Корт сидел на тёплом песчаном полу между высокими стеллажами. Солнечный свет, более яркий в этом зале, чем где-либо ещё, поливал его голову и плечи шипящим золотом.
Вокруг Корта лежали свитки. Всё, что Арагон смог найти об Амальрис. Пока что Корт не видел связи, но, кажется, кое-каких манускриптов действительно не хватало. Корт был один. Арагон оставил его, поклонившись, и тихо прошелестел по коридорам прочь. Обычно гурнас не оставлял посетителей одних, но Корт был ругатом, и он мог читать на наури.
— Сегодня ты не первая, кто интересуется Амальрис, — донёсся звонкий голос Арагона.
Корт поднял голову, когда полы песочного халата снова мелькнули в проходе. Арагон улыбался. Он отстранился, из-за его спины вышла Юта. Она замерла, наткнувшись взглядом на Корта. Очевидно, она не ожидала его здесь увидеть. Они не говорили с тех пор, как Корт водил Юту на плато.
— Корт… что ты здесь…
— Присоединяйся.
Мужчина улыбнулся и похлопал рукой по земле рядом с собой. Для разнообразия ему было приятно перебить и ошарашить Юту — то, что обычно любила делать она.
Сегодня Юта была одета в облегающие тканевые штаны и просторную кофту с V-образным вырезом, под которым пряталась витиеватая цепочка. На ногах были лёгкие тапочки, какие атлурги носят дома. Густые каштановые волосы были скручены на затылке, а отросшая чёлка падала на глаза. Из-под мягких каштановых прядей упрямо сверкали большие серо-зелёные глаза. Корту показалось, или они стали более чистого зелёного цвета? Как будто над лесным озером проглянуло солнце, и в его прозрачных водах отразилась зелень листвы.
Юта смотрела с подозрением, но всё же подошла и уселась на пол напротив Корта.
— Ара… — начала она, оборачиваясь к гурнасу, но его уже и след простыл.
Юта закрыла рот и уставилась на свитки, разбросанные вокруг Корта. Их последняя встреча прошла странно. Они о многом говорили, раскрыли друг другу такие тайны и секреты, о которых не рассказывали больше никому. Они действительно оказались похожи: оба потеряли близких в борьбе с силами, по непонятным причинам желающими разрушить Лиатрас. Оба оказались вдали от дома, посреди безбрежного океана песка, где-то между жизнью и смертью, забвением и надеждой.
И всё же пропасть между ними не стала меньше.
Юта протянула руку и провела по серым шуршащим пергаментам. Её пальцы задержались на рисунке её кулона, который отыскал Корт. Мужчина наблюдал за сменой эмоций, ярко, как рябь на воде, отражавшихся на её лице. Корт знал, о чём Юта думала: она думала о прошлом.
Он взял один из свитков, во множестве разбросанных вокруг него.
— Я нашёл пророчество Амальрис.
— Пророчество?
— Да. Практически у каждого бога есть своё пророчество. Иногда это бывает интересно. Вот, послушай:
«Настанет день, и небо будет ронять на землю огненные слёзы. Время повернёт вспять, отсчитывая дни до смерти всего живого. Придут неурожаи, звери и птицы перестанут плодиться, а народ поднимется враждой друг на друга, брат на брата и муж на жену. Могучий Руг восстанет с края песков и поглотит Небесных Братьев. Придёт Великая Буря, которая продлится сорок дней и сорок ночей, и не останется на земле ничего живого».
— Не очень-то воодушевляюще. Это всё?
— На этом свиток обрывается.
Корт отложил манускрипт в сторону.
— Не знала, что ты можешь читать на наури, — проговорила Юта.
Корт задумался.
— Когда я впервые услышал звучание наури из уст гурнаса, то был пленён этим языком. Он полностью заворожил меня — временами плавный и текучий, даже баюкающий, временами — жёсткий и резкий. Это волевой язык для сильного духом народа, прекрасный в своей простоте.
Нет ничего сложного в том, чтобы научиться читать на наури. Просто это мёртвый язык. Никто не говорит на нём, кроме гурнаса во время проведения обрядов. Поэтому атлургам не приходит в голову выучить его.
— Не понимаю, почему именно Амальрис, — рассеянно произнесла Юта. — Почему из всех богов символ на моём кулоне принадлежит именно ей? Я не могу найти никакой связи, не вижу в этом смысла, и это просто сводит меня с ума.
Юта задумчиво крутила в пальцах кулон. Корт сомневался, что она замечает это движение. Всегда, когда она думала о чём-то, вспоминала прошлое или просто нервничала, то нащупывала на груди подвеску и начинала теребить её.
— Знаешь, чего я не понимаю? — продолжала девушка. — Атлурги ведь очень практичны. Арагон рассказывал мне, что вера в Амальрис постепенно исчезла, потому что на Нибелии нет темноты. А народ верит только в то, что может увидеть и к чему может прикоснуться. Но если так, откуда вообще взялось это верованье?
Корт вопросительно взглянул на неё. Юта как будто не ждала ответа, а говорила сама с собой. Она рассматривала свитки, перебирая один за другим. Но её слова заставили Корта задуматься. Ведь Юта была права. Действительно, почему у атлургов появилась такая странная богиня? С чего им вообще думать о ночи и тьме, которых не бывает на этой планете?
Корт посмотрел на Юту. Она рассеянно разглядывала свитки, водя по ним пальцами. Длинная шелковистая чёлка скрывала её глаза. Внимательная. Дотошная. Проницательная. И, судя по тому, что он видел, никогда не отступающая. Да, не хотел бы он оказаться темой одного из её репортажей.
— Ты можешь перевести то, что здесь написано? — подняв на Корта взгляд, спросила журналистка.
Она неуверенно протягивала ему один из свитков, как будто сомневалась, что он согласится.
— Конечно, — улыбнулся Корт и взял свиток у неё из рук.
Они просидели почти до вечера. У Корта начало ломить в висках от символов наури. Он стал путаться в словах и даже, заговорившись, назвал Юту — Амальрис. Она прыснула от смеха и сказала, что на сегодня, пожалуй, хватит.
Корт поднялся с пола, разминая затёкшие ноги. Юта потягивалась, как кошка, выгнув спину и высоко подняв над головой сцепленные руки.
Они подходили к выходу, когда их догнал Арагон.
— Могу я поговорить с тобой минуту, ругат? — Он осторожно тронул Корта за руку.
— Конечно, вестник. Чем я могу быть тебе полезен?
Арагон как-то странно глянул на Юту и отвёл Корта в сторону.
— Я хотел поговорить о ней.
Корт вопросительно смотрел на гурнаса. Арагон вздохнул. Казалось, что-то беспокоит его.
— Я знаю, что это не в моей власти. Что я прошу очень много, но я хочу, чтобы ты помог этой девушке.
— Помог? Как? В чём? — не понял Корт.
— Помог разобраться в том, как этот кулон оказался у неё.
— Но у меня нет об этом ни малейшего представления, — растерянно ответил Корт. — И почему я? Разве это не работа для кого-то более просвещённого и приближенного к богам?
Арагон хитро улыбнулся, и эта улыбка не сулила Корту ничего хорошего.
— Не думаю, что в Утегате есть кто-то, более приближенный к богам, чем ты, Корт.
Корт отвернулся. На его лице появилось такое выражение, будто он только что целиком проглотил красного песчаного жука — очень питательного, но совершенно отвратительного на вкус.
— Не знаю, почему ты продолжаешь повторять это, вестник. Ведь общение с богами — твоя прерогатива. А я… если честно, даже не помню, когда в последний раз приносил жертвы. Как ты, наверное, знаешь, я всё больше занят политикой и недостойной такого, как ты, мирской суетой.
— А я не понимаю, почему ты продолжаешь отрицать очевидное, — с прежней улыбкой сказал жрец. — Ведь тебе, в отличие от всех нас, не нужны жертвы и обряды для того, чтобы обратиться к богам. Твой алтарь находится внутри тебя, и я думаю, тебе прекрасно об этом известно.
Корт тяжело вздохнул, опуская голову. Он не хотел продолжать этот бесконечный спор о духовности и богах. И не понимал, зачем Арагон затевал его всякий раз, как видел Корта. Будто нарочно старался его разозлить.
— Я всё равно не понимаю, чего ты хочешь от меня, — проговорил он. — Что я могу сделать?
— Я не знаю, что конкретно ты должен сделать, — совершенно невозмутимо ответил гурнас, и Корт заподозрил, что тот издевается, — но то, что должно быть сделано, можешь сделать только ты.
— Каждый раз при встрече ты задаёшь мне всё больше загадок, вестник. Вот только не думаю, что я могу их разгадать, — с возрастающим раздражением проговорил Корт. Он в самом деле не понимал, зачем гурнас говорил все эти вещи. И почему из всех атлургов выбрал именно его для загадывания своих загадок.
Будто прочитав его мысли, Арагон сказал:
— Боги неспроста свели вас вместе. — Он кивнул на скучающую в сторонке Юту. «Мы вовсе не вместе», — хотел ответить Корт, но счёл за лучшее промолчать, чтобы не услышать ещё одну лекцию. — Так же, как неспроста Юта носит на себе символ Богини Тьмы. Смысл происходящего пока сокрыт от меня, но я думаю, ты сможешь найти ответы на эти вопросы.
«Больно мне это надо», — думал Корт, а Арагон всё говорил:
— Мне кажется, неслучайно вы двое оказались здесь сегодня вместе…
Корт перестал слушать, когда его ухо различило едва уловимое потрескивание. Точнее, это даже не было звуком — он словно уловил вибрацию в толще стен.
Вдоль позвоночника пробежала волна холода. Умом Корт ещё не понял, что происходит, но каждой клеткой тела ощутил угрозу. Словно в недрах стен и потолка возникло напряжение, которое разрасталось, давя на песчаный свод. Внешне всё выглядело, как обычно, но чувства Корта кричали о приближающейся опасности. Нервы сжались в тугой комок, словно стальная пружина. А потом свод охнул, как будто вздохнул. Корт услышал это так отчётливо, как если бы кто-то крикнул ему в ухо.
Не задумываясь, Корт прыгнул. В два гигантских скачка он оказался рядом с Ютой, которая ещё даже не успела понять, что что-то происходит, и повалил на пол, накрывая своим телом.
В тот же момент мир вокруг затрещал, как будто боги рванули в разные стороны гигантскую простыню. Пол содрогнулся, словно огромный великан топнул по нему ногой. Корту показалось, что от удара земля расколется на две части, и сейчас они провалятся в чудовищную трещину. Раздался такой грохот, будто небо рушилось на землю. Корту на спину посыпались камни, больно ударяя по бокам и позвоночнику. Он напрягся, но не двинулся с места. Ему нельзя шевелиться, какая бы глыба ни свалилась на него, потому что под ним, спрятанная под щитом его тела, съёжилась на полу Юта.
Прямо перед тем, как свет померк, и всё вокруг заволокли удушливые клубы пыли, Корт успел взглянуть на девушку. Она смотрела на него так, словно на свете не существовало никого, кроме Корта. В её глазах смешались испуг, отчаяние, мольба и боль. Её взгляд был таким открытым, интимным. Сейчас, когда они оказались на краю гибели, всё наносное слетело, словно засохшие листья на ветру, обнажив ничем не прикрытую душу. Такую ранимую, но в то же время сильную. Чуткую и пугливую, но страстную и решительную.
Корт никогда не видел Юту такой и не думал, что она может такой быть. Сейчас будто сама её душа потянулась к Корту и, минуя все преграды и заслоны, коснулась его души. Корта словно обожгло этим прикосновением. Но он не почувствовал боли, — только успокаивающее тепло.
Мир вокруг рушился, и Корт с Ютой оба понимали: это могут быть последние секунды их жизней. И в этот миг то, что они видели — были лица друг друга.
А потом глаза Юты расширились от ужаса. Она закричала. Корт подобрался, готовясь до последнего закрывать её своим телом. Ему показалось, что в спину ударило тараном, как будто тот великан, что крушил всё вокруг, разбрасывая глыбы, решил во что бы то ни стало добраться до девушки, от страха сжавшейся под ним в комок.
Корт покрепче сцепил зубы и упёрся в землю руками и ногами, готовый удержать любую тяжесть. Он знал, что упадёт, только когда под неимоверным весом переломится его хребет.
Корта снова тряхнуло, словно кто-то невидимый пытался скинуть его с девушки. Грохот стоял такой оглушительный, что Корт перестал слышать, как кричит Юта. Ему в спину воткнулось что-то острое, а потом его вдавило в землю с такой силой, как будто на него обрушились все Красные Горы.
Корт ощутил, как его руки и ноги буквально погружаются в песок. Жилы трещали, а мышцы готовы были полопаться. Но если он позволит этому произойти, то глыба, которую он держит на своей спине, опустится на Юту и раздавит её маленькое хрупкое тело. А потому он должен терпеть.
И Корт терпел.
Грохот стих. Юте показалось, что небо и земля успели несколько раз поменяться местами, хоть в то же время она понимала, что лежит на том же месте. Оглушённая и ослеплённая, она ничего не видела и не слышала. Единственным ощущением, которое осталось во всём мире — было тело Корта, крепко прижатое к ней. Юта знала, что они всё ещё живы только потому, что чувствовала его сердцебиение, отдававшееся барабанным эхом у неё в груди.
Его сердце стучало так бешено, сквозь кофту ударяя её по ребрам, что она даже не ощущала собственного сердцебиения, как будто у них осталось одно сердце на двоих.
В ушах болезненно звенело, Юта хотела прикрыть их руками, но едва смогла пошевелиться. Через бесконечно долгие минуты, когда она слышала только оглушительно высокий звук, резавший слух, и видела перед глазами только расплывающиеся красные пятна, к ней начали возвращаться слух и зрение.
Вокруг было темно. Настолько темно, что такого мрака она не видела никогда в жизни. Так темно, как будто она оказалась в самых недрах Нибелии, погребённая под тоннами земли. А может, наоборот, — в открытом космосе, окружённая только чернотой и пустотой межзвёздного пространства.
Из звуков Юта слышала лишь тяжёлое прерывистое дыхание Корта прямо у себя в ухе.
— Корт, — жалобно позвала она. — Корт, ты в порядке?
— Да, — прохрипел мужчина в ответ.
— Что случилось?
Некоторое время он молчал, отчего внутренности Юты начали болезненно завязываться в узел.
— Нас завалило, — ответил он бесконечно медленно, делая паузы после каждого слога.
Дыхание мужчины вырывалось из груди с хрипами, и Юта вдруг испугалась. Извиваясь как змея, она начала шарить руками вокруг, пока не сумела извернуться так, что вытащила руку из-под Корта.
То, что она поняла — они оказались погребены под завалами Зала Свитков, в котором, по всей видимости, обрушился потолок. Почти везде, куда она могла дотянуться, её рука тут же упиралась в шершавые острые каменные глыбы. Она скользнула рукой по боку Корта и наткнулась на массивный камень, упирающийся ему в спину. Мужчина хрипел, его тело содрогалось. И Юта наконец поняла, что они не просто лежат под гигантской каменной плитой — Корт держит весь её чудовищный вес на своей спине, не давая глыбе раздавить их.
— Корт, — прошептала Юта.
В её глазах вскипели горячие слёзы и пролились ручейками по щекам. Наверное, Корт, прижатый к ней, ощутил на её щеках влагу, потому что он прохрипел, делая между словами настолько длинные паузы, что Юта начинала пугаться, не уверенная, услышит ли продолжение:
— Не… плачь. Я… не… дам… тебе… умереть.
— Тшш, молчи. Не говори ничего, — взмолилась Юта.
Рукой, которую удалось высвободить, она ощупывала Корта. Его левый бок был липким и мокрым. Без сомнения, это была кровь.
— Только держись. Мы выберемся, — прошептала Юта.
Свободной рукой она снова и снова обшаривала камни, извиваясь под такими углами, как будто у неё вовсе не было костей. Пока наконец не нашла некое подобие щели между плотно прижатыми друг к другу булыжниками.
Юта начала с силой царапать ногтями эту щель. Она помнила ту выемку в стене в тренировочном зале, которую оставил нож Корта. Несмотря на то, что скреплённый песок становился очень твёрдым и прочным, это всё-таки был песок.
Медленно, бесконечно медленно, но ей удалось выкрошить горстку, а значит, это было небесполезно.
Тело Корта била крупная дрожь. Юта ощущала горькие капли пота, стекавшие по её лицу. Она чувствовала, как очень медленно, наверняка, незаметно в любых других обстоятельствах, его тело опускалось. Может, всего по миллиметру, но у неё перехватывало дыхание от ощущения той тяжести, которая готова была прихлопнуть их, похоронив заживо.
— Держись, только держись, — умоляла его Юта, и с новой силой скребла неподатливый камень содранными ногтями.
Она не могла сказать, сколько это продлилось — час или день. Вскоре ощущение времени покинуло её, словно она и правда оказалась выброшена в открытый космос. И только частое и отрывистое сердцебиение Корта отсчитывало для неё минуты их жизней.
Иногда Корт стихал. Он переставал хрипеть, а его тело начинало расслабляться. Тогда Юта изо всех сил начинала теребить его и кричать ему в ухо, чтобы он не сдавался, чтобы потерпел ещё, потому что помощь обязательно придёт.
Пальцы её правой руки онемели. По ним текло мокрое, но Юта упорно продолжала царапать землю. Пока, после очередного судорожного движения, её пальцы не провалились в пустоту. Это ощущение было таким неожиданным, что она даже сумела очнуться от безразличного оцепенения, в котором пребывала. Слёзы сами потекли у Юты по щекам, когда она сумела вытащить наружу руку. Она не знала, что там — «снаружи». Возможно, ещё одна ловушка из камня и песка, но она должна была надеяться, ради них обоих.
Юта методично стучала ладонью по камню и, словно скороговорку, словно молитву, продолжала шептать: «Потерпи ещё чуть-чуть. Нас вытащат. Обязательно вытащат».
Минула ещё одна вечность, настолько долгая, что вся жизнь Юты могла бы уместиться в крошечном её уголке. А потом она услышала голоса. Сперва Юта подумала, что бредит, и ей это кажется, но голоса стали отчётливее, и чья-то тёплая ладонь сжала её руку. Ту самую руку, которая, помимо воли девушки, продолжала отстукивать по камню незамысловатый ритм. Почти неосознанно, в такт биения сердца Корта.
После этого время снова обрело привычный ход, и всё вокруг завертелось. Через отверстие, проделанное Ютой, с ней начал переговариваться Гвирн. Он руководил расчисткой завалов. Юта рассказала, что они зажаты под плитой, в любой момент готовой обрушиться.
Внимательно выслушав её, Гвирн организовал людей, и за какие-то двадцать минут атлурги растащили булыжники, заточившие их с Кортом в каменный мешок. Последней снимали плиту со спины Корта. С разных сторон за неё ухватилось четверо атлургов. С большим трудом, кряхтя и ругаясь, поминая всех богов, они сумели наконец поднять её со спины мужчины.
Вокруг них собрались люди. Юта видела Леду. Девушка опустилась на колени возле Корта, но не решалась дотронуться до него. Целую минуту Корт не шевелился, тяжело дыша. А потом Юта услышала, как он выдохнул и чуть приподнялся. Лишь настолько, что его лицо больше не зарывалось ей в волосы, а оказалось прямо напротив её лица.
Это послужило негласной командой. К Корту тут же подбежали люди, и, окружив, медленно и осторожно уложили на носилки. Как только Корта подняли, к Юте сразу же подскочил Гвирн. Его лицо выражало крайнее беспокойство. Он осматривал и осторожно ощупывал Юту тонкими пальцами. Вокруг было столько лиц, что они слились у Юты в одну размытую цветную полосу. У неё что-то спрашивали, и она даже, кажется, отвечала.
Она провожала глазами носилки, которые пятеро крупных мужчин выносили из зала, осторожно перебираясь через завалы. Рядом с ними шла Леда, держа окровавленную, в разводах грязи, руку Корта.
Вокруг Юты суетились люди. Кто-то пытался оказать медицинскую помощь, но она не видела перед собой ничего и никого. Только синие глаза, такого чистейшего цвета, словно бескрайние глубины океана. И тёмное, в поту, лицо с размытыми чертами, потому что оно находилось настолько близко от её лица, что Юта могла отчетливо видеть только глаза.
Перед тем, как Корта подняли, оторвав от неё с болезненным ощущением, будто у неё отнимают часть её собственного тела; в тот самый миг, когда он приподнялся над ней, Корт заглянул ей в глаза. И этот взгляд проник прямо в её сердце. В нём боль смешалась с облегчением, страх за неё с благодарностью и надеждой. В нём отразилось всё то, что он хотел и, возможно, силился сказать, лёжа под каменной плитой. Неизвестно какими силами держа на себе глыбу, которую едва смогли поднять четверо атлургов.
Всё то, что он думал и чувствовал, без прикрас отразилось на тот краткий миг в его взгляде. И Юта знала, что никогда, что бы с ней ни происходило, где бы и с кем она ни была, она не забудет этот до краёв наполненный страданием и нежностью взгляд.
***
Пыль всё ещё вилась в воздухе. Она медленно оседала на пол Зала Свитков и плечи людей, занимавшихся разбором завалов. Как будто серая пелена скрывала от посторонних глаз всё, что произошло внутри. Время от времени серые клубы медленно выплывали в коридор, кружась и рассеиваясь в солнечных лучах.
Словно из завесы клубящегося тумана, из Зала Свитков вынырнули пятеро атлургов. У них в руках были носилки, на которых можно было разглядеть мощный силуэт мужчины с посеревшими от пыли волосами. Рядом с носилками, не отходя ни на шаг, шла Леда. Её спина была неестественно пряма, а узкая ладонь сжимала окровавленную руку спасённого. Она была прекрасна даже в миг страдания. Солнечный свет омывал её гибкий силуэт, пока процессия удалялась по коридору.
Высокий широкоплечий мужчина, скрытый от Зала Свитков поворотом коридора, поглубже надвинул на голову капюшон серого, словно самая густая тень, хилта. Он постоял ещё немного, до боли стискивая и без того крепко сжатые зубы. Он слушал крики переговаривающихся в Зале людей, вдыхал запахи пыли, страха, крови и отчаянья. А потом резко развернулся и, никем не замеченный, заскользил по коридорам прочь.