— Да твою же мать! — воскликнул Лекс, вскочил на ноги и махнул кулаком в ответ, попал рыжему в скулу. — Ты что творишь, с***?!
— О, ну хоть ожил немножко, — невозмутимо сказал Тимур, потирая щёку. — А то в прострации сидел. Ты хоть понял, что я говорил?
— Я думал, что сплю или галюны у меня неизвестно с чего.
— Ну теперь-то так не считаешь?
— Нет, блин, не считаю, спасибо! Твой приятель на моих глазах убил какую-то девочку! Значит, это тоже правда? Это не глюки?
— Вряд ли бы он девочку убил, — задумался Тимур. — Да и вообще, откуда здесь ей взяться? Нормальной человеческой девочке? В этой деревне ни одного жилого дома, до ближайшего села сорок минут ехать на машине.
— Я это видел своими глазами. Она… она звала меня! Звала по имени… Артур убил её, разрубил мечом, — Лекс зажал рот рукой, сдерживая подкатившуюся к горлу тошноту.
— Ну, значит, так надо было, — невозмутимо пожал плечами рыжий недомаг.
— Надо было? Так надо было?!
— Ну да, я привык Арту доверять. Если он что-то делает, значит это нужно. Кстати, откуда меч он взял?
— Хрен знает. Появился в руках и всё. Меня это сейчас меньше всего волнует.
— А должно волновать. Как и мой огонь, — Тимур снова протянул руку, над которой появился огненный шар. Он был так близко, что Лекс почувствовал жар и отшатнулся. — Да очнись ты уже, нет здесь людей кроме нас и наших конкурсантов! То, что ты видел, не было человеком.
— Она звала меня по имени. И была очень похожа на мою сестру.
Ева выжидательно смотрела на тёмный угол.
— Выходи, не заставляй меня ждать, — в её голос добавился металл. — Тебе не понравится, если я рассержусь.
Стена пошла волной, и из неё вышла темноволосая девочка-подросток с тусклым, землистым цветом кожи. Вроде бы обычная девочка, но что-то в её лице вызывало дискомфорт, эффект “зловещей долины”. Дело было в глазах. На первый взгляд они выглядели обычно, разве что казались слишком чёрными для ребенка славянской внешности, но если приглядеться, становилось заметно, что им не хватает влажности, живого блеска.
Склонив голову, Ева внимательно её рассматривала.
— А ты миленькая, — заключила она.
Девочка улыбнулась, показав мелкие, заостренные как у пираньи зубки. Их было гораздо больше, чем у обычного человека.
— Хорошенькая, — повторила Ева и погладила девочку по голове, по чёрным спутанным волосам. Та ластилась к её руке, словно кошка. — Давно ты тут? Вижу, что недавно. Лет пятнадцать. Но уже совсем одичала. Это из-за тебя Лекс нас сюда привёз? Я могу помочь тебе.
Девочка вдруг вывернулась и попыталась укусить Еву за руку.
— Ах ты маленькая паршивка! — воскликнула Ева и, взяв девочку рукой за горло, подняла её и встряхнула. — Как ты смеешь?
Девочка нечеловеческим голосом взвыла, попыталась разжать пальцы Евы, но та держала крепко. Она встряхнула девочку, та могла лишь беспомощно болтать ногами.
— Извиняйся! — резко сказала Ева и ещё раз встряхнула.
— Прости! — воскликнула девочка. — Простите!
Ева с размаху бросила её на пол, девочка, всхлипывая и не поворачиваясь спиной, поползла к углу.
— Стой! Я тебя ещё не отпускала. Имя?
Девочка замерла на месте.
— К-к-карина, — всхлипывая, ответила она.
Ева подошла к ней. Сделала жест рукой — просто шевельнула пальцами — и девочку вздёрнуло вверх, прижало к стене
— Чем ты тут занимаешься, Карина?
— Ничем. Мне просто ску-учно. Я ничего плохого не делаю.
— Ничего не делаешь? — Ева глубоко вдохнула воздух и покачала головой. — Не смей обманывать меня. Здесь душа лишилась тела ровно двадцать три дня назад. А до этого пятьдесят семь дней назад. И восемьдесят три дня назад. Продолжать? Ты плохо себя вела.
— Я больше не буду-у! — жалобно простонала она. — Отпустите меня!
— Сделай то, что я скажу, и я подумаю, как с тобой поступить. Сколько человек зашло в дом? Кроме меня и Тимура?
— Семеро.
— О, какие эти люди неспокойные, когда только успели набежать. Значит так, соберёшь их всех и приведешь сюда. Живыми и невредимыми.
— Всех не смогу, — испуганно сказала Карина. — Большой мужчина меня убивает.
— Ты про Арта? Что ж, его не трогай, ищи остальных. И не заставляй меня долго ждать.
— Хорошо, — стена втянула в себя девочку и сомкнулась, словно гладкая поверхность воды над утопленницей.