Он тяжело сел на пол и ошеломленно уставился на внутренности, вываливающиеся из его живота.
Ришона шагнула вперед и вонзила ятаган в его толстую шею. Несколькими яростными ударами она отрубила Абартамору голову. Сорвав вуаль, она направила меч на его братьев и спросила:
— Кто еще бросит мне вызов?
Несколько мгновений не было слышно ни звука, кроме бульканья крови Арбартамора, собирающейся вокруг атласных туфель Ришоны.
Паолус-Нур обнажил оружие, но Мехнес остановил его руку.
— Подожди, брат.
Паолус-Нур с удивлением уставился на Мехнеса, который не сводил проницательного взгляда с их племянницы.
Ришона поставила свою жизнь на этот момент. Если она ложно доверилась Мехнесу, теперь она заплатит за это. Убить такого слюнявого дурака, как Абартамор, было легко. Мехнес, с другой стороны, мог прикончить ее за считанные секунды.
— Это не беспрецедентный случай, — сказал генерал Сырнте.
Вздохи пронеслись по двору.
— Но мы не примем правление этой женщины! — Паолус возражал. — То, что она сделала, оскорбляет нас и традиции наших отцов.
Другие сыновья Джотури-Нура переминались, перебирая рукояти своих мечей. Они обменялись испуганными взглядами, но ничего не сказали.
— Мелани-Наоми защитила свое право около пятисот лет назад, — возразил Мехнес. — А до нее была Шанури-Пах, во Время Огня. Абартамор хорошо знал нашу племянницу. С его стороны было глупо не предвидеть, что она будет защищать свои претензии.
Он повернулся ко двору и широко раскинул руки.
— Наш отец назвал своего наследника, и одного из наших братьев принесли в жертву. Право защищено. Я кладу свой меч перед Тамарой-Ришоной, Сан'иломан из Сырнте. Да хранят ее боги мудрой и свирепой.
Затем принц Мехнес, самый страшный и ненавистный полководец, которого когда-либо знал Сырнте, преклонил колени в почтении перед своей племянницей Ришоной.
Братья подавили смятение и один за другим последовали примеру. К изумлению Ришоны, весь двор встал на колени.
Триумф вспыхнул в ее сердце. Она подняла свой окровавленный меч и воскликнула:
— Я Тамара, также называемая Ришоной, наследница Джотури-Нура и принцесса дома Ландра. Я скрепила свои права кровью моего брата Абартамора. С этого дня вы должны знать, чтить и повиноваться мне как Сан'иломан из Сырнте.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Последствия
Эолин рано ушла отдыхать, оставив Адиану и Ренату смеяться с чашками, празднуя успех визита короля. Ночной воздух был прохладным, трава под босыми ногами успокаивала, была влажной. Страж поприветствовал ее, когда она шла в свою комнату. Она осведомилась о сэре Бортене, но рыцарь уже искал уединения и отдыха.
В течение нескольких недель Бортен подстрекал строителей от рассвета до заката, доводя стену до полуготового состояния, готовясь к прибытию короля. Непрекращающийся грохот камней и инструментов вызывал у Эолин постоянную головную боль, делая тишину этой ночи особенно приятной.
«Было бы неплохо провести несколько дней в тишине и покое».
Она остановилась перед комнатами своих учениц, прислушиваясь к тихому храпу Мариэль, пению сверчков и случайному шороху полевой мыши. Никаких других звуков до нее не донеслось, даже хихиканье Катарины и Таши. Девочки давно предались снам.
Эолин ожидала, что тоже быстро заснет, но она долго лежала без сна в постели, устроившись между чистыми льняными простынями и рассеянно водя пальцами по мягкому шерстяному одеялу.
Гроза, нараставшая на восточном склоне Южного Леса, разносила низкий грохот по холмам. Но здесь была ясная ночь, освещенная убывающей луной. Из сада доносился аромат шалфея, мяты и розмарина.
Эолин вздохнула, измученная, но полностью проснувшаяся. Она сменила позу, но сон продолжал ускользать от нее.
Несмотря ни на что, визит прошел хорошо. Она была благодарна за это. Акмаэль — король — выглядел довольным, когда осматривал территорию и разговаривал с ее ученицами. Воспоминание о ее вспышке все еще смущало ее, она плакала перед ним, как ребенок. Однако он был добр, и теперь ее стыд казался небольшой ценой за ощущение его рук вокруг нее, за теплоту его объятий.
Если бы только он не уехал после этого.
Если бы этот день никогда не заканчивался.
Откинув одеяло, Эолин встала и подошла к Кел’Бару, прислоненному к каменной стене рядом с ее кроватью. Оружие обладало способностью собирать в себя свет, даже когда оно было в ножнах, и оно светилось, как луна, спрятавшаяся за полупрозрачными облаками. Клинок издавал довольный гул, словно посреди какого-то приятного сна.
Эолин села на прохладный пол перед ним и притянула колени к груди, задаваясь вопросом, сможет ли она когда-нибудь приобрести навыки обращения с таким оружием. Она вспомнила кое-что из того, чему Акмаэль научил ее много лет назад, например, как держать рукоять. И было восемь углов, если она правильно помнила, под которыми можно было провести лезвием. Всякий раз, когда она замахивалась, ей приходилось думать о том, какая сторона осталась открытой, но у нее не было времени думать. Не в реальном бою.
Эолин разочарованно надула щеки и уперлась подбородком в скрещенные руки.
«Проклятье».
Почему Акмаэль настаивал на этой глупости? Он знал ее отвращение к оружию.
Но как могла она отказаться от его воли после всего, что он сделал для нее, после всего, что было прощено.
— Ты меня тоже прощаешь, Эрнан? — она заговорила вслух, будто у Кел’Бару мог быть ответ.
Ее брат уже должен был знать о ее любви к Королю-Магу. Душа все воспринимала через призму Загробной жизни. Эрнан увидит, что она обманывала его с самого начала, что она скрывала тайны своего детства и лгала о стремлениях своего сердца.
Но, наверняка, он также поймет, что лишил ее возможности довериться ему. Все, что раскрыло бы ее связь с Королем-Магом, и все окружающие ее неопределенности, осудили бы ее в глазах Эрнана.
Чем больше она думала о словах Акмаэля, тем больше понимала, что он сказал правду. Эрнан любил ее, ценил и защищал, но ни разу не выслушал и не попытался понять.
Почему ее инстинкт так мало значил для него?
Возможно, он считал ее слишком наивной и неопытной, что было правдой, но это не означало, что она всегда ошибалась. Его кампания могла бы закончиться по-другому, если бы он прислушался к ее совету. Он может быть сейчас жив, а она была бы в другом месте.
Но тогда Акмаэль погиб бы, потому что Эрнан был полон решимости убить Короля-Мага, и ничто не остановило бы его руку, если бы Боги дали ему такую возможность.
Слезы горели в глазах Эолин. Опять. Она стиснула зубы и вытерла их, злясь на неспособность оставить позади эту душевную боль. Один день в присутствии Акмаэля, и все ее барьеры были безнадежно разрушены, ее сердце было открыто для него, чтобы он мог взять или уйти, если захочет.
Заметил ли он, что ее чувства не изменились? Она молилась, чтобы он этого не сделал. Она хотела, чтобы Король-Маг ушел, вернулся в Город, не оглядываясь ни на нее, ни на ее Экелар. Она хотела остаться наедине со своей магией, чтобы исцелиться и снова попытаться забыть.
Шорох крыльев на подоконнике прервал мысли Эолин. Она подняла глаза и увидела сову, гордый силуэт которой озарял лунный свет.
Эолин удивленно вскочила на ноги, остро ощущая его проницательный взгляд, хотя и не могла разглядеть в темноте его круглых глаз. Ветерок трепал его перья. Его аура была до невозможности знакомой: интенсивные оттенки золотого, бордового и лесного зеленого, пронизанные прожилками глубокого индиго.
Она задержала дыхание и выдохнула шепотом: