Корт карабкался по камням, обдирая ладони. От жары и бега он взмок. Едкий пот заливал глаза, отчего они болели и слезились, но мужчина не останавливался. Он взбирался по крутому уступу вертикально вверх, когда камень, за который он схватился рукой, пошатнулся и выскользнул из-под пальцев, укатившись вниз по обрыву. Корт чуть не улетел следом за ним, но уцепился второй рукой, повиснув на ней, и удержался. Он перевёл дыхание, глядя вниз — до места, с которого он начал подъём, было уже метров сто. Мужчина утёр пот со лба и полез дальше.
Корт поднимался не по тропе, которая обычно выводила его на плато. Она пролегала через более безопасные и пологие части горы, где каждый камень и овраг были хорошо ему знакомы. Но она вела в обход, а сейчас Корт не хотел тратить время на обходные пути. Он лез наверх по отвесному склону, поднимавшемуся от самых каменоломен. Корт цеплялся за выступающие камни руками, а порой и только пальцами, подтягивался, находил пальцами ног малейшие трещинки в камне, почти срывался и балансировал, но лез всё выше.
Корт не раздумывал, когда увидел в небе блестящую вспышку, молнией ударившую в землю. Он как раз закончил работать в одной из шахт и вышел наружу с увесистой корзиной, набитой камнем, за плечами. Мужчина бросил корзину на землю и начал взбираться наверх, чтобы с высоты плато увидеть, что случилось.
Он знал, что это был шаттл, хоть и не успел толком ничего рассмотреть. Падение было стремительным. Хромированный корпус ослепил его, швырнув в глаза солнечный зайчик — отражение Тауриса, стоящего высоко в небе. Корт был уверен, что это не было падением очередного метеорита — метеоритный дождь прекратился с неделю назад, да и падение метеорита выглядело бы иначе.
Иногда Корту удавалось застать старт шаттла. Нечасто, всего четыре или пять раз. Запуски шаттла происходили нерегулярно, по мере надобности в пополнении редких материалов и оборудования. Но всегда это было волнительно и прекрасно. Шаттл блестящей иглой взмывал из-за стен Лиатраса, и, пропарывая небесную ткань, уносился ввысь. Так что теперь, увидев вдалеке быстрый отблеск, словно с неба сорвалась и падает звезда, мужчина сразу понял, что произошло.
Корт выбрался на ровную поверхность и остановился на минуту, чтобы перевести дыхание. Место, куда должен был упасть шаттл, по-прежнему закрывал от него «Коготь Саграла» — самая высокая точка Красных гор.
С высоты птичьего полёта Корт посмотрел вниз и вправо, где на плоском теле пустыни едва заметно чернели точки входов в Утегат. Сейчас снаружи работало несколько атлургов. Маленькие, словно фигурки, вырубленные из камня, человечки суетились у проходов. Вот один, с объемным горбом на спине, исчез внизу, будто пустыня проглотила его, но через минуту появился вновь. Он наклонялся и распрямлялся, собирая расчищенный от входов песок в специальную кожаную торбу, которую носили за плечами.
Корт отдышался. Сердце снова застучало в груди медленно и размеренно. Он перевёл взгляд туда, где за «Когтём» скрывалось от непрошеных глаз его плато. Ему осталось пройти всего пару сотен метров. Но путь вёл по нагромождению из каменных глыб, торчащих из скалы острыми краями, как будто гора ощерилась на непрошеных гостей острыми зубами, не желая, чтобы чужаки бродили по её священным вершинам.
Корт откинул с головы хилт, чтобы капюшон не мешал обзору, и начал прыгать с камня на камень, балансируя на острых, как ножи, краях булыжников.
Когда он выбрался на плато, Утагиру уже ждал его. Зверь не мог карабкаться вместе с человеком по отвесной скале. Поэтому, как только Корт ринулся вверх, саграл помчался на плато в обход. Конечно, Утагиру был быстрее и проворнее Корта, к тому же ему не требовался отдых, так что он оказался на плато первым. Зверь переминался с лапы на лапу, глядя то на человека, то вниз, на раскинувшуюся под горой пустыню.
Его длинная белая шерсть, предохранявшая животное от жары и солнечных лучей, была в точности такой же, из какой был сделан поношенный хилт Корта, капюшон которого мужчина даже не подумал вновь накинуть на голову. Он, не отрываясь, смотрел на пустыню, которая сейчас была не такой уж пустой.
Где-то посередине между горами и горизонтом, как всегда размытым из-за зноя, догорали обломки корабля. Видимо, когда он врезался в землю, произошёл взрыв, которого Корт не видел из-за гор. Топливо быстро выгорело, выжгя на шаттле всё, что могло гореть. Огонь утих, и теперь от обломков поднимался лишь чёрный ядовитый дым, который ветер сносил в сторону Вечного Города.
«Там ничего не осталось», — понял Корт. — «Ничего и никого». Эта мысль тяжело отозвалась в груди, словно огромный молот вогнал десятидюймовый гвоздь в крышку гроба. Утагиру протяжно заскулил, почувствовав состояние человека, и ткнулся головой Корту в ладонь. Мужчина запустил пальцы в густую шерсть, всегда остающуюся прохладной, когда заметил краем зрения какой-то отблеск.
«Ты видел это, брат?», — спросил Корт у зверя, и тот издал чуть слышный рык, похожий на бульканье закипающего чайника. Корт шарил сощуренными глазами по неподвижной пустыне, квадрат за квадратом осматривая пески в надежде, что беспощадный Таурис — Старший Брат, отнимающий жизни — на этот раз изменит своей привычке и поможет, бросив Корту ещё один отблеск.
И через минуту он снова увидел солнечный зайчик. Что бы его ни отражало: кусок обшивки шаттла или какая-то деталь, но находился этот предмет в стороне от корабля. Прикинув расстояние, Корт решился. «Он всего в паре десятков километров от нас», — сказал он Утагиру, пытаясь рассмотреть ещё что-нибудь. «До ночи успеем добраться». И отвернувшись от обрыва, побежал в другую сторону, к тропе, ведущей вниз, в пустыню.
Спустя четыре-пять часов Корт был на месте. Со всех сторон его окружала одинаковая пустыня — блёкло-жёлтая, раскалённая и мёртвая, и такое же блёклое небо над головой. Небольшие песчаные барханы сменяли друг друга через одинаковое расстояние. Из-за этого через некоторое время начинало казаться, что ты не идёшь, а стоишь на месте, бессмысленно перебирая ногами. Корт остановился и огляделся.
Красные Горы стали лишь ещё одним барханом на горизонте, лишь немного выше остальных. Лиатраса отсюда не было видно. Корт ещё раз посмотрел на небо: Таурис и Аттрим уже не раз сменили положение по отношению друг к другу. Но Корт был уверен, что не сбился с пути, и предмет, от которого отразился солнечный зайчик, должен находиться где-то рядом.
Мужчина поднялся на ближайший бархан, чтобы осмотреться. Он приложил ладонь ко лбу, чтобы Аттрим, опустившийся к горизонту, не слепил глаза. Горячий ветер равномерно дул в лицо; пустыня была раскалённой печью, а он — дичью, оказавшейся внутри. Он не знал никого, кто в своём уме отошёл бы от Утегата на такое расстояние в погоне за призраком, химерой.
Корт поглубже натянул хилт на лицо и обратился к Утагиру, бегавшему неподалёку: «Я ничего не вижу, а ты? Похоже, мы опоздали, и пески уже прибрали к рукам то, что осталось от шаттла и тех бедолаг, что были внутри. Ещё одна жертва Ругу была принесена. Надеюсь, он останется доволен».
В два шага мужчина спустился с бархана. Глупо было бежать сюда в надежде найти осколок Вечного Города. Он так быстро принял решение, что даже не успел подумать, зачем ему это. Ну, нашёл бы он блестящий кусок обшивки или даже что-то, оставшееся от пассажиров: сломанные часы или пряжку ремня. Неужто ему на самом деле нужен этот хлам? Неужто он так отчаянно жаждал найти какое-то напоминание о прошлой жизни?
Корт обернулся к точке Красных Гор, маячившей на горизонте. Всё, хватит бегать по пустыне. Леда, наверное, уже волнуется. Пора домой.
— Пошли, друг, — обратился Корт к зверю. — Мы возвращаемся.
Утагиру не показывался. Наверное, носится по пескам, отводит душу — давно они не уходили так далеко. Вдруг из-за барханов раздался протяжный вой. Корт, не раздумывая, бросился на звук. Он нашёл Утагиру неподалёку. Зверь протяжно взвывал, вскидывая морду к небу, а затем принимался рыть передними лапами песок. Это получалось у него не очень хорошо: песок тут же ссыпался обратно, в только что вырытую ямку.
— Ты что-то нашёл?
Корт опустился на колени рядом с животным и начал быстро, но осторожно выбирать песок руками. Он копнул ещё раз, и у него в ладони остался кусок ткани. На секунду мужчина опешил, а затем бросился копать со всей силой. Он загребал песок обеими руками, не заботясь о том, что тот уже забил одежду и хрустел на зубах.
Откопав рукав и часть кофты, Корт изо всех сил потянул тело на себя. Пески не хотели отдавать уже принятую жертву. Корт нехотя подумал о том, что атлурги не одобрили бы его действия: то, что забрала пустыня, принадлежит Ругу, не людям. Но Корт не собирался отдавать кровожадному богу эту жертву. Он потянул на себя изо всех сил, буквально выдирая тело из объятий Руга.
Нехотя пески расступились, и Корт с изумлением понял, что вытащил из песчаной ловушки молодую девушку. Её лицо было серым от копоти, с чёрными разводами, под которыми угадывалась белая кожа. Одежда была изорвана, и сквозь прорехи виднелись синяки и ссадины. Корт осторожно откинул с лица девушки спутанные каштановые волосы. Пожалуй, её можно было назвать красивой: аккуратные маленькие губы на лице в форме сердца, широкие острые скулы, небольшой нос, широко расставленные глаза.
Корт аккуратно положил её на горячий песок. Он станет этой девушке и постелью, и саваном. Ему не хотелось оставлять её здесь, но выбора не было. Он, как мог, разгладил её одежду и сложил ещё тёплые руки на животе. Между ключицами Корт заметил странный кулон. Он взял его в руку, очищая от песка.
Кулон был очень красивым и казался старинным: витиеватый узор скрывал в своём сердце каплю. Она была отполирована до такого состояния, что казалась настоящей каплей воды: прикоснись губами и почувствуешь чистую, прохладную влагу. Корт никогда не видел такого кулона, но почему-то он казался ему смутно знакомым. Так бывает, когда в самый разгар дня какая-то вещь или звук вдруг напоминает о чём-то, приснившемся ночью. Вот только ты никак не можешь вспомнить, что именно это было.
Корт повернул кулон чуть вбок, и его ослепил солнечный зайчик. Так вот что за отблеск он поймал за десятки километров отсюда! Мужчина аккуратно положил кулон в выемку между ключицами — было бы неправильно забрать его у девушки. Каким-то образом Корт чувствовал, что кулон должен принадлежать ей. Что снять его с её тела — то же самое, что отрезать покойнику пальцы ради драгоценных колец.
Корт аккуратно положил кулон. Его рука на миг легла девушке на грудную клетку. И уже третий раз за день его прошиб озноб, словно в лицо плеснули ледяной воды: Корт почувствовал, как её сердце чуть слышно трепыхалось в груди. Настолько слабо, что её грудь не поднималась и не опускалась, но всё же она была жива.
***
Юта не знала, что происходит, где она. Мир распадался на осколки, как в детском калейдоскопе. Ей было страшно. Разум мучительно пытался что-нибудь вспомнить или понять, но натыкался на преграду из света, такого яркого, что Юта не могла даже думать.
Свет сменился тьмой, и она подумала, что, возможно, умерла и попала в какую-то другую реальность. Но потом пришла боль, и Юте начало казаться, что она в темнице, где-то глубоко под землёй. Сверху над ней тонны земли и камня, которые постепенно смыкаются над головой, стискивают грудь. Она пыталась вздохнуть, но у неё не получалось. Она не могла даже пошевелиться. Паника охватила её, а затем она провалилась во тьму — такую чёрную и густую, что в ней не было уже ничего, даже самой Юты.
А потом снова пришёл свет. Он дробился на части, как отражение в воде, и в одном из отражений она увидела лицо. Это был её отец. Он смотрел на неё с волнением и говорил успокаивающим голосом. Юта улыбнулась ему. Её снова ослепил свет, и она прикрыла глаза. «Интересно, почему у отца такие синие глаза?», — почти безразлично подумала она. «Разве у него были синие глаза?».
Но вскоре это стало неважно, потому что отец держал её в объятиях, и ей было уютно и надёжно в его руках. Он укачивал её, Юта чувствовала, будто плывет по воздуху. Она засыпала.
Отец ушёл. Она не хотела, чтобы он уходил, но не смогла вымолвить ни слова. Она даже не смогла открыть глаз: веки были тяжёлыми, словно весили тонну, и так упорно не хотели открываться, как если бы их зашили. Юта перестала бороться и уплыла в небытие.
Потом пришла мать. Она баюкала Юту. Девушка слышала, как она поёт детскую считалочку, которую часто пела Юте в детстве:
Кто считает: раз, два, три –
В закатном пламени гори,
Скажет кто: четыре, пять шесть —
Хвост ящерицы должен съесть,
Посчитай: семь, восемь, девять —
Качает ветер дитя в колыбели,
Десять всему исчисляет предел —
Ты тот, кто последним остаться сумел.
Юта открыла глаза. Она была у себя в комнате, а мама сидела за столом, спиной к ней, и пела. Юта успокоилась и прикрыла глаза. Она слушала мамин голос, но постепенно начала осознавать, что что-то не так. Она не понимала слов песни. Пели на незнакомом языке.
Юта собралась с силами и сбросила оцепенение. Она снова открыла глаза. Комната плыла, отчего-то всё вокруг казалось одноцветным, золотисто-жёлтым. Юта попыталась привстать и охнула от боли.
Песня оборвалась, и девушка, сидевшая за столом спиной к ней, обернулась. Она отложила ткань и иголку и подошла к Юте. Та смотрела на неё во все глаза.
Девушка была очень красива. Юте сразу бросилась в глаза её гладкая золотисто-бронзовая кожа. За всю жизнь Юта не видела подобного оттенка. Конечно, некоторые девушки в Лиатрасе любили искусственный загар, но он был скорее коричневым, а не медно-золотым, как у незнакомки.
Длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам, были заплетены в мелкие косички и тоже были необычного песочного цвета. Но больше всего Юту поразили её глаза. Они выделялись на точёном овальном лице чистым золотом, огромные, блестящие, как две монеты. В тусклом освещении комнаты казалось: они излучают собственный свет.
Лишь спустя несколько минут Юта поняла, что просто пялится на девушку, в то время как та со сдержанной улыбкой позволяет рассматривать себя. Юта открыла рот, чтобы что-то сказать. В горло словно насыпали песка. Она откашлялась и прохрипела:
— Что случилось? Где я?
— Ты находишься здесь уже два дня, — ответила девушка мягким, ясным голосом. — Мой муж нашёл тебя в пустыне и принёс в Утегат. Руг не хотел отпускать тебя, но тебе повезло: Корт — ругат, так что он сумел договориться. — Девушка улыбалась, глядя на Юту своими удивительными глазами.
— Да, должно быть, повезло, — слабым голосом ответила Юта.
Она не поняла ничего из сказанного, кроме того, что кто-то спас её и принёс сюда. Только вот куда — сюда?
Юта повернула голову, чтобы осмотреться. Это движение вызвало головную боль. Юта подумала, что, наверное, ударилась головой. Когда комната перестала кружиться, она увидела, что находится в небольшом помещении с низким потолком.
Она лежала на кровати в углу, накрытая лёгким покрывалом. Посередине комнаты стоял массивный стол. Он показался Юте каменным, и девушка присмотрелась внимательнее. Может, она ещё не совсем пришла в себя и ей что-то мерещится? Но табуретка, на которой сидела девушка с янтарными глазами, тоже была каменной.
В стенных нишах были вырублены полки, а вдоль стен стояло несколько плетёных сундуков разного размера. Юта обратила внимание на материал, из которого было сделано почти всё в комнатке: и полки, и стены с полом, и низко нависший потолок. Материал был песочного цвета, а текстура — какой-то абразивной, слегка блестящей на свету. Юта никогда не видела ничего подобного.
От напряжения голова разболелась сильнее, и Юта снова обратилась к девушке, терпеливо сидевшей возле неё.
— Скажите, где я? Мы в больнице?
— Больнице? — переспросила девушка. Она произнесла это слово как-то неуверенно, делая ударение на каждом слоге, так, будто обкатывала на языке звучание нового слова. — Нет, мы находимся в Утегате. Меня зовут Леда, ты в моём доме.
Доме? Юта непроизвольно обежала глазами странную комнату, и снова вернулась к девушке, назвавшейся Ледой.
— Что такое Утегат? И почему я здесь?
— Ты упала с неба и чуть не погибла, но Руг пощадил тебя и вернул в мир живых, — терпеливо разъяснила Леда. Её мягкая улыбка успокаивала, а голос баюкал. — Утегат — это поселение, где мы живем. Подземный город.
— Поселение? — Юта была в недоумении. Она решила, что снова что-то не так поняла, но голос Леды звучал уверенно и в то же время обыденно. — Но как это возможно? Кроме Лиатраса на Нибелии нет других городов…
Леда не ответила, лишь улыбалась и смотрела на Юту своими невообразимыми глазами так, как смотрят на несмышлёного ребёнка, ещё ничего не знающего о мире.
— Главное, что ты должна сейчас знать — ты в безопасности. Хорошо? А теперь отдыхай. Тебе надо набраться сил.
Юта действительно чувствовала себя очень уставшей. Она откинулась на жёсткую подушку, пахнущую солнцем и сушёными травами, стараясь ни о чём не думать. Всё, что сказала девушка — Леда — было таким странным, что казалось нереальным. «Может, я сплю», — подумала Юта. — «И скоро проснусь, и всё снова станет нормальным».
Но проснуться она не успела.
Ткань, закрывающая дверной проём, отлетела в сторону, и в комнату вошёл мужчина. Он собирался что-то сказать, но увидел очнувшуюся Юту и остановился. Юта не знала, как реагировать на его появление, отчего-то растерявшись, и тоже молчала.
Мужчина, смотревший на неё от порога, был высоким и широкоплечим. Его кожа была очень загорелой, тёплого коричного оттенка. Черты лица были крупными и немного грубыми, с широкими скулами и хищным носом. Кожа была сухой, а тонкие губы — растрескавшимися. Чёрные волосы, будто припорошённые пеплом, свободно касались плеч. Они показались Юте закрученными в тонкие жгуты. И ещё его глаза. Синие, как два осколка сапфира, — такие же чистые и острые. Эти глаза были направлены на Юту, и их взгляд резал, словно ножом.
Юта замерла под этим взглядом, как мышь перед удавом. Почему-то внешность мужчины поразила её, одновременно притягивая и заставляя инстинктивно опасаться. Юта почувствовала себя неуверенно, совсем не так, как с милой девушкой. Ей захотелось натянуть покрывало до самого подбородка, если бы это могло спрятать её от этого взгляда. А потом полог снова качнулся, и Юта оцепенела, забыв, как дышать.
Рядом с мужчиной возник зверь. Он был просто огромным, в холке доходя мужчине до груди. Белоснежная шерсть верёвками свисала с боков и живота. Массивные лапы были толще, чем руки Юты, а голова — размером с валун. У зверя был низкий лоб и короткие, прижатые к голове уши. А клыки были такими длинными, что не помещались у него в пасти. Он походил на гротескную помесь громадной собаки и тигра и совмещал в себе черты и того, и другого.
Увидев девушку, зверь замер на пороге рядом с мужчиной и издал едва различимое ухом рычание. Оно было настолько низким, что Юта скорее почувствовала его всем телом, чем услышала. По спине побежали мурашки. Зверь смотрел на Юту жёлтыми кошачьими глазами. Ей показалось, что этот взгляд был разумен, и это пугало гораздо сильнее когтей и клыков.
Юта осмотрелась в поисках того, что могло бы оборонить её от зверя. Но с отчаянием поняла, что ничто в этой комнатке не спасет её от смерти, замершей напротив с оскаленной пастью. Внезапно мужчина положил руку зверю на загривок — для этого ему нужно было только протянуть её — и заговорил:
— Тише, Утагиру, не пугай нашу гостью. Иди на своё место.
Это казалось невероятным, но зверь опустил морду, словно устыдившись, и потрусил в угол, где улёгся, положив огромную голову на лапы. Его длинный, обрамлённый такой же белой шерстью, хвост слегка ходил из стороны в сторону, подметая пол. Юта боялась повернуться, но чувствовала, что животное наблюдает за ней.
Мужчина подошёл к постели, где лежала Юта, и Леда молча встала, уступая ему место.
Пока они с Ледой обменивались несколькими тихими словами, Юта позволила себе украдкой рассмотреть мужчину. Его одежда, как и у Леды, была ручной работы. Она состояла из лёгкой тканой рубашки светло-бежевого цвета и грубых тканевых штанов. Штаны были подпоясаны витым ремешком. На ногах у мужчины были мягкие кожаные полусапоги.
Рукава рубашки были закатаны до локтей, и Юта с удивлением увидела татуировки в виде непонятных знаков на внутренней стороне его предплечий. Они начинались от запястий и ползли по рукам вверх, теряясь под рубашкой. Татуировки были красного цвета, отчего казалось, что руки мужчины объяты языками пламени.
После короткого разговора Леда вышла из комнаты. Мужчина посмотрел на Юту. Его взгляд был внимательным, словно аккуратно ощупывал её. Было в этом взгляде что-то завораживающее, словно смотришь на тихую гладь озера, спокойную на поверхности, но таящую опасные бездонные омуты в глубине.
— Здравствуй, — спокойно сказал мужчина. — Меня зовут Корт. Ты находишься в моём доме. Как твоё имя?
Он говорил не так, как Леда. Его голос и слова звучали властно, сразу давая понять, кто хозяин в этом доме. Юта постаралась перестать рассматривать мужчину и не думать о шерстяном комке из зубов и когтей, лежащем в двух шагах, и проговорила:
— Меня зовут Юта, — собственный голос прозвучал неуверенно, так, словно она не утверждала, а задавала вопрос.
Мужчина резко сощурился. Его взгляд снова стал прожигающим. Юте показалось, что она чувствует лёгкое покалывание на коже.
— Юта? — переспросил он. — У тебя очень необычное имя.
— Да. Это сокращение от Юталиэн. Мама говорила, что это имя явилось ей во сне, когда она была беременна мной, — выпалила девушка, плохо понимая, что и зачем говорит.
— Понятно… — Корт продолжал задумчиво рассматривать её. — Расскажи мне, Юта, как ты оказалась в пустыне? Шаттл, на котором ты летела, разбился?
Девушка молчала, и он продолжил:
— Я видел падение корабля, в стороне от того места, где нашёл тебя. Твой кулон, — мужчина кивнул куда-то на её грудь, — отразил солнечный зайчик, следуя за которым я тебя нашёл. Должно быть, он особенный. Он бережёт тебя.
Юта проследила за взглядом мужчины. Её пальцы сомкнулись на подвеске. Девушка подняла её к глазам, рассматривая, будто видела впервые.
Образы хлынули в голову с неудержимостью песчаной осыпи, погребающей всё на своём пути. Хрупкие преграды, выстроенные сознанием, оказались снесены, и Юта разом вспомнила всё, что произошло. У неё из-под ног словно выбили почву, и она снова начала падать, как во время крушения шаттла.
— Ты в порядке? — раздался издалека взволнованный женский голос. — Может, не стоит сразу засыпать её вопросами? Девочка только что вернулась из владений Руга. Надо дать ей пару дней, чтобы придти в себя.
— Конечно, ты права, — ответил мужской голос. — Прости, я дам тебе отдохнуть.
Юта перестала кружиться и падать. Она снова была на кровати в незнакомой комнате. На неё были обращены две пары глаз, но это не имело значения. Юта посмотрела на свою ладонь, до боли сжавшую подвеску. Она обжигала девушке руку, и Юта с силой рванула кулон. По шее полоснула боль, цепочка порвалась и осталась у неё в руке.
Юта с ненавистью швырнула кулон на пол и закрыла лицо руками. Она не хотела плакать при этих людях, но слёзы душили её.
Если бы она не вернулась за проклятой подвеской, убийцы не выследили бы её. И Бабли был бы жив. Бабли…
Она не удержалась и отвернулась к стене, пряча лицо. Её тело сотрясали беззвучные рыдания, но от этого не становилось легче. Одна мысль, как яд проникла ей в кровь, отравляя разум, убивая сердце в медленной агонии, — Бабли мёртв, и это случилось по её вине.
***
Юта плакала до тех пор, пока не выплакала все слёзы. А потом уснула зыбким тревожным сном, когда даже во сне не можешь забыть, что случилось что-то ужасное, но не в состоянии вспомнить, что. Она проснулась в той же комнате, одна. Тело ломило, оно затекло от долгого лежания на жёсткой постели. Но голова больше не кружилась, и Юта решила встать.
Она откинула покрывало и свесила ноги на пол. Кто-то переодел её в длинную бесформенную хламиду, которую можно было бы принять за ночную рубашку или наряд на Хэллоуин. Юта только надеялась, что этим кем-то была Леда.
В комнате было тепло и светло, хотя Юта нигде не видела светильников. Свет шёл не из какого-то конкретного источника, — он будто сочился со всего потолка. Юта опустила ноги на пол. Она поискала глазами свои ботинки, но их нигде не было. Всё равно пол был тёплым, так что она отложила поиск ботинок на потом и пошла босиком.
Юту мучила сильная жажда, так что она решила поискать воду. В комнатке, где она провела последние дни, ничего не было, так что она осторожно откинула полог и вышла в соседнее помещение. Юта определила это место как кухню.
По дальней стене тянулся высокий длинный приступок, заставленный каменными мисками и чашами, ступами и круглыми горшками. На стене над ним были развешаны пучки трав, запах которых показался Юте слишком резким. Приступок заканчивался приспособлением из красного камня, стоявшим прямо на полу. Это было что-то вроде широкой трубы. Сверху она уходила в потолок, а книзу расширялась. В широкой части виднелось отверстие, закрытое плотно подогнанным камнем. Юта подцепила камень ногтём и открыла зев. Внутри стоял один из горшков. Юта просунула руку и открыла крышку.
— Можешь поесть, если голодна, — раздался сзади голос.
Юта инстинктивно выдернула руку, ушибив пальцы. За её спиной, у массивного стола, расположенного посередине, стоял Корт. Юта хотела извиниться за то, что без спроса шарила на кухне, но мужчина даже не смотрел на неё. Он вытряхивал на стол содержимое плетёной корзины, которую принёс. Оттуда высыпались длинные коричнево-зелёные стебли, покрытые красноватой шелухой. Мужчина взял со стола миску и принялся шелушить их.
Некоторое время Юта наблюдала за ним. Похоже, ему было всё равно, что она делает, так что Юта решила всё же заглянуть внутрь горшка. Там плавала бурая смесь консистенции супа-пюре, из которой всплывали тёмно-зелёные комки. Пахло всё это сладковато-горько. Запах отдалённо напоминал помесь творога и тмина. Юта поморщилась и закрыла крышку.
— А можно мне воды? — неуверенно обратилась она к Корту, продолжавшему заниматься своими делами.
— Прости, но на сегодня воды не осталось. Здесь с этим тяжело. Но можешь выпить молока.
Он снял с полки кожаный бурдюк и передал Юте. Молоко пахло отвратительно, но она всё равно сделала несколько глотков. После чего села на каменную табуретку с другой стороны стола, поджав под себя одну ногу.
— Мы в пустыне, да?
Корт кивнул:
— В подземном городе под названием Утегат.
Юта надолго задумалась.
— Так значит, это правда. Все эти рассказы про духов, которые матери рассказывают детям на ночь. В пустыне действительно живут люди, — задумчиво произнесла Юта.
Она говорила скорее сама с собой, чем с Кортом. Но неожиданно он ответил:
— Да, духи существуют. Более того: ты теперь одна из них.
— Но откуда здесь взялись люди?
— По преданию атлурги или народ — так называют себя люди, живущие здесь — потомки Первых Изгоев. Буквально тех, кто первыми когда-то были изгнаны из Города-за-Стеной. Они не погибли, потому что боги пустыни сжалились над ними. Они указали им место для постройки Первого Города — Города Богов. Боги научили их добывать воду, строить подземные города, охотиться и выживать в пустыне. Спустя столетия народ распространился из Первого Города и постепенно дорога к Городу Богов была утеряна и забыта, — голос Корта звучал размеренно, в то время как его руки механически лущили и складывали в миску стебли.
— Что?! Изгоев? Ты хочешь сказать, что все люди здесь — это те, кого изгнали из Вечного Города, Города-за-Стеной, как вы его называете?
— Конечно, нет, — улыбнулся Корт.
Его улыбка была очень приятной и удивительно шла его тёмному, немного грубому лицу. Юта подумала, что он, должно быть, нечасто улыбается.
— Это всего лишь предание, хотя мы и верим в него. Люди живут здесь веками. Сейчас уже трудно сказать, откуда пошли атлурги. Но численность города пополняется отнюдь не за счёт тех, кого выгоняют из Города-за-Стеной, если ты понимаешь, о чём я.
Неожиданно для себя Юта залилась румянцем, хотя и не была той, кого легко смутить. Она потупила взгляд в стол, коря себя за то, что задала такой глупый вопрос.
— Ну а изгои, как правило, погибают, — как ни в чём не бывало, продолжал Корт. К счастью, он ничего не заметил. — Но если кому-то удаётся пройти через пустыню и найти город, его принимают, как человека, которому оставил жизнь сам Руг — Бог Пустыни. Это самый свирепый и жестокий из наших богов, но и самый почитаемый.
Юта вспомнила, как Леда говорила что-то про Руга. «Мой муж нашёл тебя в пустыне и принёс сюда. Руг не хотел отпускать тебя, но тебе повезло: Корт — ругат, так что он сумел договориться», — кажется, так она сказала.
— А кто такой ругат? — спросила Юта.
— Ну всё. Моя очередь задавать вопросы.
«А он не очень-то вежлив», — подумала Юта, опешив.
— Не скажешь, почему ты выкинула его после того, как я рассказал, что он спас тебе жизнь?
Корт вытянул над столом руку. А когда раскрыл ладонь, с его пальцев свисала цепочка, на конце которой раскачивался её кулон.
«Какого чёрта он делает?!», — в гневе подумала Юта. Подвеска стала для неё напоминанием обо всём самом ужасном, что с ней случилось. Когда-то дорогая сердцу вещь превратилась в символ боли и потерь.
— Пусть так. Он мне не нужен, — зло ответила она.
— Я так не думаю, — парировал Корт. — Нравится он тебе или нет, хочешь ты того или нет, но он оберегает тебя. Думаю, эта вещь тебе ещё пригодится. Так что я починил цепочку на тот случай, если ты захочешь его надеть.
Юта вспыхнула. Похоже, этот человек никого не слушает и делает только то, что сам считает нужным. Качества, в которых постоянно винил её Бабли, и которые Юта считала необходимыми для журналиста, в другом человеке оказались неожиданно раздражающими.
При мысли о Бабли грудь полоснула боль. Юта стиснула зубы и постаралась успокоиться. Но рядом с Кортом это оказалось не так-то просто. Юта молча проследила за тем, как он положил кулон на полку, выбрав самое видное место, и отвернулась.
— Похоже, тебя не очень волнует мнение других людей, — отрезала она. — Ты делаешь то, что пожелаешь, ни с кем не считаясь. Это ведь ты принёс меня сюда, не так ли?
Корт вскинул брови в удивлении, но Юте показалось, что оно было притворным, как будто он ждал от неё подобных слов. От этого она почувствовала себя ещё более тошно: неужто все её слова и реакции для него так предсказуемы?
Корт снова проигнорировал её слова, ответив вопросом на вопрос:
— А ты бы предпочла, чтобы я тебя оставил?
Самым ужасным было то, что он действительно ждал ответа, склонив голову набок.
— Спасибо за урок истории атлургов, но думаю, с меня на сегодня хватит, — как могла холодно отчеканила Юта и встала из-за стола.
Боль и злость, смешиваясь с отчаянием и неспособностью что-то изменить, раздирали изнутри. Юта вернулась в свою комнатку и бросилась на кровать. Подушка, в которую она уткнулась лицом, глушила не то всхлипы, не то крик, рвавшийся из груди. Так что Корт в соседней комнате продолжал заниматься своими делами, ничего не слыша.
Или делая вид, что не слышит.