Ледяная Смерть - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

Часть 2. Новые знакомства

Глава 8

В город мы отправились на машине. До этого момента я вообще не знала, что у Антона есть машина. Оказалось, своей и не было — из окна кухни я видела, как какой-то дед передал ему ключи, и рядом мигнул фарами темно-зеленый минивэн.

Ваня остался в комнате. Убедившись, что брат не подает признаков жизни, Антон осторожно уложил его на раскладушку, накрыл пледом, поставил рядом стакан воды и тихо вышел.

Мне хотелось провалиться сквозь землю. Понятия не имею, что дернуло меня замораживать боль живому человеку. Это же надо додуматься… Почему я решила, что у меня получится? Особенно после деревца, от которого осталась одна труха.

Я застегнула плетеные босоножки. Надо найти Лестера. Одна я не смогу представить, что Ваня проснулся. По ощущениям это было примерно также сложно, как представить, что Эдгар ожил. Но если мы объединимся…

Я закатала рукава голубого ситцевого платья и провела рукой по волосам. В зеркале на меня смотрела молодая колхозница. Щеки округлились и порозовели, в глазах появился блеск.

Антон велел спускаться через пять минут. Спорить с ним не хотелось. Я вообще не представляла, как с ним теперь себя вести. Он знал, что я не нарочно, я знала, что я не нарочно. Но Ване, лежащему на раскладушке, от этого было не легче.

Прихватив блокнот и потрепав за ухом Сметану, я спустилась на улицу. Солнце резануло глаза, плечи обнял пыльный душный воздух. Минивэн ждал у подъезда. Я неуклюже забралась в кабину. Даже будь у меня голос, я понятия не имела, что сказать. “Извини”? “Я не хотела“?

Я чуть не угробила его брата.

— Пристегнись.

Антон поправил зеркало заднего вида и завел мотор. Минивэн с пыхтением тронулся с места. Минут двадцать мы ехали в абсолютной тишине. Антон сосредоточенно смотрел на дорогу, сжимая руль двумя руками. На светофоре он резко затормозил, и сзади засигналила машина.

— За собой последи! — рявкнул Антон.

Я невольно вжалась в сидение. Не то, чтобы мы были давно знакомы, но я его таким еще не видела. Костяшки пальцев на руле побелели, поза была напряженная, глаза колючие, будто он готовился к драке. Я видела, как под полами куртки мелькнула кобура. Этот несдержанный злобный Антон пугал меня до чертиков.

“Тепло, моя радость. Уже теплее”, - вдруг прозвучал в голове бархатный голос.

Я встрепенулась. Лестер!

“Просто скажи, где ты!”

“Ну нет, так неинтересно”.

Я завертела головой. За окном поля постепенно сменялись многоэтажками. Сначала они, как грибы, торчали посреди зеленых массивов, потом замелькали чаще, и я поняла, что мы въехали в город.

— Что? — Антон подозрительно скосил на меня глаза. — Что-то увидела?

Я покачала головой.

— Тогда что?

Впереди замаячили многоэтажки сине-лилового оттенка. Цвет был таким несуразным, что я сразу его узнала. Все совпадало: с одной стороны три лиловых дома, с другой — заправка с ярко-зеленой крышей, больше похожая на деревенский домик. Мы ехали по дороге от дачи к моему дому.

Ну конечно. Лестер же знаком с моей мамой. Ему даже не пришлось бы использовать волшебство, чтобы она его впустила.

Забыв про блокнот, я искала, где написать, что нам срочно нужно сворачивать.

— Только не на стекле, — предупредил Антон, направляя минивэн к обочине.

Меня снова бросило вперед, и утренний кофе подкатил к горлу.

— Так что там? — заглушив мотор, Антон наблюдал за мной в зеркало заднего вида, не поворачивая головы. Взгляд у него был холодный и далекий, как в первый день нашего знакомства. — Напиши.

Я достала блокнот с привязанным карандашом. Вместо “Прости меня”, крутившегося на языке, нацарапала: «Я жила недалеко. Мне очень нужно домой. Это быстро».

Антон задумчиво разглядывал буквы.

— Там живут твои родители?

Я закивала. Любимые родители. И один тип, который может помочь.

Антон вытянул руки на руле и нахмурился. На переносице залегла глубокая складка.

— И давно вы не виделись?

Я снова кивнула.

— Надо повидаться с мамой, — сурово проговорил он, будто обращаясь сам к себе. — Но времени у тебя будет максимум пятнадцать минут.

Хватит, чтобы вытрясти из Лестера правду.

— Добро, — Антон завел мотор. — Как до города, я знаю. Дальше на Варшавку?

Вера, 14 лет

После того, как Лестер запретил мне оживлять предметы, я на время успокоилась. Потом стала гадать: если нельзя оживлять, может, получится лишить жизни?

На дворе стоял июль. Я торчала у деда на даче. По выходным приезжала мама — отдыхать от городских выхлопов, как она говорила. Сидя в тени раскидистой яблони, мама раскрывала на коленях журнал, в котором рецепты диетических блюд соседствовали со схемами для вязания, и погружалась в чтение. Я обычно лежала рядом на пледе и строчила очередную историю.

Мама к моему хобби никак не относилась — видно, считала, что скоро писательство перестанет меня интересовать. Но в тот день она решила спросить, о чем я все время пишу. На раскрытой странице красовалось детальное описание кровавого убийства. На всякий случай я прикрыла текст локтем.

— Ни о чем.

— Папе, я помню, ты все рассказывала, — едко заметила мама.

Я перевернула страницу так, что тетрадь казалась пустой.

— Сидишь целыми днями на одном месте.

Я поднялась с пледа.

— Ага. Пойду пройдусь.

Я уже собралась к калитке, зажав под мышкой тетрадь.

— Одна?

— У меня с собой телефон, если что, — я похлопала себя по заднему карману шортов и вышла на большую улицу. — Не потеряюсь.

Далеко я и правда никогда не уходила: с одной стороны дачный поселок граничил с лесом, с другой — местом таким заросшим, что без скафандра там было не пройти. Я шагала вдоль заборов, на ходу высматривая бабочек — они в последнее время были моим главным материалом для исследований. Одну мне даже на несколько секунд удалось превратить в камень. Лестер при этом не появился, и я воодушевилась.

Вдруг в метре от меня что-то маслянисто блеснуло. Сначала я подумала, что увидела черную корягу, но она едва заметно двигалась. Змея. Вряд ли опасная — дед говорил, в наших местах водятся только ужи.

Ладно. Ужик меня не тронет.

Я подошла ближе. Ни за какие коврижки я не взяла бы в руки скользкое, влажное, собранное будто из сотни мелких частей тело. Но соблазн попробовать превратить в камень что-то крупнее бабочки пересилил. Я присела на корточки и пригляделась. Чешуя переливалась на солнце, голова была маленькая, как игольное ушко. Брр. Мне всего-то нужно представить, как твердеет длинное тело, а чешуя становится серой и твердой…

Видимо, я наклонилась слишком близко. Или змея почувствовала опасность. Вот она лежит посреди дороги, а в следующую секунду лодыжку мне пронзает острая боль, и чуть выше кромки носка наполняются кровью две симметричные ранки. А змея, шипя и извиваясь, резкими толчками удаляется в канаву.

В ужасе я бросилась в противоположную сторону и почти сразу заметила, что наступать на ногу стало больно. Вся она налилась тяжестью. Боль медленно поднималась от лодыжки к бедру. Тело прошиб пот. Я достала из кармана телефон, но чуть не выронила его. Все плыло перед глазами. Единственное, на что мне хватило сил — добраться до калитки нашего участка и ввалиться внутрь.

— Мам, — прохрипела я, пытаясь отдышаться.

Почему нельзя было экспериментировать с мухой? Или там с кроликом.

— Что случилось?

Краем глаза я увидела, что напротив мамы сидит какой-то длинный тип в белом костюме. Лестер! От неожиданности я осела прямо на траву и вытянула перед собой стремительно опухающую ногу.

— Меня гадюка ужалила, — прошептала я.

Мама отложила журнал.

— Тут не водятся гадюки.

— Лестер, скажи ей…

Только произнеся его имя, я осознала абсурдность ситуации. Что он делает в реальном мире, да еще рядом с мамой? Может, у меня начинаются галлюцинации?

— Я тебе говорю, тут не водятся гадюки, — убежденно повторила мама, но все-таки поднялась, чтобы подойти ко мне. — Меня тоже жалили в детстве. Это ужик. Не переживай. Больно, но пройдет.

Я всхлипнула. Она никогда не была на моей стороне. Никогда меня не защищала. А теперь я умру, потому что во времена ее детства гадюки еще не добрались сюда.

— Это, кстати, наш сосед, — успела сообщить мама, прежде, чем Лестер опустился передо мной на колени. На этот раз его белоснежные локоны, собранные в хвост, выглядели почти обычно, а оттенок глаз приглушился до серо-голубого. Лестер щелкнул пальцами, и мир вокруг замер. Замерла мама, летающие бабочки и даже сам воздух. Двигался только он — точнее, его губы.

— Ты просто удивительная, моя радость, — голос долетал до меня будто сквозь туман. — У тебя прямо цель в жизни — сыграть в ящик.

В его руке возник стакан с водой. Мои руки дрожали, я никак не могла перестать всхлипывать. Лестер сам поднес стакан к моим губам и заставил сделать глоток.

— Что у вас за хобби, — пробормотал он. — Кто глупее помрет. Увы, пальму первенства ты уже не получишь. Грустно, понимаю. Я бы тоже расстроился.

Я хотела спросить, о чем он, но отвлекалась на матеаризовавшуюся у него в руке ампулу с чем-то желтым. Да ну. Разве нельзя просто хлопнуть в ладоши или что он там обычно делает?

Лестер профессиональным движением вскрыл ампулу, перелил содержимое в шприц, которого секунду назад не было, и строго поднял брови.

Да он серьезно, что ли. Я попыталась отползти, но на разгоряченную кожу, там, где заканчивались шорты, легли холодные длинные пальцы. Мне стало совсем худо.

— Я тебя закопаю, — просипела я, чувствуя, как голос срывается на шепот. — Вырву все твои фальшивые патлы по очереди.

— Ты, видимо, хотела сказать “спасибо”, - отозвался он, и в воздухе запахло спиртом.

— Убери от меня эту штуку!

Я снова дернулась, но он держал крепко. Да и сил у меня уже не было.

— Мне проще вколоть сыворотку, чем представить ее у тебя в крови, — объяснил Лестер. — Терпи.

Игла вошла под кожу где-то в районе бедра, и боль от нее была самая настоящая. Я скрипнула зубами. Лестер медленно давил на поршень шприца, продолжая держать меня. На тонких губах играла привычная полуусмешка, но глаза смотрели озабоченно.

— Я тебе… — выдохнула я, чувствуя, как жар прокатывается по телу. — Затолкаю эти иголки… в…

Он прижал ватку к месту укола и улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой.

— Обещаешь?

Я откинулась на траву. Меня как будто качали горячие волны. А на небе замерли облака. Просто остановились. Так странно.

— Урок по мироведению номер один: если ты пытаешься убить живое существо, оно попытается убить тебя в ответ, — сказал Лестер откуда-то издалека. — Ватку держи.

Я не глядя перехватила ватку. Тело била крупная дрожь, но, кажется, уже не от яда, а от пережитого страха. Я глубоко вздохнула. Я не умру. Не умру.

— А волосы у меня, между прочим, настоящие, — Лестер щелкнул пальцами, и мир снова пришел в движение. — Можешь как-нибудь проверить.

— Что проверить, Сережа? — неуверенно спросила мама. — Что здесь не водятся гадюки?

— Именно, — подтвердил он и встал, отряхивая свои безупречно белые брюки. — Сколько живу — ни одной не видел.

***

— Времени у тебя пятнадцать минут.

Антон стоял рядом со мной у подъезда и ждал, пока я введу код. Код я не помнила и сделала единственное, что пришло в голову: набрала на домофоне номер нашей квартиры.

Мама ответила почти сразу.

— Алло?

Блин. Об этом я не подумала. Как без голоса сказать “Привет, это я”?

— Я ваш участковый, — уверенно отрапортовал Антон. — Никифоров Петр Сергеич. Мы нашли вашу дочь.

Я вытаращилась на него.

— Вера? — растерянно переспросила мама. — Уже вернулась! Сейчас. Открываю.

Чирикнул домофон. Антон дернул дверь на себя, и в лицо дохнуло едва уловимым запахом пыли. Он зашел в лифт с хозяйским видом, будто много раз здесь бывал. Я даже подумала, что он сам нажмет кнопку, но нет. Пришлось мне давить на жеваный кругляшок с потертой девяткой.

Я потерла плечи. Надеюсь, ты соскучился, Лестер.

Но когда двери лифта разъехались, на площадке нас ждал не Лестер, а мама. Она мало изменилась за три года: каштановые волосы, забранные в хвостик, поседели, знакомая клетчатая рубашка, которую она всегда носила дома, потускнела от стирки и сидела свободнее.

Мама внимательно разглядывала меня сквозь толстые стекла очков.

— Ты такая большая стала, — сказала она.

Я проглотила подступивший ком. Наверняка она говорила не о росте, а о первых морщинах на моем лице. На секунду мне даже показалось, что она все поняла.

— Здравствуйте! — Антон вышел вперед, на ходу доставая из кармана удостоверение. — Можно пройти? Мы не надолго.

— Ненадолго… — эхом повторила мама, всматриваясь в корочку. — Петр Сергеич. Это от вас она звонила? — Антон поднял брови, но мама уже переключилась на меня. — Ты бы хоть предупредила, Вера. Летела долго? И уже потерялась! А вещи? В аэропорту оставила? Ты как всегда!

Я зависла. Откуда летела? Какой аэропорт? Что Лестер ей наплел?

Вдруг из квартиры послышалось недовольное мяуканье, которое невозможно было не узнать. Наум! Я бросилась на звук. Кот сидел у порога и с отсутствующим видом вылизывал переднюю лапу. Я неуклюже подхватила его на руки, но тут же отпустила — недовольно крякнув, кот царапнул меня по щеке.

— А вот и наша Вера! — радостно сообщил знакомый голос.

Прежде, чем я успела понять, где он, перед лицом выросла широкая спина Антона. Лестера я увидела мельком. Он стоял у стеночки, заложив костлявые руки за спину, и почти сливался с обстановкой: льняные штаны и рубашка по тону мало отличались от обоев, седые волосы в тусклом свете казались пепельно-серыми. Когда мы виделись в последний раз, в его груди зияла дыра размером с кулак, а сейчас, если не считать худобы и выцветших глаз, смотрящих в пустоту, он выглядел почти нормально.

— Ты кто такой? — спросил Антон, взглядом ошаривая пространство.

— А… — тонкие губы Лестера расплылись в улыбке. — Защитник. Молодец, моя радость. Без защиты сейчас никуда.

— И не говорите, Сережа, — подхватила мама, запирая дверь. — Столько жуликов вокруг. Я уже к телефону боюсь подходить. Вечно что-то предлагают.

Антон молча переводил взгляд с Лестера на маму. Потом посмотрел на меня.

— Кто это?

— Друг, — мягко ответил Лестер. — А ты, — он протянул руку ладонью от себя, ощупывая воздух перед Антоном. — Ты вернулась. Мы с Прохиндеем скучали.

Наум вальяжно двинулся в его сторону.

— Вернулась наша Вера! — подхватила мама. — Похудела как. Неудивительно! В америках-то этих нормальной еды нет. Одни макароны небось. Я тебя хоть накормлю, как следует. Мой руки.

Она скрылась в глубине квартиры. Я протиснулась мимо Антона к Лестеру и так сжала его узкую ладонь, что наверняка сделала больно.

“Ты меня слышишь?”

С кухни донесся звон посуды.

— Сережа, Вера, идите сюда, — позвала мама. — И участкового зови, я расскажу про мошенников! Господи, неужели вернулась!

“Слышишь? — снова попробовала я. — Ты же сам звал меня!”

Лестер продолжал мечтательно улыбаться.

— Что-то хочешь сказать, Вера?

— Ты его знаешь? — не унимался Антон.

— От тебя пахнет иначе, — заметил Лестер. — Силой и холодом, — он обернулся к Антону. — А от тебя нет.

Либо он и правда меня не слышал, либо прикидывался.

— Чай! — крикнула мама.

Я отпустила Лестера и первой пошла на кухню. В целом его поведение выглядело логичным. Наверняка он использовал остатки сил, чтобы перенести себя и Наума туда, где я бы рано или поздно появилась. Мама его знала, так что ему даже не понадобилась волшебная сила, чтобы запудрить ей мозг. Но как он выжил?

На кухне ничего не изменилось за три года. Бежевые обои на стенах, бежевая скатерть на столе, стулья с мягкими сидениями и абсолютный бардак. Мама не выбрасывала ничего из того, что однажды попало в квартиру. На всех поверхностях высились пирамиды из коробочек. Я успела заметить трещины возле плиты и потемневший плинтус и уселась на свое привычное место рядом с чайником.

— Черный чай? Зеленый? — мама суетилась у плиты и выставляла одинаковые гостевые чашки без рисунка на столешницу. — Вера, как ты умудрилась вещи-то потерять? Хорошо, я ничего не выбрасывала из твоего шкафа. Ни одной кофточки. Сейчас все так дорого, новое покупать — сама понимаешь.

— О, я буду зеленый, — встрял Лестер.

Даже не оборачиваясь, я знала, что он улыбается. Странно было ощущать его за спиной. Он был единственным в целом мире, кто понимал меня и по-настоящему знал. Но однажды он меня уже подвел.

Антон будто прочел мои мысли.

— Сядь напротив, — велел он Лестеру. — Сережа.

— Как пожелает господин участковый, — Лестер осторожно, вытянув перед собой руки, двинулся вдоль стола. Мама случайно задела его локтем.

— Ой, Сережа, простите ради бога!

— Ну что вы. Позвольте, я возьму чашки. Поухаживаю за нашими гостями.

Я проглотила фразу о том, кто тут из нас гость. Мама вручила ему две одинаковые белые чашки, которые предназначались для особых случаев. Лестер осторожно донес чашки до стола и, сперва проверив поверхность рукой, поставил их перед собой. Потом сел и так же медленно подвинул одну мне, вторую Антону.

— Столько мошенников развелось, это ужас. Я все думала, куда обратиться. И тут вы. На прошлой неделе звонят. Я беру трубку — тишина. Говорю: “Говорите! Говорите!” — ничего. Кладу трубку. Через полчаса снова звонок. О! — в этот момент рядом со мной пискнул закипевший чайник. — Вот и чайник готов. Вера, налей горячей воды.

Я взялась за пластмассовую ручку.

Антон кивнул в знак благодарности, но к чаю не притронулся. Перед Лестером стояла моя старая именная чашка. Мама пила из крошечной кофейной. Себе в белую гостевую я налила кипяток в последнюю очередь, наблюдая, как поднимается чайный пакетик.

— И часто звонят? — спросил Антон, не отрывая подозрительного взгляда от Лестера.

— Раз в неделю точно. Я-то знаю, — мама подняла к потолку указательный палец, — я знаю, кто за всем этим стоит.

— Кто?

— Мошенники! Они же в курсе. И про развод, и про то, что я одна осталась в трехкомнатной квартире. Что защитить меня теперь некому. Вот и проверяют, кто дома. Хорошо, хоть Сережа у меня теперь есть. Поддерживает. То позвонит, то сам заглянет. Вы пейте чай, пейте. Конфеты берите. Я еще печенье достану. Вера, недавно такое печенье вкусное купила, с курагой. Попробуй.

Под столом мяукнул Наум, и я незаметно наклонилась, чтобы погладить его.

— Очень вкусный чай, попробуй. От жары хорошо помогает, — вдруг сказал Лестер.

Я мысленно послала его к черту, но на кухне действительно было душно, а от закипевшего чайника мне стало так жарко, что по ногам потекли струйки пота.

Я сделала глоток, и тут Антон почти выбил у меня из рук чашку.

— Не пей!

— Ты совсем охренел?!

Я вскочила. Несколько горячих капель обожгли колени. Антон тоже вскочил, выставив одну ладонь в сторону Лестера, второй уже начав доставать пистолет из кобуры на поясе.

— Твой голос, — потрясенно выдохнул он.

Я схватилась за горло. У меня был голос. А Лестер смотрел прямо на меня — осмысленным взглядом человека, который прекрасно различает предметы.

— Это ты!

Лестер слегка поклонился. Лицо его помолодело, ушла болезненная бледность, волосы стали густыми и пышными, как из рекламы шампуня.

— Возвращаю долг, моя радость. Благодаря тебе и чудесам человеческой медицины я выжил. А ты, господин участковый, — он снова улыбнулся, и в этой улыбке был настоящий Лестер, бехжалостный и опасный, — можешь убрать свою игрушку, пока она не обернулась чем-нибудь, что ужалит тебя за палец.

Я посмотрела на маму. Та застыла посреди кухни вполоборота, набрав воздуха, чтобы что-то сказать. Антон не шевелился. Еще немного, и он готов будет выстрелить. Лестера это, может, и не убьет, но здоровья точно не прибавит.

Я прокашлялась.

— Антон, это Лестер. Он такой же, как я. Может представить что угодно, и оно появится в реальности. Лестер, это Антон. Мой… телохранитель. Если ты и дальше будешь вести себя, как всезнающая задница, он тебя застрелит.

Лестер расхохотался.

— Узнаю нашу Веру! Напомни нам как-нибудь обсудить вопрос всезнающих задниц подробнее. Но сейчас у нас минут пять, чтобы в тишине обменяться любезностями. Твоя мама скоро оттает.

— Ты ему доверяешь? — спросил Антон.

Нет. Да. Немного. Но сейчас это неважно. Надо понять, поможет ли он Ване.

Я вздохнула, закатывая рукава платья выше локтей.

— Он был со мной той ночью, когда пришла Хельга.

Антон медленно оглядел кухню, будто по-новой оценивая обстановку, и сел обратно. Я тоже села на самый краешек стула, запоздало отметив, что сидушка наполовину мокрая. Лестер потянулся за чаем Антона, хотя перед ним остывал собственный.

— И что там произошло? — Антон убрал руку с рукоятки пистолета, но продолжал следить за каждым движением Лестера. Тот преспокойно сделал глоток.

— А вот напрасно вы, кстати. Зеленый и правда вкусный. Хотя это все ароматизатор, конечно… Мда. Я знал, что в мире творится неладное. Что какая-то большая сила ищет сосуд, чтобы выплеснуться.

— И пришел, чтобы показать ей, куда это лучше сделать, — мрачно подсказала я.

— Обижаешь, моя радость!

— Прости. Конечно. Ты просто соскучился и заглянул на огонек.

— А почему нет? Может, я волновался после того, как ты исчезла на три года со своим красавчиком, — Антон напрягся, и я мысленно пожелала Лестеру врезаться мизинцем во все уголки тумбочек, которые есть в этой квартире. — Представь, я переживал о тебе!

— Ну и зашел бы на минутку! Но ты остался на всю ночь.

— Чтобы помочь тебе! Если помнишь, я сам чуть не… — он перевел дыханье. — Имей в виду, я не пошутил про пять минут. После того, как эта добрая старушка меня чуть не прикончила, мне вообще все тяжело дается. Я даже не знаю, останется ли у тебя голос.

— Хельгу ведь убили не в квартире? — спросил Антон. Он стал похож на настоящего участкового — не хватало только складного блокнота для записи показаний.

Лестер сделал нетерпеливый жест рукой, словно взмахнул платком.

— Откуда я знаю, где? Она появилась ночью, истекая кровью.

— Просто появилась, и все?

— Да. А ты где был в этот момент, господин телохранитель?

Так они до утра не закончат. Я снова встала, разглаживая несуществующие складки на промокшем платье.

— Лестер, скажи… Ты можешь оживить кого-то, кто очень глубоко заснул? Представить, что он проснулся, например?

Лестер так внимательно посмотрел на меня, что я почувствовала себя голой.

— Ты, похоже, не слышала, что я только что сказал. У меня сил не хватит даже вообразить тебе вкусное мороженое. А кого ты уже успела укокошить, моя радость?

Я открыла было рот, чтобы ответить, но он вдруг расплылся в улыбке:

— Смотри-ка, твоя мама пришла в себя.

— Вкусный чай? — спросила мама. — Ой, что это? Вера, ты разлила?

— Конечно, я, — пробурчала я под нос и, взяв кипу салфеток, наклонилась под стол, чувствуя, как тяжело стало дышать. В полной тишине я вытерла разлитый чай и поднялась. — Пойду переоденусь. Через минуту буду готова.

Коротко кивнув Антону, я вышла в прохладный коридор. Дышать по-прежнему было тяжело, но я заставляла себя делать короткие мерные вздохи. Когда-нибудь этот момент должен был настать. Момент, когда Лестер не может исправить то, что я наделала.

— Что за красавчик? — раздался за спиной голос Антона.

Я ускорила шаг.

Видимо, это и значит вырасти. Начать самой исправлять свои ошибки.

***

Моя комната напоминала музей. Ощущение было такое, будто только вчера я встала, заправила кровать, пристроила поверх одеяла красную подушку в виде сердца, собрала рюкзак и отправилась на дачу.

До сих пор не верится, что мама так легко поверила байке про стажировку. Неужели она даже не искала меня, не пыталась связаться все эти три года?

Я вздохнула. Смирись уже, Вера.

Занавески закрывали окна на две трети, обеспечивая полумрак и прохладу. На столе и книгах лежал толстый слой пыли. Я перевернула одну — учебник истории за девятый класс. Из него вывалились знакомые фотокарточки, засушенные цветы, реклама литературных курсов и сложенный вдвое пробный вариант ЕГЭ по истории за 2009 год. Если закрыть глаза, можно было представить, что я живу нормальной жизнью: поступила в Институт, хожу на пары, ношу необъятные толстовки и читаю “Грозовой перевал” на английском.

Я распахнула окно, впуская в омертвевшее пространство свежий воздух. В какой момент все пошло не так? Когда я встретила Лестера? Или попыталась умертвить живое существо? Или силой собственной души оживила психопата?

Лестер был прав. Никогда я не была нормальной. И без волшебной силы жить не могу. Иначе как объяснить, что не одна, так другая меня нашла?

Только эта, другая, похоже, постепенно делает из меня монстра.

Я открыла шкаф. В углу, зажатый между зачехленными пуховиками и шубой, ютился кафтан, похожий на те, что носили крестьянки в восемнадцатом веке. Конечно, шили его не два века назад и не у нас, а на фабрике в Китае. Монетки с рунами, украшавшие горловину, лишь отдаленно напоминали те, что носили в старину. Но ощущение, которое я испытала, надев его поверх обыкновенной блузки, заставило когда-то выложить за него все карманные деньги. Я погладила выпуклую гладкую вышивку, и вдруг неожиданная мысль обожгла меня. Что, если я действительно превращусь в чудовище?

— Время, — сказал Антон из-за двери.

Я достала с полки первые попавшиеся джинсы и футболку с Микки-Маусом.

— Иду!

В ящике с бельем нашелся черный лифчик. На прикроватной тумбочке лежала пара деревянных амулетов с ярмарок, в верхнем ящике — запасной телефон. Повинуясь внутреннему порыву, я стащила с пальца кольцо Эдгара и оставила рядом с расческой.

Готова. Нет, секунду. Я схватила старый вариант ЕГЭ по истории, сложила и сунула в задний карман джинсов. Вот теперь готова.

Я открыла дверь и наткнулась на Наума. Кот вытерпел от меня два поглаживания, а на третье лениво отпихнул лапой.

— Платье не забудь, — напомнил Антон.

— Петр Сергеич, а чай? — послышался из кухни мамин голос.

Он еле заметно вздохнул.

— В другой раз. Сейчас надо ехать в аэропорт, искать вещи. Без нас не найдут.

Мама появилась в коридоре. За ней семенил Лестер. Он застыл эдакой идеальной картинкой на фоне двери в ванную.

— Мы проверим насчет мошенников, — сказал Антон. — Свяжемся с вами. Номер я записал.

— Спасибо, Петр Сергеевич.

Я потрепала Наума за ухом и уже хотела идти, но Лестер обиженно воскликнул:

— А как же обняться на прощание?

Он шагнул ко мне, картинно разведя руками. От него ничем не пахло, как будто меня обнимал пластмассовый манекен. Только длинные волосы щекотали щеку.

“Смотри по сторонам, моя радость”, - прошелестел в голове тихий голос. — “Внимательно смотри”.

Лестер отпустил меня и на глазах превратился обратно в немощного слепого мужчину. Радужки глаз посветлели, тело сгорбилось, роскошные локоны потеряли объем. Только манеры никуда не делись: когда мы шли к лифту, он махал нам вслед, явно пародируя королевскую особу.

У минивэна Антон оглядел меня. Взгляд его задержался на груди.

— И долго это продержится?

— Что?

Я опустила глаза и уставилась в глубокий вырез, достающий Микки-Маусу до макушки. Под грудью что-то мешало. Я быстро проверила. Поролон.

Шутник хренов.

— Блин! У тебя все на месте?

— В смысле? — Антон охлопал себя ладонями. — У меня все… Твою мать.

Он достал пистолет и потряс им в воздухе. Внутри что-то прокатилось и гулко звякнуло. Я узнала звук даже раньше, чем Антон вытряхнул пульки — у меня в детстве были игрушечные пистолетики.

Не сказав ни слова, Антон забрался в минивэн.

***

Надпись «Летняя Дева» со всех сторон окружали бело-розовые цветы сакуры. Вокруг расплескалась зелень, скрывая низкие домики исторического центра. Минивэн был явно больше парковочного места, но нам удалось встать так, что бампер не касался впереди стоящей машины. Антон заглушил мотор, но почему-то не торопился выходить.

— Я всегда хотел остаться с мамой подольше, — негромко сказал он. — Нас у нее было трое. Ванька самый младший. Я старший.

А я думала, мы спешим, подумала я. Но вслух сказала другое.

— Где еще один брат?

— Пил много. В итоге загнулся. Цирроз печени, — ровно ответил Антон, но за его спокойствием я различила нотку горечи. — Так что последнего брата надо спасти, — закончил он.

— Конечно. Я сделаю все, что смогу.

Убедившись, что вместо патронов в магазине по-прежнему пульки, Антон все-таки поднял на меня усталые глаза.

— Пока просто соблюдай правила.

— Какие?

— Правило первое, — он загнул палец. — Юле не перечить. Правило второе: ее мальчиков не уводить.

Я хотела возразить, что ни один мальчик не заинтересует меня после той истории, которую наверняка в подробностях рассказал ему Лестер, но Антон кивнул на мой вырез.

— Они не слепые. Пошли.

Глава 9

Дверь в студию оказалась такой тяжелой, что открыть ее у меня не вышло. Антон хмыкнул и потянул на себя, пропуская меня вперед.

Внутри как будто взорвалась канистра с красками. Стены буквально оглушали сияющей белизной, в то время как в кадках на полу оранжевым, желтым и красным полыхали диковинные цветы. Палитру довершала лакированная темно-вишневая стойка в углу.

Я протерла глаза. Ощущение было такое, будто на меня накричали цветом.

— Вы на пробный урок? — спросила миловидная девушка за стойкой и ослепительно нам улыбнулась.

Губы у нее были такие же пунцовые, как облегающее платье с глубоким вырезом.

— Мы к Юле, — сказал Антон.

Девушка расцвела.

— Значит, на бачату?

— Нам поговорить с ней нужно, а не плясать.

— Тогда приходите через полтора часа, — невозмутимо ответила мисс Улыбка.

— Понятно, — Антон отошел от стойки и достал из кармана черный мобильник.

Он уже начал вызов, когда девушка спокойно сказала:

— Если у вас к ней дело, и вы прервете тренировку…

«То про Ваню она даже не станет слушать», — закончила я про себя и шагнула вперед.

— Мы на пробный урок.

Антон развернулся на пятках. Он стоял так близко, что наша разница в росте была особенно заметна — мне пришлось задрать голову, чтобы встретить его мрачный взгляд. Сам же сказал — младшего брата надо спасти.

Девушка заулыбалась снова, хотя казалось, еще шире растянуть губы невозможно.

— Отлично! Вы быстро вольетесь. Сменка есть?

Я покачала головой.

За нами в студию впорхнула юная Мерилин Монро в белом платье с воланами и двое парней в черных футболках, чем-то напоминающих проводников: такие же крепкие и плечистые, с густой каштановой шевелюрой. Оба были в модных затемненных очках.

Парни подошли к стойке.

— Мы к Юле, — хором заявили они.

— Добро пожаловать в “Летнюю деву», мальчики!

— Где она?

Антон оттянул меня за локоть в сторону.

— Тебе мало экстрима в жизни? — прошипел он.

— Мы и так потеряли время!

— Так давай потеряем его еще здесь. Юля проводит пробные уроки, чтобы… — он понизил голос до еле слышного шепота, — набрать себе новых сладких мальчиков. Ты ей там не сдалась.

— Зато она мне сдалась, — ответила я, внутренне радуясь, что голос по-прежнему со мной.

Ужасно неудобно было спорить фразами в блокноте.

Я отошла к противоположной стене, где в несколько рядов висели сертификаты в золотых рамках на имя Юлии Смирновой. “За вклад в развитие социальных танцев”, “Кубок чемпионата России по бальным танцам, «Первое место среди мастеров спорта». Либо эта Юля танцует с младенчества, либо ей не так уж мало лет.

В студию вкатилась кругленькая девушка габаритов настолько внушительных, что могла бы закрыть собой обоих близнецов сразу. Руки ее покрывали татуировки — черепа, обвитые плющом и цветами. Даже на груди красовался череп в россыпи драгоценных камней. Там, где не было татуировок, тело ее пересекали складочки. Они были везде: на обтянутым футболкой животе, на локтях, шее и даже на веках.

— Кристиночка! А ты куда? — оживилась рецепционистка.

— Привет, Марьяша. К Юле.

— Там сегодня поддержки, — лучезарно улыбнулась Марьяша, блестя сочными губами.

Я повернулась к Антону.

— Что такое поддержки?

— Понятия не имею.

Распахнулась дальняя дверь, и в проеме показался проводник из поезда. Одет он был так же, как в первую нашу встречу: белая рубашка расстегнута на груди, широкий стеганый ремень держит до неприличия низко опущенные брюки.

— Заходим, граждане, заходим! — тем же зычным голосом, каким просил билеты, объявил он. — Все жаждущие и страждущие приглашаются на бал.

Тут он заметил Антона и на мгновение застыл. Потом увидел меня, и лицо его из настороженного стало довольным, как у сытого кота.

— Какие люди! Новичкам дорогу. Прошу, — он отступил, пропуская меня и Антона в зал.

Мы вошли, и за нами потянулись остальные. Зал купался в потоках жидкого золота. Свет от электрических ламп отражался в громадном зеркале на стене и смешивался с солнечным из узких окон под потолком. Паркет сверкал так, что было больно глазам.

— Проходим, мальчики и девочки, проходим, — командовал проводник. — Привет, Кристиночка, душа моя. А ты чего жмешься, белое платьишко? Вставай в первый ряд. Со мной плясать будешь. Охранник, отлипай от стенки. И барышню свою отлепляй, пусть ближе подходит. Мы не кусаемся.

Когда глаза привыкли к свету, я разглядела пару у зеркала. Это были Юля и Тёма. Юля выглядела так же безукоризненно, как на телеэкране. Красное платье с плисированной юбкой очерчивало миниатюрную фигуру, ноги украшали золотые туфельки, тщательно уложенные волосы едва доставали до середины шеи, а неестественно прямая спина наводила на мысли о корсете.

Тёма стоял чуть поодаль, сцепив руки за спиной и выставив вперед ногу. В зале с зеркалами и лампами он смотрелся удивительно гармонично и, слава всем богам, больше не напоминал мне Эдгара. Белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, облегала торс, как вторая кожа. Волосы были забраны в низкий прилизанный хвостик.

Юля оглядела зал с благодушным видом, ни на ком особо не задерживаясь. Даже если она узнала Антона, виду не подала. Она едва заметно кивнула проводнику, и тот заговорил:

— Позвольте представить: мастер спорта по бальным танцам, хозяйка студии, преподаватель и просто мисс Совершенство Юлия Смирнова.

— Спасибо, Леша — благосклонно произнесла Юля. Голос у нее оказался грудной, с высокими нотками. — Сегодня нас ждет необычный урок. Мы сосредоточимся не на технике и шагах, а на отношениях между партнерами. Поэтому вместо разминки предлагаю вам сразу встать в пары. Будьте добры, два круга.

Все задвигались, рассредотачиваясь по залу. Антон отступил от меня с отсутствующим видом, образуя внешний круг вместе с другими парнями. Слева от меня встала толстушка, справа — девушка в джинсах и тунике, которую я раньше не заметила.

— Леша, сегодня ты будешь моим партнером.

Проводник, успевший пристроиться напротив пышечки и даже закатать рукава, картинно поклонился, взмахнул воображаемой шляпой и занял место Тёмы. Тот молча встал наискосок от меня. Я опустила глаза, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом.

— Если танец — это история, то движения — слова, которыми мы ее рассказываем, — начала Юля. — Каждый из партнеров рассказывает свою часть. Нет более или менее важного, есть только определенная роль. Сделайте шаг к партнеру.

Леша галантно предложил ей руку, и она сама шагнула к нему, качнув пышной юбкой.

Я подошла к Антону. Он нехотя протянул мне свою натруженную ладонь с короткими пальцами.

— Кто из вас сделал первый шаг? Насколько близко вы оказались? Кто первый подал руку? Все это — часть вашей истории, — продолжала Юля. — Теперь посмотрите в глаза партнеру. Пусть этот человек на ближайшие минуты станет центром вашего мира.

Антон сцепил зубы и мельком глянул на меня.

— Попробуйте, не говоря ни слова, сделать шаг в каком-либо направлении. Вам нужно понять, куда двигается партнер, и последовать за ним.

Сама Юля едва заметно подалась влево вслед за мускулистым Лешей. Антон кивком головы показал «право» и потянул меня за руку, тут же столкнувшись с Темой — тот, видимо, выбрал «лево».

— Смотри, куда идешь, — процедил Антон.

Тёма не ответил и просто отошел. За нами столкнулись еще несколько человек.

— А в какую сторону идти-то? — спросил парень в роговых очках, похожий на профессора. — Вы не сказали.

— Конечно! — Юля просияла. — Правило первое: за безопасность дамы отвечает мужчина. Этот вопрос, — она указала своим наманикюренным пальчиком на очкарика, — вы должны были задать до того, как впечатали свою даму в соседа.

Я обернулась. Партнерша очкарика, нимфа в белом платье, загадочно хлопала ресницами.

Антон рывком вернул меня на исходную позицию. Да что с ним такое?

— Теперь я, так и быть, скажу вам, в какую сторону идти. Мужчины двигаются влево, дамы вправо. Мужчины, — обратилась она, и голос ее стал звонче. — Поднимите левую руку.

Антон закатил глаза, но руку поднял.

— Левую, зайчик, — поддел Леша. — Где лево, помнишь?

Парень в очках быстро поменял руки.

Юля продолжила:

— Базовый шаг — восьмерка. Четыре счета в одну сторону, четыре в другую. Я считаю, вы смотрите, — она кивнула Леше. — Медленно. Раз — шаг, два — приставили, — они синхронно сделали два шага в сторону, чуть согнув колени. — В другую сторону: раз — шаг, два — приставили. И еще раз…

Под размеренный счет можно было уснуть. Я глубоко вздохнула, чувствуя всю усталость этого дня. Сначала ранний подъем. Потом Ваня. Поездка в душном минивэне рядом со взвинченным Антоном. Лестер. Общение с мамой. Мне ведь еще нужен повод не возвращаться к ужину… Что бы такого придумать. Не нашла багаж? Потерялась в городе? Улетела обратно в Америку?

— Пробуем без музыки. Мальчики налево, девочки направо, — пробасил Леша и начал считать.

Чтобы не сбиться, я закрыла глаза. Антон шагал четко, как на полигоне. Я просто шла за ним, стараясь отключиться от громкого голоса, который наполнял помещение так же осязаемо, как влажный воздух. Моя еще недавно свежая до хруста футболка начала прилипать к спине, за пояс джинсов медленно ползла капля пота.

— Очнись, — тихо сказал Антон. — Она на тебя смотрит.

— И что? — так же тихо спросила я.

Антон не успел ответить — Юля подошла к нам. Ощущение было такое, будто ко мне приблизился горящий факел.

— Посмотрите на эти две пары, — сказала Юля, и только тогда я позволила себе обернуться.

Вблизи она выглядела старше, чем на телеэкране. Кожу на лице пронизывали нитевидные морщинки, делая его почти изможденным. На худых запястьях выпирали острые косточки. Если эта женщина была воплощением лета, то лета горячего и сжигающего все живое.

Одной рукой Юля указывала на нас с Антоном, другой на Тему, который едва касался упитанных пальцев Кристиночки.

— Две пары. В одной девушка закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать партнера. Партнер, — она кивнула на Антона, который недовольно переминался с ноги на ногу, — не попадает в счет. Она не попадает вслед за ним. Это и значит следовать в танце — вы танцуете не с музыкой, не со своим чувством ритма, а с человеком.

Кто-то разочарованно вздохнул. Юля продолжила:

— А вот другая пара. Оба танцуют хорошо, оба слышат музыку, но двигаются слишком по-разному. У одного шаг короткий, — я невольно покосилась на ноги Кристиночки, похожие на винные бочки. — У другого длинный. Оба шагают в такт, но каждый по-своему. Вопрос: какая пара танцует лучше?

Я почти не удивилась, услышав голос очкарика:

— Конечно, вторая.

— Почему?

— Это очевидно. Можно найти партнера, который будет делать одинаковые с тобой шаги, но чувство ритма не отрастишь.

Юля вскинула брови. Что-то неуловимое мелькнуло в ее лице, отчего я подумала: парню следует осторожнее ходить по улицам, следя, чтобы какая-нибудь веточка, свесившаяся с дерева, случайно не обвилась вокруг его горла.

— Ну что ж, я спрошу еще раз в конце урока. Меняемся, — звонко скомандовала Юля и вернулась к Леше.

— Меняемся, — бодро подхватил он. — Девочки стоят, мальчики идут по часовой стрелке. Не спать, не спать!

Антон сжал мне на прощанье ладонь и направился к другой девушке. Ко мне уже тянулись цепкие пальцы всезнайки в роговых очках. Следующий час я только и делала, что пыталась успеть за чужим счетом и не дышать слишком глубоко, чтобы не вдыхать запах пота. К тому моменту, как ко мне подошел Тёма, я хотела одного — забиться в угол зала и сидеть там, не двигаясь и не повторяя бесконечные восьмерки. А еще чтобы ни один распаренный парень не тащил меня за собой, как котенка на веревочке. “Раствориться в партнере” больше не вышло — меня так крепко хватали за плечи и запястья, что даже просто закрыть глаза было страшно.

Тёма протянул мне руку, и я увидела свежий розовый шрам на его ладони. От парня пахло мятной жвачкой и хвоей. Не знаю, как ему это удалось, но белая рубашка после часа занятий осталась свежей, как только что из сушилки.

— Последний круг! — сообщил Леша.

Я со вздохом вложила руку в протянутую ладонь. Заиграла музыка, и Тёма начал двигаться, ненавязчиво увлекая меня за собой и держа за кончики пальцев. То ли потому, что он не давил, то ли благодаря его мастерству, но шаги у меня быстро из вялых и медленных превратились в легкие и ритмичные. После пары восьмерок Тёма без слов предложил вторую руку, и я с благодарностью ее приняла.

Надо извиниться перед ним за тот инцидент в поезде, пока у меня есть голос.

Тёма мягко повернул меня, как Леша поворачивал Юлю, и я не удержалась от комплимента:

— Ты здорово двигаешься!

Он спрятал улыбку.

— Спасибо.

— Давно танцуешь?

— Тринадцать лет.

От неожиданности я споткнулась, и Тёма осторожно поддержал меня под локоть.

— Ничего себе! Ты, наверное, и сам уже…

Я хотела сказать, что он наверняка мог бы вести этот урок без Юли, но промолчала.

Леша вдруг хлопнул в ладоши.

— Отлично справились, мальчики и девочки! Очкарик, отлепись от партнерши! Сюда слушаем. Ушами, зайчик, ушами, а не тем, чем ты обычно слушаешь музыку!

Очкарик нехотя отпустил свою нимфу в белом платье. Тёма отступил от меня, и рядом образовалась почти физически ощутимая пустота.

— Так что теперь переходим к сложной части нашего кордебалета. Поддержки, дамы и господинчики, смотрим, наслаждаемся, запоминаем! — Леша с легким поклоном подал Юле руку. — Миледи.

Стоило ей протянуть свою крошечную ладошку, как Леша крутанул ее и тут же, отставив ногу и сильно отклонившись в сторону, принял на себя ее вес. Юля прижалась к его бедру, элегантно задрав ногу и сверкнув золотым ремешком.

Я невольно ахнула. В зале было жарко, как в сауне. Джинсы у меня давно приклеились к ногам, футболку было впору выжимать, из-под поролона в лифчике бежали влажные струйки, а они хотят, чтобы мы изобразили… Вот это самое.

— Покажите еще раз! — послышалось со всех сторон.

Фигуру повторили медленнее. Юля двигалась отработано и гладко, словно и вовсе не касалась пола, и растекалась по боку Леши безукоризненно ровной красной линией. Вот точно у нее корсет под платьем.

И точно я никогда в жизни это не повторю.

— Девушки, вы не должны полностью ложиться на партнера, — словно в ответ на мои мысли, заговорила Юля, не меняя позы, — никогда не теряйте точку опоры. Ваша нога твердо стоит на земле. Ваш пресс напряжен, — она провела пальцами по плоскому животу под платьем. — Только вы удерживаете себя в этом положении.

На мгновение в зале воцарилась тишина, а потом сразу несколько голосов начали доказывать, что для первого занятия это слишком.

— Так и быть, так и быть, — согласился Леша, явно забавляясь реакцией учеников. — Разрешаю вам выбрать партнеров по весу. Кристиночка, душа моя, я подхвачу тебя, если охранник не справится. Веришь? Ну, встаем. Мальчик слева, девочка справа. Мальчики, говорю, слева, очкарик, а не сзади! Имей терпение, не на людях!

Все рассыпались по залу. Один из близнецов пристроился за девочкой в тунике, видимо, расценив, что она легче других, второй встал неподалеку от Юли, поглядывая на нее из-за очков с видом изнывающего от жажды пса. Танцевать он явно больше ни с кем не собирался — не иначе, ждал возможности заменить Лёшу. Антон, для проформы спросив Кристиночку, направился ко мне, но Тёма и не думал уходить.

— Я могу показать еще раз, — предложил он. — Это не сложно.

Я сама не заметила, как моя рука уже привычно скользнула в теплую ладонь. Тёма повернул меня спиной к Антону, но теперь я через весь зал смотрела на Юлю, а она на меня, и ничего дружелюбного в этом взгляде не было. Через восемь счетов я оказалась там, откуда начиналась “поддержка”, и почувствовала, как рука Тёмы легла на талию.

Дышать стало нечем. Я мельком проверила — вырез футболки никуда не делся, но ощущение было такое, будто на меня напялили водолазку с колючей горловиной. Хотелось содрать ее, но под пальцами была пустота.

— Кажется, я…

— У тебя получится, — подбодрил Тёма. — Попробуй, — он отставил ногу и несильно потянул меня за собой. — Не переживай, ты совсем не тяжелая.

Он отклонился в сторону, и у меня подкосились ноги — наверное, от жары и усталости. Я тряпочкой сползла Тёме в руки и запоздало подумала, что не стоит доверять человеку, которому есть, за что тебе мстить. Я же ранила его в поезде…

Мысли замедлились и загустели, как сладкий сироп. Последняя была почему-то о том, что Антон точно удержал бы меня. Он только с виду такой… хлипкий? Простой? Посредственный? Нужное слово никак не находилось. Лампочки над нами мигнули золотом, а потом все стерлось. Мир погрузился в тишину.

***

Сон

Из-за деревьев видно, как блестит и переливается ручей в бликах закатного солнца. Тихо поет он нежную песнь, зовет меня подойти ближе. Я бреду по петляющей тропинке, утопая босыми ногами в мягком ковре из хвои и листьев. В груди разливается тихая радость, в ушах звенит серебряный перелив.

Высоко в небе раздаются взбудораженные голоса, напоминая о том, что я так долго хотела забыть.

— Она не дышит.

— Выйди вон, если молчать не можешь! Я почти закончила.

Ручей журчит совсем близко. Ноги утопают во мхе. Из-за дерева на берегу появляется знакомый силуэт. Рукава сорочки закатаны до локтей, мускулистые руки человека, привыкшего к физическому труду, сложены на груди. Тень скрывает лицо, из всех черт выделяя только квадратный подбородок с ямкой.

Наконец-то. Наконец-то я сделаю все правильно.

Кто-то трогает меня за плечо. Нет! Не мешайте. Не сейчас, когда я наконец его нашла. Мне нужно к дубу на берегу. Или это клен? Какая разница. Главное, ближе к нему — и заодно подальше от неугомонных голосов.

— Она не просыпается.

— Дай ей время.

— Какое к матери время! Она может исчезнуть.

— Исчезнуть?

— Вера, не смей снова это делать!

Почему я все еще их слышу? Здесь должны остаться только мы вдвоем с Эдгаром.

— Ну-ка расскажи.

Ветерок ласково треплет волосы, ручей призывно сверкает на солнце. Я иду, не останавливаясь, не позволяя себе даже перевести дыханье. Блики на воде ускользают, заросший берег смещается. Один Эдгар как будто не двигается и не становится ближе. Как застывшая картинка. Тяжелые изумрудные кроны цепенеют на фоне розовато-сизого неба. Если они не двигаются, то откуда ветер?

— Она может поверить во что-то, и это случится. Когда-то она она поверила, что ее и ее парня больше нет на свете, и они исчезли.

Я останавливаюсь у ближайшего дерева. Пальцы гуляют по шершавым рытвинам, больше напоминающим поры. Под слоями коры едва ощутимо пульсирует жизнь. Хотите вытащить меня отсюда? Правды хотите? Ну получайте.

Ладонь прижимается к коре, и из самого моего нутра выливается холод, змеей сворачиваясь в сердцевине ствола.

— Не смей, — звучит женский голос, прозрачный и острый, как стекло, и небо надо мной идет трещинами.

Ручей растворяется в тумане, солнце меркнет. Моих губ касаются прохладные мягкие губы, и я просыпаюсь.

***

— Не смей брать жизнь в мое время.

Надо мной склонилось красивое лицо в обрамлении платиновых волос. В ушах подрагивали сережки-капельки. Юля позволила мне рассмотреть крошечные морщинки под слоем тональника, тонкие черные стрелки в уголках глаз и отстранилась. Рядом тут же возникло тревожное лицо Антона.

— Живая?

Я неуверенно кивнула. Тело было тяжелое, как после долгого заплыва. По ощущениям я лежала на чем-то мягком. Под головой точно была подушка, под ладонями — ворсистая поверхность. Похоже на диван.

— Я, что, упала в обморок? — сипло спросила я.

Голос на месте. Уже что-то.

Я приподнялась на локте и огляделась. Небольшая комната утопала в грифельных тонах, под потолком горела единственная лампа, распространяя мягкий свет. В одном углу стоял стол, в другом — глубокое изумрудное кресло. В кресле, скрестив руки под подбородком и остановив на мне задумчивый взгляд, сидел Тёма. Рубашка на нем уже не казалась свежей, взмокшие пряди, выбившиеся из хвостика, прилипли ко лбу.

— Типа того, — Юля обошла стол, села в крутящееся кресло и закинула ногу на ногу. Пышная красная юбка платья задралась к худым натренированным бедрам. — Но уже все хорошо. Я тебя вытащила.

Вытащила? Я нашла глазами Антона, но его лицо превратилось в восковую маску. Убийца Хельги нашел меня? Или это действительно был обморок?

Я попробовала сесть, но потолок закружился перед глазами.

— Как там эта новенькая, оклемалась? — дверь распахнулась, и в комнату ввалился Леша, на ходу расстегивая рубашку. — Жрать хочу, не могу! Ого, — он остановился на пороге. — Я что-то пропустил?

Юля и Антон одновременно качнули головой, Тёма вообще не пошевелился.

— Как прошел остаток урока? — поинтересовалась Юля.

— В лучшем виде, — Леша подошел и быстро прижал ее маленькую ручку к губам. — Тебя очень не хватало.

Так. Здесь определенно становилось слишком людно. Лучше задам свои вопросы Антону наедине — и заодно глотну свежего воздуха.

Я спустила ноги с дивана. Комната опасно накренилась, и мне пришлось прижать лоб к коленям, чтобы унять головокружение. Чья-то широкая ладонь опустилась на затылок.

— Не вставай.

От голоса Антона стало легче. Я сделала несколько глубоких вдохов через нос, как он учил, и попыталась расслабить плечи.

— Все нормально, — выдавила я, изо всех сил игнорируя тот факт, что комната угрожающе покачивалась даже с закрытыми глазами. — Скоро пойдем.

Дышать. Вдох, выдох. Было бы немного проще, если бы на меня не пялились симпатичный парень и женщина, могущественнее которой сейчас, кажется, нет никого во вселенной. Но это мелочи. Все идеально не бывает.

— Воды? — Леша протянул мне прозрачную пластмассовую бутылку.

Я хотела взять ее, но Антон чуть не выбил бутылку у него из рук.

— Да ты больной, что ли? — вскинулся Леша.

— Это ты ко мне пришел! — перебил его властный грудной голос. От Юли исходил такой нестерпимый жар, что на долю секунду мне захотелось содрать с себя одежду вместе с кожей. — И ты думаешь, я или кто-то из моих людей отравил девчонку прямо здесь?

Я снова уткнулась в колени. Ну да, она имеет в виду, что никто не гадит дома. Сентиментальности этой женщине не занимать.

— С ней все было в порядке перед началом урока, — с вызовом заявил Антон.

— Откуда ты знаешь?

Неужели ему не жарко? Я вытащила бутылку из сомкнутых пальцев Леши и с третьей попытки открутила синюю крышечку. Вода была самая обычная, без вкуса и запаха. Если Юля намекает, что кто-то отравил меня еще до пробного урока… то Лестеру стоит подумать о переезде. Например, в другую галактику. Потому что кроме его чая я ничего не пила.

— Со мной и сейчас все в порядке, — пробурчала я, сделав глоток.

Юля положила свою крошечную ручку с ярко-красными ногтями на столешницу, и жар немного притупился.

— Кто знает, — веско произнесла она. — Сейчас, Вера, тебе в любом случае надо отдохнуть. Посиди с нами в пиццерии, заодно придешь в себя. Поболтаем, познакомимся поближе. С Хельгой мы так и не нашли общий язык… — я услышала, как Антон еле слышно вздохнул. — А с тобой давай попробуем.

Леша кивнул.

— Понял. Забронирую столик. Кристина ждет внизу. Там все и познакомимся. Что-то еще?

Юлина рука продолжала тихонько поглаживать столешницу, и я заметила, что от ее ладони исходило едва заметное золотое сияние. Сигнал был яснее некуда: пока мы на ее территории, делать будем то, что она скажет.

Ладно. Нам все равно нужно спросить про Ваню.

— Хорошо, — протянула я и сама услышала, как жалобно прозвучал мой голос.

— Ну вот и славно, — заключила Юля.

— Что вы кислые такие, я не пойму, — лавируя между ней и диваном, Леша пробрался к тумбочке под столом, достал оттуда сложенную рубашку и без предупреждения пульнул ею в Тёму. — Очнись, спящая красавица!

Тот вздрогнул от неожиданности, но рубашку поймал.

— Что?

— Отомри, говорю. Игра ”море волнуется” закончилась.

Я впервые за все время взглянула на Тёму — и вдруг увидела, что рукава его рубашки так же небрежно задраны до локтей, как у Эдгара в моем видении.

Мне точно нужно на воздух.

— Мы подождем внизу, — произнесла я, тщетно пытаясь подняться. — Спасибо за приглашение.

Антон без слов подставил мне ладонь, и я благодарностью на нее оперлась.

— Ну слава яйцам! Овации, рукоплескания, фанфары. Ждем! — стараясь не задеть Юлю, Леша перегнулся через стол и сделал то, что давно пора было сделать — открыл окно.

***

Антон молчал всю дорогу до кафе. Впереди рядом с Юлей бодро семенила Кристиночка, дальше шли Тёма и Леша. Мы замыкали шествие. Я шагала рядом с Антоном, стараясь попадать в такт его широким шагам и пыталась осмыслить все, что произошло за последние сутки. Список выходил впечатляющий. Я примерила наряд Зимней Девы. Заморозила бедного Ваню. Узнала, что Лестер и Наум поселились у меня дома. Встретилась с мамой. Получила назад свой голос. Потанцевала с девятью бездарными танцорами и одним талантливым. Познакомилась с Летней Девой. Увидела Эдгара и ничего ему не сделала. Не продвинулась с помощью Ване. Не извинилась перед Антоном.

Я кинула на него быстрый взгляд. Невозмутимый и мрачный, в черной футболке под черной курткой даже в июльский вечер, он шагал, опустив голову и плечи. Я понятия не имела, о чем он думал — не иначе снова злился, что мы тратим время.

Вечер был теплый и безветренный. Нагретый за день воздух гладил кожу. Я в сотый раз проверила вырез — пока он на месте, со мной останется голос — и прислушалась к обрывкам разговора Кристиночки и Юли.

— Близнецы все время спрашивали, куда делся тренер, — пожаловалась Кристиночка.

— Пришлось назначить им дополнительную тренировку на следующую неделю, — ядовито добавил Леша. Он несильно ткнул Тёму в бок, не вынимая рук из карманов брюк. — Мы с тобой уже не справляемся.

— Еще что? — спросила Юля.

— Говорят, если еще неделю не будет дождя, урожай погибнет с вероятностью шестьдесят девять процентов, — осторожно сказала Кристиночка, заглядывая ей в лицо. — Последний раз поливало десять дней назад. Просят дождь.

— Дальше.

— В тридцати километрах от черты города загорелся лес. Пока потушили. Обгорел пожарный, других жертв нет. Им бы дождичка. Хорошего.

Юля не ответила. В наступающих сумерках ее фигурка в красном платье едва заметно светилась мягким рассеивающим светом, ладони обволакивало мерцающее золотое сияние. Я хотела спросить Антона, видит ли он то же, что я, но мы уже, оказывается, пришли.

Внутри кафе оказалось полупустым. Стены отливали кроваво-красным, вместо люстры по углам горели настенные лампы в виде факелов. Официантка провела нас за круглый стол, окруженный скамейкой. Все сели. Я оказалась зажата между Антоном и Кристиночкой, напротив уселись Юля, Леша и Тёма.

— У нас свежайшая пицца Салями, только из печи, — защебетала официантка с таким толстым слоем макияжа, что он как будто жил отдельно от ее лица. Обращалась она почему-то большей частью к Тёме. — Еще есть свежая Маргарита, Пепперони, Гавайская…

— Меню, девушка, — подсказала Кристиночка. — У вас же есть меню?

Официантка поджала ярко накрашенные губы.

— Сейчас принесу.

Когда она ушла, Кристиночка повернулась ко мне. Череп на ее груди уставился пустыми глазницами мне прямо в лоб.

— Мы так и не познакомились. Тебя Вера зовут, верно? Бедолага, так неудачно получилось! Как себя чувствуешь?

— Хорошо.

За исключением того, что я умирала с голоду, чувствовала я себя действительно неплохо. Головокружение прошло, как только я вышла из студии. Не иначе, свежий воздух.

Кристиночка пожевала пухлыми губами.

— Ты отлично двигаешься!

Леша уронил голову на сложенные руки.

— А еще более скучных тем для разговора вы не могли придумать, девочки?

Юля сделала ему знак замолчать.

— Что тебе известно о Великих Девах?

Я с надеждой взглянула на Антона, но он был чрезвычайно занят рассматриванием орнамента на противоположной стене.

— Ну… они регулируют погоду? — неуверенно спросила я.

Леша чуть не подпрыгнул на своем месте.

— Двойка тебе, Антонио! — он хлопнул ладонью по столу у Антона перед носом. — Даже не просветил бедняжку. Смотри, заменят тебя!.. Ты же знаешь, что не обязана оставаться с ним, Вера?

Антон глянул так, что на месте Леши я бы уже уносила ноги. Или по крайней мере пересела бы за соседний столик.

— Ты можешь выбрать себе нового… помощника, — негромко проговорил Тёма, и последнее слово прозвучало в его устах, как что-то интимное. — Если хочешь.

На секунду взгляды наши встретились, и грусть в его глазах окатила меня, как вся вода мирового океана.

Прекрати на меня так смотреть.

Хотя на самом деле лучше бы это я прекратила замирать каждый раз, когда на мне останавливался взгляд печальных серо-зеленых глаз.

— Мне не нужен новый помощник, — как можно более нейтрально отозвалась я.

У столика возникла официантка со стопкой меню в кожаных обложках, и все повернулись к ней. Я незаметно выдохнула.

— Могу предложить вам напитки? — прощебетала она.

— Предлагайте, девушка, и побольше! Нас мучает жажда, — с готовностью отозвался Леша.

На шестерых заказали два кувшина домашнего лимонада и три пиццы. Официантка записала заказы, кинула последний загадочный взгляд на Тёму и удалилась.

— Сколько тебе лет? — без предисловий спросила Юля.

— Двадцать.

Леша тихо присвистнул.

— Это очень мало… — задумчиво протянула Юля.

— Для чего?

Но она не ответила.

— Ты знаешь, почему Хельга тебя выбрала?

“Потому что ей срочно понадобился кто-то настолько же безжалостный, как она”, мрачно подумала я, а вслух сказала:

— Понятия не имею.

— Уверена?

— Да тут же все ясно, как божий день! — встрял Леша. — Ты посмотри в ее глаза! Я в них не то, что грозовые тучи, я там свою смерть вижу!

Я оторопела.

— Я весь урок только и думал, что она меня сейчас заморозит, — пожаловался он. — Или придушит. Извини, Вера, ничего личного, но взгляд у тебя реально тяжелый.

За столом повисло молчание. Юля постукивала ногтями по столу. Лицо и тело ее оставались расслабленными, но в глазах мелькнула озабоченность.

— Хельга всегда говорила, что отдаст свою силу не раньше, чем замерзнет ад.

— Может, он уже замерз? — я в упор посмотрела на Лешу, и тот поежился.

В этот момент вернулась официантка с напитками. Не зная, что еще сказать, я прильнула к стакану с водой и, кажется, что-то пропустила, потому что когда подняла голову, Тёма с виноватым видом вкладывал девушке в руку клочок бумаги.

Юля вдруг оживилась.

— А хочешь, я покажу тебе свою силу? — предложила она, и глаза ее заблестели в приглушенном свете. — Антон, наверное, мало успел рассказать… А ты покажешь, чему уже успела научиться. Или что умела до этого. Давай?

Румянец тронул ее впалые щеки, сережки-капельки сверкнули в красноватом свете зажженных ламп. Мне пришлось сделать усилие, чтобы не отстраниться. Вот ради чего она это затеяла. Чтобы собственными глазами увидеть мое волшебство.

Неужели она думает, что оно достается мне бесплатно?

Перед нами поставили несколько исходящих паром пицц, таких горячих, что сыр еще скворчал. У меня скрутило желудок. Неопределенно кивнув ей, я потянулась к пицце. На время все замолчали. Кристиночка только что не урчала от удовольствия, вгрызаясь в свой кусок. Леша сосредоточенно жевал. Юля изящно пила воду через трубочку. Антон и не думал притрагиваться к еде. Тёма сидел молча и только изредка глотал лимонад.

Я вытерла пальцы салфеткой.

— Готова? — спросила Юля.

Понятия не имею, к чему мне надо было готовиться. Я думала, Юля заставит какой-нибудь бутон раскрыться, но она и не оглянулась на цветы.

— Показываю один раз. Мы с тобой хоть разных полюсов, и сила у нас разная, но природа у нее одна. Я — тепло, свет, жизнь, ты — холод, спокойствие, сон. Ты погружаешь мир в сон, чтобы он пережил холода. Я его пробуждаю.

— Весна его пробуждает, — проворчал Антон. — Не приплетай Ефросинью.

— Какой ты нудный! — Юля капризно надула губы. Но быстро переключилась: — Тёма, будешь моей моделью.

Тёма как будто не удивился. И, беззвучно вздохнув, потянулся к вороту рубашки.

— Юля, можно мне? — встрял Леша. — Мне все, что ты делаешь, в радость.

Он начал расстегивать пуговицы даже раньше, чем она ответила. Обнажилась грудь с порослью кудрявящихся волос, под которыми угадывался шрам — красноватый контур маленькой ладони.

То есть меня он боится, а вот этого — нет?

Я покрутила головой. В кафе кроме нас осталось всего несколько человек, но никто не обернулся. Официанты так и вовсе испарились.

Леша поднес Юлину руку к губам и прижал к груди почти точно поверх шрама.

— Прошу тебя.

Я оглянулась на Антона, но тот с отсутствующим видом рассматривал завядший цветок на соседнем столе.

— Мой преданный мальчик, — Юля погладила Лешу по щеке, но сбить ее с толку было не так-то просто. — Не сегодня. Тёма, я жду.

Тёма покорно кивнул. Ему пришлось поменяться местами с Лешей, мне — с Кристиночкой. Буднично, словно ему приходилось это делать десятки раз, и ни на кого не поднимая глаз, Тёма расстегнул рубашку. На его груди белел такой же шрам в форме ладони, как у Леши.

— Возьми меня за руку, — Юля протянула мне свою маленькую ладонь. — Постарайся почувствовать, что я буду делать.

Я бросила последний отчаянный взгляд на Антона. Таковы правила этого мира? Каждый делает, что хочет, потому что сильнее, а мы смотрим и не вмешиваемся?

Сложив руки на груди и отвернувшись, насколько позволяло узкое пространство между скамейкой и столом, Антон с величайшим вниманием разглядывал цветок. Леша выглядел обеспокоенным. Кристиночка прилипла взглядом к обнаженному торсу Тёмы и облизывала сухие губы. Судя по виду, для полного счастья ей не хватало только попкорна. Сам Тёма смотрел прямо перед собой, глубоко дыша и, видимо, прекрасно зная, что его ждет.

Юля накрыла рукой старый шрам на его груди.

— Готова?

Я сглотнула и взяла ее протянутую руку, хотя внутри у меня все просто вопило.

— Слушай, — начала Юля, и голос ее снова сделался глубоким и грудным, как на уроке. — Тепло всесильно. Оно сохраняет жизнь. Им можно поделиться. Чувствуешь его во мне?

Я ничего не чувствовала, кроме того, какая нежная у нее кожа, но на всякий случай кивнула.

— Тепло рождается в глубине тела. Оно согревает тебя, как плед в прохладный день. Или чай с молоком. Уютно. Спокойно. Но иногда может стать слишком жарко…

— Как в бане, — тихо подсказал Леша.

— Как в бане. Знаешь, не дай бог там задеть титан или печку. Тогда тепло превратится в острую. Пожирающую. Боль.

С каждым ее словом лицо Тёмы менялось. Сжав зубы, он зажмурился и откинул голову, пытаясь сдержать стон. Костяшки на кулаках побелели. В ноздри мне проник тошнотворный запах паленой плоти, а ощущение в руке, что держала Юлю, стало такое, словно я хватаюсь за горящий факел. Но, в отличие от Тёмы, мне он боли не причинял.

— Юля, Юля! — вскинулся Леша, схватив ее за запястье. — Хватит. Пожалуйста.

Юля обмякла. Убрала ладонь от обожженной груди Тёмы и повернула ко мне лицо. Глаза ее сияли, сила и жар текли из тела ощутимо и явно, и я поклялась себе, что никогда не буду враждовать с этой женщиной.

— Смотрите! — Кристиночка, до сих пор завороженно наблюдавшая за представлением, показывала в сторону широкого окна, где топтались близнецы. Один дергал второго за футболку, пытаясь оторвать от стекла.

— Вот блин, — пробормотал Леша.

Антон пододвинул Тёме стакан с водой. Тот не реагировал. Краска ушла из его лица, из прокушенной губы выступила кровь. На груди у него горело алое пятно. Если я хоть что-нибудь понимала в медицине, это был термический ожог, а Тёме срочно нужно было в больницу.

— Леша, разберись, — распорядилась Юля.

Леша кинул встревоженный взгляд на Тёму, но ничего не сказал и вышел из-за стола.

— Ты тоже так можешь, — так, словно не она только что поджарила человека, совершенно по-светски заявила Юля. — Найти свою суть, подкрутить градус и перелить в другого. Потренируйся на досуге, — она кивнула на Антона и улыбнулась мне, как старой подруге. — Теперь покажешь нам, что умеешь?

Я поняла, что все это время боялась даже вздохнуть. Юлина узкая кисть по-прежнему лежала в моей руке, и она снова ощущалась, как рука молодой женщины, а не чертов зажженный факел.

Я прокашлялась.

— Что я умею. Да. Гм.

Мысли разлетелись, как вспугнутые воробьи. Перед глазами стояло лицо Тёмы — гримаса страшной боли. Но было что-то еще. Смирение… Зачем он это терпит? И зачем мне то, что я собираюсь сделать?

Я положила на стол сцепленные руки и глубоко вдохнула.

— Я могу представить, что что-то произошло. Прямо в деталях, подробно. Увидеть это как бы внутри себя. Тогда оно проявится в реальности. А я заплачу за это маленькой частью своей души.

Кристиночка легла грудью на стол и вытянула шею, чтобы ничего не пропустить. Антон продолжал вести воображаемые беседы с цветком. Тёма сидел с закрытыми глазами и вообще ни на что не реагировал.

— И ты готова отдать часть души прямо сейчас, чтобы продемонстрировать свое умение? — бесстрастно поинтересовалась Юля, но я видела, как любопытно и жадно сверкнули ее глаза.

Я тоже думаю, что это очень глупо, ага.

— Мне надо туда, — торопясь исполнить задуманное, я показала на лавку рядом с Тёмой.

Антон подвинулся, и я неуклюже выбралась из-за стола. Тёма сидел далеко от края — рядом с ним легко мог бы поместиться еще один человек, — но я все равно спросила:

— Ты не против?

Он открыл затуманенные болью глаза и едва заметно кивнул. Я присела на край лавки, на ходу вспоминая урок по ОБЖ, где нас учили общаться с ранеными. Вроде бы нужно говорить с ними спокойно и доброжелательно и называть все свои действия.

— Я не сделаю тебе больно, — прошептала я. — Мне нужно только взглянуть. Можно?

Тёма явно ничего не понял, но хотя бы не отодвинулся. А может, ему просто было больно шевелиться. Мне хотелось взять его за руку, но я не решалась. Он весь горел. Я дождалась, пока он повернет ко мне голову, и тихо повторила:

— Пожалуйста.

Дождавшись вымученного кивка, я наклонилась к его груди так близко, что увидела две крошечные родинки ровно по центру, там, где, должно быть, билось его сердце. Кожа вниз от ложбинки между ключицами была сплошной раной. Я попыталась представить, как она выглядела до ожога, но поняла, что даже в поезде видела Тёму уже со шрамом. Тогда я вспомнила тело Эдгара. Он тоже часто носил рубаху расстегнутой, а я любила водить ладонью по участку теплой кожи и тихонько радоваться, что он настоящий, что под ребрами у него бьется горячее, живое сердце. Правда, у Эдгара на груди росли редкие светлые волоски, а кожа Тёмы могла бы по гладкости соперничать, например, с моей. Вот она белая, нежная и мягкая, с крошечными порами. Грудь его вздымается мерно и спокойно в такт дыханию…

В ушах раздался знакомый хруст, похожий на хруст печенья, и я почувствовала, что дыра, которую я носила в груди, стала еще на пару миллиметров шире.

Кто-то за моей спиной присвистнул.

— Етить мои пончики! Вы тоже это видите? — Леша оперся обеими руками на скамью, и наклонился вперед. — Она его вылечила!

Тёма дотронулся пальцами до груди и шумно выдохнул. Удивление на его лице было таким искренним, что я невольно улыбнулась.

Может, оно того и стоило.

— И давно ты это умеешь? — спросила Юля. Одна тонкая бровь ее приподнялась, придав лицу выражение между удивленным и задумчивым.

Я кивнула.

— Теперь мы можем идти? — сухо спросил Антон. — С твоего позволения.

— А как же?.. — начала я, но осеклась.

Антон не двигался, но я почувствовала по напряжению его тела, что что-то не так. Перевела взгляд на Юлю — она о чем-то размышляла. Чем дольше она это делала, тем явственнее мне казалось, что просто так мы отсюда не уйдем.

— Ты сама попросила Веру показать свою силу, — произнес Антон, и я услышала предостережение в его голосе. Правая рука его не двигалась, но лежала так, чтобы при необходимости выхватить пистолет — пусть даже и с пульками.

Леша тоже напрягся. Помолчав, Юля элегантно качнула своим идеально уложенным каре.

— Идите.

Дважды повторять ей не пришлось. Антон встал из-за стола и, дождавшись, пока я неуклюже выберусь, отсалютовал всем присутствующим.

— На связи, — сказал он вместо прощания.

Юля снова протянула свою трогательно крошечную ручку, и мне ничего не оставалось, кроме как пожать ее.

— Ты интересная, Вера, — сказала Юля, пока я думала о том, как жар из ее ладони течет в мою. — Заходи как-нибудь. Потолкуем. Я тренируюсь каждый день.

— Обязательно зайдет, — ответил за меня Антон и почти вытолкал из кафе.

Я бросила последний взгляд на Тёму через плечо — он застегивал рубашку негнущимися пальцами и ни на кого не смотрел — и нырнула в безлунную летнюю ночь.

— Мы не спросили про Ваню! — выпалила я, когда кафе осталось позади.

— Отбой по Ване, — отрезал Антон.

— В смысле? Он? Он…

У меня даже язык не поворачивался сказать это.

— Не болтай на улице. Пойдем.

Безошибочно ориентируясь в темноте, он устремился к студии. Мне пришлось напрячь все силы, чтобы успеть за ним.

Только заведя мотор и убедившись, что окна закрыты наглухо, Антон коротко сообщил:

— Юля спасла тебя вместо Вани. Времени было мало.

Больше он ничего не сказал. Всю дорогу я сидела, сжав челюсти так крепко, что в конце концов у меня заболели скулы. В голове стучали барабаны, мысли скручивались в тугой клубок из образов. Эдгар на берегу, Тёма в расстегнутой рубашке, Юля в облегающем красном платье, Лестер, на глазах превращающийся из аристократа в немощного старика. Теплая ладонь на моем затылке, от одного прикосновения которой становится легче.

Я думала, это утром мне было неловко рядом с Антоном. Но сейчас я даже голову не могла повернуть в его сторону.

Домой мы вернулись в первом часу ночи. Было так поздно, что кошки не сразу вышли нас встречать. Антон пошел проверять, как там Ваня, а я долго стояла перед овальным зеркалом в коридоре и внимательно в него всматривалась.

Целая минута мне понадобилась, чтобы понять: выреза на футболке больше не было.

Глава 10

Мне снова снилась заброшенная усадьба. Во времена, когда Эдгар существовал только в моем воображении, я исходила ее вдоль и поперек — от полузатопленного подвала до чердака с прогнившей крышей. Внутри было темно даже в солнечные дни, деревянная лестница частично обвалилась от сырости. Костя ворчал, что однажды я навернусь, не успев сказать: «Привет, мой воображаемый друг».

Он до последнего не верил, что Эдгар оживет.

Во сне полусгнившая лестница, чернея провалами, уходила вверх. В царящей вокруг темноте я едва видела свои кроссовки, но бесстрашно взялась за поручень. Был бы здесь Костя, уже пошутил бы про шило и неугомонную задницу.

Три нижних ступени сохранились почти полностью. Они тихонько скрипнули под моими шагами. Дальше шел первый провал. Главное не смотреть в черноту. Я поставила ногу на следующую уцелевшую ступень и подтянулась, помогая себе руками. Еще несколько ступеней, и снова провал.

«Вжик-вжик», — донеслось с верхнего этажа. В доме явно кто-то был. Звук показался мне знакомым — скользящий скрежет металла о металл. Кто-то точил нож. Услышав этот звук, Костя бы уже тащил меня домой через крапиву и бурелом. Он вообще был не из рисковых. Я посмотрела наверх, силясь разглядеть знакомый силуэт, но пока ничего не видела.

Ну уж нет. Меня тебе не запугать.

Ступени наконец кончились, и моя нога ступила на твердое. В обе стороны от лестницы расходился узкий коридор с низкими потолками. «Вжик-вжик», — раздалось совсем близко. Я открыла ближайшую дверь и оказалась в бывшем кабинете — просторной комнате с низкими потолками. Тут даже сохранилось кое-что из мебели. В углу стоял дубовый стол, на нем, слабо мерцая, горела лучина. За столом спиной ко мне сидел человек в холщовой рубахе. Мощные плечи его не двигались, на спине лежали знакомые каштановые кудри. Я любила иногда пропускать их сквозь пальцы, поражаясь их шелковистой мягкости.

Эдгар не обернулся, но отложил нож. Я видела его крупную и сильную руку, красную от постоянной физической работы. Он молча ждал. Я сделала несколько шагов и остановилась. Свет от угасающей лучины причудливо играл на его лице, выхватывая из тени только часть щеки и подбородок. Эдгар смотрел в сторону. Я проследила его взгляд и зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать.

На деревянной лавке лежал Костя, одетый так, как в ту ночь, в клетчатую рубашку и джинсы. Кожа его была такая белая, что светилась в темноте, в горле зияла почерневшая рана.

Эдгар обернулся. Вертикальные зрачки неестественно зеленых глаз застыли, а губы неспешно растянулись в предвкушающей улыбке.

***

Я очнулась, ловя губами воздух. Грудь и плечи сотрясалась от беззвучных рыданий, слезы заливали виски. С минуту я лежала в полной темноте, пытаясь успокоиться. Это просто сон. Эдгара больше нет. Костя давно в земле. Он не мог остаться в том доме. Не мог. Его давно похоронили.

Перед глазами снова возникла коварная улыбка Эдгара. «Чудовище», с ненавистью подумала я и села в кровати.

В груди клокотало горе. Будь проклят день, когда я взяла в руки ту фотографию с нечетким изображением. Будь проклята ночь, когда я поперлась в ту заброшенную усадьбу. Будь проклят Эдгар, мое упрямство и мой волшебный дар, что оживил его.

В углу мяукнула кошка. Я вздрогнула, попыталась разглядеть ее — черное на черном. Наверное, Сметана: у Маси лапки белые. Я протянула руку, но она не подошла.

За день квартира здорово нагрелась, но мне все казалось, что я в стылом каменном доме. По плечам ползли мурашки. Я обхватила колени руками. Дышать. Дыши. Ты жива.

Я уперлась лбом в тыльные стороны ладоней. Никто больше не погибнет по моей вине. Я это обещала сама себе, вернувшись в реальность.

И сдержу обещание.

Если у Юли хватило мощи прожечь человеческую кожу, я смогу сама разбудить Ваню. Она же сказала, что силы у нас одинаковые, только полюса разные. Уцепившись за эту мысль, я встала и прошлепала к окну. Длинная футболка, служившая мне ночной рубашкой, хлопала по бедрам. Это была единственная альтернатива платью, которая нашлась в комоде у мамы Антона.

Я примостилась на подоконнике, вдыхая ароматы ночного сада. “Не смей брать жизнь в мое время», — прозвучал в голове строгий голос. Надо вспомнить, как Юля это делала. Я прикрыла глаза. Тогда она имела в виду, что нельзя морозить дерево. Но наверняка есть и другой путь. Думай, Вера. Думай.

У двери тихонько мяукнула кошка. Я соскользнула с подоконника, чтобы впустить ее. В темноте мелькнули белые лапки-носочки. Я хотела уже забраться обратно, как меня осенило. Кошка! Я же видела, как замерцала золотым огоньком жизнь в Масе, когда она шипела на меня. Может, смогу разглядеть такой огонек и в человеке?

Я вышла в коридор. По ногам сквозило — где-то было открыто окно. Дверь в комнату Антона была закрыта, свет не горел. Тем лучше.

Когда глаза привыкли к темноте, я перестала натыкаться на предметы. Мне даже удалось разглядеть белые лапки в углу. Я скользнула в комнатку Вани, и она юркнула следом.

Ваня лежал на раскладушке, положив руки на одеяло. Если прислушаться, можно было различить в тишине его мирное дыхание.

У меня получится.

Я опустилась на колени перед раскладушкой. Не зная, с чего начать, провела ладонью над тихо поднимающейся грудью Вани. Где-то под кожей, под ребрами, в глубине его тела пульсировал золотой огонек жизни. Нужно было только его найти…

Антон

Редко курю кальян. То Ванька дома, то работать на следующий день. А раньше, после армии — только в путь. Заправлять и правильно раскуривать меня научил командир. Вот был мастер!

Я забил табак в глиняную чашку. Треть тюльпанового, остальное кокос. Хорошенько утрамбовать, залить воду в колбу и поджечь угли. Окно распахнуто настежь, на дворе глубокая ночь. Чуть подымлю — никто не увидит. В комнате было так темно, что хоть глаз выколи, один комп горел на черном фоне.

Я затянулся и медленно выдохнул. Весь день внутри у меня было месиво. В грудной клетке тянуло, царапало и жгло. Видно, так заморозка и отходит.

Хельга меня предупреждала. “Смотри, Антон, — сказала она перед первым разом. — Если вовремя не заморозить твое сердце по-новой, оно оттает, и тогда все, что ты не испытал, все, что не прочувствовал, свалится разом — и будет в тысячу раз больнее ”.

Но я все равно согласился. У Кати тогда было девять дней. Я понял, что еще немного, и путь мне будет только в окно. Сам пришел к Хельге. Она спрашивать ничего не стала. Запустила в комнату, усадила на подушки в своем синем кресле для гостей и велела снять кофту.

Помню, как она прижала к груди ледяную щуплую ладонь. Ощущение было, будто она касается не груди, а сердца, и если сожмет чуть сильнее… Но она стояла надо мной, прикрыв глаза, и не двигалась. Я почувствовал, как холод оторвался от ее ладони и проник мне под кожу, а потом еще глубже, словно я проглотил шарик мороженого. Сердце замедлилось. Дышать стало легче. Боль ушла.

Я затянулся снова — так глубоко, точно собрался занырнуть на глубину. После пяти затяжек тело стало невесомым, как перышко. Жар в груди притупился. Теперь можно и делом заняться. Я открыл «в контакте», выбрал из друзей Пелагею Ромашкину и накатал:

«А скажи-ка, дорогая Пелагея. Как быстро выключить человека на глазах у двадцати свидетелей?»

Мессенджер ожил.

«Леталка?»

Болталка, блин.

«Спасли».

«Повреждения?»

«Никаких».

«Реакция?»

Перед глазами встала Вера. Я снова затянулся.

«Остановка дыхания. Паралич мышц. Сердцебиение замедлилось почти в ноль».

«А человека точно спасли??»

Еще затяжечка… Аж до самых гланд.

«Ага».

«Тогда не сходится».

Объяснять про волшебную силу Великих Дев мне было лень. Я быстро набрал: «Допустим, не спасли».

Буквы на клавиатуре начали расплываться. “Пелагея” замолчала. Я прошелся по комнате. Добавил в табак секретный ингредиент, подождал, пока разгорится, и затянулся снова.

«Только яд, — прилетело в сообщения. — Если она ничего не пила, может, кто-то нанес на кожу? Есть, например, батрахотоксин. На лягухах в тропиках. Потрешь пальчиком, и через четыре минуты капут».

В подтверждение он прислал картинку желтой лягушки в черных пятнышках. Лапки как присоски, глаза бусинки, кожица скользкая, аж блестит.

“А трудно его достать?”

Вместо ответа “Пелагея” прислала три ржущих смайлика.

Я закрутился на стуле. Если подумать, любой в зале мог ее отравить. Или это все-таки не яд, и Юля самолично постаралась? Но зачем ей срывать собственный урок? Да еще потом спасать Веру, выкачивать энергию из Тёмы — моя ей, видите ли, не подошла.

Затяжка. Затяжка. Поворот. Сколько нас было — двадцать? А сколько знали, что мы едем? Или у убийцы яд всегда с собой? Или убийца пришел не за Верой?

Я остановился. Надо было с самого начала сказать Юле, что Хельга умерла не своей смертью. Кто знает, может, целью была не она, а любая из них. Но кто в здравом уме пойдет на Зиму, если можно убить, к примеру, Фросю? Права моя «Пелагея». Ничего, сука, не сходится.

Я набрал в поиске «Вера Царева». Заходила пять лет назад. Ямочки эти на щечках. Сарафан и коса. Русая краса… Это ж как надо упороться по парню, чтобы затащить его в небытие, а потом прикончить?

Неудивительно, что Хельга ждала именно ее.

Что-то тихо прошуршало за дверью. Может, померещилось? С третьей попытки я встал, пробрался к двери и приоткрыл ее. Вспомнишь солнце… Вера в белой футболке, как привидение, на цыпочках кралась по коридору.

Я двинулся за ней. В комнате Ваньки она в полной темноте опустилась на корточки перед раскладушкой и стала водить над ним ладонью. Наклонилась, чтобы… это она его целовать, что ли, собралась? Твою мать. Где этот долбаный выключатель?

Вера

Наконец у меня получилось разглядеть в Ване тускло мерцающий огонек. Даже поводить его, как рыбку на крючке, от пупка к ключицам, но толку от этого было мало. Потом я вспомнила, что Хельга меня поцеловала, чтобы передать силу, а Юля — чтобы разбудить. Ладони чесались от желания прижать их к Ваниной груди и впитать остатки жизненной энергии, но вместо этого я наклонилась к его лицу.

— Не спится? — раздался надо мной жесткий голос.

Щелчком зажегся свет, выхватив из темноты пустое черное окно. Из отражения в нем на меня смотрел Антон в домашних шароварах.

— Не спится, спрашиваю?

Я обернулась. Сложив руки перед собой, Антон привалился к стене. Взгляд у него был недоверчивый, глаза колючие. Что бы он там себе не думал, ничего хорошего мне это не сулило.

Я быстро коснулась горла и сложила руки крест-накрест, показывая, что не могу говорить.

— Удобно периодически терять голос.

Я поискала взглядом поверхность, чтобы представить на ней вопрос, но он раздраженно бросил:

— Хватит марать мебель. Дуй давай отсюда. Чтоб я тебя у Ваньки не видел.

«Ты совсем поехал?» — произнесла я одними губами и покрутила пальцем у виска.

— Да-да, я олух, а ты — Зима, так что отойди от моего брата, — покачнувшись, Антон отклеился от стены и решительно шагнул в мою сторону. — Я не шучу, Вера. Уходи.

Меня окутало облако сладкой мути. Ликёр? Джин? Я совсем не разбиралась в алкоголе, но даже мне было очевидно, что Антон пьян. Он навис надо мной, цепляясь за стену. Ноздри раздувались, как у разъяренного быка, глаза почернели. Еще немного, и он меня силком отсюда потащит.

Я неуклюже поднялась и прошла мимо, стараясь незаметно одернуть футболку. Завтра он проспится, я найду свой блокнот и…

— Кошек не трошь! — донеслось вслед.

Да что с ним такое? Вместо того, чтобы вернуться к себе, я двинулась на кухню. Ужасно хотелось пить.

Стоило мне открыть холодильник, как на пороге снова вырос Антон.

— Я знаешь, о чем думаю? — он нетвердым шагом подошел ко мне и завис позади открытой дверцы. — Это каким надо быть вшивым человеком, чтобы сначала крутить с кем-то амуры, а потом его прикончить?

Холодный воздух медленно полз по лицу и плечам, но внутри меня было в тысячу раз холоднее. Лестер все ему выложил.

Я тебя все-таки закопаю, волшебник хренов.

— Не зря Хельга тебя выбрала, — напирал Антон. — На этой службе совесть не нужна. Зато вкус к боли…

Если не реагировать, он, может, и отстанет. Я потянулась за графином и сделала глоток. Вода пролилась в живот ледяным потоком.

— Молчишь. А ведь никто не будет служить Зиме задаром. Никогда об этом не думала?

Я захлопнула холодильник, стараясь дышать ровно. Мы стояли лицом к лицу, и я почти радовалась тому, что сейчас произойдет.

«Чего ты хочешь?» — произнесла я беззвучно.

Антон неприятно усмехнулся.

— А чего все от вас обычно хотят?

Рука взлетела к его лицу прежде, чем я поняла, что делаю. Антон опередил меня — схватил за запястье, сжал так, что онемели пальцы. Сердце подскочило к горлу, я дернулась, но тут крошечная часть сознания шепнула: «Бейся». Эта часть знала, что делать. Игнорируя боль, я впилась в его запястье второй рукой. Холодный пар ринулся сквозь меня, перетек в пальцы и проник в податливую мякоть тела передо мной, свернулся в ней отвратительной змеей.

Антон зажмурился и зашипел сквозь зубы, но не отпустил меня, а лишь немного ослабил хватку.

Тут черный комок метнулся мне под ноги, норовя вцепиться когтями. Резкая боль у колена вспыхнула и погасла — мне хватило одного взгляда, чтобы кошка, обмякнув, сползла на пол. Та часть меня, что сотворила это, знала — сияющий золотой шарик, что заставлял кровь толчками разливаться по крошечному тельцу, померк навсегда.

— Сметана! — выпустив меня, Антон кинулся к неподвижной кошке. — Вставай, милая! Ну!

Из коридора с надрывным мяуканьем показалась Мася.

— Твою мать! — Антон всем весом осел на пол, вцепившись в повисшую вдоль тела раненую руку. Широкая белая полоса пересекала предплечье и тянулась до самой кисти.

Я опустилась рядом с ним на колени.

«Вызвать скорую?» — буквы вышли наспех написанными гуашью прямо на плитке. В груди привычно хрустнуло, но мне было все равно.

— Держи. Свое. Волшебство. От меня. Подальше, — вбирая в себя воздух короткими глотками, с трудом проговорил Антон.

Он сжал плечо. Мышцы все равно дергались, будто кто-то тянул их за ниточки. Я хотела коснуться его, но Антон мотнул головой.

— Завтра утром. Езжай к маме. Осенью найду. Пока. Уходи. За себя постоять. Сможешь. А нет. Так я все равно. Бесполезен.

Бесконечное мгновение мы смотрели друг на друга. Потом я поднялась и, не оборачиваясь, вышла из кухни. Слезы капали на футболку, но я их не замечала. Антон прав. Всем вокруг от меня худо. По моей вине погиб Костя, я усыпила Ваню, убила кошку и ранила человека, который меня спас. Неудивительно, что Хельга выбрала меня — я и без ее волшебной силы была ходячей катастрофой. Стоило ли возвращаться в реальность, чтобы в этом убедиться?..

Ответа у меня не было.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• »