Глава 15. Признание
Крепкий сон Майкла потревожил холодный ветер, что дул в спину. Он сразу же узнал эти ощущения, этот запах, что нёс с собой беспрерывный поток. Тоска, аромат опавших листьев, и некая нотка меланхолии. Наступала осень, и Майкл прекрасно ощутил её приход. Ничего хорошего она с собой не несла, только мрачные представления более страшной зимы, что уже была не за горами. Желая всем сердцем дальше окунуться в спокойные сны, Майкл всё же был вынужден открыть глаза.
Ему пришлось очнуться в той же позе, в которой он беспомощно заснул: крепко обхватив Марию и держась изо всех сил за строительный кран. Девушка в крепкой хватке не спала, а безразлично смотрела мужчине через плечо. Ведомый любопытством Майкл также обернулся и увидел почти пустой котлован. От ночной борьбы остался только широкий багровый след, уходящий вглубь подземных тоннелей. «Должно быть, их было так много, что они смогли унести его тело в логово» — подумал Майкл, печально смотря в пустое пространство.
Мария никак не отреагировала на то, что её спаситель проснулся, только покорно оставалась в его объятиях, ожидая дальнейших действий. Майкл и не хотел спускаться вниз и куда-то идти. Сейчас он чувствовал себя в безопасности, ему было тепло и мягко; он желал, чтобы этот момент длился бесконечно, но всё же, требовалось действовать. Невольно в голове блеснула жадная мысль, что если бы он и сам был готов стать неким безопасным прибежищем для Марии, хоть рискнув собственной жизнью, то от неё он не мог требовать аналогичного. Как решение всех бед и угроз он видел только одно: возвращение назад, туда, где он впервые встретил Марию, где и начался их путь.
Спускаясь с лестницы, он заметил, как крепкой хваткой за балку во время сна, он сжал её, как клочок бумаги. Возможно, именно благодаря тому, что пальцы застряли в металле, он и смог удержаться от падения, рискуя и своей жизнью, и жизнью Марии. Это было безрассудно, рискованно, и Майкл даже возненавидел себя за такую слабость, но всё же, признал, что другого выбора не было.
Оказавшись на земле, пара направилась вон из города, молча надеясь скорее покинуть его территорию. На улицах было так же пусто, как и пару дней назад, словно целый город окончательно вымер, и вокруг не было ни намёка на какую-либо живность. И это вызывало отчасти отвращение ко всему: к домам, улицам, дорогам, переулкам. Словно все эти постройки и места специально молча выжидают несчастных жертв, что вот-вот окажутся в смертельной западне. Будто этот город был жив и умышленно сговорился с отвратительными крысами, наслаждаясь расправами над незваными гостями. Но Майкл прекрасно понимал, что вся эта «живность» сейчас живёт глубоко под землёй, и никто не в силах им помочь; они выжидают другую жертву, что наряду с Дуилгриммом нечаянно даст о себе знать.
Ступая рядом с Марией, Майкл не мог прекратить думать о будущем, о том, что ждёт их этой зимой. Он сравнивал ситуацию в последнем городе, и визуализировал её на остальных, теряя какую-либо надежду на то, что им удастся найти себе пищу и кров. Безнадёжность медленно подкрадывающегося рока нагоняла более глубокую тоску и отчаяние. Майкл не видел никаких решений будущих проблем — ранее построенные планы уже казались невозможными для исполнения. Он опоздал, он был глуп, и теперь за это придётся платить, если не через месяц, то через другой. Он всё сильнее и сильнее верил, что эта зима станет последней.
Мария и Майкл шли целый день без какого-либо отдыха и еды, словно в бреду. Он не чувствовал себя, полностью отдавшись размышлениям, отвергнув мир и все потребности. Мария шла рядом с ним, от волнения лишь несколько раз вглядывалась в глаза друга и легонько трепала по плечу. Она ничем не могла помочь ему. Девушка испытывала голод, усталость, её тело дрожало от растущего холода, а спрятанное за тучами солнце никак не согревало. Складывалось ощущение, что причиной холода был Майкл, до необычного отречённый и понурый. Но, как и раньше, она покорно продолжала следовать за ним, плотно прижавшись к нему, по-особенному ласково.
Дорога их была донельзя безмолвной и одинокой. Прошло уже более двенадцати часов, как они начали последний путь, но Майкл так и не возвращался из раздумий, словно заблудился в лабиринте собственных мыслей. Марии пришлось ухаживать за ним, как за маленьким ребенком. Когда он начал сутулиться и запинаться о собственные ноги, она осторожно остановила его и посадила на землю, и он даже не сопротивлялся. Ей пришлось кормить его с ложки, бережно контролируя каждое действие, и в эти минуты, он выглядел особенно страшно. Не отходя от Майкла ни на шаг, Мария провела с ним бок о бок всю ночь, успев уснуть только на пару часов.
Когда же на следующий день, Майкл всё же смог прийти в чувство, то неприятные боли в голове не давали покоя. Всё тело ныло и чесалось, он даже не заметил, как вместе с Марией успел пройти крупный отрезок пути. Уж слишком странно он ощущал себя после встречи с Дуилгриммом, и новое состояние просто не давало ему покоя. Всё это произошло неожиданно и резко, приятные и спокойные дни один на один с Марией молниеносно сменились какими-то мрачными и поддавленными. От этого можно было сойти с ума.
Уже через несколько дней они вернулись в тот самый город, откуда и начали путь. Это было всё такое же тихое и непримечательное место. После произошедшего в большом мегаполисе, Майкл всё меньше и меньше думал о том, чтобы вообще жить в каком-либо населённом пункте. Но мысль, что этот город гораздо мельче, всё же немного успокаивала его. В тихом, и достаточно огороженном месте, он видел самый безопасный дом.
Взвешивая время пребывания в каком-нибудь лесу, лугу или деревне с жизнью в городе, он всё сильнее склонялся ко второму. Надежды на работы в поле у него не было, им просто не хватало времени, чтобы изучать фермерское хозяйство. Были даже глубокие сомнения о том, что где-то в маленьких и одиноких деревнях остались призрачные запасы пищи, Майкл сразу признался себе: эти резервы давно были истреблены кем-то другим.
Проходя очередной раз по знакомым улицам, Майкл и вовсе их не узнавал, уж сильно осень и прошедшие месяц повлияли на этот город, словно в нём прошел не один год. Да, могло показаться, что сезонные перемены прошли слишком резко, но природа итак начала вести странную игру после вымирания человечества.
На подходе к уже знакомой церкви сразу был заметен изменившийся парк: большая часть листвы опала, пару яблонь ещё держали на себе свежие плоды, который со дня на день должны были свалиться под собственной тяжестью. Было даже удивительно, что крысы — в наличие которых Майкл не сомневался — избегали это место, или, быть может, просто и не догадывались о его существовании. Сад пах пришедшей осенью и между запахом листвы не прослеживался аромат яблок. Это была хорошая новость, и частично облегчало ближайшую жизнь Марии и Майкла.
На подходе к зданию, девушка странно и многозначительно смотрела на церковь, точно вспоминая всё, что было внутри её стен и под фундаментом. Майкл только чувствовал лёгкую дрожь, прошедшую по всему телу, во всех деталях вспоминая приход, заключение и побег. Здание почти не изменилось, только окна и стены стали чуть более грязной. Открытая ранее нараспашку дверь была закрыта. «Наверное, ветер» — подумал Майкл.
Не только внешне не изменилось церковь — внутри неё всё также оставалось на своих местах. Набросанные друг на друга скамейки, шкафы и канделябры стояли именно там, где их и оставили во время своего ухода Майкл и Мария. Всё было слишком чисто, спокойно и цело, словно кто-то здесь уже побывал. Только одна вещь находилась не на своём месте, точнее, она полностью исчезла: тело змееподобного чудовища. Ничего от него не осталось, кроме пары старых и засохших пятен на полу. Некогда пробивший череп монстра крест лежал в противоположной стороне, будто бы грубо откинутый посторонней силой. Майкл бы сразу списал всё это на крыс, но он ни за что бы не поверил, что эти создания могли просто откинуть в сторону такую тяжесть, и — тем более — высвободить остальное тело из-под него. Никто другой просто не мог такое сделать; некому было приходить сюда и забирать медленно разлагающееся тело чудовища. Наблюдая за тем, как пусто зиял спуск в подземный тоннель, и лишь гадая о том, как и почему всё это произошло, Майкл с Марией стояли в ступоре в дверях. Это было до того неожиданно и странно, что Майкл, простояв несколько минут, начал разворачиваться, чтобы найти другое, более безопасное прибежище. Но стоило ему только повернуться в другую сторону, как девушка крепко взяла его за руку и вошла внутрь. Мария окончательно решила остаться в этом месте, и даже такое изменение никак не повлияло на её решение. Майкл смотрел на неё и пустое место с каким-то негодованием, будто всё это было связанно друг с другом. Из-за этой мысли у него снова начала болеть голова.
Ближе к ночи, парочка решила запереться в уже знакомом кабинете священника, где больше всего ощущала себя в безопасности. Находясь там несколько минут, мужчина быстро подошел к метровому зеркалу и развернул его рабочей стороной к стене. Пребывая там вместе с Марией, Майкл поймал себя на мысли, что его сильно притягивал открытый спуск вниз; ему почему-то хотелось вернуться в то место, где он впервые познакомился с Марией. Эти мысли сначала казались какими-то неправильными и отвратительными: что́ за желание, вернуться в самое отвратительное, ужасающее, неприятное и раздражающее место? То была пучина кошмаров, плавильня душ и кузница страданий. Майкл до сих пор не мог представить: сколько же людей побывало в тех жутких коридорах, среди постоянной влажности и тьмы, где извечными собеседниками можно найти только холод и одиночество.
Вернувшись к спуску, он не мог перестать смотреть на тот пустой провал, который так и манил спуститься. Тот путь, и лабиринт глубоко под землёй, хоть и казался каким-то ужасным местом, но в то же время чем-то гипнотизировал мужчину. «Испытай себя, — говорило оно. — Окунись снова в этот ужас, чтобы переродиться совершенно в нового человека».
Он бы и дальше стоял на месте, продолжая вглядываться в мрачную лестницу, пока его не отвлекла Мария. Она не разделяла страх — или желание — Майкла; посмотрев чуть меньше минуты на этот знакомый спуск, она вернулась, в более приятное место. Дверь в кабинет священнослужителя знакомо заскрипела, словно здороваясь с вернувшимися назад друзьями. Этот звук был приятным, успокоительным: в нём было что-то уникальное, необычное, что-то, что наделяет эту дверь и издаваемые ими звуки какой-то индивидуальностью. (Насколько бы не было романтизированно это в глазах Марии и Майкла, они всё же ощущали что-то приятное, но неописуемое, когда слышали скрип этой двери.)
Майкл наконец-то отвлёкся от лестницы. В его голове пробежала мысль, что следует повторно запечатать проход вниз, чтобы он не «мозолил глаза». Вернувшийся, мужчина с улыбкой посмотрел на то, как свободно и без стеснения Мария обошла каждый знакомый угол в комнате священника. Она ждала своего друга внутри кабинета, внимательно всматриваясь в стол и полки шкафа, радостно примечая, что с их ухода ничего не поменялось. Но тут вернулся Майкл, и всё наконец-то было на своих местах, там, где и должно было быть. Вся усталость от затянувшегося и безуспешного путешествия отражалась в печальных глазах Марии, которая перевела взгляд на Майкла, и никак не могла опустить глаза.
В голове сразу всплывали картины того, как Майкл и Мария ранее находились в этой маленькой комнате. Текущая обстановка точь-в-точь повторяла прошлую. «Ну вот, мы здесь, опять… вместе» — читалось в взгляде каждого. Мария многозначительно улыбнулась Майклу и принялась дальше рассматривать уже знакомые полки. Он был рад тому, что он в кои-то веки оказался в месте, которое мог бы назвать безопасным. Для него эта церковь стала поистине значимой.
Следующие несколько дней, после возвращение в исток их длинного путешествия, проходили непринуждённо и спокойно. Ничего необычного не происходило, будто вся случившаяся история, и вся дорога, были какой-то дикой фантазией, только странные изменения в теле Майкла постоянно напоминали о реальности случившегося. В один момент он оставил Марию одну, пока та читала Библию. (Сколько бы Майкл не пытался запомнить или подсмотреть, он так и не понял, читала ли Мария всё это только в первый раз, или уже несколько раз начинала всё сызнова.)
Спрятавшись от девушки, он снимал с себя одежду и разглядывая каждый участок тела. Картина оказалась достаточно неприятной: бо́льшая часть кожи уже не выглядела привычно — почерневшие области также имели на себе огромное количество странных наростов и чешуек, что не могло даже и приблизительно почитаться за человеческую; — ноги, руки, и всё туловище были уже другими, только через кожу на шеи проглядывались маленькие полосы вен, что чёрными полосами тянулись вверх, будто готовясь вот-вот продолжить трансформацию.
Если бы раньше Майкл и увидел такой исход, то в исступлении мог убить себя, даже не пытаясь взвесить все плюсы и минусы. Сейчас же, эта ситуация рассматривалась с какой-то самобытность; Майкл лишь уставши выдохнул, словно переживал какой-то период самой просто простуды, такой утомительной и привычной. Что же будет с ним тогда, когда эти чёрные вены доберутся до мозга, когда лицо и голова примет совершенно другой вид… Майкл пытался не задавать себе такой вопрос, но всё же одно неприятное чувство кольнуло в грудь. Это неприятное ощущение было встречено с самой лёгкой улыбкой, которую Майкл мог нарисовать на лице в последнее время. Он чувствовал… он всё ещё ощущал собственное сердце, а значит, он всё ещё был самим собой.
Каждый следующий день повторялся точь-в-точь, как предыдущий. Ничего нового не происходило, каждый угол церкви теперь дышал спокойствием. С одной стороны, это была та самая атмосфера, которую раньше Майкл не мог переносить, — как, к примеру, было на заводе Стрелка, — но сейчас же, всё воспринималось совершенно иначе. Майкл теперь находился один на один с Марией, рядом не было кого-то постороннего, того, кто ощутимо влиял на девушку. Всё было тихо, спокойно, непринуждённо… Идиллия.
Страх перед надвигающейся зимой временно притупился, и, пока всё имелось в достатке, Майкл даже и на секунду не задумывался о том, что будет происходить дальше. Казалось, что жизнь сейчас преобразовалась в петлю, монотонно проходящей от точки А, до Б, то ускоряясь, то замедляясь, но никогда не останавливая хода. Теперь уже он не мог сказать какой сейчас день и какое время, всё вокруг притупилось и упало; огромное количество важной информации и деталей превратилось в пыль, такую неказистую и бессмысленную. Даже казалось смешным, что раньше Майкл там много боялся различных вещей и событий, который сейчас ничего не значат. Даже тот самый спуск под землю, что ещё недавно напугал и смутил его, превратился в ничто. Сам по себе он остался, занимая при этом достаточно много пространства в главном зале, но в голове Майкла его больше не существовало.
Часами он наблюдал за тем, как Мария смотрит в окна или читает книгу. Иногда он и сам неуклюже присаживался рядом с ней и делал то же самое. Чем дольше он наблюдал за девушкой и повторял её быт, тем сильнее было заметно, что со дня на день Мария становилась какой-то беспокойной. В начале это прослеживалось в её взгляде, потом спокойное дыхание переменялось каким-то удручённым и неспокойным, вслед изменялось движение, повадки. Девушка что-то ждала, что что-то должно произойти, если не в ближайшую секунду, то точно завтра. Это продолжалось пару дней, потом неделю. Если же ближе к концу волнение Марии доходило до предела, и она бездельно смотрела в потолок думая о чём-то своём, то на новое утро она так же была спокойна, как и день назад. Это повторялось снова и снова. В отличии же от Марии, Майкл не ощущал никакого облегчения, — будучи заражённым волнением от Марии, — это жгучее чувство только сильнее и сильнее разгоралось в нём, без какой-либо возможности высвободиться из темницы. И даже частично спокойное лицо девушки никак не успокаивало взволнованного мужчину. Он всё гадал, чего же ждёт она, день ото дня, лишь продлевая это ожидание, без какой-либо задней мысли, что все её попытки и грёзы тщетны, что, прождав впустую несколько дней, ей следует просто забыться. Майкл ничего не сказал ей, только молча наблюдал, готовясь в любой момент сорваться на выручку, чтобы не случилось, чего бы она не ждала.
Заметив такое странное поведение в лице Марии, Майкл начал чаще пропадать в зале, именно там, где его не видели. Он ходил кругами от одного угла к другому, так и представляя себе, что же ждёт Мария. Он пытался припомнить все события и встречи, что объединяли их. Только вспоминая жизнь у Стрелка, он наконец-то достиг той самой мысли: ему вспомнилось, как тот говорил о том, что любые сопротивления и надежды бесполезны. Стрелок не только пытался невзначай убедить Марию и Майкла в том, что жить одним днём было самым оптимальным и спокойным решением, чтобы найти самому себе желанных собеседников и друзей, а как будто пытался намекнуть на что-то важное и неотвратимое. Быть может, пока Майкл путешествовал домой, то Стрелок успел сообщить Марии гораздо больше деталей, чем мог себе позволить при Майкле. Эти мысли только сильнее разозлили его; он очередной раз проклял Стрелка, за то, что он так грубо губил Марию; этот «подлец» просто боялся одиночества и смерти в полном забытье, и Мария казалась для него самым выгодным решением.
— Будь ты проклят, — проговорил про себя Майкл.
Не расспрашивая Марию, не пытаясь самостоятельно рассмотреть или вообразить жизнь Стрелка с совершенно другой стороны, Майкл посчитал его за самого карикатурного злодея, без какой-либо достойной мотивации и страхов. Майклу даже не хотелось говорить о нём с Марией, ибо боялся столкнуться с каким-то сторонним влиянием или привязанностью к этому человеку.
Ещё несколько дней Майкл наблюдал за тем, как Мария день за днём ожидала чего-то. Она так и не заговорила с ним. Её словно сдерживала знакомая только ей обида, но Майкл ничего не замечал, ведь она также спокойно смотрела на него; в её взгляде проскальзывала привычная доброта и ласка. В один момент, пока Мария читала Библию, Майкл подошел к ней, молча сел в метре от неё, и пристально, не стесняясь, смотрел прямо в глаза. Мария заметила это не сразу, но как только поняла, что это продолжается уже не первую минуту, то заметно смутилась. Краска ударила ей в лицо, и она отложила книгу в сторону. Они смотрели друг на друга почти час, не произнося ни слова, не делая какого-либо жеста, полностью бездвижно. Мария с каким-то любопытством смотрела на Майкла, до сих пор не зная, и даже не догадываясь, чего именно хотел добиться этот человек. Она не уставала, не теряла интерес к нему, продолжая всё вглядываться в его грустные, испуганные и печальные глаза.
— Почему ты молчишь? почему ты больше не говоришь мне ни слова? — почти шепотом спросил Майкл.
Все переживания внутри него росли, и он хотел бы избавиться от них, чтобы облегчить жизнь и себе, и самой Марии, но у него просто не было такой возможности. Самостоятельно справиться с всепоглощающими мыслями он просто не мог, и, даже когда он пришел к ней за помощью, та тоже оказалась бессильной.
— Скажи хоть слово, и я воспряну духом. Одно лишь слово, и я излечусь. Уже так долго я тебя не слышал, и, даже начал верить в то, что я просто схожу с ума, что весь мир вокруг меня рушится, что вот-вот… и я окажусь в непроглядной пучине, где нет ничего. Мне страшно и одиноко, и мне не под силу с этим бороться… я чувствую, как будто маленькая часть меня исчезает… какая-то последняя часть… самая важная часть. — Майкл сидел напротив Марии, не в сила уже сдерживать слёзы. Раскрывая девушке своё сердце, ему удалось посмотреть на себя со стороны, увидеть всю ситуацию под другим углом, и он видел поистине жалкого человека. Этот вид и нагнал на него печаль; он скорбел по этому жалкому существу. — Быть может, я всё это заслужил. Быть может, так и надо.
Пытался ли Майкл таким витиеватым способом достучаться до неё и надавить на жалость, чтобы наконец-то получить то, о чём он уже так долго думал и тосковал, или же его сердце было настолько измученно, что в порывах максимализма было готово уязвить свои слабости, в надеждах самоуничижения. Он уже и не знал, что думать, на что надеяться, и делал просто то, что мог, на что был способен.
Мария всё же что-то почувствовала, когда душа Майкла открылась, и ей явились все переживания, вся боль. Она было открыла рот, чтобы что-то сказать, что-то поведать, но смущённо остановилась и просто промолчала. Майкл это заметил и был сильно опечален. Мария бросилась к другу с распростёртыми объятиями, успокаивая Майкла как могла. Мария прижималась к его груди, но он всё же продолжал ощущать растущую горечь. Они просидели достаточно долго на коленях, Мария даже смогла уснуть, всё ещё обнимая Майкла. Вскоре и ему стало легче; ощущая свою важность он успокоился, но недостаточно, чтобы смотреть на мир более яркими красками. Он осторожно провёл пальцами по волосам Марии, задумываясь о чём-то, гадая, чего же хочет эта девушка, чего она жаждет и требует. Осторожно переложив её на пол, мужчина тихо вышел из комнаты.
С болью в голове он рассматривал спуск в подземный тоннель, всё доходя до какой-то мысли, но постоянно теряя её; это умозаключение всё время витало где-то рядом, и всегда ускользало сквозь пальцы, стоило только попытаться зацепиться за неё. Он не мог полноценно представить то, что от него требуется, кем он является для Марии, стоит ли вообще ему находится рядом с ней…
Его то притягивали к себе, и нуждались в его компании, защите, решимости и отчаянности, то отбрасывают в сторону, словно старую и надоевшую игрушку. И Мария, и многие другие словно специально крутились вокруг Майкла, то предоставляя тому самостоятельность и одиночество, то повисая на его плечах, прося о помощи и компании. Он в отчаянии обратился к ней… Майкл уже несколько дней страдал и никак не мог получить нужную ему помощь, и вот, когда он оказался на краю той самой пропасти, то был готов упасть. Желал упасть! И не помощь он получил от Марии, не вожделенное спасение, что было способно окрылить его. Нет. Мария лишь поигралась с ним, дала маленькую надежду на то, что она рядом, что она имеет то, что нужно Майклу, но так ничем не наградила.
Спускаясь вниз по лестнице, Майкл думал, что всё же было лучше, если бы Мария просто бросила его, оскорбила. Если бы она окончательно уничтожила его тогда, когда у неё была такая возможность, когда у неё под рукой было всё необходимое: слова, жесты, даже простой взгляд… но она оставила его на том самом краю бездны. Не толкнула, не оттащила. «Лучше бы я упал».
Майкл очередной раз оказался в непроглядном лабиринте, по спине уже не бежала неприятная дрожь, что прослеживалась при первом посещении. Сейчас всё было спокойно, слишком спокойно. Он даже подумал, что не так должен себя ощущать человек, вернувшийся в одно из самых худших мест, где он мог когда-либо побывать. Здесь было темно и сыро, пробираться вперёд приходилось вслепую скользя вдоль стен, и единственное, что чувствовал Майкл, так это лёгкий дискомфорт из-за неудобной обстановки. Продвигаясь всё дальше и дальше, ему начало казаться, что он идёт уже несколько часов. Осторожной поступью он издавал монотонный шорох, что был единственным звуком в этом огромном тоннеле. Вначале он звучал непривычно и зловеще… даже зная полностью источник возникновения этого шума, Майкл никак не мог перестать наблюдать в нём какую-то враждебность.
Все чувства постепенно притуплялись, оставив только слуховое восприятие, которое и так было напряжено прислушиванием к сплошному раздражительному эху. Несколько раз Майкл останавливался на месте, так как ему казалось, что он слышал поодаль от себя другой шум. Он стоял неподвижно у стен, и позже продвигался дальше, продолжая делать эти ненужные, но осторожные остановки каждые несколько минут. Хоть он и чувствовал себя чересчур одиноким, и никакое присутствие поблизости не заметил, всё же атмосфера вокруг была неприятная и угрожающая, словно вот-вот кто-то мог выйти из темноты, точно появившись, как из засады. Без зрения все остальные чувства обострились, Майклу даже казалось, что он свободно слышит, как над его головой и несколькими метрами земли шумит ветер, гоняя взад-вперёд пыльные бури и листву. Даже кожа стала чувствительней, где-то издали в лицо дул прохладный ветер, неся с собой тот же тлетворный запах наступившей весны и грядущей зимы.
Через какое-то время, Майкл всё же наткнулся на что-то знакомое. Из стены, вдоль которой продвигался Майкл торчала маленькая деталь, которую он задел. Это была ручка двери, ведущая в одно из многочисленных помещений. Майкл сумрачно припоминал, что ещё до темницы видел какое-то количество складов и прочих комнат, и даже не смог сориентироваться, находился ли он сейчас в пределах десятка метров от спуска или же прошел на многие и многие метры вглубь. Воспоминания таких незаметных деталей болезненно всплывали в голове, затрагивая при этом мучительные ощущения от пыток и страданий.
Собравшись потянуть за ручку двери, у которой стоял Майкл, он подумал, что это не та дверь. Интуиция подсказала ему, что он не пришел туда, куда хотел, что следует идти дальше. Собираясь мыслями и пытаясь вспомнить многие детали первого спуска в тоннель, Майкл всё же пошел дальше, доверившись чутью. Чем глубже он уходил, тем сильнее росло в нём беспокойство. Он вот-вот окажется у цели. Сердце началось бешено стучать в груди, и затылок стал слегка покалывать, словно кто-то наблюдал за ним. Он стал ещё чаще останавливаться, стараясь сильнее прислушаться к окружающим звукам.
Через несколько продолжительных метров, Майкл оказался у второй двери. Он машинально остановился на расстоянии вытянутой руки, словно делал это уже множество раз. Странный ком застрял в горле: дверь перед ним слилась с тёмной стеной, но он ясно ощущал исходящий от ней холод. Всё больше и больше вещей намекали Майклу на то, что он наконец-то прибыл в то самое место, где когда-то играл роль заключённого. Прикоснувшись к ручке, он почувствовал, как собравшийся на лбу пот стекал по изгибам носа, как где-то глубоко внутри тела зародилось странное и неприятное чувство. Сам же Майкл никак не мог дать объяснение всему отвращению и поступающему чувству тошноты, когда он просто прикоснулся к железу. Он всё стоял напротив неё, не в силах отпустить ручку или потянуть её на себя, словно прикоснулся к чему-то настолько противоречивому и отвратительному, что моментально потерял всю возможность двигаться и размышлять; чутьё подсказывало ему, что именно сейчас следует уходить, просто взять и развернуться, и никогда больше не совершать подобных деяний, никогда не допускать подобных мыслей и ошибок, и просто жить, где угодно, как угодно.
Железная дверь отворилась.
Майкл сразу на себе начал ощущать то, что по ту сторону дверного проёма действительно ожидает уже знакомое помещение. Мрачный и пугающий холод исходил из открытого входа, манящий внутрь себя старого знакомого. Майкл всё сильнее ощущал растущую тошноту: для него помещение за дверью было настоящим коктейлем из болезненных воспоминаний, легким зудом в давно раненном ухе и неожиданной вялостью. Все ощущения словно соединились в незримые клубы, медленно парящие от стенки до стенки. Майкл уже не хотел убегать, но в голове на миг появилось видение, в котором он упал на колени, и словно маленький ребёнок закрыл лицо руками, веря, что это могло спасти его от надвигающихся кошмаров. Но пустая комната никак не могла навредить ему физически, вот только противоречивое желание всё никак не могло угомониться.
Будучи без чувств, Майкл переступил через порог, даже не заметив этих маленьких действий, словно сам находился где-то далеко и не контролировал себя.
Ступая вперёд, он ничего не соображал; перед его глазами продолжала стоять тьма, и глаза по неясной причине стали слезиться. Не видя перед собой и пары сантиметров, он всё же шел бодро, словно ощущал каждую стену вокруг себя, словно наблюдал их очертания таинственным внутренним взором, будто имел способность в эхолокации. И вот он подошел к той стене, к которой когда-то был прикован цепями. Он даже не врезался в неё, не ударился случайно ногой или телом, а просто подошел вплотную и прикоснулся к незабываемо холодному камню. Не ожидая этого, он прекрасно запомнил комнату, в которой раньше никак не мог сориентироваться, словно заучил её карту, и не мог её ни запомнить, ни забыть.
Из всех четырёх каменных и холодных стен, та, у которой он стоял, была единственной. Выбоины от старого выстрела, слои осыпавшегося песка, засохшее пятно крови… эта стена была как личный дневник; каждый след на ней представлял собой череду небольших событий, через которые проходил Майкл. Каждая трещина и вмятина восстанавливали яркие картины прошлого. Заныли старые шрамы. Ноги покосились, и Майкл упал. Оказавшись в этом месте, он ощутил, как сильно ослаб. Что-то странное происходило с ним в последнее время, он одновременно мог чувствовать противоречащие друг другу ощущения; ноги странно слабели, и казалось, что он может пройти ещё многие километры, но сердце и общие ощущения говорили о противоположном.
Вокруг было тихо, темно, злоба всё ещё витала где-то поблизости, застрявшая в бывшей темнице. Майкл посчитал, что именно здесь и сможет отдохнуть, сможет наконец-то расслабиться и придаться неутомимому потоку мыслей, желая обуздать этого монстра. Лениво он оглядел помещение, словно видел каждый угол, каждую песчинку, каждый сантиметр старой клетки. Внутри этого места — и тем более, где-то поблизости — не было псевдо-священника. Майкл забыл этого человека, поскольку научился собираться мыслями и направлять их в нужное русло, стоило только вырваться из его цепей, и, оказавшись наверху с Марией, он просто забыл почти обо всех бедах, что случались с ним. Ему уже не хотелось проклинать этого человека, злиться на него и желать ему смерти. По отношению к нему поселилось безразличие, и чуть ли не жалость. «Он один, а я нет. Быть может, сейчас он страдает больше, чем кто-либо другой» — сказал сам себе Майкл.
В самом начале священник показался каким-то спасителем, при первой встрече с ним, уже хотелось назвать его другом и броситься ему в объятия. В то время Майклу было очень тяжело из-за одиночества, а недавняя встреча с Дуилгриммом только сильнее разжигала этот страх. Тот человек был настоящим даром, и для нового гостя не грехом было бы оказаться слугой в объятьях своего благодетеля, лишь бы быть рядом с ним, быть с кем-то из людей. Но дружба не устраивала обе стороны…
Воспоминания о прошлом нахлынули страшным потоком, ведь не хотел Майкл думать о будущем, что так сильно его пугало, и, вместо этого можно было отдаться прошлому, чтобы заново переоценить некоторые поступки и найти себя. С другой стороны, Майкл даже не собирался вспоминать те многочисленные дни голода, холода и боли, ему казалось, что эти воспоминания огнём пройдутся по разуму, неся за собой невыносимую боль. Но какой бы удар Майкл не припомнил, какое бы оскорбление или унижение не вернулось назад, ему почти что было всё равно. В то время вся жизнь его менялась, и он был готов проклясть всё на свете, даже самое святое. Сейчас он понимал, что больше не слаб, что он стал куда сильнее, и, какие бы трудности не выпали ему, он всегда с ними справится.
Майкл ещё целый час вспоминал последующие после своего заточения события, — чаще всего, перед глазами виднелись картины того, как он выручал Марию, как помогал ей и всегда был рядом. Их жизнь была далеко не спокойной, — они переживали самые тяжёлые и сложные периоды, но всё же оставались вместе.
Находясь в кромешной тьме, в самом эпицентре ужаса и террора, где всё вокруг имеет лишь один чёрный цвет, Майклу так и хотелось взглянуть на себя. Какая-то внутренняя жилка, старое человеческое стремление так и пыталась разгадать эту огромную загадку: «Кто же я такой?». Наблюдая за собой со стороны, взвешивая все мысли, эмоции, действия и порывы самопожертвования, Майкл всё же нашел в окружающей кромешной тьме те самые тёплые и светлые моменты, что возвышали его над собой.
Оставаясь один на один с мыслями, он всё же пришел к одной простой истине, которая охарактеризовала его, от самой встречи с Марией, и до текущего дня. Этот итог вызвал на его глазах несколько слёз, который говорили о внутренней тоске, о перенесённой печали и скорби. В то же время он и улыбался, наконец-то осознавая, для чего ему стоит жить, и что ему стоит сделать. Эта мысль казалась дикой, безумной, но в то же время она была единственной и важной, и только Майкл был способен реализовать её.
Собравшись силами, Майкл поднялся на ноги и вышел из комнаты. Он ощущал необычный прилив энергии, и его тело жаждало действий. Именно поэтому он направился не в сторону церкви, чтобы воссоединиться с Марией и крепко обнять её, по-отцовски, а направился в противоположную сторону, где ожидал найти выход наружу. Пока он брёл по тёмному коридору, что-то говорило ему, что не следует в данный момент находится вместе с девушкой, что его присутствие необходимо в другой точке. Всё более и более странные чувства начали просыпаться в нём, эта «интуиция» так и пыталась глубоко вгрызться в мозг, всё никак не унимаясь. Со временем она бы всё сильнее и сильнее напоминала о себе, заставляя вскоре его жалеть о неправильно выборе; это могло длиться вечно, пока Майкл наконец-то не пошел бы на уступки.
Выбравшись из длинного подземного тоннеля, он никак не удивился тому, что оказался за пределами церкви, где-то достаточно далеко, чтобы можно было избавиться от любых преследователей. Это был обычный канализационный колодец, который выводил на поверхность в центре маленького жилого района. Проход был изрядно испорчен: на боковых стенах были заметны крупные вмятины и царапины, часть стен обвалилась вниз; было даже удивительно, что вслед за Снарбулом, — тем самым змееподобным чудовищем с бычьей головой, — ничего не обрушилось.
Вокруг Майкла всё было тихо и спокойно, словно все ужасы, пережитые им, исчезли, и остался только чистый и непорочный мир, который будет проживать день за днем, позволяя животным вернуть давно утраченные территории. Майкл бы даже не удивился тому, что на поверхности была такая же непроглядная тьма, как там, внизу, под землёй. Высоко в небе висела полная луна, и мужчине даже казалось, что её лучи согревали его. Они смотрели друг на друга, два совершенно одиноких создания, находившиеся во тьме, что окружала их. Так, человек понял, насколько земной спутник был близок. Эта возникшая сентиментальная мысль заставила мужчину улыбнуться. Он сравнивал себя с этим огромным камнем; он также не имел какой-либо возможности что-то изменить в своём окружении, и, мог только наблюдать свысока за тем, как где-то вдали, где-то среди привычных видов разыгрывается отвратительное представление жизни.
Мария. Это имя резко вернула Майкла в действительность. Сам того не заметив, он совершенно забыл о своей подруге, которую оставил одну в церкви, полностью без защиты. Он сделал для неё так много, что, забыв о ней, он оскорбил самого себя. Майкл поднялся во весь рост и побежал в сторону церкви. Но стоило ему только увидеть это огромное и одинокое здание, как он остановился. Всё новые и новые мысли посещали его голову, именно такие, о которых он раньше и не мог подозревать. Здание, внутри которого находилась Мария, показалось отталкивающим. Внутри церкви была тишина, которую только изредка нарушал шум перелистывания страниц, и только в небольшом кабинете священника горел свет в виде пары восковых свечей. Эта обстановка не понравилась Майклу, и у него даже была мысль, что и вовсе не следует возвращаться, но только сейчас. На открытой улице его бодро ласкал прохладный ветер, а воздух проникал в лёгкие и выходил заметными клубами пара. Именно вне церкви ему почему-то было лучше, там, где нет высоких стен и давящего потолка.
Майкл решил медленным шагом идти вдоль улицы и продолжать наблюдение за зданием, — он продолжал прислушиваться к интуиции. Внутри церкви всё ещё была Мария, и Майкл необычно ощущал то, что она именно там. Он как будто точно знал это, а не просто догадывался, словно легко чуял это… или слышал. Всё же пару раз он пытался обдумать и опровергнуть то, что наговаривает ему неожиданно обострившиеся чувства, но каждый раз ловил себя на том, что они правы.
«Мария. Внутри. Она очень спокойна. Продолжает читать. Её ничего не мучает и не пугает, она явно даже не волнуется о том, что её спутник исчез. Она слегка устала, но несмотря на желание спать продолжает читать. Перед её глазами только одна строка, которую она повторяет из раза в раз, и, что-то в тех словах написано мрачное, что-то неприятное, но в то же время важное и необходимое» — говорил Майкл про себя, точь-в-точь повторяя то, что нашептывала ему второе «Я».
Окружающая обстановка продолжала странно влиять на мужчину, внушая тому всё более и более необычные мысли. Вокруг было так чудесно и тихо, что хотелось позволить себе любую вольность, хоть даже вскочить на четыре лапы и пробежаться, пока лёгкие не будут гореть от натуги, пока сердце не взвоет от усталости и изнеможения. Майкл даже широко улыбнулся и наклонился к земле, как вдруг остановился. Почему он подумал об этом? Откуда возникла эта странная мысль? В голове продолжало витать необъяснимое ощущение, что только сильнее возродилось после того, как только он вышел из подземной комнаты. Он уже слабо начал разбирать то, какие мысли его собственные, а какие являются лишь наваждением. Появилось неприятное ощущение в груди, с каким-то жжением, что он не выполнил важное поручение… особое задание. Рядом с ним была цель этого задания, и ему хотелось держаться рядом с ней, но что именно всё это означало… он никак не мог себе сказать.
Однако же, рядом ощущался кто-то ещё, кто-то совершенно другой, необычный. Этот новый ощущался совершенно иначе, не так, как представлялась Мария, и, от него исходили другие, непонятные волны, складывающиеся в приятные и облегчающие ощущения. Этот странный незнакомец воспринимался как друг, напарник. Майкл ощущал, что если встретиться с ним, то он не будет представлять угрозу, и их воссоединение приведёт только к лучшему исходу. Мужчина вышел на открытую местность и начал оглядываться: вокруг были только небольшие дома, за которыми ничего не наблюдалось. Всё было так же тихо и спокойно, как и с самого начала ночи, и без странного ощущения кого-то постороннего, Майкл бы ни за что не заметил чьего-либо присутствия. Медленным шагом он направился в ту сторону, где и ощущал его.
Чем ближе он приближался к цели, тем сильнее возрастала другая мысль, посторонняя, казавшаяся слегка глупой, но в то же время и неприятно приставучей. Она сообщала, что Майклу следует пробраться к нему очень тихо, и оказаться рядом совершенно незаметным, незримым. Так Майкл и поступил — он сбавил свой шаг и смотрел под ноги, пытаясь не выдать присутствие.
Вскоре он пришел к пустому дому, и конечное ощущение подсказывало ему, что он на месте. Вокруг было тихо, как и везде. Складывалось ощущение, что окружающая обстановка заставила Майкла поступать необдуманно и спонтанно. Он уже был готов уйти и вернуться обратно к Марии, как услышал где-то над собой резкий хрип и треск черепицы на крыше здания.
— Хрр… ты здесь! — раздался громкий, похрюкивающий голос над головой.
Майкл испуганно посмотрел вверх, но не увидел никого, только темноту. Услышав этот голос, он сразу понял, что пришел к очередному демону, который находился здесь достаточно долго. Майкл уже думал спрятаться или убежать, но чувства внутри продолжали намекать ему на дружескую симпатию этого создания и то, что оно безопасно, но вместе с ними и ощущались голод, злость и возбуждение.
— Она где-то там. Одинока. Беззащитна. — Существо говорило медленно, делая крупные паузы между словами, словно собираясь с силами и мыслями, чтобы всё выговорить так как надо. — Скоро охота окончится.
Майкл остерегался допустить ошибку, — он прекрасно понимал, что в данным момент находился в полнейшем инкогнито под носом у противника. Но ему всё же хотелось кое о чём поговорить с этим созданием, узнать лично для себя ответы на некоторые вопросы. Он собрал у себя в голове целый список, и то, что создание не вынуждало его идти на диалог только облегчало задачу и успокаивало, однако к разговору требовалось подойти деликатно, чтобы не выдать себя.
— Дуилгримм мёртв, — тихо и грозно проговорил Майкл. Он попытался имитировать звериные нотки в голосе, и с удивлением заметил, что и без такой театральщины, он звучал иначе.
— Да. Я чувствую кровь. Ты был с ним.
Майкл съёжился от осведомленности чудища, но его продолжал успокаивать спокойный тон демона.
— Скоро и нас ждёт это.
— Да. Это будет конец. Ей скоро конец. Она одна.
— Не одна… — добавил Майкл.
— Да. Был кто-то другой. Очень давно был. Теперь его нет. Мёртв. — Существо говорило спокойно, даже не интересуясь своим собеседником, даже не пытаясь посмотреть на него и убедиться в том, что оно говорит со своим собратом; оно явно было готово идти на контакт с любым разговорчивым существом.
Услышав слова о каком-то спутнике и том, что он умер, Майкл сразу же подумал про Стрелка. Он сразу представил гибель этого человека, и грустная картина промчалась в голове. Однако же, слова «очень давно» показались чересчур призрачными.
— Тот, что с завода?
Демон долго не отвечал, словно и не расслышал Майкла. Сложилось ощущение, что это существо незаметно исчезло, оставив человека в полном одиночестве, но вскоре сверху послышался вновь треск черепицы.
— Она была у Него. Он сам не хотел ей смерти. Он знал, что скоро это случится. Время заканчивается. Надо действовать.
Майкл ещё сильнее не понимал, о чём именно говорило находящееся рядом с ним существо. Оно говорило обрывисто, странно, общалось загадками, которые могли отгадать только его братья по крови. Майкл начал понимать, что чем сильнее он будет интересоваться и продолжать говорить с этим существом, тем быстрее его раскусят.
— Столько крови… Какой смысл? — каждое слово давалось Майклу с большим трудом. Он ступал по тонкому льду, который уже во всю трещал.
— Он забраковал мир. Он показался ему не идеальным. Всё начнётся с нуля.
— Тогда нам и не стоит убивать её. Пусть проживёт оставшееся время так, как хочет. Всё равно она не способна причинить вред Ему, — проговорил Майкл. Он стоял дальше под углом крыши, и начал уже думать о том, что всё же переступил черту, и следует уходить как можно скорее, пока проблемы не нашли его.
Стоило Майклу только подумать о побеге, как его поймали. Огромная рука с поразительной ловкостью спустилась с крыши и крепко сжала тело спрятавшегося человека. В следующий же миг он оказался лицом к лицу со своим собеседником. Перед глазами Майкла стояло огромное свиноподобное создание, это была отвратительная помесь между свиньёй, обезьяной и собакой. Всё тело демона было одним сплошным полотном морщинистой и лысой кожи. Существо сгорбленно сидело на крыше, осторожно упираясь на её края, голова полноценно принадлежало бы самой огромной свинье на планете, с другой же стороны крыши свисал длинный хвост.
— Ты не собрат, — проговорило создание.
— Никогда им и не был, — рыкнул Майкл. Он наконец-то не испытывал к этим созданиям страх, как было с ним раньше, а только злость и жалость.
Огромное существо продолжало смотреть на Майкла, не зная, что ему следует делать с этим нежданным гостем. Оно осторожно осмотрело человека, обнюхало его, и начало вглядываться куда-то вдаль, будто о чём-то думая.
— Ты убил Дуилгримма. Значит, была необходимость. Можешь послужить братьям и избавиться от той, в здании. — Огромное создание опустило Майкла не крышу рядом с собой и указало мускулистой лапой в сторону церкви.
От всего произошедшего, Майкла окутало смущение и беспокойство. Он не понимал, почему это чудовище не убило его, а вместо этого поступало как с другом, почему дало именно ему указания, и даже не проявляла хоть какую-то враждебность или осторожность. Человек был напуган и оскорблён, и был готов вступить в конфликт с демоном.
— Почему ты?.. — агрессивно начал Майкл.
— Ты не человек, можешь быть полезен Ему, — грубо перебило создание.
«Как “не человек”?» — пронеслась мысль в голове Майкла. «Да как ты смеешь говорить такое! Я человек, и буду им! Ты не до оцениваешь меня, чудище!». В этот момент Майклу хотелось просто убить это создание, что так неуважительно отнеслось к нему. Он был человеком сколько себя помнил, и всегда пытался поддерживать в себе здравый ход мыслей, чтобы не сойти с ума в этом умирающем мире. Он хоть был и слаб физически, из-за чего ему приходилось терпеть множество бед, но он всё же не сдавался и шел дальше. Он оказался в самом ужасном месте и испытывал нечеловеческие страдания и муки, и в конечном итоге не только остался человечным, но и возвысился над самим собой. Теперь же, хоть он и не имел полноценное человеческое тело, что уже не раз доказывало свою пользу в различных ситуациях, но он всё ещё оставался человеком как сердцем, так и умом, и, Майкл желал доказать этому отвратительному свинообразному монстру, как глубоко тот заблуждается.
Пока Майкл перебирал в голове дальнейший план, то заметил, что огромное создание с каким-то новым любопытством смотрело на него, словно слышало мысли человека и чувствовало его злобу и унижение. Какой-то мрачный холодок прошелся по спине мужчины, будто и он догадался до этого. Никакого другого шанса на спасение или более лёгкую драку не было. Майкл уже давно бродил с Марией без оружия, которое до сих пор лежит где-то среди металлического хлама на территории завода Стрелка. Не было под рукой и штыка, который можно было с каким-то исступлением или отчаянием воткнуть в сердце монстра. Майкл был наг и беззащитен, и именно страх от текущего положения и пробежался холодком по спине.
Существо будто почувствовало и это, только слегка оскалив зубы, пытаясь отобразить ласковую улыбку, которую шлют детям, когда те ведут себя глупо и неуклюже.
Злоба в Майкле ещё сильнее возросла от этого отвратительного вида. Его не только оскорбили и раскусили, но и посчитали каким-то беззащитным жуком, слабаком и неудачником. Майкл был готов порвать демона хоть голыми руками. Подумав о жажде крови, человек бросился с сжатым кулаком прямо на чудовище, которое продолжало стоять неподвижно и смотреть на этого странного человека. Оно никак не реагировало, словно и не ожидало от человека никаких агрессивных действию в свою сторону. Не помня себя, Майкл ударил кулаком прямо в грудь, не ожидая какой-либо реакции, и только поддался своим эмоциям, не планируя и шага дальше того, что происходит прямо сейчас.
В этом страшном моменте, когда лицо Майкла покрылось багровыми красками от гнева, он и забыл о том, какие всё-таки возможности предоставляли ему новое тело. Все былые события и приключения вылетели из памяти, оставив только слепую ярость. Удар прошелся прямо в район крупного сердца монстра, разломав по пути рёбра и толстые мышечные сплетения. Ожидал ли демон этого или нет, но он издал посмертный хрип и рухнул, словно покосившийся шкаф, прогремев на весь район, подняв высоко клубы земляной пыли и обломив часть здания, на которой стоял.
Через несколько секунд после удара, Майкл лежал далеко внизу вместе с поверженным чудовищем. Он не помнил, как свалился вместе с ним, только слабое ощущение того, как легко вошла рука в массивное тело, и как что-то тяжелое потащило его вниз. В те мгновения он ощущал колоссальную силу, когда нанёс удар, и ничтожную слабость, когда позволил скинуть себя с крыши. Рука всё ещё находилась в грудной клетке создания, она крепко застряла в костях, и её довольно сложно было вытащить обратно. Пока Майкл пытался высвободиться, он всё же заметил что-то странное на теле огромного монстра: огромное количество старых шрамов и свежих ран, которые он раньше не замечал.
Вглядываясь в раны поверженного противника, Майкл пытался припомнить: видел ли он ранее хоть одного демона со шрамами на теле. Никого и никогда.