Ночь выдалась на удивление жаркая. Юта лежала без сна в новом «доме», который ей выделил Утегат, и смотрела в потолок. Сегодня весь день, как и вчера и позавчера она работала в поле, где выращивают ропс — основную растительную пищу атлургов. Леда учила её рыхлить и увлажнять землю, обрабатывать стебли, находить и удалять больные и собирать зрелые.
С непривычки у Юты болела спина, а на ладонях появились болезненные мозоли от каменной тяпки. Но всё равно это было лучше, чем слоняться по Утегату без дела. Полностью сосредоточившись на новой незнакомой деятельности, Юта умудрялась почти ни о чём не думать. Она погрузила свой разум и чувства под стеклянный колпак, отгородившись от мучительных воспоминаний и мыслей.
После Утегатола прошло десять дней. Канг выделил ей отдельную «пещеру», как Юта называла про себя лурды — дома-ячейки атлургов. Раньше он принадлежал одинокому старику, который недавно умер, и дом отдали Юте. Он находился в той же части города, что и лурд Корта и Леды, в нескольких поворотах коридора от них.
В доме было всего две комнаты. Маленькая кухонька со столом и «солнечной печью», — каменной трубой, какую она видела в доме Леды. И такая же крошечная спальня, в которой из мебели был песчаный приступок в углу, да пара дырявых плетёных корзин, оставшихся от старика.
Первые несколько дней после переезда Леда помогала Юте обустраиваться: обзаводиться кухонной утварью, пользоваться солнечной печью, а также, не плутая полдня, находить дорогу до полей, пастбищ, где разводят коз, и других необходимых в жизни атлурга мест.
Юта была благодарна девушке за помощь и заботу. Леда была добра и внимательна к ней, но Юта всё равно продолжала чувствовать отчуждение. Возможно, причиной было то, что Леда была атлургом, и у них с Ютой было слишком мало общего. Она чувствовала себя гораздо ближе к Корту, несмотря на его своенравие и некоторую холодность.
После переезда он почти не появлялся. Леда не говорила о том, где он, а Юта не спрашивала. В конце концов, то, что он её спас, ещё не значит, что теперь он должен заботиться о ней. Канг разрешил Юте остаться и жить среди атлургов, а значит, ей самой надо налаживать здесь жизнь.
Юта повернулась на бок, и у неё перед взором без спроса появились синие глаза. Они смотрели на неё так, как в первый раз — с отчуждённым любопытством, холодно и пронзительно, острым лезвием проникая прямо под кожу.
Юта вздрогнула. Несмотря на ужасную жару, по телу пробежала волна холода. Она села в постели, прислушиваясь. В коридоре что-то происходило — она слышала голоса и топот ног. Не раздумывая, она натянула суконные штаны и кофту с короткими рукавами — всё это были старые вещи Леды, и босиком выбежала на улицу.
Юта пошла на шум. По дороге ей встретилось несколько человек. Они переговаривались в полголоса. Никто не знал, что происходит. Минув несколько поворотов, они вышли в очередной коридор.
Здесь скопилось порядочно народу. Многие были одеты так же легко, как и Юта — они так же, как она, только что вылезли из своих постелей. Осветительные окошки были всё ещё прикрыты, и в коридоре царил полумрак. Юта протиснулась между спинами высоких атлургов и увидела то, на что все смотрели.
Это был Канг. Турраг лежал на песчаном полу. Его глаза были открыты и смотрели куда-то в потолок, мимо голов людей. Рот был приоткрыт, одна рука неестественно вывернута. На лице Канга застыло недоумённое и какое-то обиженное выражение. Как у ребенка, когда ему говорят, что пора уходить с детской площадки. Так, словно Канг продолжал безмолвно вопрошать: «Что происходит? Как? За что?».
Кто-то приоткрыл одно из окошек, и тело Туррага осветил луч света. В полутьме оно засияло так же, как когда он выступал перед атлургами с помоста. В солнечном луче куском слюды блеснула рукоять кинжала, торчащего из груди Канга. Юта увидела кровь, бурым пятном расползающуюся из-под тела Туррага. Кровь тут же впитывалась в песок, оставляя вокруг Канга тёмный ореол.
В мозгу тут же вспыхнул образ мэра Гованса, сползающего по чёрному крылу автомобиля. И тёмно-бордовое пятно, вытекающее из-под двери. Этот образ моментально потянул за собой другие — те, которые Юта так старательно пыталась упрятать в самые дальние уголки памяти.
Она как пьяная отшатнулась от тела, прижав ко рту руку, и тяжело привалилась к стене. Потребовалось время, прежде чем Юта поняла, где находится. Её грудь тяжело поднималась и опадала, по вискам стекали капли пота.
Кое-как ей удалось взять себя в руки. Юта не чувствовала в себе сил возвращаться домой, так что она просто стояла, облокотившись о стену и наблюдала за атлургами. Тела она больше не видела за спинами людей.
Атлурги были на удивление спокойны. Никто не кричал и не плакал. Они по одному подходили к телу Канга, чтобы своими глазами удостовериться в том, что произошло. А затем отходили в сторону, уступая место вновь подошедшим. Это было похоже на какой-то ритуал, и на мгновение Юте показалось, что она увидит здесь весь город, молча сменяющий друг друга на этом странном посту.
Атлурги переговаривались в полголоса, медленно перемещаясь с места на место. Будто весь коридор вальсировал в такт какой-то, слышимой только им, музыке. Выхваченные солнечным лучом, зловеще красным светились татуировки на внутренней стороне предплечий. Такие же, какие Юта видела на руках Корта в первый день.
На лицах большинства атлургов не было ни удивления, ни скорби. Они оставались спокойны и бесстрастны. Юта подумала о том, что за века солнца и жар пустыни высушили их эмоции досуха, оставив на их месте только лёгкие контуры.
Через некоторое время, сочившееся будто кровь сквозь песок, к телу Канга скользнул силуэт женщины. Она опустилась на колени рядом с ним, и Юта услышала тихий плач. Женщина не кричала, не причитала и не рыдала в голос. Она вела себя достойно и непоколебимо даже в час величайшей скорби.
Юта со стороны наблюдала за атлургами, переводя взгляд с одного лица на другое, от одних глаз цвета раскалённого песка — к другим. Она запоминала, анализировала и делала выводы. Так, словно собиралась набрать статью о смерти Канга по возвращении домой. Она больше не была журналистом и уже никогда им не станет, но, надо полагать, старые привычки умирают неохотно.
А потом она увидела среди атлургов Корта. Он стоял возле тела Канга, глядя на него сверху вниз. Рядом с Кортом, держа его под руку, была Леда. Всегда спокойная и невозмутимая, сейчас она выглядела взволнованной. Юта заметила, как по её лицу промелькнула тень сильного удивления, но это выражение тут же исчезло, когда она взяла себя в руки. Леда переговаривалась с мужчиной, стоящим рядом с ней. Корт молчал.
По всей видимости, эта новость тоже застала его в постели: на мужчине были грубые серые штаны, завязанные тесёмками. На плечи была накинута кофта-безрукавка. Она была расстёгнута, открывая грудь и часть живота. Солнечный луч, освещавший тело Туррага, частично падал и на Корта. Юта невольно скользнула глазами по его широкой груди и плоскому животу. На тёмной коже серебрились полумесяцы шрамов. Юта отвела взгляд, но мужчина уже заметил её.
Он обернулся к Леде и быстро шепнул что-то на ухо. А затем зашагал по направлению к Юте. Подойдя к девушке, Корт встал рядом. Он не смотрел на неё, взгляды обоих были прикованы к телу на полу.
— Что теперь будет? Вы выберете нового Канга? — тихонько спросила Юта.
— Канга не выбирают, — ответил Корт. Его брови были нахмурены, а руки скрещены на груди. Голос был спокоен, но в нём чувствовалось напряжение. — Им становится сильнейший. Тот, за кем идут люди, кому доверяют и кого уважают. Кто сможет доказать свою состоятельность, как вождя, а также устранить всех соперников.
Он замолчал, думая о чём-то своём, а Юта уставилась на убитого Канга. Она совсем недавно жила среди атлургов и ещё мало что могла сказать о них. Кроме того, что эти люди снова и снова поражали её. И часто Юта не могла решить, в хорошем ли смысле, или в плохом.
Атлурги были решительны и бесстрастны. А их холодная рассудительность порой граничила с жестокостью. Выше всего эти люди ценили железную волю и силу духа, безоговорочно ставя выживание Утегата выше своих жизней. Как, видимо, и жизней других. Они были не похожи на расслабленных и избалованных жителей Лиатраса. Ежедневная борьба за жизнь выхолощила из них всё лишнее, всё, что не имело прямого отношения к выживанию. Это включало в себя любые проявления слабости, страха и неуверенности. Но, как полагала Юта, и часть человечности, по крайней мере, в том смысле, в каком она привыкла её понимать.
Погрузившись в размышления, Юта не замечала ничего вокруг. Но когда она подняла глаза, то обнаружила не себе взгляд одного из атлургов. Он стоял над телом Канга. Вокруг него волновались и сменялись люди, но мужчина пристально смотрел только не неё. Юта не отвела взгляда. Она принялась рассматривать мужчину так же, как он рассматривал её.
Он был молод, даже юн, у него были длинные волосы, заплетённые в три косы, спускающиеся по спине. Лицо юноши было чистым и открытым, а глаза — настолько светлыми, что радужка почти сливалась с белком глаз. Юта обратила внимание, что он одет не так, как прочие атлурги. На мужчине было надето что-то наподобие длинного халата, полностью закрывающего руки и ноги. Халат был светло-песочного цвета, очень подходящего к глазам юноши. Только ворот, отвороты рукавов и подол были тёмно-бордовыми, цвета крови, пропитавшей пол.
Мужчина всматривался в её лицо, словно пытался что-то понять. В его взгляде не было ни враждебности, ни угрозы, скорее сдержанное любопытство. А потом перед ним возник другой атлург, закрыв мужчину от Юты, так что она перестала его видеть.
Отвлёкшись, Юта потеряла Корта из виду. А когда вновь нашла, он стоял в стороне, спиной к ней, и переговаривался с каким-то мужчиной.
— Странно, что Гвирн до сих пор не объявился, — донёсся до неё голос Корта.
Юта не хотела подслушивать, но журналистский инстинкт быстро взял верх. Она не могла сопротивляться врождённому любопытству, в конце концов, это была та черта характера, которая сделала её той, кто она есть.
— Причины этого может быть только две, — отвечал Корту мужчина, которого Юта видела впервые. — Или ему до сих пор не сообщили…
— Или он и так знает, что происходит.
— Ты должен обратиться к народу, Корт. Завтра же. Сделай заявление, это покажет твои притязания на власть.
Тихий разговор неожиданно поглотили встревоженные восклицания. Это были первые громкие звуки за то время, что Юта находилась здесь. Люди вокруг неё заволновались. Они быстро освобождали проход кому-то, кого она не видела.
Юта протиснулась вперёд и тут же пожалела об этом. По проходу, быстро очищающемуся от атлургов, низко опустив голову к земле, шёл огромных размеров зверь. Сомнений быть не могло: это же чудовище Юта видела в доме у Корта.
В полутьме казалось, что белоснежная шерсть животного светится. Она была настолько длинной, что почти подметала пол. Короткие уши стояли торчком, ловя звуки разговоров. Ни на кого не глядя, зверь целенаправленно трусил вперед, без труда расчищая себе дорогу.
— Что за напасть! Где Корт? — закричал один мужчина, расталкивая атлургов и выбираясь вперёд. — Чтоб ему всю жизнь чистить песок с проходов, — закончил он в полголоса, словно бросил страшное проклятье.
Не обращавший внимание на людей зверь неожиданно поднял голову. Он навострил уши и остановился. Мужчина, звавший Корта, замер, потому что животное смотрело прямо на него. Стоя на четырех лапах зверь доходил ему до груди, а встань он на задние лапы — и был бы ростом с полтора человека.
Наконец кто-то позвал Корта, и он вышел из-за спин атлургов.
— Зачем ты привёл своего саграла? — злобно спросил мужчина. Он указывал на животное рукой.
Утагиру не двигался, но из его пасти, не закрывавшейся из-за огромных клыков, вырвался едва слышный звук. Юта уже слышала его раньше. Он был настолько низким, что человеческое ухо почти не различало его. Он воспринимался всем телом, проникая прямо в кости. В своей жизни Юта не слышала более жуткого звука.
Атлург дёрнулся, вжимаясь в стену. Руку он убрал подальше от зверя. Да и самому ему видно не терпелось убраться подальше. На лице Корта заиграла чуть заметная усмешка. Он вышел вперёд, поднимая руку с раскрытой ладонью, чтобы успокоить животное.
— Я не приводил его. Он пришёл на запах крови, — ответил Корт, и по рядам атлургов пронёсся вздох.
Корт подошёл к Утагиру и привычным жестом, который Юта видела раньше, положил руку зверю на загривок. Утагиру опустил голову и довольно высунул из пасти язык.
— Что ты здесь делаешь, приятель? Это собрание не для тебя, — тихонько проговорил Корт, обращаясь к зверю.
— Я уведу его домой, — это была Леда, появившаяся откуда-то сбоку.
Мужчина кивнул и убрал руку.
— Пойдём домой, давай, надо уходить.
Утагиру с явной неохотой развернулся и, бросив на Корта печальный взгляд, потрусил рядом с Ледой.
Минуя Юту, он вдруг остановился и поднял на неё свою огромную голову. Девушка забыла, как дышать. Разумный взгляд жёлтых кошачьих глаз вызывал у неё дрожь. Несколько секунд, растянувшихся для Юты на часы, зверь просто смотрел на неё, а потом его длинный белый хвост дёрнулся из стороны в сторону. Напоследок одарив Юту улыбкой-оскалом своей жуткой пасти, Утагиру последовал за Ледой.
Юта была ошеломлена и просто приросла к месту, пока её не привёл в чувства взгляд синих глаз. Если бы Юта могла допустить такое, она бы сказала, что он был озадаченным.
Юта стояла в коридоре, в котором убили Туррага до тех пор, пока несколько человек не принесли носилки. Тело Канга аккуратно погрузили на них и унесли. Атлурги потихоньку расходились. Настало утро.
Всё это время Корт находился рядом с ней, хоть они почти не разговаривали. Юта гадала, почему он не уходит, хотя наверняка у него есть дела и поважнее, чем караулить изгоя. Боялся ли он, как она отреагирует на смерть Канга? Как отреагируют атлурги на её присутствие? Или он находился здесь совсем по другой причине, вовсе не связанной с ней?
Леда ушла ещё с час назад. Они с Кортом тоже не говорили, и Юта гадала об их отношениях. Были ли Корт и Леда настолько близки, знали друг друга так хорошо, что не нуждались в словах? Или же наоборот, их отношения были настолько свободными, что они жили каждый своей жизнью, не считая нужным ставить в известность о своих действиях другого? На эти вопросы у Юты не было ответов, как и на многие другие.
Когда толпа, запрудившая коридор, немного поредела, Юта снова увидела юношу, который рассматривал её раньше. Он помогал уложить тело Туррага на носилки, но не последовал за ним, когда атлурги его унесли. Вместо этого он повернулся, и, найдя глазами Юту, направился прямо к ней.
Юта стояла на месте, с лёгким волнением ожидая, когда атлург подойдёт. Она поискала глазами Корта. Он разговаривал с кем-то, обхватив себя руками. В скудном освещении его кожа казалась ещё темнее — цвета горького шоколада, а глаза блестели, словно два осколка стекла.
Юноша подошёл достаточно близко, чтобы заговорить:
— Здравствуй, Юталиэн, девушка, пришедшая с неба. Меня зовут Арагон, я здешний гурнас. «Говорящий с богами», — тут же пояснил он, спохватившись, что Юта не знает местных обычаев и названий.
Она понимающе кивнула, несмотря на то что смутно представляла, кто находится перед ней. Её спас Корт, словно из ниоткуда возникший рядом. «Жрец», — быстро шепнул он ей на ухо.
Юта снова кивнула, уже более уверенно, хотя по-прежнему не могла взять в толк, зачем бы жрецу атлургов понадобилось говорить с ней.
— Для Утегата настают скорбные времена. Смерть Туррага, объединявшего народ, может принести новое немирье. Мне жаль, что ты оказалась среди нас в такое тяжёлое и смутное время.
Юта молчала, не зная, что на это сказать. Она не понимала, к чему он ведёт, и понятия не имела, как следует разговаривать со жрецом.
— Смутное время настало отнюдь не сегодня, — ответил за Юту Корт. Он стоял за её правым плечом. — Смерть Канга тому подтверждение. Его убийство — лишь симптом, но не причина болезни.
Арагон внимательно слушал Корта, слегка наклонив голову набок. Юта подумала о том, с какой лёгкостью, обычно присущей лишь людям, облачённым властью, Корт говорит со всеми — от жреца богов до самого Канга.
— Ты как всегда зришь то, что сокрыто от других, Корт, носящий метку Бога Смерти. Боги всегда общались с тобой без посредников, открывая свою волю.
Кажется, это замечание позабавило Корта. Он усмехнулся:
— Если бы это было так, я, а не ты был бы гурнасом. Тебе не кажется, вестник[1]?
Арагон не улыбнулся в ответ. Он пристально посмотрел на Корта тем же взглядом, каким раньше рассматривал Юту.
— Думаю, ты не стал им, потому что тебе предназначена иная судьба, Ругат. Но я здесь не для того, чтобы обсуждать волю богов. — Жрец снова обратился к Юте: — Я хотел поприветствовать тебя в поселении, Юталиэн, и сказать, что в любую минуту сомнений и душевных терзаний ты можешь найти меня в Зале Свитков. Думаю, что смогу разрешить некоторые из твоих вопросов, которых, я уверен, у тебя скопилось немало.
— Спасибо, — ответила Юта, не зная, что ещё сказать.
То, что кто-то предложил ей помощь, удивило её. Не то чтобы никто в Утегате не помогал ей — это было не так. Юта долго жила у Корта с Ледой. Они выхаживали её и терпеливо ждали, пока она встанет на ноги. Потом Леда помогала обустраиваться в новом доме и учила премудростям жизни в подземном городе.
Но это было другое. До сих пор никто не предлагал ей поговорить по душам, ответить на её вопросы, которых, чем дольше она жила в Утегате, темстановилось больше.
Гурнас слегка наклонил голову, прощаясь, и последовал по коридору за процессией, уносившей тело Канга. Полы его халата развевались за спиной, как крылья птицы, пока полностью не слились со стенами коридора. Только бордовые полосы на рукавах и подоле продолжали выделяться на фоне стен, будто измазавшая их кровь.
Корт задумчиво смотрел в спину гурнаса, одной рукой потирая подбородок.
— Ты удостоилась редкой чести, — наконец произнёс он.
— Правда? — удивилась Юта. — Я подумала, что гурнас предлагает помощь всем, кто в ней нуждается. Разве нет?
Корт мотнул головой, чёрные волосы рассыпались по плечам.
— Это не совсем так. Он действительно помогает тем, кто к нему обращается. Но он почти не выходит из Зала Свитков. Гурнас проводит всё своё время за общением с богами. Он редко снисходит до нас, обычных смертных. И уж тем более никогда не подходит к незнакомому человеку только для того, чтобы предложить то, о чём его не просили. Хотел бы я знать, в чём причина.
Внезапно Корт повернулся к Юте. Впервые за долгое время он посмотрел ей прямо в лицо.
— Не слишком ли много вокруг тебя тайн, Юталиэн, девушка, пришедшая с неба?
Его глаза блеснули сталью, всегда прячущейся в бездонной синеве.
— Я… — начала Юта, но Корт уже отвернулся.
— Пошли, нам обоим надо отдохнуть после бессонной ночи. Я отведу тебя домой.
И он зашагал по коридору в сторону, противоположную той, куда унесли Канга. Юте ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
«А как насчёт твоих тайн?», — хотела спросить она, но промолчала. В конце концов, человек, сам хранящий секреты, должен уметь уважать секреты других.
***
Леда шла по улицам окружными путями: она не хотела встретить кого-то из людей Гвирна. Казалось, этой ночью весь город не спал. Весть о кончине Канга облетела Утегат из конца в конец. Люди поднимались с постелей, выходили из домов, чтобы узнать, что случилось. Леда оставила Корта уже под утро, незаметно ускользнув тёмными коридорами.
Впереди замаячила группа людей. Леда не могла разглядеть, кто это, но на всякий случай решила не рисковать. Она быстро завернула в боковой проход и влетела прямо в человека, спешившего навстречу.
— Простите, — выпалила она, пряча лицо за капюшоном хилта.
— Леда?
— Уги?! Слава Ругу! Я искала тебя.
Уги осмотрелся и быстро отвёл её в тёмный закуток.
— Что происходит? Кругом какое-то сумасшествие. Гадрим сказал, что Турраг мёртв. Он видел тело.
— Это правда, — ответила Леда. — Я только что оттуда.
— Но… я ничего не понимаю. Разве мы не решили, что сделаем это на празднике Куду? До него ещё четыре дня. Пойдём, я должен увидеть всё сам.
Уги дёрнулся в сторону собиравшейся группы людей, но Леда быстро схватила его за локоть.
— Тебе туда нельзя. Там Корт. Нам лучше не показываться ему на глаза, пока не выясним, что случилось.
Уги остановился. Он задумался.
— Ты права. Надо найти Дара. Не понимаю, почему он вдруг решил действовать не по плану.
Они двинулись по улице в сторону лурда Дара. Какое-то время шли молча. Потом заговорила Леда:
— Возможно, мы совершили ошибку, доверив это ему. У него могли просто сдать нервы. Представь: неделями хранить такой секрет, готовиться втайне ото всех, день за днём ожидая того, что должен сделать. Это было бы непросто для любого из нас.
— А Дар молод и к тому же вспыльчив, — закончил за неё Уги. — Наверное, ты права — мы взвалили на него слишком тяжёлую ношу.
Подойдя ко входу в дом Дара, Уги с Ледой переглянулись, а затем вошли внутрь.
Они оказались на просторной кухне, устроенной так же, как все кухни в домах атлургов. Вот только здесь царил жуткий беспорядок. Горшки для готовки валялись на полу. Один из них разбился, осколки разлетелись по всему полу, смешавшись с пролитой ёккой*. Корзина с ропсом была перевёрнута вверх дном, как будто её в гневе пнули ногой.
Из-за массивного каменного стола раздался приглушённый звук. Уги отстранил Леду и осторожно двинулся вперёд. Леда последовала за ним, обойдя стол с другой стороны. Первым, что бросилось им в глаза — был кинжал-аслур, валявшийся на земле. Потом они увидели Дара.
Он сидел на корточках на полу, вжавшись спиной в стену. Лицо юноша уткнул в сложенные на коленях руки. Его одежда была неопрятна, растрёпанные волосы упали на лицо, закрыв его золотой бахромой. Он бормотал что-то так тихо, что невозможно было разобрать.
Уги подошёл ближе. Кажется, Дар не заметил их прихода или же просто не обращал внимания. Леда присела на корточки рядом с ним и едва заметно коснулась руки. Юноша вздрогнул и поднял голову. В его больших глазах отразились недоумение и боль, смешанные с отчаянием. Он смотрел на Леду, но в то же время как будто сквозь неё. Девушка не была уверена, видит ли он её.
А потом Дар отчётливо произнёс, обращаясь, скорее, к пространству перед собой, чем к людям:
— Это должен был быть я. На его месте должен был быть я.
Леда с отчаянием посмотрела на Уги, но он был растерян так же, как и она. Похоже, они действительно совершили ошибку, взвалив это бремя на Дара. Он был ещё слишком молод, не говоря о том, что ему не приходилось убивать. Видимо, случившееся сломило его.
Леда осторожно, словно дикого зверя, погладила юношу по руке. И сказала голосом таким мягким и в то же время убедительным, на какой была способна лишь она.
— Нет, не должен. Туррагу суждено было умереть. Это произошло бы так или иначе, раньше или позже.
Дар неожиданно вскинулся, глядя прямо на Леду. Сейча он прекрасно понимал, что происходит, и кто перед ним.
— Я говорю не о Канге, а об убийце, — гневно произнёс он. — На его месте должен был быть я.
— Что?! Ты хочешь сказать…
— Не я убил Канга. Это не мой кинжал пронзил его сердце, не его лезвие обагрилось кровью Туррага. — На последних словах его голос изломался, и Дар вновь обессиленно уткнул лицо в руки.
Леда и Уги одновременно посмотрели на кинжал-аслур, валявшийся рядом. Он был чистым, ни следа крови.
Они посидели с Даром ещё немного, хотя прекрасно понимали, что ничем не помогут. Леда пыталась его успокоить, думая о том, что, наверное, всё сложилось к лучшему. В конце концов, боги никогда не ошибаются. Они мудры и знают обо всём, что творится в человеческих душах. В своей мудрости они не пожелали, чтобы Дар становился убийцей, и отвели его руку.
Плохо лишь, что теперь никто не мог сказать, что будет. Возможность смуты и распрей оказалась близка, как никогда. Кровопролитие может начаться в любой момент, и тогда милость богов окажется напрасной — Дару всё равно придётся взяться за кинжал.
Спустя полчаса Леда и Уги вышли в удивительно тихий коридор, оставив Дара на том же месте, где нашли.
— Вот это да… — подавленно заговорил Уги, привалившись к стене. — Мы думали, он мучается из-за того, что убил Канга…
— А он мучается от того, что не убил, — договорила Леда.
Она сжала кулаки и тряхнула головой.
— Раз Дар к этому не причастен, то причастен кто-то другой. И мы прекрасно знаем, кто. Гвирн опередил нас. Он первым сделал ход. И теперь мы должны понять, как обернуть всё в нашу пользу. А не то…
— Да, — ответил Уги.
Он выглядел уставшим и подавленным. Плечи были опущены, как будто у него не было сил держать их прямо, а под глазами залегли тёмные круги. Оторвавшись от стены, он побрёл по коридору. И только его тень, такая же сгорбленная и измученная, следовала за ним.
***
Юта в одиночестве гуляла по городу. После убийства Туррага привычный уклад жизни атлургов оказался нарушен. Весь город стоял на ушах, взбаламученный убийством Канга. Люди собирались вместе, обсуждали произошедшее и что теперь будет. Зал Кутх гудел, как пчелиный улей. Казалось, в эти дни никто не спал и не сидел дома. Весь город вывалил на улицы. Атлурги обсуждали политику вперемежку с волей богов, что для них, похоже, было одним и тем же.
Уже несколько дней Юта не видела ни Леду, ни Корта. Про неё как будто забыли, предоставив самой себе и непрошеным мыслям, ночными ворами прокрадывавшимся в голову в обход всех преград и заслонов, которыми она пыталась оградиться.
Везде было одно и то же. Куда бы она ни шла, везде её преследовала смерть, снова и снова. Но в отличие от Лиатраса, где она была замешана в самую гущу событий, здесь она оставалась в стороне, на самой дальней и пыльной обочине происходящего. По крайней мере, здесь ей было не в чём себя винить. Так что это было к лучшему — что она не имела ко всему этому никакого отношения. Так она начинала думать, что причина вовсе и не в ней. Люди умирают. Так происходит везде и всегда. Кто-то борется за власть, кто-то преступает черту, и кто-то страдает. Простой порядок вещей, на который никто не в силах повлиять.
Юта не вдавалась в подробности происходящего. На этот раз она предпочла оставаться в неведении, но, кажется, Корт был в этом замешан. Она слышала, как люди на улицах и за завесами пологов произносилиего имя. Кажется, Корт был вовлечён в политическую игру. Кажется, некоторые атлурги хотели, чтобы он возглавил народ.
Юта минула ещё один поворот коридора. Теперь она точно заблудилась и не имела ни малейшего представления, где находится. Скорее всего, ноги занесли её в одну из дальних частей Утегата. Здесь было безлюдно и очень тихо. Юта была рада оказаться подальше от волнующейся толпы. Она с интересом разглядывала новую для себя часть города, пока перед ней не вырос широкий дверной проём.
Юта остановилась в нерешительности. Проход был гораздо больше, чем в обычных домах атлургов, к тому же он не был завешен пологом. Юта подошла ближе и заглянула внутрь. От увиденного у неё перехватило дыхание. Полностью заворожённая, Юта шагнула внутрь.
Её взору открылся зал. Он был невообразимо огромен, намного больше Зала Кутх. И в отличие от тёмного Зала для собраний, — был залит светом. Переливающийся и блестящий под лучами солнца потолок терялся где-то вверху. Всё пространство занимали стеллажи, вырубленные из массива песка. Словно деревья или диковинные лианы они вырастали прямо из пола и подпирали собой высокий свод. Стеллажи тянулись вдаль, насколько хватало глаз, создавая между собой прямые узкие коридоры. Внутри стеллажей были вырублены полки, а на них, — разложены пергаменты всевозможных размеров.
«Я оказалась в Зале Свитков», — поняла Юта.
Она пошла по проходу между стеллажами, ведя пальцами вдоль одной из полок. Всё, что Юта видела вокруг себя — был нескончаемый лес из стеллажей. Всё было серебристо-жёлтым с примесью слоновой кости — цвета старой, выцветшей бумаги. Когда Юта смотрела вверх, то колонны стеллажей почти смыкались у неё над головой, словно небоскрёбы Лиатраса, упирающиеся в солнечные навесы.
Юта чуть заметно улыбнулась. В этом месте она впервые за всё время в Утегате почувствовала, что может дышать свободно. Было ли дело в том, что низкий потолок не давил на голову тяжёлой крышкой гроба, или же в том, как в неподвижном воздухе, танцуя, кружили пылинки. Или в каком-то тихом чувстве благоговения, готовом подхватить и унести тебя, будто ты оказался в древней сокровищнице или величественном храме. Хотя Юта никогда не бывала в храмах — в Лиатрасе не было религии.
Она остановилась и взяла с полки один из свитков. Аккуратно, боясь разрушить хрупкий пергамент, Юта развернула его, и у неё перед глазами ожили символы незнакомого языка. Они закручивались водоворотами, как небо перед бурей, сталкивались и переплетались, танцуя на пергаментной странице. Они крались, как пантеры и ползли, как змеи, а потом вдруг восставали и взрывались каскадом черных искр.
Юта не понимала ни слова, но этот язык был прекрасен. Его символы показались ей очень знакомыми, вот только она никак не могла вспомнить, откуда. Впервые Юта увидела их, огненными жгутами оплетающими предплечья Корта. На этом языке была высечена надпись «Утегат те атрасс» — «Город — бессмертен», горящая над Залом Кутх. Но почему эти символы…
— Я рад, что ты нашла дорогу сюда, Юталиэн.
Юта не слышала, как человек подошёл к ней, но она узнала этот голос.
— Пожалуйста, зовите меня «Юта»… вестник, — попросила она гурнаса, в то время как он смотрел на неё с мягкой улыбкой.
— Тогда и ты зови меня по имени, Арагоном, — отозвался жрец. — Я бы не хотел, чтобы между нами стояли формальности.
Юта кивнула.
— Итак, что привело тебя сюда? Ты хочешь о чём-то поговорить?
Юта могла бы ответить, что набрела на Зал Свитков случайно, что она вообще не собиралась сюда приходить, но вместо этого она спросила:
— Что это за язык?
— Это древний язык — «наури». На нём говорили Первые Изгои. Большая часть этих свитков написана не нём.
Юта посмотрела на пергамент, который держала в руке.
— Вы можете рассказать мне про ваших богов, таких, как Руг?
— Руг — самый сильный и почитаемый из наших богов, — охотно ответил Арагон. — Он — бог пустыни и бог смерти. Руг может оставить жизнь, но так же легко может забрать её. Он свиреп и жесток, но справедлив. Без его покровительства мы не смогли бы выжить в пустыне. Хотя иногда он требует жертв, как произошло недавно. Ещё есть Куду — полная его противоположность. Это бог воды, дарующий жизнь. Он милостив и щедр. Он даёт, ничего не прося взамен.
Руг и Куду живут в постоянной борьбе, которая отражается в душах и судьбах народа. Но они также тесно связаны, — без одного не существовало бы и второго. Эти боги как братья, одновременно любящие и ненавидящие друг друга. Они находятся в постоянной вражде, но никто из них не способен полностью уничтожить другого.
Жизнь каждого атлурга ежедневно и ежечасно зависит от них. Если ты поймёшь это и впустишь их в свою душу, то сделаешь первый шаг к тому, чтобы понять народ и когда-нибудь стать одной из нас.
Юта задумалась. Слова Арагона были такими странными, но и такими волнующими. Они отозвались в её душе непривычными струнами. Юта всё ещё держала в руке свиток. Она опустила на него глаза и перед её взором снова вспыхнули огненные письмена на тёмной коже, теряющиеся под рукавами рубашки.
— А кто такой ругат?
Эти слова сорвались с её губ прежде, чем она успела сообразить.
Арагон прищурился. Он неопределённо взмахнул руками, отчего широкие рукава его халата разлетелись в стороны. Красные полосы мелькнули перед лицом Юты, как брызнувшая кровь.
— Так вот зачем ты пришла, — улыбаясь уголками губ, сказал жрец.
— Я… нет… — бормотала Юта.
Но резко замолчала, разозлившись на себя. Да что, в конце концов, с ней такое? С каких пор она стала такой мямлей? Арагон сжалился над ней.
— Ругатом называют человека, который побывал в объятиях Руга, почувствовал на своей коже его обжигающее дыхание и сумел вернуться назад, в мир живых. Такой человек получает метку Бога Смерти и вместе с ней часть его силы.
— А как… как Корт стал ругатом?
Арагон смотрел на неё так, будто видел насквозь. Но его взгляд не был прожигающим, как у Корта. Он был мягким и баюкающим. Его прикосновение успокаивало, гасило смятение и помогало унять боль в ранах, которые, как думала Юта, никогда не перестанут болеть.
— Об этом тебе лучше спросить у него, — улыбаясь, ответил гурнас.
«Я спрашивала, но он уходит от ответа», — подумала Юта.
— Я рад, что ты заинтересовалась нашими богами, — как ни в чём не бывало продолжил Арагон. — Есть кое-что, что я хотел бы тебе показать. Следуй за мной.
Гурнас развернулся и повёл Юту по нескончаемым проходам. При каждом шаге его длинные волосы, заплетённые в три косы, раскачивались из стороны в сторону. Через некоторое время он остановился среди таких же, как и везде, стеллажей. Они отошли довольно далеко от входа.
— Мы пришли.
— Что это за место? — поинтересовалась Юта.
Больше всего в жизни она ненавидела тайны и была физически неспособна терпеть секреты. Её пытливый разум требовал тут же разрешить загадку, возникающую перед ней, вскрыть двойное дно реальности и вывести всё на чистую воду.
— Эта секция принадлежит забытой ныне богине Амальрис — богине ночи и тьмы.
Юта ничего не понимала в верованиях атлургов, но это заявление озадачило её.
— Но на этой планете нет ночи. Наши солнца никогда не заходят, так что здесь не бывает темноты.
Арагон потирал одну руку тонкими пальцами другой. Он выглядел задумчивым, отчего его молодое чистое лицо казалось ещё более юным, но одновременно исполненным мудрости, как будто он был глубоким старцем.
— Ты должна понимать это, как иносказание, — наконец сказал он. — Как Руг является богом смерти, а Куду — богом жизни, так Амальрис — богиня жизни после смерти.
Когда для атлурга наступает ночь жизни, Амальрис забирает его душу и уводит к мифическому Источнику Жизни. Ни один смертный не может увидеть его. Но если бы кому-то удалось испить из него, он обрёл бы власть над жизнью и смертью.
Существует одна древняя легенда. Согласно ей, настанет день, когда на землю придёт Тьма, и тогда Амальрис явит себя народу и укажет путь избранным из нас.
Всё это было увлекательно, но Юта не понимала, зачем Арагон рассказывает ей про какую-то забытую богиню.
— Так зачем мы здесь? — снова спросила она. Терпение не было её сильной стороной.
— Подожди тут, — попросил гурнас и скрылся за одним из стеллажей. А когда вернулся, в руках у него был свиток. — За этим, — ответил он, протягивая Юте пергамент.
Юта развернула его и увидела рисунок. Но это было немыслимо! Этого просто не могло быть!
Юта опустилась на пол между стеллажами. Она положила пергамент на пол и осторожно разгладила одной рукой. Другой рукой она сняла с шеи цепочку с маминым кулоном, а затем положила его на пергамент рядом с рисунком.
Это было невозможно, но рисунок на древнем свитке как две капли воды копировал её подвеску. Юта потрясённо подняла лицо к Арагону, молча наблюдавшему за ней.
— Что это значит?! — потребовала она.
— Я не знаю, — тихо ответил служитель богов. — Как только я увидел на тебе подвеску с этим символом в ночь убийства Канга, я сразу же узнал его. Я пытался понять, что это значит, и как он мог оказаться у тебя, одной из детей Колоссов*, но так и не нашёл ответ. Этот символ присутствует в нескольких манускриптах, посвящённых Амальрис, но нигде нет упоминаний о том, что он означает.
Арагон выглядел растерянным и слегка виноватым. Это выражение на его лице было очень простым. Сейчас он был просто молодым парнем, ровесником Юты, задававшимся теми же вопросами, что и она, и так же, как она, не находившим ответы.
Он вдруг с бесконечной усталостью облокотился на стеллаж, возле которого стоял, и на мгновенье прикрыл глаза рукой.
— В чём дело? — спросила Юта.
— Есть кое-что, — начал Арагон, но потом оборвал себя, как если бы не был уверен в том, может ли говорить с ней откровенно. — Ничего, всё в порядке. Это не должно тебя беспокоить.
— Расскажи, — с нажимом попросила Юта. — Я знаю, что не являюсь одной из вас, но ты можешь мне доверять.
Арагон отнял руку от лица и посмотрел на Юту, как будто хотел убедиться в искренности её слов. Он вздохнул, а потом заговорил:
— Понимаешь, я обнаружил кое-что необычное, когда пытался найти упоминания об этом символе. Я более чем уверен, что часть свитков Амальрис отсутствует. Есть ссылки на эти свитки в других манускриптах, но самих свитков нет.
— Я не понимаю. Свитки пропали? Но кто мог их забрать?
— Это и есть самое странное. Народ столетиями не поклоняется Амальрис. Как ты верно подметила, у нас нет ни ночи, ни тьмы, а атлурги — весьма практичны. Они не воспринимают того, что нельзя увидеть и к чему нельзя прикоснуться. Поэтому было неизбежно, что культ Амальрис со временем стёрся и забылся.
Никто не интересовался ей на протяжении веков. И уж точно никто не интересовался ей в период моего служения. Я не имею ни малейшего представления, кто и зачем мог забрать свитки. И где они могут быть сейчас.
Юта всё ещё сидела на полу. Под рукой она чувствовала шершавую поверхность бумаги. В воздухе висел запах старого пергамента и пыли. Юта не понимала, почему, но сказанное Арагоном казалось ей очень важным. В этом была какая-то загадка, и почему-то ей представлялось, что она может её разгадать.
Пропавшие свитки… Трагическая случайность, из-за которой она попала в подземный город… Кулон, который подарила ей мама, изображающий символ, как-то связанный с забытой богиней… Её настоящая жизнь и её прошлое, которые неожиданным образом оказались переплетены.
И вдруг она вспомнила! Вспомнила то, о чём не вспоминала с самого детства. О чём никогда не думала и была уверена, что давно и накрепко забыла об этом. Она вспомнила, где прежде видела символы языка наури.
У её матери была шкатулка, которую она держала на тумбочке возле кровати. Юта часто её видела, но не обращала особого внимания. Она не замечала, чтобы мама открывала её и не знала, что находится внутри, но… на крышке шкатулки были вырезаны символы наури. Древнего языка, на котором говорили предки атлургов.
[1] Вестник — обычное обращение к гурнасу. «Вестник воли богов».
* Ёкка — традиционное блюдо атлургов. Готовится из козьего молока с добавлением ропса и пряных трав. Запекается в солнечной печи.
* Дети Колоссов — так атлурги называют жителей Лиатраса из-за Солнечных Башен, высящихся над стенами города.