Я с удовольствием оплатил все процедуры и очень доволен, что она не сама в четырёх стенах и получает стороннее внимание. Честно-честно. Мама всю жизнь была верной женой и, с недавних пор, имеет право на личную свободу. У неё вторая молодость… Наверное, — тяжкий вздох пронёсся по мансарде, — мы им романтический вечер испортили.
— А что, в прошлый приезд этого здоровилы не было?
— Другой был. Но он в мои вещи не лез. И не выбрасывал. Я их разобрать после переезда не успел, так и стоят… Мы дом условно поделили. Для удобства. Этот этаж — мой, ниже — её… Мама меня стесняется. Она после траура и клиник красоты ощущает себя молодой, эффектной, свободной. А тут я, — первый номер провёл пальцами по плеши, намекая на свой далеко не юношеский возраст. — Огорчительно получилось.
Надо же, он ещё и вину испытывает… А ведь мать его даже по имени не назвала. Так бы хоть узнал, как Психа на гражданке величали.
Наше общение заходило куда-то не туда. Копание во внутрисемейных отношениях, как и в моральных устоях чужой матери — пошло. Все мы не ангелы.
— Тогда на кой тебе «Титан» сдался? — я искренне не понимал, для чего товарищу казарма и война. — При таких доходах? Сиди, рисуй дома под кофеёк. Все удобства.
— Там проще. Там понятнее. Там никто не тыкает непохожестью на других.
Спрятался, значит… От внешнего мира укрылся. При его наклонностях и бзиках — логичнейший выбор. Карандаш в детородном органе здоровяка тому пример. Я до такого применения рисовальной принадлежности даже за деньги бы не додумался.
Пальцы сослуживца запрыгали по экрану извлечённого из кармана коммуникатора.
— Ты с чем пиццу любишь?
— С сыром.
— И я… Оформляем доставку, кушаем, организовываемся, и едем.
— Куда?
— Как уговаривались, ставки повышать. Вещи тут оставим.
***
Заказав пиццу, Псих, покосившись на запертую дверь, подошёл к большой коробке у стены. Посмотрел на неё, пнул ногой.
— Маяк, принеси стулья.
Упомянутые предметы мебели имелись в изобилии, расставленные в совершенном беспорядке среди замершего в ожидании хозяев барахла. Взяв ближайшие, я пододвинул один к товарищу, рядом поставил другой и поинтересовался:
— Так нормально?
— Сойдёт. Присаживайся.
Сняв крышку с коробки, он бесцеремонно вынул и бросил на пол несколько стопок хранившихся в ней рубашек, брюк, свитеров.
— Во! — палец добровольца-художника указал на подобие покрывала, выглянувшего из-под одежды. — Гляди!
Отбросив край в сторону, товарищ с серьёзнейшей гримасой фокусника извлёк из-под тряпки армейскую винтовку без магазина.
Не удержавшись, я откинул другой край.
Ещё винтовка, пистолеты, пачки патронов, бронежилет, незнакомые упаковки армейского вида… Обалдеть!
— Откуда такой арсенал?
— Оттуда. С линии соприкосновения, — ответил Псих, сноровисто осматривая взятую винтовку. — При любых активных боевых действиях всегда полно оружия. Не важно, нашего или вражеского. И его физически невозможно учесть. Не до того. Наступаем или отступаем… Потому желающие собирают, прячут, всеми правдами и неправдами переправляют в глубокий тыл. Я — не исключение.
— Но зачем? Ты что, воевать собрался?
Судя по мелькнувшей на губах товарища ухмылке, я брякнул глупость.
— К оружию привыкаешь, — откладывая «Эмку» и принимаясь за пистолет, произнёс первый номер. — Оно становится частью тебя. Гарантом того, что ты не пустое место и всегда можешь дать отпор любому. Да, ты его сдаёшь на хранение при ротации, но сам факт, что ты не с голыми руками — в некотором роде греет душу. И от того тянет себя обезопасить на будущее. Знать, что что бы ни случилось — ты можешь взять привычную винтовку или… да не важно, и отстоять свои права и интересы. А ещё оружие можно с выгодой продать, если имеешь нужные связи. Да. Или просто доставать по вечерам и любоваться, млея от суровости обводов и запаха смазки. Таких извращенцев тоже полно.
Для меня эта лекция осталась малопонятной. Я никогда особо не фанател от армейского железа, оставаясь равнодушным даже к ножам. Ну что для меня винтовка? Стреляющий механизм, требующий постоянного ухода. Лишняя тяжесть на плече, с которой приходится мириться по понятным причинам. А нож? Острая полоса определённой формы, разновидность бытового инструмента, не более. Изгибы клинка, нюансы заточки, крепость стали и удобство рукоятки не вызывали внутри положенного мужчине восторга и трепета. Режет — и достаточно.
— Никогда за тобой тяги к милитаристике не замечал, — признался я, с сомнением качнув головой. — Считал, что ты больше художник, чем солдат.
— Так и есть. Я упёр оружие просто потому, что мог. Возможность подвернулась. Мы тогда наступать пробовали. Неразбериха страшная стояла, особенно когда нас начали крошить в муку. Соседей-вояк крепко потрепали, больше половины личного состава или убитые, или раненые… За бутылку дешёвого виски парни пулемёты отдавали, лёгкая стрелковка вообще пучками шла. И я их не осуждаю. Они забыться хотели. С позиций регуляров мертвечиной потом долго несло. Жара, — сослуживец кисло поморщился от воспоминаний. — Кое-что, пользуясь обстоятельствами, прикупил по сходной цене. И не я один… Привёз, упаковал по коробкам и оставил лежать. Так, на всякий случай. Как видишь, случаи бывают разные… Что предпочитаешь?
— В городе? Пистолет.
— Одобряю.
Шлёпнув себя по лбу, он подскочил и суетливо бросился перебирать расставленные по мансарде коробки, на торцах которых присутствовали педантичные бирки с указанием содержимого.
Основательно переезжал, всё по списку упаковывал.
На седьмой позиции Псих объявил:
— Нашёл.
— Что нашёл?
— Домашний запас медикаментов, — он потряс внушительной упаковкой, отозвавшейся на колебания широчайшим диапазоном глухих перестуков и блистерного шелеста.
Крышка, прихваченная к краям лекарственного вместилища липкой лентой, с треском покинула штатное место, крайне удачно приземлившись у моей ноги. Товарищ, победно сверкнув глазами, вернулся на стул и начал увлечённо, засунув руки внутрь почти по локоть, копошиться в коробочном содержимом.
— Угу… ага… оно… Принимай.
Вместо подноса я додумался приспособить поднятую с пола крышку, иначе площади ладоней для извлекаемых предметов просто бы не хватило.
***
— Вроде всё, — отставляя хранилище с лекарствами подальше, авторитетно заявил мой первый номер. — Дай руку. Ту, где воинский ID вшит.
— У меня он за ухом. Поближе к чипу-синхронизатору.
— Ой, из головы вылетело. Ты же упоминал о маскировочных способностях этой пуговички и почему именно туда загнан имплант. Ну, тогда подставляй шею.
— Будешь извлекать?
Других выводов у меня не имелось. В руках у Психа — хирургический скальпель, на удерживаемой мной крышке — пинцет, медицинский гель, бутылка антисептика, пластырь, обезболивающее и упаковка стерильных тампонов.
— А что остаётся?
Дискутировать бессмысленно. Сам же и предложил, когда план разрабатывали. Пришлось глотать сразу две пилюли. Терпеть без анестезии я, как-то, не готов.
— Не коробка, а тайник с сокровищами, — поделился я наблюдением, чтобы отвлечься от того, как сослуживец медленно, вдумчиво пальпирует мою шею, выискивая под кожей инородный предмет.
— Что-то есть. Я маленьким болел много. Доктора дорогие, вот родители и заимели привычку держать в доме запас медикаментов на все случаи жизни.
— И скальпель?
По шее прошёлся холодок антисептика.
— И его. Для комплекта. Не дёргайся! — предупредил он, взрезая кожу. — Алле-гоп!
Неприятно заныло, однако рука художника не дрогнула, уверенно извлекая на свет тоненькую, приплюснутую капсулу размером с четвертинку мятного драже.
— Держи, — тёплый, идеально гладкий идентификатор личности лёг на подставленную ладонь, а порез словно заморозило от щедро намазанного медицинского геля. — Теперь моя очередь.
— Помочь?
— Сам, — отказался первый номер, протирая сначала скальпель, после правое предплечье.
Через полминуты вторая капсула появилась под сводами мансарды.
— И последнее. Определяемся, кто пойдёт, — Псих свёл за спиной кулаки. — В правом или левом?
— Ни в каком. Я выполню. Меня отследить сложнее. Твоя задача, — тут донельзя кстати припомнились рассуждения замкома с Кано о гриме, — рожу разукрасить до неузнаваемости.
Прозвучало категорично, однако в нашем тандеме отсутствовали ведомый и ведущий. Мы изначально договорились о равноправии в суждениях и приоритетах.
— Это из-за маскировочного режима?
— Да. Вместо меня начнут таскать последнего, с кем я повстречаюсь. Чип считает его данные и станет выдавать за свои. У тебя такой опции нет, поэтому любой сканер с камерой однозначно отметит незарегистрированного субъекта на столичных улицах, тотчас стуканув ближайшему полицейскому патрулю. Мне же, главное, ни во что по дороге не встрять. При должной подготовке сработает. Проверено… Тем более, с твоим талантом к живописи мои шансы остаться неузнанным практически стопроцентные, — напоследок я открыто польстил товарищу, чтобы мой авторитарный спич выглядел более демократично.
Вернув руки в более естественное человеческому организму положение — устроив их на коленях, он нехотя принял условия, отметив:
— Моя функция?
— Подход, отход, прикрытие, материально-техническое обеспечение… в смысле, магазин найти, где продают краски и прочие нужные прибамбасы. Ну и умные рекомендации.
Сослуживец впал в задумчивость, заполняя возникшую паузу укладыванием медицинских принадлежностей обратно в коробку. Педантично покончив с этим занятием, просветлел, с налётом восхищения объявив:
— Ого! Классно! Ты будешь как человек-невидимка! Давай заказ собирать! В городе круглосуточных маркетов полно…
***
Расправившись с доставленной пиццей, мы, немножко поболтав ни о чём, настроились приступить к подготовительному этапу нашего сумасбродного замысла, тем более что входящие сообщения, уведомлявшие о готовности к получению наших покупок, перестали надоедать своим звуковым попискиванием.
— Пора, — скомандовал истинный владелец этого дома, хлопая себя по коленям и поднимаясь со стула. — ID куда положил?
Я последовал его примеру, демонстрируя запястье, где под пластырем нашёл временное пристанище мой армейский документ. Ехидно добавил:
— Сам же приклеивал.
— Да пошёл ты, — беззлобно огрызнулся он. — Так сложно ответить? Может, я рассеянный? — и, весело изобразив некие танцевальные «па», переместился к двери.
***
— Ма-ам! Я машину возьму? — с лестницы по-детски проорал Псих. — Мы по городу покатаемся!
Запертая дверь первого этажа, из-под которой пробивалась узенькая полоска света, приоткрылась, и в холл вышла Рона, на этот раз одетая в глухой, целомудренный халатик. Строгая, накаченные губы поджаты, насколько это возможно.
— Бери, — сухо проговорила она с плохо скрываемым раздражением. — Сын! Ты что творишь? Ты зачем увечишь ми… — тут женщина запнулась, полагая, что ласковое прозвище «милый» не подходит для обсуждения персоны очередного любовника с великовозрастным отпрыском, — моего гражданского мужа?!
— Мама, — первый номер смущённо склонил голову, избегая смотреть ей в глаза, однако говорил довольно жёстко, убеждённо в своей правоте. — Мы много раз обговаривали, что мансарда — моя территория. Там мои порядки.
— Неразобранный хлам?!
— Он. Я же не лезу в твои комнаты со своими правилами.
— Но…
— И никому не позволю лезть на второй этаж, — голос сослуживца из жёсткого трансформировался в ледяной, а взгляд всё же встретился с материнским. — Этот человек в МОЁМ, — он особо выделил это слово, — доме. Поэтому пусть ведёт себя соответствующе. Я что, слишком много хочу?
Щёки женщины вспыхнули, а её фигура, и без того осанистая, распрямилась ещё больше, до неестественной стройности. Казалось, вот-вот — и станет слышен треск отторгаемых имплантов.
Я ожидал чего угодно. Криков, истеричных сцен, словесной перепалки, однако мать тихо, проникновенно всхлипнула:
— Ты смеешь меня попрекать? После того, что я для тебя сделала? После того, как все лучшие годы…
Псих раздражённо прекратил это словоизвержение:
— Из тебя плохой манипулятор. Я никогда и ничем тебя не попрекал, а твой любовник — он мне никто.
Скандала не получилось. Новый всхлип, громче и трагичней прежнего, прорезал тишину холла, а из подведённых глаз дамы показались две одинокие слезинки. Товарищ, разом растеряв всю свою боевитость, тут же пошёл на попятную:
— Ну не надо… Ну ма-а-ама…
Широкий рукав мазнул по щекам, убирая влагу, и перед нами снова подтянутое хирургами, кукольное обличье без тени недавних страданий. Как я крепко подозреваю, заготовка старая и неоднократно проверенная, рассчитанная на, по-своему, доброе сердце сына.
— Бери машину, — скорбно вздохнула она. — И ты не представил своего друга.
— Маяк, — Псих почти светился от счастья. — Мамуля, ты на меня не сердишься?
— Конечно нет, — далее последовали окончательный спуск с лестницы и неуклюжие объятия всё с тем же бережным отношением к маникюру. — Больше так не делай.
От разыгрываемой сцены мне хотелось провалиться под землю. Из-за стыда за товарища. Старуха вертит им, как хочет, а он верит…
Закончив семейную идиллию скорым чмоком в сыновью скулу, женщина напутствовала нас «вести себя прилично» и пошла обратно, захлопнув за собой дверь.
— У меня самая лучшая мама, — блаженно выдал сослуживец, добавив тихонечко, на пределе слышимости. — Я всё понимаю. И всё вижу. И многое держу в себе. Но деньги — не повод для разборок. И новый любовник — тоже. Деньги — пустяк. Мы выше их. Как жаль, что на месте этого верзилы не папа… Торопимся!
Я был только «за».
В гараже, пристроенном к дому, нас встретил голубенький спорткар-купе с непривычной, полулежащей формой сидений. Псих уверенно уселся за руль, активировал сенсор замка, с неприязнью посматривая на заигравшую огоньками приборную панель.
— Ну не люблю я водить! — возглас товарища шёл от самого сердца. — На автопилоте поедем.
Эк его разобрало из-за пустяка…
— Мне всё равно, — нейтрально отозвался я, однако свои услуги не предложил. Авто дорогое. Поцарапаю или стукну — вовек не рассчитаюсь.
Умная программа, заложенная конструкторами в машину, организовала поездку по высшему разряду, предоставив пассажирам ни о чём не беспокоиться и наслаждаться видами ночной столицы.
Сперва заехали в пункт выдачи какого-то торгового центра, где нам вручили покупки прямо в окно, не заставляя выбираться из салона. Следующее приобретение, сделанное в другой точке, оказалось пообъёмнее, и пришлось проявить некоторую смекалку, укладывая яркий, кричащий о трёхгодичной гарантии ящик в крохотный багажник спорткара.
У третьего молла(*) просто попили кофе на свежем воздухе, обсуждая общую стратегию и детали подготовительного этапа.
— Обратно в гараж? — уточнил я, выбрасывая стаканчик в урну.
— Больше некуда. Там не помешают. Ох… и развлекусь я! — Псих в предвкушении творческого удовольствия азартно потёр руки.
— Но-но! — такие поползновения надо рубить на корню. — Мы не в скаутском лагере и королевскую ночь (**) не празднуем. Давай поскромнее.
***
По возвращении в гараж первый номер, не заходя в дом, потребовал снять рубашку и долго, с вдохновением размалёвывал мой организм, колдуя над палитрой, на которой смешивал разные цвета для получения необходимого оттенка. Судя по сопровождающим действо возгласам, лицо он сделал старше, грубее, добавил над верхней губой пошлую родинку и нарочито очертил скулы. Шею, предплечья и кисти (тут уже удалось увидеть) покрыл имитацией татуировок, из-за чего регулярно сверялся с коммуникатором, приспособленным для получения нужных сведений.
Через час он торжественно оповестил:
— Готово! Надевай рубаху, только осторожно. Не везде подсохло.
— Ща! — отмахнулся я, вглядываясь в зеркало спорткара и с неподдельным интересом рассматривая наркоманского вида мужика с впалыми щеками, бледной кожей да витиеватой надписью от виска к середине лба «Memento mori».
Настоящий «Хозяин улиц». Разве что не хватает традиционной майки со спортивными штанами. И винтовки.
— Как тебе? — поинтересовался сослуживец, искоса подсматривая за мной.
— Средне. Больше похоже на Хэллоуин в младшей школе. Кое-где видно, что нарисовано.
— Ну, извини, — с нескрываемой обидой отвернулся он, вытирая измазанные в красках пальцы влажными салфетками. — Для ночи сойдёт. Днём найдёшь, чем прикрыть.
— Я не в претензии. Говорю, как вижу. Вдруг тебе захочется что-то подправить?
— Лучше не сделаю. Образование не то. И материалы.
Оставив Психа в покое, я натянул новенькую худи со свободными, короткими рукавами и капюшоном, улыбнулся. Предплечья с нанесёнными картинками торчат будто напоказ. Отлично.
Налюбовавшись, извлёк из багажника купленный пару часов назад электросамокат. Избавившись от упаковки, внимательно его осмотрел в поисках заводских или серийных номеров. Всё в перчатках, с убранными под капюшон волосами. История с байком научила. Второй раз оставлять отпечатки не хочу, как и прочие следы, способные указать копам или кому посерьёзнее, кто тут пошалил.
Ничего опасного. Подростковая игрушка. Именно такую мы выбирали, сверяясь с отзывами в сети. Не дорогая, не дешёвая, зато отмеченная множеством положительных комментариев о запасе хода, скорости и живучести.
До взрослой модели ей, конечно, далеко — ограничитель не давал разгоняться более тридцати километров в час, однако мне больше и не нужно. Лишь бы ездил.
— Порядок? — напротив присел на корточки сослуживец, следя за моими действиями.
— Норма. Ехалка без особых примет.
— Скоро утро. Значит, выдвигаемся… Маршрут помнишь?
— Как распорядок дня в батальоне.
***
… Где живёт Цах, причастный к убийству неведомого мне бандита, Псих нашёл гениально просто, за десять минут нашей поездки в автобусе. Как?
Очень просто.
Он его нарисовал. Карандашом, в блокноте. Торопливые взмахи грифеля над бумагой — и на меня смотрит лобастый, неприятный мужчина с толстым, мясистым носом. Дальше в дело вступил сканер коммуникатора, где при помощи примитивной программки изображение получило эффект фотографии и благополучно загрузилось в поисковик сети.
Нашёлся данный субъект почти сразу. Точнее, не он сам (персональной странички в соцсетях у него не отыскалось), а супруга, обожавшая, как и большинство современных женщин, выкладывать в блого-ленте особо удачные кадры с курортов и регулярные фото себя, любимой, в наиболее выгодных ракурсах.
— Он, — уверенно опознал сослуживец, едва взглянул на экран. — И татуировки его.
Рукотворных рисунков у бывшего «титановца» имелось не много, но стилизованная латная перчатка на плече весомо подчёркивала то, что это тот самый, нужный человек.
Сохранив фото в памяти устройства, продолжили сбор информации.
Сетевую жизнь вторая половинка Цаха (имевшего, как выяснилось, заурядные имя и фамилию) вела активную. Ежедневно выкладывала минимум один пост ни о чём или делала репост какой-то малоинтересной хрени.
Муж среди заметок зауряд-блогерши мелькал редко, но после беглого пролистывания однообразных по стилистике записей и картинок стало понятно основное: живут вместе, имеют ребёнка, всем довольны.
Адрес вообще оказался не проблемой. У этой дуры хватило мозгов вывалить в сторис видеоролик, где на карте ломаная, красная линия прокладывала путь от побережья океана прямо к дому. Наверное, перед подругами хвасталась, иначе как ещё объяснить сопровождающую видео надпись «Мы возвращаемся в наше семейное гнёздышко. Ура! Пляжи, коктейли, до встречи!»
— Чего ей бояться? — не удержался от комментария мой первый номер. — У мужа официальная работа в бригаде и приличные доходы. Налоговая не подкопается. О его дополнительных заработках она вряд ли осведомлена.
С детализацией места проживания объекта тоже не возникло никаких сложностей — панорамная съёмка, прилагающаяся к общественным сетевым картам, любезно показала требуемый кусочек столицы.
Типовая четырёхподъездная высотка в спальном районе. Вокруг полно клумб, большая детская площадка, беседки для отдыхающих мамаш. Респектабельно и ухоженно. Проезды вдоль дома пустые, машин на обочинах нет.
Вникли в отсутствие личного транспорта. Превратившаяся в почти путеводную звезду карта на этот раз уведомила, что в шаговой доступности находится огромный многоярусный паркинг с умеренными расценками, а оставлять машины перед домами дольше, чем на полчаса, запрещает какое-то местное распоряжение.
— При таких раскладах номер квартиры не требуется. На улице подожду…
***
Следующий день мы провели в разъездах, причём, по большей части, раздельно.
***
Любой спальный район всегда имеет свой центр. Или центры, в зависимости от размеров, пронизывающих его дорог и плотности застройки. Как правило, это всё те же разнокалиберные моллы, толково заточенные под круглосуточную выемку денег у населения.
Закончились продукты? В маркете они есть, пожалуйста, приходи. Некуда деть детей, пока путешествуешь по магазинам и залам? Имеется отдельная зона с аниматором для ребятни. Захотелось вкусной и свежей еды? На здоровье! Фудкорты на каждом шагу, а на крыше — ресторанчик.
Кинотеатры с попкорном и сниженными ценами, ночные клубы в цокольных этажах, да что угодно, лишь бы ты пришёл и платил.
Наиболее продвинутый народ спешит жить и вовсю пользуется предлагаемыми услугами, особенно если завтра не идти на опостылевшую работу. К чему ложиться спать? Для чего терять ночь, когда можно с друзьями весело оторваться, да ещё со скидкой?
Перед стеклянно-бетонным зданием — обязательно парковка. Бесплатная, на которой всегда тусуется свой, своеобразный микромир из начинающих дрифтеров, поклонников ночной болтовни с приятелями и тех, кому осточертело шляться проторенными тропами для отдыха. Вдобавок, множество экономных обитателей близлежащих домов частенько бросают тут свои машины на ночь, на свой страх и риск.
А ещё на парковках удобно теряться…
***
Домчавшись до стартовой точки намечающейся операции, спорткар матери Психа вклинился между двумя автомобилями, полностью исчезнув за их массивными тушами от дежурных видеокамер. Удачное место. Почти у дороги, рядом с огромным баннером, зазывающим посетить что-то модное и приобрести «срочно нужное каждому».
— У нас порядка трёх часов до расчётного выхода Цаха из дома, — сказал Псих, сверившись с часами.
— Обоснуй.
— Прикинул расстояние отсюда до вербовочного офиса и среднюю скорость по пробкам.
— Успеваем. Можно не спешить, сломя голову. Через твою машину на нас не выйдут? Въезд, выезд, приехали, не выходили, уехали…
— Тебе тут почти два часа скучать. Представляешь, сколько народу здесь отметится за этот период?
— Мало ли.
— Не парься. Главное, отползи подальше. Тогда, если уж совсем прижмёт, скажем, что нам припекло между собой перепихнуться. Приехали сюда из-за того, что стоянка бесплатная и камер меньше, чем на нормальном паркинге. Стеснялись.
— Ты совсем? — вскинулся я и почти сразу сдулся. — Ну да… Вполне сработает. Интимные предпочтения — они такие, разнообразные.
— Документы оставь, — напомнил товарищ, — Мы же вроде вместе катаемся.
— На, — пластырь с капсулой легко отстал от кожи. — Не потеряй.
Приняв мои персональные данные, он убрал их в отделение для всяких мелочей под приборной панелью.
Выбираться из комфортного салона в предутреннюю прохладу не слишком тянуло, и я настроился слегка потрепаться. Скоротать минутку-другую в приятной беседе.
— Псих, ты человек образованный… Скажи, для чего нам ID под кожу загоняют? Глупо ведь. Скальпель, пинцет — и прощай идентификатор личности. Или нашлёпки, глушащие сигнал. Любую технологию ведь можно обойти и обмануть, это всем известный факт. Школота ломает системы видеонаблюдения, регулярно создаёт глушилки для магазинных сканеров, чтобы воровать по мелочи. Так на кой сдались такие сложности? Неужели нельзя придумать какую-нибудь магнитную карту, удобную в обиходе?
Мой первый номер ухмыльнулся.
— Ответственно могу заявить, что магнитные носители — пережиток прошлого. Капсулы — действующая смена. Они… как бы объяснить… груз законопослушания, цепь, привязывающая человека к государству. Если рассматривать преступника, то ему без разницы, что микромодуль под кожу, что магнитный носитель. Избавится при малейшей необходимости, не задумываясь, — товарищ сделал небольшую, но интригующую паузу. — А если переключиться на обычного обывателя? Того, кто с рождения привык, что государство смотрит за ним и следит? Для него это естественный процесс, потому что был с ним всегда. Приучили так. Прадеды, конечно, бунтовали, вопя об ограничении прав и свобод. Деды воспринимали мягче, отцы — привычно, дети — считают имплант частью себя… Люди, Маяк, великолепно дрессируются.
Я кивнул, полностью соглашаясь, и поддакнул:
— Без документов даже в школу не пустят.
— Где-то как-то… Вдобавок, к этой капсуле привязан банковский счёт, номер социальной карты, страховка. Да всё привязано! И удаляя, ты себя всего этого лишаешь. Отказываешься от элементарных прав. Без ID ничего не купишь, любой полицейский обязательно задержит до выяснения личности, в суде наградят пачкой штрафов за игнорирование действующего порядка. Утрируя, отказываясь от идентификатора, ты обрекаешь себя на дискомфорт. А какой законопослушный гражданин согласится на дополнительные проблемы? Государство же, в качестве гарантии удобной жизни, требует сущий пустяк: чтобы оно было в курсе, где ты, что ты, с кем ты. Да и то, не до конца тебе верит… Если поехать по ключевым перекрёсткам или забраться в дорогой район, то там сканеры считывают не только номер автомобиля, но и ID людей в нём. Полноценный контроль, на этом в столице не экономят. Теперь представь, что будет, если всё это разом убрать? Объявить полную свободу и бесконтрольность передвижения?
— Не будет такого никогда, — буркнул я, открывая дверь и опуская самокат, который вёз в руках, на покрытие парковки. — Начали.
Теория тотального контроля мне как-то пришлась не по вкусу.
(*) Молл — группа предприятий торговли, управляемых как единое целое и находящихся в одном здании или комплексе зданий.
(**) Королевская ночь — одна из традиций практически всех детских лагерей. Это последняя ночь перед днём отъезда. В королевскую ночь принято мазать друг друга зубной пастой и пугать.