«Земля — источник силы маги, говорила Эолин, — источник всего ее мужества».
Адиана прошла несколько шагов и остановилась. Оглядевшись, она увидела, что стражи последовали за ней. Они смотрели, прикрыв глаза, настороженно, но как-то отстраненно. Они не сделали ни замечаний, ни упреков, поэтому она повернулась и продолжила, чувствуя их тяжелые шаги, пока брела по траве у дороги.
Ландшафт Моэна, несмотря на все обрушившиеся на него ужасы, не изменился. Травянистые холмы раскинулись низко, казалось, поднимаясь и опускаясь едва заметно, пока тянулись на юг к далекому пятну Параменских гор.
Посевы были плотно засеяны, хотя каждое поле было захвачено, по крайней мере, одним тощим деревом. Принц Мехнес был бы доволен, подумала она, с противоречивой смесью гордости и меланхолии, когда он увидел, насколько щедрой может быть эта земля.
Адиане пришло в голову, что она никогда больше не увидит провинцию Моэн; что куда бы ни вела эта война, она не вернет ее сюда.
Не то, чтобы было к чему возвращаться, кроме печали и утраты, горьких воспоминаний о радости и дружбе, которые она когда-то знала, о людях, которых она предала.
Она сняла туфли, уперлась ступнями в мягкие зеленые стебли и потыкала пальцами ног в травы, пока одна из них не уколола ее в ответ.
С резким вздохом Адиана опустилась на колени. Она узнала розетку и вытащила ее вместе с корнями из земли.
Цветок был темно-бордового цвета с золотым пятнышком в сердцевине, лилово-зеленые колючие листья, корни цвета слоновой кости, окрашенные кровью.
Адиана тяжело сглотнула, баюкая растение в руках, будто это был драгоценный камень, чувствуя, что Боги наконец-то улыбнулись ей.
«У меня может не хватить сил, чтобы избежать постели Мехнеса, но это я могу сделать. Я могу отвергнуть его семя. Эолин научила меня этому».
— Что это?
Голос мужчины напугал Адиану. Она вскочила на ноги, прижимая растение к груди, несмотря на то, что листья жгли ей пальцы.
Музыкант Калил разглядывал ее темными глазами, обрамленными тяжелыми ресницами, и его пухлые губы были сжаты.
Позади него стояла всегда бдительная охрана.
Адиана опустила взгляд.
— Это трава, которую моя мать когда-то использовала для чая. Я подумала, что, возможно, это поможет мне спать по ночам. В последнее время я плохо сплю.
Калил стиснул зубы и протянул руку.
— Могу я взглянуть на это?
Адиана колебалась. У нее не было возможности понять, узнает ли он лекарство. Если и была то, что мужчины считали невыносимым, так это мысль о том, что женщина по своей воле отвергает их семя. Тем не менее, если она будет держать растение подальше от него, это только вызовет подозрения.
С неохотой она передала его, надеясь, что то, что сказала Ришона во время ее пребывания в Круге, было правдой, что травы Мойсехена отличались от тех, которые использовали сырнте.
Калил взял растение за корень и медленно покрутил в руках. Он осторожно отломил кончик одного из листьев, раздавил его, понюхал, а затем коснулся языком. С гримасой он сплюнул.
— Это очень горько.
— Да, — Адиана запнулась. — Настой смягчает вкус, его смешивают с другими травами и… иногда подслащивают. Медом.
Калил медленно кивнул.
— Моя сестра любила горькие травы.
— Твоя сестра? Я не знала, что у тебя есть сестра, — за все годы, что они играли музыку для Мага Кори, Калил ни разу не упомянул о своей семье.
— Она умерла, — его глаза встретились с ее. — Она и мужчина, которого она любила.
— Прости, — сказала Адиана. — Мне очень жаль.
Он выдохнул, словно отгоняя воспоминание.
— Это случилось очень давно.
Тем не менее, он не вернул растение. Адиана посмотрела на землю под ними, тайком ища другую, хотя надежды найти ее было мало.
«Бладсворт — одинокая трава, — говорила Эолин. — Она скрывается от многих глаз, в том числе и от наших».
— Я говорил с принцем Мехнесом, — Калил снова сосредоточился на ней. — Он разрешил тебе сидеть с нами, когда мы репетируем. То есть, если на то будет твоя воля.
Адиане не понравился звук ее смеха. Это был высокий и прерывистый смех сумасшедшей.
— Что он сказал? Если на то будет моя воля?
— Нет, — хмурое выражение на лице Калила усилилось. В его глазах было сочувствие, и она презирала его за это.
«Как будто он мог понять. Как будто кто-то мог понять».
— Нет. Я так говорю: если будет на то твоя воля, Адиана. Для нас будет честью, если ты сядешь с нами.
Она отвернулась, чтобы он не увидел, как она вытирает жжение с глаз.
— Я больше не могу заниматься музыкой. Здесь не место для музыки. В моей душе не осталось мелодии.
Долгое время Калил молчал. Затем он подошел ближе и сказал тихим голосом:
— Все мы живем по милости богов и королей. Но пока у нас есть музыка, у нас есть свобода. Они не могут коснуться нас внутри наших песен. Ты знала это когда-то. Ты должна вспомнить это сейчас.
Ее горло болезненно сжалось.
Он протянул ей увядшее растение.
— Пообещай мне, что это не убьет тебя.
— Убьет меня? — она удивленно взглянула на него. — Нет, это не убьет меня. Ну, может, убьет, если я приму достаточно. Но я слишком труслива, чтобы убить себя.
— Труслива? — он сдвинул брови, будто это было последнее слово, которое могло прийти ему на ум. — Ты сказала, что его смешивают с другими травами. Что еще ты используешь?
— Анжелика. Мать-и-мачеха. Болиголов. Но это самое главное.