Юта стояла на Стене и смотрела на город. В блеске хрома и металла он казался похожим на осколок слюды. Отсюда, с высоты двадцатиэтажного дома, она могла бы рассмотреть каждую улицу вплоть до Водной Долины, если бы обзору не мешали небоскрёбы, утыкавшие тело Лиатраса, как иголки в игольнице. Их блестящие шпили спиралями возносились к небу, настолько высокие, что грозили проткнуть его.
Между домами виднелись крытые переходы улиц. Солнечные навесы выгибали горбатые спины, отбрасывая голубоватые отблески на стены домов. Девушка не видела, что творится под ними, лишь размытые, быстро сменяющие друг друга пятна. Те, что покрупнее, — электрические автобусы и вагоны метро, чьи пути проложены сверху над автомобильными магистралями. Пятна поменьше — машины на электродвигателях.
Лиатрас снабжают электричеством четыре Солнечные Башни — огромные сооружения, расположенные по периметру города, по высоте намного превышающие любой небоскрёб. Всю их поверхность покрывают солнечные панели, а внутри спрятаны гигантские аккумуляторы. Башни питают электричеством весь город, за исключением небольшого числа зданий, которые имеют собственную систему энергоснабжения. Да ещё, говорят, Водная Долина — закрытый район, где выращивают растения, из которых выделяют воду — полностью обеспечивает себя энергией. Но наверняка Юта не знала, ведь для обычных горожан вход туда заказан.
Лицо девушки закрывали солнечные очки, лёгкий шарф был накинут на голову, но всё равно Юта уже чувствовала подкатывающую дурноту, — признак надвигающегося солнечного удара. А ведь она не провела на Стене и десяти минут.
Юта сделала глоток воды из бутылки, которую прихватила с собой, и повернулась в другую сторону.
По ту сторону Стены расстилается совершенно иной мир — безжизненная, выжженная солнцем пустыня. На километры вокруг, насколько хватает глаз, всё засыпано жёлтым песком. Лишь на горизонте к северо-западу виднеются красноватые пики пустынных гор.
Ровная ладонь пустыни покрыта небольшими морщинами, словно рябь на воде. Это следствие того, что на Нибелии постоянно дуют ветры, увлекая за собой верхние слои песка. Кажущаяся застывшей пустыня на самом деле постоянно движется, погребая под собой всё, что встречается на пути.
В этом причина того, что планета-пустыня практически необитаема. За исключением одного единственного города, это нескончаемый океан песка, медленно, но неумолимо ползущий в сторону человеческого жилья.
Рано или поздно даже самую высокую защитную стену заносит песком. Как только он достигает верха, это означает, что через несколько лет город будет погребён. За несколько сотен лет пустыня укрывает саваном песка всё, что бы ни построили люди.
Но жители Лиатраса нашли выход. Они постоянно строят один и тот же город, каждый раз на новом месте. И обносят его высокой стеной, чтобы на время сдержать наступление пустыни.
Пока песок добирается до верха Стены, строится новый Лиатрас — точная копия старого. За несколько месяцев люди переселяются. Они въезжают в точно такие же квартиры, в каких жили, ходят на работу в те же здания и покупают продукты в магазинах, находящихся ровно в тех же местах, что и раньше. Вскоре после переселения строительство начинается вновь.
Таким образом, Лиатрас существует на планете не одно тысячелетие, лишь время от времени меняя местоположение. За это лиатрасцы прозвали его Вечным Городом.
Юта поёжилась от вида необъятной пустыни, щуря слезящиеся от солнца глаза. Она подошла к краю Стены и посмотрела вниз. То, что она там увидела, заставило девушку содрогнуться.
Песок добрался почти до верха Стены, полого спускаясь вниз, на равнину. Недостаёт какого-то метра. Юте казалось, что она могла бы шагнуть вниз и съехать по песчаному языку, как по горке. Это была нелепая мысль. Когда Юта подумала о том, что могла бы оказаться там, её охватил животный страх.
В мире за Стеной не выжить, всем это известно. В Лиатрасе даже существует особое наказание. Оно заменяет собой смертную казнь, от которой отказались несколько тысячелетий назад. Вместо этого человека, совершившего страшное преступление, изгоняют в пустыню. Его просто выталкивают за Стену и закрывают за ним единственные ворота.
Без воды и укрытия человек не может продержаться в пустыне и дня. За несколько часов он теряет сознание от солнечного удара, чтобы уже никогда не очнуться. Таких людей в Лиатрасе называют «обречёнными».
На памяти Юты изгнание случалось только дважды. Первый раз она была слишком маленькой, чтобы понимать, что происходит. Зато второй запомнит до конца жизни. Судебное разбирательство длилось много месяцев. Дело было открытым и носило публичный характер. Любой человек мог узнать детали, чтобы самому убедиться в виновности подсудимого и правомерности наказания. Но когда судьи вынесли приговор, — изгнание, Юте всё равно стало не по себе. Ведь на самом деле это наказание было куда страшнее обычной смертной казни от инъекции смертельным препаратом.
И самым ужасным было то, что все в городе это понимали.
По традиции, длившейся с незапамятных времён, в день приведения приговора в исполнение «обречённого» проводили по улицам города. Чтобы каждый желающий мог посмотреть на того, кого ожидает участь столь ужасная, что может привидеться лишь в кошмаре.
Юта считала эту традицию варварским пережитком древних времён, которую давно следовало отменить. Но мнения Юты никто не спрашивал. Изгнания случались редко, не чаще одного раза в десятилетие. И на каждое собиралась половина города. Людям нравится щекотать себе нервы, представляя себя на месте осуждённого. И в то же время знать, что уж с ними-то — добропорядочными гражданами — такого точно не случится.
Ну а правители города, очевидно, считают, что такие показательные меры заставят человека, замыслившего преступление, ещё раз подумать о последствиях. И ещё Юта сильно подозревала, что таким способом, под жёстким контролем, они как бы выпускают на время людские страсти. Потому что в самой человеческой природе заключено желание прикоснуться к чему-то тёмному и зловещему. И власти позволяют людям это сделать, да ещё и поглумиться над тем, кого эта тьма поглотила, в отличие от них.
Думая о тех, кто за историю существования наказания оказался за стенами Лиатраса, девушка поспешно отступила от края. Пот градом катился по лбу и шее, струйками стекал по спине, щекоча между лопатками. Юта начала ощущать головокружение и поняла, что пора выбираться.
Уже взявшись за опоры крана, она ещё раз взглянула на город. Солнечные Башни, симметрично расположенные по периметру, подпирали белёсое небо. Они разбрасывали вокруг себя тысячи солнечных зайчиков, словно маяки в ночи, указывающие путнику дорогу. Если бы только было кому их увидеть…
Но пустыня необитаема. Она убивает любое живое существо за считанные часы. Так что Юта выкинула из головы романтические метафоры. Всё, что есть на этой планете, всё, что имеет значение, находится в этом городе и больше нигде.
***
Бабли сидел на том же месте, где Юта его оставила, хотя её не было больше четырёх часов. Только на компьютере вместо таблицы была открыта программа расчётов. Астроном-любитель неподвижно уставился в монитор, подперев голову рукой.
— Эй, Фински! Ты вообще вставал с этой табуретки? — громко спросила Юта, проходя мимо него в свою комнату.
Жутко хотелось принять душ — от пота и грязи кожа зудела и чесалась. Но воду уже отключили, теперь дадут только завтра в семь утра. В любом случае тратить её на то, чтобы два раза подряд принимать душ, неразумно. Ни она, ни Фински уже три дня не заполняли резервуары, а значит, питьевая вода может кончиться в любую минуту.
От неожиданного оклика Бабли подскочил, чуть не свалившись с табуретки.
— Прости, я, кажется, задремал, — откликнулся он, поправляя съехавшие на край носа очки. — Что ты спросила?
Юта сбросила с себя липшую к телу одежду, а затем начала рыться в шкафу в поисках чистой.
— Я спросила, ты так и просидел всё время на одном месте? — крикнула она, чуть поворачивая голову в сторону гостиной.
— Нет! — крикнул в ответ Бабли. — Я съездил в ЛАС, оставил заявку на астрономическое открытие у них в приёмной. Попасть к ним не проще, чем в Водную Долину.
— Я не сомневаюсь, что все двери ЛАС откроются перед тобой, как только они увидят твои расчёты.
— Очень на это надеюсь. А как твоя поездка? Не видела в пустыне «духов»?
— Это сказки, Фински, ты же знаешь. Страшные истории, которые рассказывают маленьким детям, чтобы раз и навсегда отбить у них желание совать нос в пустыню. Как будто она и без того недостаточно жуткая…
— Как знать, — в шутку возразил Бабли. — Представляешь, сколько народу было изгнано почти за тысячу лет? Думаешь, ни один не сумел выжить? Согласно теории вероятности, это возможно.
Юта вздохнула, вспоминая подёрнутый маревом безжизненный пейзаж. И песок, добравшийся почти до верха Стены. Надо будет проверить нормативы по его уровню. Но, даже не зная точных цифр, ясно одно: переселение, которое занимает не один месяц, уже должно было начаться.
— Ты не видел того, что видела я, — медленно ответила Юта. — Там невозможно выжить.
Она прошла на кухню и засыпала кофе в кофеварку. Часы показывали без четверти девять, скоро ей надо на вечернюю смену в кафе.
— Юта, скорее подойди! — голос Бабли звучал взволнованно.
Девушка поспешила в гостиную. Друг смотрел на экран включенного телевизора — старого, всего восемнадцать дюймов. На будущий год они планировали купить новый.
— Т-только что было с-сообщение в новостях, — Бабли снова начал заикаться.
Юта присмотрелась к нему: краски сошли с лица, маленькие глазки расширились.
— Что такое? — спросила журналистка, подходя к другу, и её голос дрогнул.
— Только что передали, что мэр умер.
— Да, и что?
Бабли посмотрел на девушку.
— Они сказали, что он умер у себя дома от сердечного приступа.
На Юту словно обрушился ледяной водопад. Сердце лихорадочно заколотилось, в ушах стоял шум воды. Нет, не воды, — собственной крови, бушующей в венах.
Опомнившись, Бабли затараторил, что это, должно быть, сделано специально, чтобы не пугать людей, но Юта уже не слушала.
— Мне надо идти, — прервала она тираду друга.
— Куда?! — воскликнул Бабли и поспешно вскочил.
— Надо успеть кое-куда перед работой.
— Я не знаю, куда ты собралась, но мне знаком этот взгляд. Ты опять станешь совать нос, куда не следует. — Фински был близок к тому, чтобы разозлиться, и это удивило Юту. — Я говорю тебе, что это плохая идея.
Но девушка только отмахнулась.
— Нельзя же всю жизнь работать официанткой. Я всегда знала, что однажды опубликую грандиозную сенсацию, и мою газету заметят. Но сперва каждому журналисту приходится копаться в грязи.
***
Вероятно, это было безрассудно и даже рискованно, но журналистский инстинкт пересилил предостережения разума. Юта должна была вернуться туда — на место преступления. Ей всё ещё было страшно и за каждым углом мерещились люди в серой форме. Но она убедила себя в том, что всё позади. Ей удалось сбежать. Убийцы её не видели.
Так или иначе, сейчас важнее другое — выяснить, за что убили мэра, и не связано ли это с тем фактом, что песок добрался почти до верха Стены.
Юта спустилась на минус первый этаж «Глобуса», сердце неровно бухало в груди. Она остановилась, чтобы взять себя в руки, и направилась туда, где всё случилось.
Первым, что насторожило — была абсолютная тишина. Не было слышно ни щелчков журналистских фотокамер, ни сирен скорой, ни переговоров полиции. Подойдя ближе, Юта обнаружила, что место преступления не было оцеплено. Более того, оно выглядело так же, как сегодня утром до происшествия.
Затаив дыхание, Юта приблизилась к месту убийства. На мгновение ей подумалось, что сейчас она увидит мэра, лежащего за машиной на окровавленном бетонном полу.
Но присмотревшись, она поняла, что машина, стоящая на месте 16А — вовсе не чёрный «Монсанта». И мэра, конечно же, здесь больше нет. Сторонний человек ни за что не догадался бы, что несколько часов назад здесь произошло кровавое убийство.
Разглядывая бетонный пол возле места, где стояла машина мэра, Юта не заметила ничего необычного. Не было ни крови, ни каких-либо других следов. Более того, пол в этом месте выглядел так же, как и везде — пыльным и грязным, со следами от ботинок и автомобильных шин. А ведь он тут должен быть идеально чистым, учитывая, что с него только что смывали кровь.
Люди, устроившие это, точно не были обычными убийцами или грабителями. То, с какой точностью и детальностью всё было проработано и выполнено, говорило об их профессионализме. И ещё о том, что здесь сработала целая команда, — три человека за пять часов ни за что не сумели бы спрятать труп, убрать все следы и одновременно подстроить сердечный приступ у мэра дома.
А ещё у Юты из головы не выходил тон убийцы, каким он говорил с мэром. Будто тот был обычным наёмным служащим, которого в случае неудачи или неповиновения можно легко заменить. Кем бы ни были эти люди, несомненно, они обладали огромной властью.
Журналистка сделала пометку в блокноте. Проверить, кому могла быть выгодна смерть мэра Гованса — его оппоненты, преемники, политические соперники. Девушка закрыла блокнот и осмотрелась. Под потолком, на железобетонном перекрытии она заметила видеокамеру. Раз здесь есть камеры, то можно попытаться получить разрешение на просмотр записи. Вдруг она запечатлела убийство?
Закончив внизу, Юта поднялась в офис охраны. Журналистское удостоверение часто открывало перед ней разные двери — особенно если люди не знали издание, в котором она работает.
Охранник согласился прокрутить запись с нескольких камер. Юта стояла за его правым плечом, в то время как мужчина вручную отматывал запись назад. Девушка почувствовала, как, несмотря на работающий кондиционер, у неё вспотели ладони, когда время записи приблизилось к девяти утра — времени убийства. Юта впилась взглядом в экран. Внезапно запись мигнула. Только что машина мэра стояла на месте 16А, и вот её уже нет, а на том же месте стоит совершенно другой автомобиль.
— Что за чёрт? — мужчина выглядел искренне удивленным.
Он снова отмотал запись назад, пристально всматриваясь в экран. На том же месте изображение снова моргнуло.
— Что это? — спросила Юта, холодея, уже догадываясь об ответе.
— Не пойму, в чём дело. — Охранник растерянно повернулся к журналистке. — Полчаса записи пропали. Их просто нет.
***
Таурис висел над горизонтом на северо-востоке. Несмотря на то, что звезда приближалась к своей низшей точке, её лучи продолжали поливать землю белыми, как чистейший свет творения, обжигающими лучами. Корт ощущал их касание к своим рукам там, где они не были скрыты хилтом. Оно было настолько горячим, что почти обжигало, будто поднесённые к самой коже раскалённые угли. Так что мужчине приходилось сдерживать себя от того, чтобы не спрятать руки в широкие рукава накидки.
Но он не делал этого. Корт повернулся на запад, откуда, находясь на полпути между зенитом и горизонтом, на землю проливал горячее золото Аттрим. Он был меньше своего старшего брата и, может, именно поэтому касание его лучей было не столь обжигающим.
Аттрим всегда казался Корту прекрасным — он был смешением блёкло-розового и золотого. И если смотреть на слишком яркий Таурис, не обжигая глаз, было невозможно, то его младший и более скромный брат позволял людям любоваться собой. Особенно в те часы, когда подходил ближе всего к горизонту, что соответствовало примерно тридцати градусам от земли.
Народ называл это время «Часом жатвы». Оно было самым лучшим для того, чтобы выйти наружу из полумрака Утегата. В эти несколько часов Аттрим приобретал насыщенный розовый оттенок. Его свет становился менее интенсивным, в то же время вокруг звезды появлялся золотистый ореол, словно она одевалась в золотую корону.
Корт любил в это время подниматься на плато и любоваться «Младшим Братом». Хотя он мог делать это в любое время дня и ночи, даже когда обе звезды стояли в зените. С некоторых пор Корт ощущал обжигающие лучи солнц и иссушающий жар пустыни не так, как другие люди. Для них это было нечто опасное, убивающее медленной смертью, будто тебя живьём засунули в раскалённую печь. Но Корт чувствовал пылающий жар внутри себя, словно тот был его частью. Частью, которая приносила боль и могла убить, но в то же время давала ощущение жизни и странную силу.
Глаза Корта обратились на восток и застыли на чём-то, едва различимом вдали. Марево поднималось над горизонтом, словно дымка, в том месте, где белёсое небо соприкасалось с выжженной землёй. И всё же сквозь клубящийся поток горячих воздушных масс он мог различить стены города и четыре башни, возвышающиеся над ним, словно невиданные колоссы.
Лиатрас. Вечный Город.
Мужчина поднял глаза вверх, к небу, чтобы посмотреть, как несутся сквозь пространство гигантские оранжевые птицы. Они горели, проходя через атмосферу Нибелии, оставляя за собой дымный след в десятки километров.
— Сегодня их меньше, чем на прошлой неделе, — негромко сказал Корт.
Он по-прежнему смотрел на восток, в сторону Вечного Города.
— Я думаю, метеоритный дождь идёт на убыль. Через несколько дней он закончится, и атлурги успокоятся. Знаешь, как они его называют?
Никто не отозвался, и мужчина так же тихо ответил:
— «Огненные слёзы». Правда, красиво? У народа для всего есть поэтичное название. Поначалу меня это забавляло. Ведь это как-то… по-детски, что ли. Но потом я понял. Атлурги живут не в мире предметов и явлений, не в мире мёртвых, неодушевлённых вещей. Их мир — это их история, их религия. За каждым названием скрывается предание, легенда, верование. Всё для них исполнено скрытым смыслом, и это делает осмысленной их жизнь.
Корт замолчал. Он стоял неподвижно, всматриваясь сощуренными глазами в плачущее огнём небо. Лицо мужчины ничего не выражало, только на крепко сжатых в кулаки руках проступали синие вены.
Круглое пологое плато, на котором Корт находился, было частью небольшой горной системы, поднимающейся из пустыни почти на километр. Горная порода здесь красноватого цвета, твёрдая, но пластичная. Атлурги делают из неё различную домашнюю утварь: миски и ложки, ступы и горшки. Когда удаётся выломать достаточно большой кусок, его пускают на изготовление столешниц и солнечных печей.
Атлурги каждый день поднимаются в горы для добычи камня. Но работают гораздо ниже, в вырубленных в скале штольнях. Плато Корта было почти на самой вершине. Корт нашёл его случайно, когда полдня гонялся по скалам за горным козлом. Плато находилось с противоположной стороны от Утегата и было скрыто от города крутым скальным выступом. С другой стороны оно заканчивалось обрывом, открывая взору захватывающий вид на ровную, как стол, поверхность пустыни.
Корт часто приходил сюда, чтобы побыть в одиночестве. Его спину, как верный друг, надёжно прикрывала массивная скала. А впереди открывалась раскалённая бездна, ограниченная лишь небом, на самом горизонте опирающим белёсый купол на плавящийся песок. Да ещё далеко на востоке взрезал пустыню осколками Солнечных Башен Вечный Город.
Корт был на плато один. И всё же он продолжал говорить с кем-то. С тем, кто мог ответить только в его воображении, потому что этот человек был мёртв уже шестнадцать лет.
Из-под глубоко надвинутого на лицо хилта остро поблёскивали синие глаза. Они неотрывно смотрели на одну точку, и этой точкой была едва различимая отсюда стена города.
— Прости меня, Энриг, — прошептал мужчина. — И покойся с миром, друг.
Корт часто говорил с ним. Рассказывал о жизни в Утегате, о народе. Это вошло у него в привычку. Он делал это постоянно, не задумываясь.
Каждый год, в день смерти Энрига, Корт приходил на плато, чтобы почтить память. Так он чувствовал себя ближе к другу, будто мог прикоснуться к воспоминаниям рукой. Иногда он говорил вслух, иногда про себя, но он до сих пор говорил с ним, потому что до сих пор его не отпустил.
Возможно, Корту было бы проще это сделать, если бы друг не погиб по его вине, из-за его глупости и безрассудства. Или если бы Корт не знал того, что знает.
Взгляд Корта был обращён к Стене, но смотрел он не на неё, — а на длинный песчаный язык, взбиравшийся к краю ограждения. Ещё немного, и пустыня протянет свои щупальца до верха Стены, а потом, не встречая препятствий, перемахнёт через неё. За недели песок покроет город тонким слоем, забьёт все щели, проникнет во все системы и трубопроводы.
Сперва откажут находящиеся на поверхности системы кондиционирования и очистки, затем забьются канализационные и воздуховодные системы. Наконец песок занесёт солнечные батареи Водной Долины и покроет поля, где выращивают водоносные растения. Город будет обречён на вымирание в течение нескольких месяцев.
Люди, находящиеся по ту стороны Стены, понятия не имеют обо всём этом. Не представляют, каково это, когда вокруг тебя лишь вездесущий песок, для которого нет преград, от которого нет спасения. Неумолимая пустыня за считанные недели захватит город, и когда люди поймут, что происходит, будет уже слишком поздно.
Корт хранил это знание шестнадцать лет, и каждый день оно выжигало из него по частичке. Жизнь города подходит к концу. Вскоре пески погребут под собой всё и всех, кто там есть. И Корт — единственный, кто знает правду.
Этот Вечный Город станет последним.