Юта скучала у барной стойки, прислонившись к ней спиной. Небольшой тёмный зал пустовал. Основной контингент кафе-бара «Дворик» — студенты Лиатрасского Технологического, расположенного через две улицы отсюда. С пятницы по понедельник кафе гудит, как пчелиный улей, работая круглосуточно. Зато на неделе почти никого нет. В такие дни «Дворик» перебивается случайно заглянувшими парочками и офисными служащими, заходящими съесть ланч по спецпредложению.
Юта разнесла за столики два заказа, и теперь смотрела на улицу сквозь большие прямоугольные окна. Сейчас десять часов вечера, а значит, скоро Аттрим выйдет в зенит. Таурис слегка опустится и скроется за небоскрёбом банка «Содействие». Аттрим, наоборот, поднимется на максимальную высоту и сместится к северу. Именно в таком положении он около получаса будет светить точно в окна кафе.
Точнее, светил бы, если бы не солнечный навес над улицей. И всё же это было любимым временем Юты, потому что только в эти полчаса белоснежный свет Тауриса сменяется розоватым свечением Аттрима. Предметы вокруг теряют резкость, словно окутанные лёгкой дымкой. Очертания домов, машин, прохожих размываются, цвета теряют яркость. Бег города словно замедляется, и мир укутывается пастельной пеленой, словно лёгкой тюлью наброшенной на его поверхность.
— Вот это да! Что творится! Ты слышала? Теперь точно будет досрочное избрание. А я в прошлом году городскую стипендию получила. Как думаешь, не отменят? Эй, подруга! Ты меня слушаешь вообще?
Ленни пощёлкала пальцами у Юты над ухом.
— Что случилось? — неохотно отозвалась журналистка, наблюдая как белый вечер меркнет, готовясь уступить место пастельно-розовому.
— Что случилось! — передразнила Ленни. — Хватит в облаках витать! Ты вообще в курсе, что вокруг творится? Мэр Гованс умер сегодня утром от сердечного приступа. Что случилось, хах!
Юта обернулась, чтобы увидеть, как Лени, не глядя протирает барную стойку. Внимание девушки было приковано к небольшому чёрно-белому телевизору, висящему на кронштейне за полками со спиртным. Она взяла из-под стойки пульт и увеличила громкость.
— «…уже высказали протест по поводу сложившегося положения. Заместитель мэра обещал дать добро на вылет, как только ситуация стабилизируется. Таким образом, несколько пилотов и команда снабжения останутся в городе до разрешения ситуации».
Юта обогнула барную стойку и встала рядом с подругой, чтобы послушать.
— Представляешь, они задерживают вылет шаттла до тех пор, пока новый мэр не вступит в должность. — Ленни качала головой, глядя на экран телевизора. — Проклятые бюрократы. Мне жалко этих парней. У каждого, наверняка, семьи, жёны. Они и так месяцами вне дома пропадают: то на орбите болтаются, то подготовка, то вот ещё на планету-сковородку посылают. Мало у них проблем, так тут ещё и местная волокита.
Нибелия входит в состав Федерации Соединённых Миров, так что юридически её главой является президент Федерации. Но так как ни один президент не покидает своей резиденции на Протеусе, то фактическим управлением занимаются местные власти. Так что правителем Лиатраса, а значит, и всей Нибелии является мэр города.
На Нибелии нет ни стран, ни государств. Только один город, имеющий особый экономический статус. Единственные внешние связи Лиатраса — с Торговым Конгломератом. Он поставляет на планету ресурсы и материалы, которые она не способна добывать или производить сама. В обмен Нибелия продаёт единственный ценный ресурс, имеющийся на планете — драгоценный камень под названием тергед. В других мирах он ценится наравне с золотом, а кое-где и выше. Но добыча его крайне трудоёмка и дорогостояща — мельчайшие частицы тергеда, напоминающего полупрозрачное стекло, смешаны с частицами песка.
Несколько раз в год Лиатрас отправляет на орбиту грузовые шаттлы, забитые тергедом, для дальнейшей переправки на другие планеты. Тем же путём из других миров приходит всё необходимое для жизнедеятельности города.
— А ты что так переживаешь? Влюбилась в одного из пилотов, что ли? — подначила Юта.
В этом не было бы ничего удивительного. Они все красавцы, как на подбор. К тому же вроде национальных героев. Без их работы и поставок с орбиты городу не выжить.
Вместо того, чтобы огрызнуться, Ленни продолжала разглядывать экран. Её левое, исколотое пирсингом, ухо слегка покраснело.
— Что?! Серьёзно? В одного из пилотов!
— А что такого? — воскликнула Ленни.
Барменша повернулась к Юте, растягивая губы в хитрой улыбке.
— Вообще-то я была воот так близка, чтобы с ним познакомится. Это было в прошлую пятницу. Пошли мы с девчонками… — начала рассказывать Ленни, когда открылась входная дверь.
Юта взглянула на мужчину, вошедшего в кафе, и в следующую секунду оказалась под барной стойкой. Она узнала его моментально. На нём не было дорогого чёрного костюма и кобуры с оружием, но это был он — убийца мэра.
Второй раз за день Юту спасла молниеносная реакция и тот факт, что войдя в зал, мужчина сперва повернул голову налево, осматривая тускло освещённое помещение. Так что когда дверь медленно захлопнулась за его спиной, и он направился к барной стойке, Ленни стояла за ней одна.
Её баллы в институте оставляли желать лучшего, и порой Ленни соображала туговато, но сейчас каким-то шестым чувством безошибочно поняла, что делать. Она не стала поднимать шум из-за поведения Юты. Вместо этого, пока мужчина, приятно улыбаясь, шёл к ней через зал, Ленни улучила момент и быстро скосила глаза вниз, на сжавшуюся под стойкой подругу.
Юта боялась лишний раз вздохнуть, молясь только о том, чтобы Ленни её не выдала. Когда подруга посмотрела вниз, Юта отрицательно мотнула головой и беззвучно прошептала: «Нет».
— Доброго вечера. Стакан воды, пожалуйста.
Мужчина расслабленно оглядел зал.
— Не самый удачный вечер для заведения? — Голос у него был приятным, слегка тягучим. Он улыбался.
— Да, не самый, — осторожно ответила Ленни. Незаметно она ощупывала взглядом лицо и одежду посетителя.
Мама всегда говорила ей, что она плохо разбирается в людях. Особенно в мужчинах. Особенно в тех, которые ей нравятся. Но, проработав в баре четыре года с шестнадцати лет, Ленни считала, что научилась кое-что понимать. Вошедший мужчина с первого взгляда ей не понравился. Он улыбался и был расслаблен. Хорошо одетый городской пижон, зашедший в бар по дороге с работы, чтобы выпить стакан воды.
Вот только улыбка этого человека не привлекала, а наоборот, отталкивала. И вскоре Ленни поняла, почему. Он улыбался губами, показывая ровные белые зубы, но глаза оставались холодными. И ещё его одежда. Её выбор был безупречен. Настолько, что казался нарочитым. Будто этот человек очень старался произвести определённое впечатление.
Всё это за несколько секунд пронеслось в голове Ленни. И хоть она ещё не понимала связи неприятного клиента с испугом Юты, но уже твёрдо знала: она прикроет подругу, во что бы та ни вляпалась.
Словно почувствовав что-то, мужчина заговорил чуть изменившимся тоном:
— Меня зовут Исуп Крэсков. Я представляю лицензионную компанию «Налис и Партнёры». — Мужчина протянул Ленни визитку, и девушка неохотно взяла её. — Я разыскиваю Юталиэн Дэл. Она работает здесь, верно? Видите ли, у онлайн издательства, редактором которого она числится, заканчивается лицензия. Мы хотим предложить госпоже Дэл заключить новый лицензионный контракт с нашей фирмой. Я привёз ей бумаги для ознакомления.
Ленни молчала, и мужчина продолжил, не переставая улыбаться:
— Насколько я знаю, у госпожи Дэл сегодня смена. Я бы хотел с ней поговорить.
Ленни изо всех сил всматривалась в лицо этого Исупа, пытаясь распознать, врёт ли он или говорит правду. Надо признать, излагал он весьма убедительно, и Ленни даже начала сомневаться в своём первоначальном суждении. Но, несмотря на деловую напористость и даже некое обаяние мужчины, Ленни была барменом со стажем, и её не так-то просто было застать врасплох.
Она широко улыбнулась мужчине в ответ:
— Да, это так, у неё смена. Но Юта приболела и осталась сегодня дома. Народу у нас немного, так что я её подменяю. Можете оставить ваше предложение мне, я ей передам.
И, продолжая улыбаться, Ленни со стуком поставила перед мужчиной стакан с водой.
Он чуть помедлил, и барменша со злорадством отметила, что её ответ, видимо, разочаровал его.
— Благодарю, но мне бы хотелось лично переговорить с госпожой Дэл. Я зайду в другой раз.
Мужчина ещё раз осмотрел небольшой зал и медленно, не оборачиваясь, направился на выход.
— Всё, он ушёл. — Юта слышала слова подруги, как сквозь завесу тумана, плохо понимая смысл.
— Эй, всё в порядке. Можешь вылезать.
Ленни присела на корточки и помогла Юте встать.
— Кто это: бывший дружок или, может, ты написала про этого парня то, что ему не слишком понравилось?
Ленни ещё не договорила, но уже знала, что ошибается. Кто бы ни был тот тип, он крепко напугал Юту. Глаза девушки блуждали по залу, она была бледной и никак не реагировала на слова Ленни.
— Давай-ка, тебе надо присесть.
Барменша под руку повела Юту к высокой барной табуретке, но не успели они дойти до неё, как девушка начала вырываться.
— Они нашли меня! Мне надо уходить.
— Кто нашёл? О чём ты вообще?
Взгляд журналистки наконец перестал бессмысленно метаться и остановился на Ленни. Юта неожиданно крепко схватила её за руку. А потом так посмотрела на подругу, что той показалось: из неё вынимают душу.
— Ты не понимаешь. Они нашли меня, — чётко повторила Юта, почти до боли сжимая руку Ленни. — Те, кто убил мэра.
Она выпустила барменшу, и её взгляд снова забегал по залу. Ленни нащупала за спиной ту самую табуретку и прислонилась к ней.
— Что? О чём ты говоришь?
Но взгляд Юты уже нашёл то, что искал.
— Мне надо уйти. Если кто-нибудь ещё придёт и будет спрашивать обо мне, говори, что я уволилась сегодня утром. Причин ты не знаешь, я ничего тебе не объяснила. Поняла?
— Не понимаю, ты — что? Ты увольняешься?
— Мне надо идти, нельзя здесь оставаться, — повторила Юта, и Ленни окончательно перестала понимать, что происходит. — Береги себя.
Юта быстро пошла прочь, ничего больше не добавив. Но она не направилась к главному выходу. Вместо этого девушка обошла бар и открыла дверь на кухню.
Юта молча шагала мимо длинных железных столов. Повара провожали её вопросительными взглядами. На встроенных электрических плитах готовились блюда к ужину. Аромат съестного, смешиваясь с лёгким запахом дыма, вился к потолку. Главный повар окликнул её. Кажется, он спрашивал, что ей понадобилось на кухне, и всё ли в порядке в зале.
Юта не отвечала. Она продолжала двигаться к двери служебного выхода, маячившей в конце прохода. Эта дверь выводила в узкий, тёмный переулок, заставленный мусорными баками. В нём всегда было безлюдно, потому что туда выходили только двери служебных помещений, «чёрных» и аварийных выходов из различных контор и кафе, обращённых фасадами на улицу.
Юта проскочила кухню, не глядя по сторонам, думая только о том, успели убийцы побывать у неё дома или ещё нет. И что будет, если они застанут там Бабли, работающего над своими расчётами. С этими мыслями она выскочила на улицу, намереваясь переулками и дворами добраться до ближайшего городского телефона.
Но переулок за кафе не был пуст. Его перегораживал чёрный автомобиль. А возле него, с сигаретой в руке, стоял мужчина в серой форме. На мгновенье Юта в ужасе замерла, и этого хватило, чтобы мужчина её заметил.
Сигарета полетела на асфальт. Мужчина рванулся к ней. Юта замешкалась, решая, куда бежать. И вскоре он оказался так близко, что ей не оставалось ничего иного, кроме как броситься обратно на кухню.
Юта бежала между столами, когда за спиной грохнула тяжёлая железная дверь. Она хотела крикнуть поварам, что надо убегать. По залу прокатился оглушительный выстрел. Юта инстинктивно присела, закрывая голову руками.
— Всем оставаться на местах! — прогрохотал сильный голос. — Или я буду стрелять на поражение!
Юта поняла, что предупреждение относится к ней, потому что остальные и не пытались бежать. Повара просто замерли там, где стояли, опешив от неожиданности.
Юта не сомневалась, что преследователь застрелит её прямо здесь, если она не подчинится, — она знала, на что способны эти люди. Девушке оставалось лишь повиноваться. Сперва она даже подняла руки, но ей стало тошно от себя, и она опустила их, поворачиваясь лицом к убийце. Одна надежда, что он не станет убивать её на глазах у свидетелей.
Действительно, мужчина опустил пистолет и полез свободной рукой в карман. Оттуда появилось удостоверение, которое он раскрыл. Одна часть сознания Юты в этот момент была вне себя от ужаса, но другая странным образом оставалась спокойна, глядя на всё происходящее со стороны. Этой половине было даже любопытно, кем представится убийца, настоящее ли его удостоверение?
— Особый отдел по охране порядка. Прошу всех, кроме госпожи Дэл покинуть помещение.
Юта никак не могла рассмотреть, что же написано на удостоверении. Скорее всего, оно поддельное, но что если нет? Вдруг этот человек правда из отдела по охране порядка? Может, он не собирается её убивать, а хочет поговорить? Может даже, он тоже разыскивает убийц мэра.
Словно в замедленной съёмке, Юта наблюдала, как повара один за другим выходят на улицу. Вот дверь бесконечно медленно захлопнулась за последним из них. Мужчина в серой форме тоже проводил взглядом вышедших людей и только потом посмотрел на Юту.
Она непроизвольно попятилась. Мужчина приближался, загоняя её в угол. Юта съёжилась, ожидая, что он выстрелит, но вместо этого он заговорил.
— Не делай глупостей. Не пытайся бежать. Я просто хочу поговорить.
Он приблизился вплотную и угрожающе навис над девушкой. Спиной Юта больно вжалась в стол, ощущая жар от конфорки, на которой что-то тушилось и скворчало. Убежать она бы не смогла при всём желании, так как оказалась зажата между столом и преследователем. Поэтому Юте не оставалось ничего иного, кроме как слушать, что он говорит.
— Ты не должна бояться меня. Я представляю органы правопорядка. Я отвезу тебя в участок, где ты расскажешь моему шефу, что видела сегодня утром на парковке, и кому говорила об этом. Вот и всё, после этого ты сможешь пойти домой.
Глаза девушки были круглыми, как два четвертьринга. Она внимательно слушала мужчину, а затем медленно кивнула. Её голос, когда она заговорила, дрожал и ломался.
— Хорошо, я всё расскажу.
— Правда? Ты пойдёшь со мной и расскажешь всё, что видела? — Кажется, мужчина поверил, во всяком случае пистолет чуть опустил.
Юта снова кивнула, а затем затараторила:
— Я оказалась там случайно, но я расскажу всё, что знаю. Я хочу помочь. Вы отвезёте меня в участок?
— Да, именно так. Сейчас мы пройдём к машине, а затем поедем в управление. Ты точно не боишься? Вот и хорошо, пойдём.
Юта выдавила из себя улыбку и снова кивнула. Когда мужчина начал поворачиваться к выходу, её правая рука скользнула за спину.
Ладонь пронзила боль. Девушка прикусила губу, чтобы подавить крик. Во рту тут же появился солёный привкус. Ей казалось, что в ладонь вонзили десяток ножей. Каждая клеточка тела умоляла отдёрнуть руку, но Юта лишь сильнее сжала пальцы.
Когда мужчина обернулся, чтобы подтолкнуть её к выходу, она с отчаяньем плеснула ему в лицо содержимое того, что держала руке. Это было кипящее масло, варившееся в сотейнике.
Мужчина страшно закричал и схватился за лицо. Он скорчился и слепо заметался, ударяясь о столы. Сотейник выпал из обожжённой руки Юты и с оглушительным лязгом покатился по полу. Девушка ужаснулась от того, что сделала. От шока она даже перестала чувствовать боль, лишь тупо смотрела на бордовые пальцы и ладонь, на которой прямо на глазах начали вздуваться белые пузыри.
Мужчина продолжал кричать, и это привело Юту в чувства. Она проскользнула мимо тела, корчившегося на полу, и изо всех оставшихся сил бросилась к выходу.
Выбежав на улицу, девушка остановилась. Боль мешала думать, но адреналин подстёгивал тело и мозг, и она снова побежала.
Юта знала, что идёт ва-банк. Бабли точно покрутил бы пальцем у виска. Мысль о друге принесла внезапную боль, заглушившую даже боль в руке: «Жив ли он ещё?». Юта рванула ручку на себя.
Дверь чёрного автомобиля распахнулась. Внутри никого не было. Юта залезла в машину и закрыла за собой дверь. Обожжённую правую руку она осторожно держала у груди, стараясь не беспокоить. Левой рукой Юта пошарила возле замка зажигания, — ключа нет. Тогда она поочерёдно открыла бардачок и отогнула зеркало. На колени выпала связка ключей. Неуклюже действуя левой рукой, Юта завела машину, и чёрный автомобиль, словно хищный ворон за добычей, рванул с места.
***
Корт отодвинул полог и вошёл в дом. Руки машинально расстегнули хилт и повесили на крючок возле входа. Леда готовила ужин, но мужчина лишь бегло глянул на неё. Он вытащил из заплечного мешка кирку и долото и убрал на полку для инструментов. Оттуда же извлёк средних размеров кусок камня, который вырубил сегодня из скалы. Корт прошёл к рабочему столу и, отряхнув камень от пыли, поставил рядом с другими, ожидавшими обработки.
Почти весь день он провёл в пустыне. Плато покинул только после «Часа жатвы», когда Аттрим, максимально приблизившись к горизонту, снова начал подниматься, уходя восточнее. Но домой Корт не пошёл. Вместо этого он спустился ниже, к штольням, и проработал там несколько часов, вырубая из скалы красный камень.
Этот день Корт всегда старался провести в пустыне, в борьбе с песком, солнцем и горами. Чтобы только не думать о случившемся шестнадцать лет назад.
Но гнетущее чувство не отпускало. Каждый раз, как он поднимался на плато, чтобы посмотреть на Вечный Город, становилось хуже. Пески движутся слишком быстро. Он не рассчитывал, что они доберутся до верха всего за шестнадцать лет. Но пустыня неумолима, и теперь Корт не мог не думать о том, что вскоре случится с городом и его жителями.
— Ты снова ходил на плато? — Леда смотрела в напряжённую спину Корта, застывшего посреди комнаты.
Он не ответил, но ей было достаточно одного взгляда на мужа. Леда всегда знала, когда Корт был там. И хотя Корт никогда не говорил с ней об этом, она также знала, что сегодня снова настал тот самый день.
Корт всегда проводил его в горах. И в другие дни он бывал задумчив и угрюм после возвращения с гор. Но в этот день — единственный в году — на его плечи словно опускалась вся тяжесть неисчислимых и нескончаемых песков.
Леда подошла и положила руку мужу на плечо.
— Скучать — это нормально. Ты был частью того мира много лет. Там прошло твоё детство и юность. Там похоронены твои предки. Но теперь твоя жизнь здесь, с нами. Со мной.
Корт накрыл её руку своей и благодарно улыбнулся. Затем мягко освободился и направился к столу, где ожидала завершения каменная заготовка. Он сел на низкую табуретку, спиной к комнате, где Леда хлопотала по хозяйству.
Утагиру подошёл к столу и улёгся у ног, заглядывая Корту в глаза. Зверь тихо заскулил, и Корт рассеянно положил руку ему на загривок. Он смотрел на заготовку каменной чаши, но не видел её. В его синих глазах, перед которыми проплывали картины совсем не здешних пейзажей, не было печали или грусти. В них плескалась злость.
***
Юта бросила машину через несколько кварталов. Она понимала, что далеко уехать не удастся — вскоре исчезновение автомобиля заметят. Но всё же она получила некоторую фору и, вероятно, сумела сбить преследователей с толку.
Юта заехала на верхний этаж пятиэтажной парковки и вытащила ключ из зажигания. Обессиленно девушка откинулась на сиденье. Рука болела нестерпимо, но в больницу идти было нельзя. Она должна найти телефон и позвонить Бабли, но сперва надо зайти в аптеку — с такой рукой она будет привлекать внимание. Да и терпеть боль становилось всё труднее. Адреналин начал улетучиваться. Ему на смену пришли усталость и отчаяние.
Левой рукой Юта залезла в карман джинсов в поисках денег. С собой у неё была лишь пара рингов — деньги остались в сумочке в баре. Тогда девушка снова пошарила в бардачке, но там не было ничего полезного. Она заметила отделение между сиденьями. В нём не нашлось кошелька, зато валялись мятые купюры — всего пара десяток, но на аптеку и на звонок должно хватить.
Юта вытащила деньги и застыла. На дне отделения валялся мобильный телефон. Девушка достала его и раскрыла последние звонки. В основном тут были номера телефонов, не занесённые в контакты, но нашлось и несколько имён. Среди них было одно, которое Юта узнала — Лэнс. Если это был тот самый Лэнс, который убил мэра, то с помощью этого телефона она могла получить ответы на многие вопросы.
Юта сунула мобильник в карман и вылезла из машины.
В переулке за аптекой она нанесла на руку мазь от ожогов, которую только что купила. Затем неуклюже перебинтовала левой рукой, помогая себе зубами. Юта подождала пару минут, пока боль немного стихла, и двинулась дальше.
В аптеке ей указали на ближайший городской телефон. Он находился в отделении связи. Само отделение уже закрылось — было больше одиннадцати часов вечера, но был открыт небольшой закуток между внешней дверью и внутренним помещением. Там и стоял телефон, которым можно было пользоваться круглосуточно.
Юта зашла внутрь и закрыла за собой дверь. Здесь было темно и тесно. Она была одна. Девушка прислонилась к стене, впервые за этот день почувствовав себя в безопасности. После яркого уличного света ей казалось, что темнота скрывает её. Хотя на улице почти не было прохожих, ей постоянно мерещилось, что она находится на виду. Свет Тауриса преследовал её, будто тюремный прожектор, осветивший её в момент совершения побега.
Юта отдышалась и дрожащей рукой набрала номер. Каждый длинный гудок, словно холодными железными клещами вырывал из её груди по кусочку. Четыре гудка — четыре кровоточащих раны, шесть гудков… Юта снова закусила губу, и рот моментально наполнился солёной вязкой кровью.
— Алло.
— Бабли! Бабли, это ты? Как хорошо!
К горлу подступил ком. От облегчения Юта была готова расплакаться. Она крепко зажмурилась и сглотнула.
— Юта, это ты? — раздался на том конце провода неуверенный голос. — Юта, у тебя всё хорошо, ты в порядке?
Даже сквозь помехи и шум разделявшей их линии, Юта могла расслышать тревогу в голосе друга. Она прислонилась горящим лбом к холодному телефонному автомату и улыбнулась.
— Да, Бабли, я в порядке.
— Юта, здесь кое-что случилось. Тебе нельзя приходить домой. Слышишь? Не возвращайся сегодня домой. — Последние слова Бабли произнёс громко и чётко, и у девушки вновь свело желудок от страха.
— Что произошло, Бабли? С тобой всё хорошо?
— Да, я… — друг замялся. — Кто-то был у нас дома. Я ходил в ЛАС, узнать, что с моей заявкой, а когда вернулся… Словом, здесь всё вверх дном. Я не знаю, что произошло, но боюсь, что…
— Бабли, меня нашли, — перебила Юта.
Другу понадобилась пара секунд, чтобы переварить услышанное.
— Тебя нашли?! Как? Когда это произошло? Ты…
— Я жива и здорова. По большей части, — добавила журналистка, рассматривая руку в бинтах. — Не могу рассказать всего, наш телефон могут прослушивать. Послушай, Бабли, тебе нельзя там оставаться. Иди к нашему другу, у которого мы в прошлом году отмечали твой день рожденья. Убедись, что за тобой никто не идёт. Я встречу тебя там.
— Д-да, хорошо, я в-всё понял, — ответил Бабли, сильно заикаясь. Голос был подавленным.
Юта положила трубку. Ей больше не хотелось плакать, и пульсирующая боль в руке как будто утихла. Бабли в порядке, но он нуждается в ней. Из-за неё он может пострадать. Если люди, убившие мэра, найдут его, то могут убить. Они даже могут его пытать, чтобы узнать, где скрывается Юта. Если друг в опасности, она должна его защитить.
От мысли о том, что кто-то может причинить Бабли боль, ей стало тошно, словно вот-вот могло случиться что-то ужасное и непоправимое. Не медля ни секунды, Юта осмотрела улицу и быстро выскользнула из-за двери.
***
Работа не шла, и Корт, промучившись с час, поднялся из-за стола.
— Мне надо пройтись.
Быстро, не оборачиваясь, он вышел из комнаты.
Леда посмотрела мужу в спину, но ничего не сказала. Она не хотела отпускать его, не хотела оставлять одного, особенно сегодня. Но она знала, что ничем не может помочь. Это мучило её сильнее, чем Корт догадывался. Ей хотелось поговорить с ним, расспросить, помочь и утешить. Но она не делала этого, потому что понимала — он не ответит. Это был один из тех редких дней, когда муж возводил между ней и собой стену, через которую она не могла пробиться.
Корт тихо опустил за собой полог. Он не смотрел на Леду, но знал, — она смотрит на него. Знал — то, что терзает его, мучает её тоже. Но он ничего не мог с этим поделать. И за это ненавидел себя.
Конечно, Леда была курсе, где он был. Он не смог бы скрыть этого от неё, даже если бы попытался. Иногда ему казалось, что Леда понимает его лучше, чем он сам. Что ж, может и так. Но за все годы он так ни с кем и не поделился своим бременем, даже с Ледой. Она думает, что это — всего лишь ностальгия, а он не находит в себе сил разубедить её.
Корт вышел в коридор, но далеко от дома не отошёл. Он завернул за угол и остановился перед невысоким узким проходом, закрытым большой каменной глыбой. В коридоре было пусто. Мягкий рассеянный свет, льющийся словно из ниоткуда, золотил песчаные стены и свод коридора.
Мужчина упёрся в пол ногами и изо всех сил навалился на камень. Он толкал до тех пор, пока тот не подался, медленно отъезжая в сторону. На песчаном полу стали видны глубокие, словно порезы, следы в том месте, где глыбу неоднократно отодвигали и задвигали обратно.
Боком, обдирая плечи о неотёсанные выступы, Корт втиснулся в проём. Убедившись, что его никто не видел, он задвинул камень на место.
Перед Кортом открылась небольшая комната. Как и все остальные помещения в Утегате, она освещалась узкими окошками, выточенными в толще песка. В стенах до самого потолка были вырублены стеллажи. На них покоились разного размера камни, а также инструменты — долота, свёрла, зубила и резцы.
На нижних полках стояли ещё не обработанные обломки породы, разложенные по размеру и виду. А на средних и самых высоких были расставлены каменные фигуры. Некоторые — уже законченные скульптуры, другие — только заготовки или намётки, по которым мастер всего пару раз ударил зубилом, примериваясь. Все скульптуры, собранные здесь — были изображениями многочисленных богов, в которых верили атлурги.
Корт присел на табуретку возле рабочего стола, на котором были аккуратно разложены инструменты, и взял в руки скульптуру богини Агри. Агри — богиня-мать, покровительница всех женщин, в особенности рожениц и матерей. Корт провёл пальцами по печальному лику богини, склонившей голову на бок в жесте скорби и смирения. Камень под его пальцами был тёплым и шершавым — он ещё требовал шлифовки.
Некоторое время Корт продолжал водить пальцами по статуэтке, изучая каждый выступ и несовершенство камня, но уже знал, что сегодня не займётся шлифовкой Агри. Он поставил статуэтку на полку, и ему показалось, что богиня посмотрела на него с жалостью и укором.
Комната, в которой Корт работал — была бывшей детской, которую он собственноручно откопал к рождению сына, но после его смерти замуровал. Она не соединялась с домом, хотя и находилась прямо за стеной. Детская должна была стать подарком жене к рождению сына. Поэтому Корт сделал вход не из дома, а из коридора, планируя прорубить проход в дом сразу после рождения ребёнка.
Но сын родился слабым и больным. В суровых условиях жизни Утегата ему было не выжить. Они с Ледой похоронили ребёнка, когда ему едва исполнилось три месяца. Корт так и не сказал жене о детской, чтобы ещё больше не тревожить её горе. Он завалил вход неподъёмной каменной глыбой и сделал всё, что было в его силах, чтобы забыть.
Но через какое-то время стал приходить сюда бессонными ночами. Просто сидел в темноте, в пустой комнате. Однажды под руки попался обломок камня. Корт вытащил из-за пояса нож и начал вырезать что-то, не задумываясь о том, что делает. Так появилась первая фигурка одного из богов. Корт заметил, что резка отвлекает от печали и тёмных мыслей, и стал проводить за этим занятием больше времени.
Это стало его хобби. Он вырезал лики и изваяния богов отчасти — для себя, отчасти — на заказ, поскольку вскоре про увлечение Корта стало известно. К нему стали приходить люди с просьбами вырезать для них кого-то из любимых богов.
Корт взял с полки продолговатый обтёсанный камень размером с кувшин для воды. В голове было пусто, как в тот день, когда он впервые взял в руки камень и нож. Мужчина поднёс к заготовке зубило и аккуратно ударил по нему молотком.
***
Сола они с Бабли знали ещё с колледжа. У него была небольшая квартирка в нижнем городе, недалеко от западной Стены. Сол был высоким угловатым парнем с шаркающей походкой и странной любовью к рубашкам в клетку. В студенческие годы и он, и Бабли выделялись среди сокурсников, — не только непопулярной у девушек внешностью, но и незаурядным умом и оригинальностью мышления. Это их и сблизило.
После колледжа Сол устроился работать в химическую лабораторию, а Бабли поступил в Лиатрасский Университет Высших Наук, но они продолжали общаться.
Юта пешком поднялась на шестой этаж старой многоэтажки — всего тридцать этажей — и позвонила в звонок. За дверью послышались шаги, она приоткрылась на ширину цепочки. Сол внимательно осмотрел Юту, как будто в её облике мог скрываться кто-то другой, и только после этого распахнул дверь.
Юта была у Сола много раз и хорошо знала его квартиру. Они миновали узкую прихожую и короткий коридор. После чего вошли в небольшую кухню-гостиную.
Квартира Сола была захламлена ещё хуже, чем у них с Бабли. Гора одежды, в основном клетчатых рубашек, была свалена прямо в углу гостиной, рядом с небольшим диваном. На столе, а также прямо на полу и в коробках стояли химические пробирки и банки с реагентами. Посреди гостиной, на табуретке, громоздился прибор для отделения фракций. Под ножку табуретки, чтобы не шаталась, был подложен 1156-ой выпуск «Научного Вестника».
Возле дивана стояла старая напольная лампа с зелёным абажуром. Она, окрашивала всё вокруг в холодные зеленоватые тона, придавая гостиной сходство с лабораторией Франкенштейна. Лица людей в таком освещении выглядели болезненными. Тени лежали по захламлённым углам, крались вдоль стен и под диваном. Справа была дверь, ведущая в единственную спальню, также заваленную одеждой и книгами по химии.
Бабли сидел на диване с чашкой чая в руках. Его и так бледное лицо в зелёном свете показалось Юте каким-то неживым. Глаза за толстыми стёклами очков смотрели испуганно. Сердце девушки сжалось. А ведь Бабли приходится проходить через всё это по её вине.
Если бы она не была такой амбициозной и сразу обратилась в полицию, отказавшись от расследования, сидели бы они сейчас у себя дома и обсуждали подачу Бабли заявки в ЛАС. Он рассказывал бы ей про планеты и показывал на компьютере свои расчёты, а она кивала, набирая очередную статью. Обычную, заурядную статью, из-за которой на них не стали бы охотиться теневые правительственные службы.
Увидев её, Бабли вскочил с дивана.
— Юта! Наконец-то ты добралась! Я себе места не находил! Что с тобой случилось? Ты в порядке?
Девушка улыбнулась и обессиленно рухнула на диван. У неё не было денег на автобус, и она несколько часов шла от метро пешком.
— Я в порядке.
— А это что? — Бабли схватил её наспех забинтованную руку, и его глаза полезли на лоб. — Нет, ты не в порядке!
— Главное, я жива, — ответила Юта.
— Плохи ваши дела, да? — вмешался Сол.
Юта посмотрела на Бабли. Он взялся разбинтовывать её руку, поэтому стоял на коленях возле дивана.
— Я всё ему рассказал, — буркнул он. — Сол тоже в опасности, раз приютил нас, так что он имеет право знать.
Сол облокотился спиной о столешницу на кухне. Юта подумала о том, сколько ещё человек должно оказаться под ударом, чтобы спасти её.
— Я всё улажу. Завтра я пойду в библиотеку, найду нормативы по уровню песка, про которые говорил мэр. Это наша лучшая зацепка.
— А потом что? Чем это поможет? Боже! — Бабли размотал бинт и увидел руку Юты.
Девушка скосила глаза вниз. Благодаря мази белые пузыри спали, но ладонь и пальцы были красными, со слезшей кожей. Странно, но боли она не чувствовала.
— Я узнаю, что хотел сообщить людям мэр. Найду доказательства того, что его убили, и разошлю материалы по всем крупнейшим газетам. Нет, я пойду прямо на телевидение, так они точно не смогут замять это дело.
— Слишком рискованно, — отозвался Сол.
Бабли был занят рукой Юты и, кажется, не слышал, что она сказала.
— Каковы шансы действительно узнать, что хотел сообщить мэр? Да и было ли что говорить? Кто знает, может, пресс-конференция и его убийство вообще не связаны. А даже если и так, какова вероятность победить этих людей? Я думаю, тебе надо идти в полицию. По крайней мере, они смогут защитить тебя.
— Не думаю, — устало вздохнула Юта. — Сегодня за мной приходили люди из полицейского управления. По крайней мере, такие у них были удостоверения. Никто не поможет мне, кроме меня самой. У меня нет выбора, кроме как сразиться с ними.
Когда Юта говорила о сражении, это не было пустыми словами. Она сражалась с самого детства: за свою независимость, за место в мире, за возможность говорить правду и доносить свою позицию до людей. Даже за право быть той, кем она хочет, и жить так, как считает нужным.
Это была древняя история, которую сама Юта предпочитала не вспоминать. Она не гордилась тем, что сделала, но по-прежнему считала, что поступила верно.
Родители Юты погибли а автокатастрофе, когда ей было одиннадцать. Она хорошо помнила, как в школу пришла женщина из комитета по опеке и забрала её прямо посреди урока, чтобы сообщить, что её родителей больше нет в живых. После этого Юта попала в интернат, а затем в приёмную семью.
Но отношения с новыми «родителями» не клеились. Девочка была слишком своевольна и считала, что ей никто не нужен: она сама может о себе позаботиться. Когда ей исполнилось двенадцать, Юта впервые сбежала из дома и провела у родителей Бабли с неделю. С тех пор она постоянно сбегала из приёмных семей, которые начали сменяться одна за другой.
Всё, чего она хотела — это чтобы ей не навязывали новых родителей, потому что они у неё уже были. Единственные, и других ей было не надо. К тому же Юта всегда была самостоятельным ребёнком и не понимала, почему ей не дают самой заботиться о себе.
А когда ей было четырнадцать, Юта сама смогла освободить себя из-под опеки одной из семей. Её очередной приёмный отец вёл нечестный бизнес: он и его партнёр крали деньги у клиентов собственной фирмы. Как-то вечером Юта услышала разговор отца по телефону и что-то заподозрила.
Она не поленилась самостоятельно изучить начальный курс экономики для поступающих в вузы. После этого Юта стала тайком от приёмных родителей изучать счета и финансы его фирмы и через некоторое время смогла разобраться в его махинациях и даже найти доказательства.
С этим Юта пошла в местную, не отличавшуюся высокими этическими стандартами газету, где охотно приняли обличительную статью. Бизнесом приёмного отца заинтересовались налоговые органы, и в результате громкого скандала его фирма понесла крупные убытки и обанкротилась.
После этого приёмные родители отказались от девочки, и новых семей, желающих её взять, не нашлось. Именно тогда Юта и увлеклась журналистикой. После первого разоблачительного материала начинающей журналисткой даже заинтересовалось одно жёлтое издание, и Юта стала писать для них.
Последние три года до совершеннолетия Юта провела в приюте. Однако, почти не появлялась там, так как практически жила в издательствах, в которых работала. А сразу по достижении восемнадцати лет они с Бабли сняли свою первую квартиру.
Так что Юте было не привыкать сражаться, и ей было плевать, как высоко стоят люди, которым она бросила вызов.
— Я должна сама разобраться с этим, — повторила журналистка. — Я найду улики и изобличу тех, кто убил мэра. У меня нет выбора.
— Это не так, — подал голос Бабли, до этого молчавший. Он закончил бинтовать руку Юты, но по-прежнему придерживал её за запястье, словно она была стеклянной и могла разбиться от неосторожного движенья. — Есть другое решение.
Бабли говорил тихо, почти шёпотом. Даже в зеленоватом освещении Юта видела, как сошли с его лица краски. Он с трудом выдавливал из себя слова, словно каждое причиняло боль.
— Шаттл, к-который з-задержали в городе. Я з-знаю од-дного парня из
с-снабжения. — Бабли замолчал, переводя дух. Юта не помнила, чтобы он когда-либо заикался так сильно.
— Он р-расказал мне, ч-что у них п-повар попал в ав-аврию. Он в р-реанимации, им н-нужен кто-то на з-замену.
Бабли поднял на Юту глаза. В них была такая тоска и такая любовь, что у девушки сжалось сердце. Она не хотела, чтобы он договаривал, но к горлу подступил ком, и она не сумела остановить его.
Бабли вздохнул, отпустил руку Юты и без запинки закончил:
— Я могу устроить тебя на шаттл.