— Я не подведу. К сегодняшнему вечеру я полностью готова. А к тому, что грядет, у меня есть время подготовиться.
* * *
На закате Ришона вышла из своего шатра, одетая в мантию цвета слоновой кости, подбитую горностаем. Несмотря на тяжелый плащ, по ее венам пробежал вечерний холодок. Она надеялась, что Мехнес не заметил дрожи в ее пальцах, когда помогал ей сесть на лошадь.
Их сопровождала Донатья, жрица Микаты, привезенная из Эк'налама. Золотые обручи украшали белые волосы старухи и морщинистое горло. Рубины свисали с ее вялых мочек ушей. Жрица поклонилась Ришоне и указала на небольшой паланкин.
— Все готово, — сказала она. — Как вы и приказали.
Ришона кивнула, но не позволила взгляду задержаться на полупрозрачных занавесках, закрывавших паланкин. Она знала, что лежало внутри: обсидиановый нож, завернутый в шелк, белая сова в маленькой деревянной клетке, фляги с вином фахин и арменским маслом, шкатулки с мара’луни, зимним шалфеем, белым альбанеттом и пасленовыми грибами.
Все это было вместе с любимой служанкой Мериной в наркотическом ступоре.
Когда они выехали из лагеря, Мехнес выставил по дороге охрану с приказом никого не пропускать. К тому времени, когда небольшая процессия прибыла в скромную долину, теперь очищенную от деревьев, их сопровождали только самые доверенные люди Мехнеса.
Ришона спешилась и вдохнула лесной воздух. Именно здесь, на этом пустынном горном перевале, поколение назад в засаде погибли ее мать Тамара и принц Фероден из Мойсехена. Если бы не их смерть, Ришона теперь была бы принцессой Мойсехена, ее отец распоряжался его плодородными землями. Но отец Ришоны умер, и трон занял принц-маг Кедехен. Мойсехен погрузился в гражданскую войну, и после тех трагических лет маг почти истребили.
«Сколько крови должно быть пролито, чтобы исправить эти ошибки?».
Ришона сняла туфли и подошла к месту, где умерла ее мать, где Ришона впервые почувствовала запах сырой и неумолимой земли. Она заставила себя выбраться из умирающей утробы Тамары, отказавшись следовать за матерью в загробную жизнь. Она вспомнила тот день, крики и ярость, звук рвущего плоть металла. Пустота потерь, в которую была втянута ее жизнь.
Над ними возвышались деревья, их огромные тени двигались в сгущающихся сумерках. Ветер шептал сквозь густые ветви. Прошлое окутало чувства Ришоны.
Она слышала плач матери, чувствовала ужас и агонию Тамары. За шумом мужчин, сражавшихся в битве, Ришона услышала отчаянный рев новорожденного ребенка. Соленый привкус свежей крови и горького последа коснулся ее языка. Она опустилась на колени, собрала в руках землю и прижала мягкий суглинок к лицу. Потом она долго и горько оплакивала предательство и убийство своих родителей.
Когда, наконец, ее рыдания стихли, Ришона вернула залитую слезами землю на место. Она встала и приказала жрице Донатье принести орудия жертвоприношения.
Используя традиционные травы Мойсехена, они отметили четыре стороны света в двенадцати шагах от того места, где погибла Тамара и родилась Ришона. К ним были добавлены ветки сушеных мара’луни, в результате чего получился восьмиконечный круг. Пока Ришона и Донатья разливали по краю вино и масло, Мехнес расставил свою стражу по периметру.
«Много толку от них будет, если это не пройдет хорошо».
Ришона закрыла глаза, чувствуя, как бьется ее сердце в тишине ночи. Она уже однажды звала этих тварей, но никогда так. Не на поверхность. Хватит ли у нее сил сдержать их? Действительно ли она понимала, что они собирались развязать? Это не было важно. Теперь пути назад не было.
Она заняла место в центре круга и начала петь, призывая всех богов Сырнте, древних и молодых, забытых и известных. Протянув свои руки к земле, она позволила нитям своего духа достичь пустоты внизу. В то же время она подняла лицо к небесам, чтобы привлечь огромные силы ночного неба.
«Сделайте меня единым целым с богинями древности. Отдайте их силу мне».
На краю круга Донатья отдернула полог паланкина и помогла Мерине выбраться. Служанка баюкала у себя на груди белую сову. Ее глаза были расфокусированы, и она напевала рассеянную мелодию. Она шла нетвердыми ногами, ее поддерживала за локоть нежно Донатья, и служанка опустилась на колени перед Ришоной.
Донатья советовала не накачивать Мерину наркотиками, утверждая, что ужас был величайшим источником жертвенной магии. Но Мерина долго и верно служила Ришоне, и Сан’иломан не могла отказать ей в этой единственной милости.
Ришона взяла сову у Мерины. Она успокоила ее трепещущие крылья, погладила мягкие перышки и поцеловала миниатюрную головку. Прижав ее дрожащее тело к сердцу, Ришона приняла обсидиановый клинок от Донатьи.
Сан’иломан закрыла глаза. Земля под ее босыми ногами дрожала. Мучительный вой коснулся ее души, отчаянный голод тварей, осужденных навеки.
— Тогда идемте, — прошептала она. — Вернитесь к свету.
Одним движением Ришона выпустила сову и взмахнула ножом. Мерина подняла глаза, когда птица улетела. Сначала она не заметила раны, оставленной лезвием ее госпожи. Затем с ее губ сорвался хриплый вздох. Руки Мерины метнулись к горлу и наткнулись на пульсирующую реку крови.
Сердце Ришоны сжалось, но только на мгновение. Она схватила служанку и прижала ее к себе.
— Милая Мерина, — пробормотала она. — Это нужно было сделать. Сегодня боги впишут твое имя в книги бессмертных, ибо ты принесла великую жертву во славу Сырнте и народа Мойсехена.
Кровь Мерины залила темным цветом платье Ришоны цвета слоновой кости. Она беспомощно боролась с твердой хваткой Сан'иломан, извиваясь, как кролик, пойманный в капкан, отчаянно и быстро водя рукой по горлу, пока ее колени скользили по влажной земле.
Донатья отошла на край круга, раскинула руки к небу и запела свою песню.
Ахме талам ню. Бехнем ахрат неме. Салам машина ду.
Обод загорелся высоким голубым пламенем. Из-под горы раздался приглушенный крик. По земле снова пробежала дрожь.
Пульс Ришоны ускорился.
Мехнес отдал резкий приказ стражникам, которые приготовили оружие.
Механе
Механе ахнам
Талам ну ахрам
Мерина сжала платье цвета слоновой кости своей госпожи в беззвучной, отчаянной мольбе о пощаде.
Ришона взглянула на обезумевшую служанку. Между ними упала темная пелена. Печаль и жалость растаяли под напором чего-то более глубокого и насыщенного, вкуса крови на ее языке, волны силы в ее животе.
Она низко наклонилась, погладила волосы Мерины и зашептала ей на ухо. Борьба служанки уменьшилась, затем прекратилась. Ришона вытерла окровавленные щеки Мерины подолом юбки. Ее губы встретились с губами служанки в нежном поцелуе. Затем она положила Мерину на мокрую землю, где женщина дергалась в последних конвульсиях смерти.
Талам ну ахрам
Мерина
Чернильная тень расцвела под ними. Деревья вздрогнули. Земля стонала. Ришона отступила через край круга, стена пламени не оставила на ней следов. Она повернулась, чтобы посмотреть на умирающую служанку.
Тело Мерины содрогнулось. Ее дикие глаза закрылись, а конечности обмякли.
Мехнес двинулся к Ришоне с обнаженным мечом. Его взгляд метался между его людьми, которые наблюдали за кругом с поднятыми щитами и напряженными телами.
Ришона чувствовала их беспокойство, но не разделяла его. В ее дух вошло глубокое спокойствие, ощущение связи с небесами наверху и всей тьмой внизу. Душа Мерины начала просачиваться из ее тела, направляясь в Подземный мир, образуя хрупкий мост между землей живых и мертвых.
«Сейчас. Это должно быть сейчас».
Глухой крик разорвал тишину.
Внутри круга земля извивалась и превращалась в вихрь из почвы и камней. Обмякшее тело Мерины потянуло к сердцу горы. Она исчезла среди неземных завываний и звуков рвущейся плоти.
Затем земля взорвалась вверх, омывая Мехнеса и его людей дождем из грязи и гравия. Внутри огненного кольца появилось существо, раскачивающееся на длинных светящихся конечностях. Его хищные глаза терялись в зияющих впадинах; его рот был открытой ямой, из которой капала почерневшая слюна. Одна конечность с черными когтями схватила труп Мерины за лодыжку, он был как ребенок, волочащий куклу. Грудная клетка рабыни была разорвана, а сердце вырвано.