Ледяная Смерть - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

Часть 3. Тайное, которое всегда было явным

Глава 11

Вера, 13 лет

Я плохой человек. Я всегда это про себя знала и, как могла, скрывала от окружающих. Мне не было жаль колобка, Белоснежку, Гензель и Гретель, я не сочувствовала далматинцам, которых собирались пустить на пальто, не переживала за Ассоль, которая, может, и вовсе не дождалась своего капитана, а просто сошла с ума.

В первом классе нам рассказали о подвиге Зои Космодемьянской, а я смотрела на благоговейные лица одноклассников и думала: неужели они не видят, что нет здесь никакого подвига, а только одна недальновидность? Я подняла руку и спросила об этом учительницу. Наша классная уже готова была выдать заготовленную фразу, но я спешно добавила:

— Я имею в виду, зачем стоять до последнего? Можно же было сдаться.

Лицо учительницы вытянулось под толстыми квадратными очками.

— Ее бы тем более убили, — обескураженно выдала она.

— Ну, тогда можно было что-то рассказать немцам, правильно? Что-то важное. Чтобы она начали ей доверять.

В классе повисла такая тишина, что было слышно, как сглотнула классная. Морщинистая рука лежала на пышной груди под желтым свитером, точно она собиралась молиться.

— Зоя Космодемьянская совершила героический поступок, — звучно произнесла она чуть громче обычного. — Мы чтим ее подвиг до сих пор. А рассказать в немецком плену что-то важное значило предать своих товарищей. Но я уверена, Верочка, это не то, что ты имела в виду.

Я смутилась. На самом деле это было именно то, что я имела в виду, но тишина подсказывала лучше любых советов: молчи. Молчи и соглашайся.

— Конечно, — шепотом ответила я. — Вы правы, София Павловна.

И хоть учительница приняла мою капитуляцию, до самого конца начальной школы одноклассники называли меня не иначе, как “предательница”.

На рассвете я аккуратно сложила футболку и платья, которые поочередно носила последнюю неделю, убрала в диван подушку и одеяло, надела чудом пережившую пробный урок футболку с Микки-Маусом и поехала к маме.

Чтобы купить билет на электричку, мне пришлось снова вообразить на ладони свернутые купюры, а у стеклянного окошка кое-как изъясняться жестами. Все сорок пять минут поездки я мысленно пыталась связаться с Лестером, но то ли его приемник сломался, то ли он нарочно меня игнорировал.

День выдался пасмурный, ветер нес запах мокрой травы и листьев. Я шагала по улице от железнодорожной станции к метро, стараясь вовремя уворачиваться от спешащих навстречу людей. Судя по наплыву пассажиров, день был будний. И почему-то ужасно напоминал тот, когда Антон нашел меня.

В глубине души я не хотела верить, что все так закончилось. Но он ясно дал понять: я не та, кому помогают по доброй воле. Как будто я сама много кому в жизни помогла… Его так со всех сторон обидела: мало было Вани, теперь еще и кошку заморозила. И кто знает, будет ли его слушаться раненая рука.

Толпа повернула в сторону красной «М», и я двинулась следом. У стеклянной двери с надписью «от себя» пришлось остановиться. Мимо сновали люди, двери хлопали, кто-то говорил по телефону, а я застыла, не в силах сделать и шага. Картинка такой же двери, от которой остались одни осколки, заслонила мысли. Сердце стукнулось о грудную клетку, отдавшись в ушах и затылке.

— Девушка, осторожно! — крикнул кто-то, рывком распахнув соседнюю дверь.

До меня донесся шум поездов, и голову накрыл чугунный колпак паники. Я читала о таком. Стоит один раз чуть не проститься жизнью в определенных обстоятельствах, как тело запомнит, что эти самые обстоятельства ведут к смерти — и отныне всякий раз будет запускать стоп-реакцию, стоит снова в них попасть. Что ж, мне никогда больше не спускаться в метро?

Я набрала воздуха в легкие и начала медленно выдыхать через нос. Как Антон учил? Вдыхать носом, выдыхать ртом. Заземляться. Я стою на асфальте, он твердый. Стою ровно. Вдох. Мне ничего не угрожает. Выдох.

— Такси! Такси! — голосил у самого входа в метро низенький человечек в кепке. — Быстро, недорого. Такси!

Стоило мне встретиться с ним взглядом, как человечек приглашающим жестом распахнул дверцу ржавой иномарки. Я с облегчением убралась с дороги снующих туда сюда людей, подошла к нему и быстро нацарапала мамин адрес в блокноте.

Водитель радостно закивал.

— Тут недалеко, ага. За пять сотен довезу. Нормально?

Я показала большой палец и села на переднее сидение. Первый поток транспорта спал, так что ехали мы быстро. Несколько раз таксист пытался заговорить со мной, хотя я усиленно делала вид, что интересуюсь многоэтажками за окном.

— Нездешняя что ль? — добродушно спросил он.

Я покачала головой. Впереди замаячили знакомые салатовые дома.

— А я вот здешний. Лет двадцать катаю красивых девушек.

Я стала внимательнее высматривать нужный дом.

— И столько уже повидал, на целое кино хватит…

Впереди показалась моя школа. Почти приехали. Тут водитель снова глянул на навигатор и развернулся. Я изо всех сил замахала руками в сторону бело-коричневого здания с вывеской “Гимназия”.

— Ты немая что ли? — добродушно спросил водитель и оглянулся, готовясь вписаться в поток машин. — Да знаю я, что ты мне показываешь. Поворот просмотрел. Скоро будем.

Лестер предупреждал меня. Сейчас я удобная мишень. К тому же одна, без защиты.

Мужчина кинул на меня обеспокоенный взгляд в зеркало заднего вида и вдруг тихо сполз с сидения.

— Свят, свят, свят. Пресвятая дева матерь Божья, спаси и сохрани!

«Руль!» — выдохнула я, забыв про голос, и закашлялась. В голове возникла такая четкая картинка аварии, что я могла сказать, где окажется размозженная голова водителя, когда мы перевернемся.

Я схватила его за плечо и, сама не сознавая, что делаю, послала приказ сквозь желейные руки.

— Пресвятая Владычице… убогих заступница, печальных утешение… — шептали потрескавшиеся губы мужичка, но пальцы его послушно сомкнулись на руле.

Сотрясаясь всем своим круглым телом, он вырулил на обочину и заглушил мотор. Я с усилием повернула голову. Запястье водителя пересекала белая линия, уходящая под полосатый рукав мятой рубашки. Мышцы непроизвольно дергались.

«Лестер, если ты ждешь подходящего момента, то вот он», — отчетливо произнесла я про себя, но кроме собственного голоса в голове ничего не услышала. Положила на приборную панель сложенную купюру и на несгибающихся ногах выбралась из машины. Та тут же с визгом снялась с места.

Я огляделась. У дороги жались ларьки с мороженым, вдали виднелся крошечный парк. Район был мне знаком. Я заглянула в темнеющее стекло одного из ларьков и встретилась взглядом со своим отражением. Ни горящих глаз, ни перьев в волосах. Чего он испугался?

Стекло передо мной дрогнуло и опустилось, в нем показалось круглое женское лицо.

— Мороженого, девушка?

Я помотала головой и побрела в сторону многоэтажек.

***

Лестера дома не было, зато мама дожидалась меня чуть ли не с рассвета. Убедившись, что я не голодная, она принялась распекать меня на все лады: не позвонила, шляюсь где попало, так и не нашла свои вещи в аэропорту ("Не нашла же? Вот я так и думала!»). Наум, с опозданием выбравшийся из моей комнаты и потягивающийся со сна, лениво поддакивал ей важным “Умм”. Я наклонилась к нему, втайне опасаясь, что он зашипит, как Мася, но он привычно растянулся у моих ног, не прекращая издавать утробные звуки, и подставил мне грязно-белое пузо со свалявшейся шерстью.

Хоть кто-то меня не боится.

Улучив момент, когда поток причитаний иссякнет, я юркнула в комнату. Под дверью тут же послышалось возмущенное мяуканье — пришлось впустить старого скрягу.

На столе меня ждала сложенная вдвое записка. Стоило развернуть ее, как к горлу взвился поток прохладного воздуха.

На бумаге округлым почерком с завитушками было выведено: «Наслаждайся реальностью, моя радость. И постарайся не разрушить ее до основания. Ты не такая плохая, как думаешь. Скоро появлюсь…»

Я скомкала бумагу и плюхнулась на крутящийся стул. Странно, что он солнышко не пририсовал в конце предложения. Или смайлик.

На столе по-прежнему лежали пыльные учебники — отголоски реальности, ради которой я вернулась. Вот он, путь к нормальной жизни, бери да делай. Подготовься к ЕГЭ, сдай экзамены, поступи наконец в Институт. Подумаешь, чуть отвлечешься зимой, устроишь пару снегопадов. Или заморозишь насмерть пару людей.

Пальцы привычно легли на фотографии под учебником. Даже не глядя на них, я могла точно сказать, кто там изображен. Крестьянка, маленькая девочка в венчальном платье матери, младенец, завернутый в кружевную пеленку. Фотография Эдгара лежала последней. Я вытащила ее из стопки — потертую, с потрепанными краями.

Я теперь, как ты.

Мгновение я вглядывалась в знакомое до боли лицо и вдруг поняла, что на самом деле давно все решила. В тот момент, когда Хельга протолкнула руку в тощую грудь Лестера, я уже знала, что ни за что не стану такой, как она.

Лучше умереть.

Оглушенная этим осознанием, я некоторое время сидела молча. Потом встала, вытащила из шкафа первую попавшуюся футболку с голубыми цветочками, нашла в прикроватной тумбочке мобильник, подзарядила его и, повинуясь мрачному настроению, вернула на палец кольцо Эдгара.

Прокашлялась, проверяя, что голос на месте.

— Мам, мне нужно кое-куда съездить. Я быстро!

Себе я помочь уже, видимо, не смогу. Хотя бы попытаюсь исправить то, что натворила.

***

До танцевальной студии я добралась на такси. Слава Богу, водитель все время молчал, а я упорно не смотрела на дорогу, чтобы не выкинуть еще какую-нибудь глупость.

В этот раз за стойкой регистрации никого не оказалось. Многочисленные грамоты купались в свете мощных ламп, лавки блестели чистотой. Я прислушалась: из дальней комнаты доносилась приглушенная музыка. Точнее, из всей музыки мое ухо улавливало только неспешный четкий ритм, будто кто-то выстукивал его в барабан.

Следуя за звуком, я оказалась в маленьком уютном зале. Он не особо походил на тот, где проходил пробный урок — разве что зеркалом на дальней стене и изогнутой люстрой под потолком. Лампы не горели: хватало приглушенного света из низко посаженных окон.

У зеркала молодая брюнетка в черных леггинсах и топике пыталась изящно повиснуть на парне, похожем на юного Сталлоне. Юля что-то ей говорила, попутно размахивая руками, словно выписывая в воздухе фигуры. От вчерашней дивы не осталось следа: безразмерная футболка без рисунка полностью скрывала ее хрупкую фигурку, джинсы с дырами на коленях так и вовсе делали похожей на подростка. На сосредоточенном лице не было ни капли косметики.

В углу, забравшись с ногами на широкий подоконник, устроился Тёма. Джинсы на нем по количеству дыр могли соперничать с Юлиными, сквозь салатовую тунику просвечивали очертания тела. Тёма без особого интереса наблюдал за танцующими, вертя в пальцах зажигалку. Увидев меня, он улыбнулся — приветливо, как старой знакомой.

У входа сидел Леша, разложив на коленях белое полотенце. Он единственный был одет по дресскоду — в рубашку и брюки.

— А, Вера, — сказал он, будто все только только меня и ждали. — Ты к Юле?

— Да. Не хотела мешать.

Леша жестом пригласил меня сесть рядом с собой.

— Ты не мешаешь. Они скоро закончат.

Юля скомандовала:

— Давайте, ребята, с музыкой еще раз. Лейла, не спеши. Арчи, подвигайся хоть немного. Твоя свадьба все-таки.

Она достала из заднего кармана джинсов телефон, что-то нажала, и из динамиков полилась грустная романтическая мелодия. После первых аккордов в нее вплелся проникновенный женский голос и добавились биты. Девушка прильнула к своему Арчи и отбросила волосы, заехав ему по лицу.

Качок тяжело переступал в такт музыке, стараясь держать Лейлу обеими руками и помогая себе счетом. Ей ничего не оставалось, как извиваться в его лапищах, призывно виляя бедрами и неестественно выпятив грудь. Вдруг мелодия взлетела и оборвалась — Лейла закинула на Арчи ногу и повисла, резко откинувшись назад. Леша рядом со мной неприлично заржал, но вовремя прикрыл рот краем полотенца, поймав строгий Юлин взгляд. Она выключила музыку.

— Лейла, солнце мое, ты этого мужчину больше никогда не увидишь? Тебе надо соблазнить его прямо здесь?

Девушка одернула топик и попыталась изобразить смущение.

— Нет.

— Ну и перестань тогда по нему елозить. Попробуй потанцевать.

— Но вы же сами!.. — начала Лейла, и шкафоподобный Арчи безнадежно глянул на часы.

Леша захихикал.

— Что? Еложу по партнеру? — спросила Юля. — По которому из них?

Лейла осторожно показала кончиком длиннющего ногтя на Тёму.

— Вот то видео, по которому мы вас нашли. Вы там танцевали с ним так… страстно, — она стрельнула взглядом в его сторону, и Тёма внезапно заинтересовался чем-то в окне.

— И елозила?

— Ну да. Вроде.

Леша уже еле сдерживался.

— Давайте вместе еще раз, — вздохнула Юля. — Без музыки. Пять, шесть, семь и…

Лейла повторила фигуру под счет, а в конце так же призывно закинула ногу на жениха и повисла на нем тряпочкой.

Леша довольно разгладил на коленях полотенце.

— Обожаю эти свадебные танцы. Юля после них само очарование.

— Стоп! — Юля подняла руку, и в голосе зазвучали первые нетерпеливые нотки. — Замрите так.

— Но я не могу так долго стоять! — возмущенно пропищала Лейла, вцепившись в футболку Арчи.

— Вот именно! А девушка должна устоять в любой позиции. Сама. Что бы ни случилось, — отчеканила Юля и, присев на корточки, развернула сначала стопу девушки, потом колено. — Пресс напряжен. Всегда. Никакого желе в районе талии. Мышцы — это корсет, который тебя держит, что бы ни случилось, — Юля поднялась и развернула плечи Лейлы. — Не ты виснешь на нем, рискуя сломать себе шею. А ему позволено поддержать тебя. Но если он уберет руку, ты не шлепнешься на свою пятую точку. В этом и есть секрет. Ты танцуешь сама, он только поддерживает. Он тебя обрамляет. Понятно?

Юля отошла от них с видом скульптора, закончившего свое лучшее произведение.

— Еще раз с начала.

Лейла застонала.

— Может вы сами покажете, как правильно?

Леша с готовностью отложил полотенце, но Юля знаком поманила к себе Тёму. Тот легко соскочил с подоконника и, приблизившись, предложил ей руку.

Заиграла музыка, начался танец. Тёма с его длинным корпусом двигался удивительно плавно, то приближая Юлю, то отдаляя на расстояние вытянутой руки. Когда пришло время отклоняться, он осторожно продел руку ей под спину, сверкнув татуировкой — видно было, что Юля для него ничего не весит.

— А можно он теперь потанцует со мной? — с надеждой протянула Лейла, и «Сталлоне» нахмурился.

— Ой, девка… — пробормотал Леша.

Тёма так же молча повернулся к Юле, ожидая распоряжений.

— А на свадьбе ты тоже с ним танцевать будешь? — холодно поинтересовалась Юля.

Вопрос был решен.

Тёма еще несколько раз помогал Юле, и в финальной фигуре так низко опустил ее, что короткие платиновые волосы достали до пола.

— В прошлый раз он ее извалял, — мстительно прокомментировал Леша.

Тёма снова наклонил Юлю, и на этот раз она коснулась пола плечом.

— Погоди, я подстрахую! — крикнул Леша, но было поздно: Юля махнула ему свободной рукой, тем самым нарушила равновесие, и Тёма в попытке ее удержать сам рухнул на паркет.

В тот же момент на улице поднялся гулкий ветер. Захлопали раскрытые окна в доме напротив, зашуршали листья на гнущихся ветках. Зал сотряс гром такой силы, что мне показалось, будто задрожал пол. Воздух сгустился от влаги, но дождь так и не начался.

Юля не ругалась. Она велела Тёме проводить молодую пару к выходу, а сама устало приземлилась на лавку рядом со мной. Одной рукой она держалась за поясницу, другую сжимала в кулак.

Леша опустился перед Юлей на колени, расстегнул тугие ремешки туфель, освободил ее крошечные ступни и начал гладить круговыми движениями, разминая пальцы.

— Ты чего одна? — негромко спросила Юля вместо приветствия. — Где Антон?

— Он… Гм. Кажется, я убила его кошку.

Юля вздохнула. Кулак ее наконец разжался, и за окном упали первые дождевые капли.

— Дай угадаю. Выпила жизнь? — она лениво потянулась, разминая мышцы, и топ задрался, обнажив голубые ленты на пояснице. — Тейпы, — пояснила Юля, перехватив мой недоуменный взгляд. — Чтобы не рассыпаться окончательно, когда тебя роняют по пять раз за день. А кошка… Ничего удивительного, что ты ее заморозила. Поначалу все творят дичь. Кто-то должен стать первой жертвой. Ты же толком даже не понимаешь, как это устроено… Я тоже не понимала в свое время. Мне никто ничего не объяснил.

— А что случилось?

— Ничего, — она посмотрела в распахнутое окно, за которым барабанил дождь. — Меня поцеловала женщина. Мой косметолог.

— И умерла? — с замиранием сердца спросила я.

Юля рассмеялась. Смех ее был беззаботным и нежным, как перезвон колокольчиков.

— Нет, умереть не передав силу, мы не можем — все тогда сломается. А та женщина просто вышла из кабинета. Причем так быстро, что я вообще ничего не поняла. Потом уехала из страны. Буквально на следующий день. Так что вопросы мне задавать было некому. Все пришлось постигать на собственном опыте.

— Разве нет какой-нибудь книги?

— Еще скажи “должностной инструкции”, - хмыкнула Юля.

Я с надеждой кивнула. Хоть что-нибудь, что поможет мне перестать чувствовать себя бомбой замедленного действия.

— Да нет, конечно, Вера. Нет никакой инструкции. Часто знания вообще передают не Девы, а их слуги. Меня вот нашел слуга моей предшественницы. Правда, к тому моменту я уже успела устроить засуху. Помнишь, в десятом году? То еще лето было.

— Это кто-то из… — я указала взглядом на Лешу.

Тот самозабвенно массировал крошечные ступни.

— Нет, это был старенький дядечка, он вскоре умер. С Лёшей я познакомилась через год. А потом и с Тёмой. У меня и другие бывают, — она неопределенно повела рукой в воздухе. — Но это… основные.

В голове возникла фраза Антона про то, чего все хотят от Дев.

— А зачем им это? — на одном дыхании выпалила я. — Почему кто-то вообще служит Девам?

Юля совсем расслабилась под умелыми руками Леши.

— Ну?.. — лениво спросила она и посмотрела на него из-под опущенных ресниц. — Зачем я тебе?

— Связь, — коротко ответил Леша, не отрываясь от своего важного дела.

Связь? То есть не секс? Я села прямее. А что тогда имел в виду Антон? Какая связь у него была с Хельгой? Они же не…

— Но я не знаю, как было у Антона с Хельгой, — Юля, похоже, читала по моему лицу, как в раскрытой книге. — Она точно что-то ему давала, и это была не зарплата. Он ничего у тебя не просил?

Я покачала головой. Надо было раньше догадаться спросить. Я задала все вопросы, кроме главного: зачем ему всё это?

— Надо было вам тогда забрать ее из поезда, — Юля снова глянула на Лешу.

— Попробуй забери что-нибудь у этого психованного! Это же блин машина для убийства! — возмутился Леша, но голос его звучал скорее жалостливо, чем злобно.

— Он просто человек, — осадила Юля. — А я дала вам Тёплое сияние. И все равно вы вернулись ни с чем. Еще и Тёму покалечили.

— Пустяки, — тихо произнес голос рядом, и я вздрогнула, заметив, что Тёма, оказывается, давно стоит рядом, сложив руки за спиной и склонив голову, как провинившийся школьник.

— Прости нас, Юля, — Леша склонился к выкрашенным красным лаком пальчикам и быстро поцеловал один.

Тут в кармане его завибрировал телефон, и ласки пришлось отложить. Леша пробежал глазами сообщение.

— Кирилл придет чуть раньше. Если никто не против.

Юля окончательно расслабилась, удобнее устроив ноги у Леши на коленях, и покачала головой. Если я сейчас не спрошу, потом точно будет не до того.

— Так ты можешь спасти кошку, которую я заморозила?

Она взглянула на меня со скучающим интересом.

— Что тебе с этой кошки?

— Хочу понять, как это работает.

Юля подтянула к себе ноги и ловко поднялась. Подошла к открытому окну, за которым монотонно барабанил дождь, обняла себя руками. Такая хрупкая она была, миниатюрная, но столько силы исходило от нее в этот момент.

— Тут нет ничего сложного, — равнодушно объяснила она. — Берешь одно живое существо и вкачиваешь его жизненную энергию в другое.

То есть убить одного, чтобы жил другой? Отличный план.

— Главное, чтобы в нем еще теплилась жизнь, с трупом так не выйдет, — продолжила Юля. — Я и брата Антона могу так вернуть к жизни. Но он свой лимит исчерпал.

— В смысле?

Она пожала плечами.

— Сама его спроси.

Я перевела взгляд на Лешу, но тот поднял руки, показывая, что не в курсе.

— Но ведь это Антон исчерпал лимит, а не я.

Юля обернулась.

— А ты хочешь быть должна Летней Деве?

Что-то в ее голосе заставило меня замешкаться. Юля снова рассмеялась. Морщинки в уголках глаз стали заметнее. Она знала об этом, знала, что свет из окна оттеняет голубой топ так, что ее и без того узкая талия кажется доской с натянутыми нитями пресса. Она хотела, чтобы я увидела ее истинный возраст. Ее настоящую.

— То, что всегда делает Зима. Осушает сосуд жизни, оставляя пару капель на донышке. Пока не придет весна.

Глава 11

— Как я раньше не додумалась! Надо было сразу ехать к Фросе!

Мы стояли на крыльце и ждали, пока кончится дождь. Точнее, я ждала, а Тема с отсутствующим видом крутил в руках зажигалку. Уйти он не мог — Юля отправила его встречать одного из близнецов. Я так и не выторговала у нее оживление Сметаны. Взамен она выкатила список людей, с которыми мне пришлось бы расправиться — погрузить в Зимний Сон, как Ваню, или просто остановить их сердце. Превращаться в наемного убийцу в мои жизненные планы пока не входило, так что следующим пунктом программы стояло попытать счастья у Весны. Если я правильно помнила схему метро, чтобы доехать до Фроси, понадобился бы час. Но как без Антона убедить ее не то, что помочь, а хотя бы поговорить со мной, я не знала.

В животе заурчало. Я с запозданием вспомнила, что с утра ничего еще не ела. Надо найти какое-нибудь кафе…

— Ты не куришь? — голос Тёмы вывел меня из задумчивости.

Пошарив в заднем кармане джинсов, он достал пачку сигарет.

— А ты, что, куришь? — удивилась я, но тут же поправилась. — В смысле. Нет. Я не курю.

— Я тоже, если Юля рядом. А если прогоняет, курю, — он хитро ухмыльнулся, как нашкодивший ребенок, которому ни капельки не стыдно за содеянное. — Ты не против?

— Я? Нет. Нет, конечно. Я не такая строгая.

Почему в его обществе я все время начинаю пороть ерунду?

Тёма подтянул рукава туники, обнажив татуировку в виде дракона, закурил и выпустил облачко дыма. Присмотревшись внимательнее, я увидела, что вдоль татуировки тянется ровный шрам-линия, от предплечья до самой кисти.

— Можно спросить?

Он улыбнулся так, что у меня в животе что-то перевернулось.

— Конечно.

— Это тебе Хельга оставила?

— Что? А, это, — он проследил за моим взглядом. — Да. Хотела, чтобы я ей служил. Давно еще.

Я подавила желание коснуться шрама. Если у него рука не отвалилась, значит, и Антон скоро поправится.

— А ты не согласился?

Тёма пожал плечами.

— Послал ее. В отместку она выпила моего пса. Примерно как ты кошку Антона.

От него это звучало почти буднично. Меня кольнула догадка.

— А Юля спасла его?

— Нет, с Юлей я познакомился позже, на танцевальном конкурсе. Мне было уже семнадцать. А Джека надо было спасать быстро, пока он не окоченел. Дня три, по-моему, дальше уже ничего нельзя сделать.

Значит, три дня. Срочно к Фросе.

Тёма выпустил дым в сторону, и я уловила тонкий аромат ванили.

— Юля, кстати, не строгая, просто ей нужно держать в узде кучу парней. Чем больше мужчин ее вожделеют, тем больше энергии выплескивается в мир. Ей все время нужна свежая кровь. О, смотри, кто идет, — добавил он, и от его мягкого, вкрадчивого голоса меня передернуло.

Насвистывая так громко, что было слышно с крыльца, к нам шагал накаченный темноволосый парень — один из близнецов с открытого урока. Мокрая футболка облепила его грудь, но он и не думал прятаться от дождя.

Тема затянулся в последний раз и затоптал сигарету.

— Кирилл, — негромко приветствовал он, когда парень взбежал по ступеням.

— Здорова! — вблизи тот оказался даже моложе, чем я думала — лет восемнадцать, не больше. По подбородку змеилась узкая бородка, курчавые черные локоны на голове топорщились от влажности. Глаза скрывались за затемненными стеклами прямоугольных очков. — Это ты на уроке в обморок хлопнулась? Мало пила, небось?

Кирилл хотел хлопнуть меня по плечу, но я быстро шагнула под остатки дождя. Мелкие капли тут же упали на лоб и щеки.

— Мне пора. Пока, ребята.

— Вера! — окликнул Тёма, но я уже семенила в направлении метро.

Точнее, я надеялась, что метро окажется в той стороне. Или что я найду его, если все время буду идти на звук машин.

Дождь капал на ресницы, мне периодически приходилось проводить ладонью по лицу, чтобы хоть что-то видеть. Значит, Антон и не думал меня оскорблять. Хельга что-то давала ему. И уж конечно, они не спали. Но почему он не сказал прямо, чего хочет? Почему вообще нельзя говорить словами через рот?

Я остановилась в узком проулке между домами и поняла, что заблудилась. Надо будет скачать на телефон приложение с такси или хотя бы карту.

— Вера! — окликнул кто-то сзади, я резко обернулась.

Тёма запыхался. Соломенные волосы рассыпались по плечам, вырез на тунике распахнулся, открывая здоровую кожу.

— Тебе лучше не ходить сейчас одной, — он провел рукой по волосам, собирая их в хвост и пытаясь отдышаться. — Убийца Хельги все еще на свободе.

Минуточку. Я же не говорила ему про убийцу. И Антон не говорил.

Я оглянулась — тупик венчал забор с острыми зубцами. Выход отсюда был только один, и Тёма как раз его перегораживал.

— Я знаю, как помочь твоей кошке, — добавил он, с беспокойством заглядывая мне в глаза.

— Я тоже, — ровно ответила я. — Обратиться к Фросе.

— Она не будет размениваться на такие мелочи. Идем, — Тёма развернулся на пятках, приглашая следовать за ним. — Я покажу тебе, где метро.

Еще раз тоскливо оглянувшись на тупик, я пошла за ним. Деваться все равно было некуда.

— Тебе точно не нужно вернуться в студию?

— Нужно, — беспечно отозвался Тёма. — Вернуться, дождаться окончания тренировки, услышать то, что я и так знаю — что Кирилл не умеет двигаться и мне надо его обучить, — дождаться наказания…

— За что?

Тёма оглянулся, задорно блеснув серо-зелеными глазами, и стал похож на подростка.

— Я же ее уронил.

— Специально?

Он пожал плечами и полез в карман за следующей сигаретой. Мы продирались сквозь мутную серость вдоль таких же серых домов. После дождя было так зябко, что я невольно обнимала себя за плечи. Ветер то и дело приносил крупные капли с верхушек деревьев. Это явно был не самый короткий путь: дома сменились дворами, те — тенистой аллеей. Но мне ничего не оставалось, кроме как спокойно и внешне расслабленно шагать рядом с Тёмой.

— Я тебя так и не поблагодарил тебя вчера, — негромко сказал он, затянувшись.

— А я не извинилась, что ранила тебя в поезде.

Он засмеялся, но тут же, поперхнувшись дымом, закашлялся — звук был такой, будто курит он лет с десяти.

— Ничего. Ты же новая Зимняя Дева. Я был готов ко всему. Хорошо, что не заморозила совсем.

За поворотом показался мальчик лет двенадцати в футболке с надписью Death Metal, таща на поводке здорового черного пса, похожего на овчарку. Пес так и норовил сорваться с поводка. Мальчик покрикивал на него с отчаянием человека, который прекрасно знает, что его не слушают.

— Да что ты за животное! — донеслось до меня, когда мы поравнялись. — Я сказал, рядом!

Мальчик замахнулся, и пес прижал остроконечные уши.

Я скорее почувствовала, чем увидела, как Тёма сначала замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Забытая сигарета тлела в его пальцах, под ноги летел пепел. Мальчик тем временем пнул пса коленом в мохнатый бок и пообещал добавить, если тот не послушается. Пес зарычал, мальчик в очередной раз натянул поводок, и я успела рассмотреть ошейник с шипами внутрь, которые при движении впивались в мощную шею.

— Подожди секунду, — попросил Тёма и, дождавшись моего неуверенного кивка, скользнул в сторону текучим движением профессионального танцора.

Не говоря ни слова, одной рукой он закрыл опешевшему мальчику рот, а другой прижал бычок сигареты к его голому предплечью. Со стороны могло показаться, что они случайно столкнулись на тротуаре. Придушенный крик потонул в бешеном лае — пес рванулся было к обидчику, но поймал взгляд Тёмы и замер, низко пригнув голову. Я услышала негромкое «Никогда больше так не делай», а потом все закончилось: Тёма плавно вернулся на прежнее место, а мальчик таращился на нас, прижимая пальцы к алеющей на коже точке. Поводок он выпустил, и пес бросился в противоположном направлении.

Я оглянулась: неужели никто ничего не заметил? Но кажется, так и было. Еще пять минут назад людная аллея опустела. Я повернулась к Тёме. Он смотрел на меня настороженно.

— Прости. Мне жаль, что ты это видела. Я просто не выношу, когда мучают животных. Ты же не… Я не испугал тебя?

Я не сразу поняла, что он держит меня за руку. Ладонь у него была сухая и сильная, и хотя никаких мозолей на ней не было, в тот момент она до чертиков напоминала натруженную руку Эдгара.

— Пожалуйста, скажи, что все в порядке, — попросил Тёма, и хоть это была просьба, мне почудилась в его голосе скрытая угроза.

Небо над нами почернело, и вот-вот должен был снова начаться дождь. Я хотела сказать: "главное, чтобы мальчик не отправился прямиком в отделение полиции", но из горла вырвался хрип.

Просто отлично.

— Скажи что-нибудь, — прошептал Тёма, не выпуская моей руки, которая уже начинала мелко дрожать. — Ты считаешь меня чудовищем?

Краем глаза я увидела вдалеке вывеску «Метро».

“Нет”, - четко произнесла я одними губами и погладила большим пальцем его запястье там, где кончался хвост дракона.

— Вот, — Тёма достал из кармана исписанную бумажку. — Позвони по этому номеру, скажи, что от меня. Она не возьмет платы, — он посмотрел на небо и вложил бумажку мне в ладонь. — На обратной стороне мой номер. Напиши, как будет время, ладно?

Чтобы не признаваться в потере голоса, я кивнула и заторопилась к метро. И только оказавшись по ту сторону стеклянных дверей и чувствуя, как на меня надвигается потолок, трясущимися пальцами развернула бумажку. Рядом с аккуратными круглобокими цифрами стояло «Дарина».

Дарина, Дарина… Что-то смутно знакомое. Разве не так звали Осеннюю Деву?

Вера, 15 лет.

В пятнадцать я поняла, что мама считает меня кем-то вроде Омэна во плоти.

По дороге из школы я увидела маленький, не больше кулака, серый комок на дороге. Подойдя ближе, я поняла, что это крошечная мышка. Возможно, ей не посчастливилось накануне ночью встретить бездомную кошку. Мне показалось, мышка дышит — под лапками вздымалась пушистая грудка. Я бережно подняла ее и за неимением платка завернула в бумажную салфетку.

По загадочной причине именно в тот день мама вернулась с работы раньше обычного. Увидев мою находку, она отпрянула.

— Вера, ты где это… Какой кошмар!

— Она живая, мам. Все окей.

Вытащив мышку из салфетки, я положила ее на пол и снова к ней присмотрелась. Мама готова была завизжать.

— Убери ее! Унеси, откуда взяла.

— Но ей можно помочь.

Тут мама сказала то, что заставило уже меня в ужасе от нее отпрянуть.

— Это ты ее, да?

Я открыла рот, чтобы ответить, но из него не вышло ни звука. Не помню, сколько я так просидела на полу, склонившись над пушистым бездыханным тельцем. А потом зачем-то сказала:

— Да.

Я украдкой наблюдала за реакцией мамы. Уголок рта у нее дернулся, она схватила с тумбочки телефон и скрылась на кухне.

— Саша! Что значит не можешь разговаривать? Речь о твоей дочери! Да, она здорова. Нет, ты послушай!

Я гладила пальцем неподвижную тушку. Она была холодная.

Видно, папа положил трубку, потому что мама снова набрала номер.

— Сережа? Сережа, у вас есть минутка?

О, так Лестер уже телефоном обзавелся. Может, у него и адрес есть, и занавесочки на окнах?

— Я просто не знаю, кому рассказать об этом. Вера принесла домой дохлую мышь. Понимаете? Нет? Она сама ее… Она мне только что сказала. Кто дышит? Вера? А-а-а! Нет, она же мертвая! В смысле? Ну… ладно. Сейчас.

Прижав мобильник к уху, мама высунулась из кухни. Потом подошла ко мне.

— По-моему, все-таки не дышит.

Я снова с сожалением погладила темно-серую шерстку.

— Сделайте так, как я скажу, — услышала я в трубке настойчивый и громкий голос. — Заприте Веру в комнате отдельно от этой мыши. Отдельно, чтобы она ее не видела.

Мама послушно кивнула, и впервые мне пришло в голову, что Лестер все это время ее гипнотизировал. Может, он и меня гипнотизировал? И просто забавлялся, наблюдая за реакцией?

Я вскочила.

— Да пошел ты! Иди со своими указаниями знаешь, куда! И отстань уже от моей мамы. Это она из-за тебя думает, что я ненормальная!

— А ты нормальная? — произнес голос за моей спиной.

Лестер возвышался надо мной, уперев руки в бока. На плече у него висело полотенце, тело тонуло в просторной кружевной рубахе с широкими рукавами.

Мама остановилась, как вкопанная, словно ее поставили на паузу.

— Ты нормальная, я тебя спрашиваю? Когда тебе русским языком сказали “не оживляй”, ты волочешь домой дохлую мышь и собираешься сделать из нее зомби!

— Я думала, она живая!

Я кинулась в свою комнату и захлопнула дверь.

— Может хватит уже лезть в мою жизнь? — крикнула я.

Орать через дверь однозначно было не самой умной идеей, но мне было все равно. Я хотела задушить его голыми руками. А еще забиться под одеяло и долго и протяжно рыдать.

— Я тебя ненавижу!

Я развернулась лицом к комнате, ожидая, что Лестер появится у меня перед носом, но ничего не произошло.

— И я ее не убивала, — тихо добавила я, чувствуя, как слезы жгут глаза.

— Мне все равно, убила ты ее или нет, моя радость, — послышался смягчившийся голос из-за двери. Я удивилась, что он остался по ту сторону, но в глубине души была благодарна. — Хоть разрезала и на завтрак съела. Я просто не хочу, чтобы ты подвергала себя глупой опасности.

— Я не подвергаю!

По ту сторону все стихло. Я тихонько сползла вниз по двери и закрыла лицо руками.

Мама думает, что я чудовище. А Лестер, похоже, никогда в этом и не сомневался. Папа убежден, что каждый имеет право на странности и собственные хобби, какими бы они ни были. Но папа далеко.

Я не знала, что происходит за дверью — ушел ли Лестер, отмерла ли мама, унесли ли мышку или она так и осталась лежать в прихожей. Слезы бежали по щекам, стекая за шиворот.

Как мама могла мне поверить? Как она могла?..

Антон

Наутро голова у меня раскалывалась. Рука слушалась плохо. Еще бы гадюку за хвост дернул. Идиот. Я был чуть ли не единственным служителем Великих Дев, на котором ни одна не оставила метки. А метить они любят. Юля сразу выжигает на парнях отпечаток ладони, чтобы показать остальным, чье добро. Дарина, когда разозлится, тычет отравленными иголками — говорят, хватает крохотного укола, чтобы конечность начала гнить, как мокрая листва в конце ноября. Сама Хельга пускала по нервным каналам своих жертв жидкий лед. Больно адски. Видно, Вера полностью овладела силой, раз смогла это повторить.

Я слонялся по квартире. Доковылял до Ванькиной комнаты, проверил его дыхание и цвет кожи. Вроде в порядке. А с чего бы нет? С чего я вообще взял, что Вера его прикончит? Какие у нее глаза вчера были страшные… Хорошо еще, за руку меня схватила. Прикоснулась бы к сердцу — и привет.

В итоге я приземлился на кухне. Заварил кофе. Все медленно, одной рукой — набрать чайник, вскипятить, залить в чашку. Болело везде — руку дергало, грудь выворачивало.

Кофе заварил крепкий, аж ложка стоит. Сверху горка сахара, чтобы наверняка. Выпить залпом. Подождать. Вроде сработало — в голове немного прояснилось.

Вера утром уехала. Сам прогнал, главное. Олень. Она теперь живая мишень для убийцы. Что толку, что она может заморозить этого чувака, если он использует яд… Думай, Тоха. Он был среди тех, кто пришел на открытый урок. Значит, нужен список.

С третьей попытки я нашел на кухне телефон. В студии долго никто не брал, потом знакомый голос забарабанил, как пулемет:

— Танцевальная студия «Летняя Дева», танцы-шманцы к вашим услугам.

— Ты, что, в секретутки подался?

На том конце замолчали.

— Тоха, ты? Неужто на курс записаться хочешь? А я говорил, только распробуй…

— Мне нужен список всех, кто был вчера на открытом уроке.

— А мне мир во всем мире и розовый пони!

— Слушай внимательно. Хельгу убили. Убил кто-то, кого она знала. Она сама впустила этого человека к себе домой. Судя по всему, то, что произошло вчера — его рук дело. У нас под носом ходит убийца. Вера сейчас для него легкая мишень.

Леха молчал так долго, что я подумал, нас разъединили. Он прокашлялся.

— Эм, Тохыч…

— Ну?

— Вера только что была у нас. Минут пятнадцать как ушла. Кошку хотела оживить. И брата твоего. Юля ее к Фросе отправила. Слушай, а что получается — он теперь может и на Юлю напасть?

— Не знаю. Передай Юле, чтобы была осторожна. Вышли мне список тех, кто был на уроке.

— Почтой?

— Голубем. Почта Антон Никифоров без пробела, яндекс точка ру. Записал?

Я нажал на отбой прежде, чем он насыпал новых вопросов. В груди как стекла толченого насыпали. Все это время Вера хотела, как лучше. А теперь едет одна к Фросе, пока где-то кружит чувак, который ходит на черный рынок за ядом, как к себе домой.

Пиликнул телефон. Список приземлился на почту. Быстро он. Я заварил еще кофе и пошел включать комп. Десять девочек, десять мальчиков. Женский пол отметаем. Из десяти парней убираем Лешу и Тёму, эти чихнуть боятся без ведома Юли. Остается восемь. Посмотрим…

Я пробил сначала общую информацию. Где учатся, где живут, семья, работа. Близнецов проверял особенно тщательно. Они мне сразу не понравились. Слишком прыткие. Поглядим. Кирилл Войнович, Александр Войнович. По восемнадцать лет обоим. Прописаны… Я аж поперхнулся. Адрес оказался знакомый — я был там недавно. Мытищинский район. Дом, где жила Вера. Совпадение? Ну-ну. Проверил остальных — ничего. Размял руку, побрился, зарядил пистолет и поехал.

В базе стояло, что Кирилл и Александр проживают на третьем этаже с родителями. Квартира прямо под той, где жила Вера. Коридор на третьем этаже выглядел еще хуже, чем на четвертом — обшарпанный, грязный, краска на стенах облупилась, лампочки выбиты. Я позвонил в дверь. Если никого нет, придется вскрывать. Но после третьего звонка открыли: вчерашний парень в спортивных штанах и мокрой от пота черной футболке стоял на пороге и вытирал лицо кухонным полотенцем. Похоже, я оторвал его от тренировки. За спиной у него стояла скамья и штанга с блинами.

— Привет… — он удивленно смотрел на меня, приоткрыв рот.

Я втолкнул его в квартиру. Эффект неожиданности — наше все.

— О, ого! — от удивления парень даже не сопротивлялся.

— Виделись. Ты один?

Он кивнул.

— Ты кто? — спросил он.

Я оглядел коридор с натяжными потолками и парой зеркал во всю стену. Под потолком работал кондиционер, в углу висел плоский телевизор. Типичная квартира в Мытищах. Ага.

— А ты? Сам расскажешь или помочь? — я отодвинул край куртки, чтобы показать Макарова.

Парень посмотрел на пистолет, на меня, поднял с пола полотенце и сел на край скамьи.

Именно так все нормальные люди и реагируют на пушку.

— Давай так, — предложил он. Что-то в его голосе изменилось. — Ты задаешь вопросы, я отвечаю. Скажем, три вопроса и три ответа. Устроит?

— Ты меня не понял?

Тут он поднял глаза, и по холке у меня прошла ледяная волна. Тело и лицо у него по-прежнему были молодого парня, но из поблекших глаз на меня смотрел старец с туманом вместо зрачков. И имя его было явно не Кирилл Войнович.

— Задавай свои вопросы, слуга Зимней Девы. И радуйся, что попал на меня, а не на брата. Я считаю.

Я прислонился к стене, заодно пытаясь заглянуть в комнаты. Но все двери были закрыты. Надо быстро сообразить, из какого мифа эта неведома зверушка. Иначе…

— Откуда мне знать, что ты ответишь честно?

— Первый вопрос, — невозмутимо проговорил парень. — Отвечаю. Я и брат — Смотрящие. Нам нельзя лгать и нельзя вмешиваться. Мы здесь, чтобы свидетельствовать правду. Мы — память мира.

Чем больше я вглядывался в его лицо, тем меньше верил глазам. То ли вчерашний опиат еще не выветрился, то ли и правда он переменился. Сгорбился и прибавил разом лет пятнадцать. Или пятьдесят.

Про Смотрящих я однажды слышал от Хельги — хватило, чтобы понять, что с этими ребятами лучше не связываться. Они помнят все вплоть до сотворения мира.

Может, если правильно спросить, он расскажет, что произошло вчера? Или лучше спросить, что он тут забыл? Или…

— Ты знаешь, кто убил Хельгу?

— Второй вопрос. Отвечаю. Да.

— Почему ты поселился в том же доме, где Вера?

— Третий вопрос. Отвечаю. Мы ожидали, когда она проснется.

Рот его словно бы растворился в лице. Сюр какой-то. Был рот и нет рта. И глаза темнеют с каждой секундой.

Я уперся спиной в стену, слепо нащупал справа от себя дверь и вывалился в общий коридор.

Что он сказал вообще? Ожидали, когда проснется?

Я поднялся на четвертый этаж. Ленты на месте. Ни хрена они не делают, эти участковые. Похоже, я последний сюда и приходил. А может, все дело в Смотрящих. Влиять на ход событий они не могут, но сделать так, чтобы никому не хотелось околачиваться рядом — вполне.

При дневном свете внутри все выглядело еще беднее, чем в прошлый раз. Синий с черными узорами ковер так протерся, что сквозь него видно линолеум. Картинки на стенах в коридоре были картонные, даже без рамы. Занавески на кухне драные.

Ожидали, когда проснется.

Я закрыл глаза. Вспомнил, как учил командир. Отрешиться от всего, что знаешь, посмотреть свежим взглядом. Обшарпанная мебель, тонкие стены. Наверняка слышно, как соседи смывают в толчке.

Соседи. А ну. Я поискал в карманах липовое удостоверение. На месте. Вдруг кто из соседей дома? Надо было раньше догадаться их опросить. Я начал звонить подряд во все двери. Открыла только заспанная женщина в засаленном желтом халатике с рыжей девочкой на руках. Я сунул удостоверение ей под нос.

— Участковый Никифоров Петр Сергеич, здравия желаю.

Женщина поставила девочку на пол и оперлась на косяк двери. На меня дохнуло перегаром.

— Нина, пойди поиграй с Саней. Что вы хотите?

— Квартира двадцать восемь. Можете описать жильцов?

Женщина заозиралась в коридоре. Я ткнул пальцем себе за спину.

— Вот эта квартира, девушка.

Она пригладила нечесаные волосы.

— Да я поняла. Я вспоминаю. Ходил тут один. Светленький такой. На бабу похож. Дети даже путали пару раз.

— Опишите его пожалуйста. Во что одет, какого примерно возраста, какого роста.

Женщина задумалась.

— Я его один раз всего видела. Дети чаще. Сын говорил, длинные волосы, то ли седые, то ли совсем светлые. Роста… Не знаю, вашего, наверное. Высокий. Худой до жути. А одет… Я не обратила внимания. Давно дело было. Может, год назад или два. Но помню, что он очень вежливо со мной поздоровался. И назвал так по-диковинному. Мадам, не мадам. Погодите. Как же там… Сеньор, сеньора… Сеньорита, вот! Точно.

Глава 13

Как позвонить по телефону, если у тебя нет голоса?

Я переходила от одной станции метро к другой, сверяясь с картами на больших круглых щитах, и сжимала в кармане записку с номерами. А что бы я сказала? «Дорогая Осенняя Дева, мне дали ваш номер… Да не важно, кто — один тип, который знает, что Хельгу убили, и способен без зазрения совести покалечить человека».

Тёма оказался той еще темной лошадкой. Впрочем, кто знает, как бы я запела, если бы на мне периодически выжигали клеймо без анестезии. Мог ли он убить Хельгу? Я вспомнила черные провалы вместо глаз. Может, и мог, если застал ее врасплох. Но зачем выкалывать ей глаза? А главное, зачем ему это вообще? В отместку за пса? Столько лет прошло. Почему именно сейчас?

Вопросов было больше, чем ответов. Я в очередной раз бросила взгляд на небо. Оно висело совсем низко, угрожая задеть темно-сизыми тучами по макушке. Дождь так и не начался. Вокруг было удивительно тихо для середины буднего дня. Люди по-прежнему сновали по улицам, что-то быстро говорили в прижатые ко рту трубки, не глядя набирали сообщения…

Я остановилась. Вот что значит на три года выпасть из реальности. Я забыла, что кроме звонков существуют смс-ки.

Приземлившись на ближайшую лавочку под сенью куцей березки, я достала телефон. Один пропущенный от мамы. Ей тоже надо написать. Но это потом.

Я набрала сообщение, с непривычки промахиваясь по крошечным клавишам на экране. Надо будет купить аппарат посовременнее.

“Дорогая Дарина”. Нет. “Уважаемая Осенняя Дева”. Даже Антон бы так не написал. Я напечатала: “Здравствуйте. Ваш номер дал мне Артем. Мы можем увидеться?”, вбила номер, нажала “отправить”. И перевернула бумажку.

Он только что на твоих глазах прижег ребенку руку сигаретой.

Пальцы сами набрали:

“Ты в порядке?”.

“Отправить”.

Мало тебе было Эдгара?

Рядом со мной приземлился тинейджер с дредами вместо волос. На голове здоровые беспроводные наушники, в руках телефон. Ничего себе, какие тонкие уже выпустили. Кеды, рваные джинсы, клетчатая рубашка. Я смотрю, нынче носить целые вещи — сродни преступлению.

Парень мельком глянул на мой допотопный телефон, старую кофту и отвернулся. Надо как-нибудь заглянуть в магазин…

“Конечно, приходи”, - пиликнула смс-ка.

Я вытаращилась на телефон. Куда приходить?

Словно в ответ на экране зажглось новое сообщение:

“Найди старое дерево с желтыми листьями, обними ствол и подумай о том, зачем хочешь прийти”.

Видно, что-то происходило у меня с лицом, потому что парень рядом вопросительно обернулся. Я качнула головой — “ничего”. Просто очередная сказочная история. Ничего особенного. Сунула телефон в задний карман и поднялась. Листья на березке над лавкой уже пожелтели от жары. Чувствуя себя идиоткой, я обняла ладонью шершавый ствол. Парень с интересом наблюдал за мной. Да, я сумасшедшая, можно не пялиться.

Как там было? Зачем я хочу к ней прийти? Чтобы оживить Сметану. Я закрыла глаза и представила себе черную шерстку и лапки-носочки с мягкими розовыми подушечками. Кошка вообще не виновата. И Антон не виноват. И Ваня.

Снова пиликнул телефон. Я не глядя выудила его из кармана и поднесла к глазам. “Не переживай за меня, Вера:) Как ты?”

Сосредоточься. Кошка. Шкодливая черная кошка, которая ворует еду со стола.

Вдруг я заметила за белым изогнутым стволом сверкающую вывеску “Осенняя Дева”. Вывеска венчала фасад здания, больше похожего на лесной бревенчатый домик. Под “Осенней Девой” квадратными буквами значилось “Ателье”.

Боясь, что видение исчезнет, я поспешила к домику. Не верилось, что в таком есть отопление или водопровод. От волнения я привычным жестом вцепилась в кольцо на безымянном пальце. Только не отдаляйся. Мне правда очень нужна твоя помощь.

Вокруг продолжали сновать люди, разрастался привычный гул города, но у самого домика звуки словно умерли. Я прижала раскрытую ладонь к массивному бревну, и только тогда позволила себе оглянуться. Парень с наушниками глазел на меня уже в открытую и выглядел до того сбитым с толку, что сомнений не было: он домика не видит.

Я постучала в низко посаженную дверь. Та открылась почти сразу, и я, не веря в то, что делаю, шагнула внутрь.

***

Внутри домик Осенней Девы оказался таким же маленьким, как выглядел снаружи. В темных сенях — если я правильно помню название этой крошечной комнатки на входе — повсюду висели пахучие веники трав. Окон не было, из-под потолка лился мягкий серый свет. Мне было до странного уютно, словно кто-то укрыл тело и душу мягким одеялом.

В стене напротив распахнулась дверь, и на пороге показалась невысокая рыжеволосая женщина. Льняное платье в пол полностью скрывало ее фигуру, через плечо свесилась медная коса. В царящем полумраке я не могла разглядеть ее лица, но, кажется, по возрасту она была ровесницей моей мамы.

— Это тебе нужна помощь с кошкой? — спросила женщина и шагнула в полоску света.

Морщинки рассыпались у ее глаз, виски впустили седину, но она по-прежнему была красива той благородной красотой, которая не уходит с годами.

Я коснулась горла и сложила ребра ладоней крест накрест.

— Ничего, что без голоса, — мягко сказала Осенняя Дева. — Главное я уже услышала. Заходи. Помогу, чем смогу.

Я вошла за ней, не зная, куда деть руки. Комната за сенями была просторная и светлая. Окна с толстыми стеклами пропускали солнечный свет, дробя его на множество лучиков. Низкая кровать на массивных ножках в углу была застелена красным шерстяным одеялом. Рядом пристроилась колченогая табуретка. У одного окна стоял стол с шитьем, у другого под самым потолком висели ароматные веники, как в сенях, какие-то подвески, амулеты. Я пригляделась: большей частью керамика — колокольчики, звездочки, человечки. У стола разместился кухонный уголок: газовые конфорки, чайник, разделочная доска и хлеб с ножом.

Слава богу — эта удивительная женщина хотя бы ест.

— Садись, — пригласила она.

Я села. Стул оказался удивительно удобным, словно тот, кто его сделал, знал мое тело лучше меня самой. На массивной столешнице лежали уложенные по цвету кусочки ткани, мотки ниток, бархатная подушечка с иголками, ножницы с тонкими черными дужками и пара наперстков.

Дарина подошла к кухонному уголку, чиркнула спичкой, зажигая газовую конфорку, поставила алюминиевый чайник на плиту и задумчиво оглядела связки трав. Сняла несколько, растерла в пальцах и, удовлетворенно кивнув, высыпала сбор в белые эмалированные кружки.

— Ты новая Зима, — сказала она, не поворачиваясь. — От тебя пахнет стужей. Значит, твоя сила уже проснулась.

Я кивнула. В том-то и проблема.

Дарина украдкой наблюдала за мной, грея руки у медленно закипающего чайника. Потом порылась в плетеной корзине в углу и достала плоское серебряное блюдо.

— Не волнуйся: голос к тебе вернется, — пообещала она. — Когда ты будешь меньше всего ждать. А пока вот. Подумай о том, что хочешь сказать, и прикоснись к нему.

Она поставила блюдо на стол передо мной, и я осторожно потрогала пальцем острый край. Если это блюдо — то, что я думаю, к нему должно прилагаться катящееся яблочко. Но яблочка не было. В блестящей поверхности отражался только деревянный потолок.

Чайник засвистел. Повозившись у плиты, Дарина поставила передо мной дымящуюся глиняную кружку, а сама опустилась на стул напротив и взялась за неоконченное шитье. Что-то нежно-голубое — лента или пояс. Она вышивала каемку синими нитками.

— А кошку ты заморозила по ошибке, видимо, — она улыбнулась своим мыслям. — Это ничего. Все мы поначалу совершаем ошибки. Ты наверное знаешь, что мы сменяем друг друга. Сила одна, а владелиц много. Ее берут на время, потом передают дальше. Хельга была единственная, кто не делился… Так что никто даже толком не знает, на чем ее сила основана. Но ничего. Я тебе помогу.

Я задумчиво гладила каемку круглого блюда. Тело как-то само расслаблялось — то ли от аромата трав, то ли от особого воздуха в домике. На улице день, мне еще нужно добраться до Фроси, потом — домой. Хотя домой как раз не хотелось.

— Зачем тебе Ефросинья? — вдруг спросила Дарина.

Взгляд ее переместился с шитья на идеально гладкую поверхность блюда. Кроме деревянных балок на потолке в нем по-прежнему ничего не отражалось. Я подтянула блюдо к себе и, положив на него обе ладони, стала вспоминать о заснувшем Ване, о том, как ранила Антона, о Сметане, бросившейся на помощь хозяину. Я старалась воссоздать конкретные картинки, но мысли разбегались. Стоило Антону возникнуть перед внутренним взором, как туда добавился взрыв в метро и однообразные дни в прохладной полутемной квартире после. Там всегда пахло выпечкой…

Я зажмурилась, пытаясь прогнать лишние видения.

— Это много, — не то спросила, не то сообщила мне Дарина, и мне послышалась грусть в ее голосе. — Очень много для такой юной девушки. Можно спросить, сколько тебе лет?

Я убрала руки с блюдца. Иногда мне казалось, что уже все сорок, а впереди только беспросветная старость. Но ей это вряд ли интересно.

Заметив мою нерешительность, Дарина заговорила:

— Ко мне часто приходят девушки твоего возраста. Все хотят узнать про суженого, и чтобы он непременно любил так, что… — она всплеснула руками, зажав иголку в пальцах. — До луны и обратно. А ты как будто уже и отлюбила свое, и отжила.

Я сделала глоток вкусно пахнущего отвара. Не затем я пришла, чтобы меня жалели. Дарина усмехнулась.

— Я каждой что-то вышиваю с собой в дорогу. Сегодня начала пояс. Как чувствовала, что кто-то придет. А если так… — Дарина собрала ткань в бантик, — не пояс, а резиночка. Как считаешь?

Я пожала плечами, завороженно наблюдая, как умелые пальцы орудуют иглой, оставляя на ткани замысловатый узор из квадратиков и кружочков.

— Или все-таки оставить… — Дарина распустила бантик и завязала красивый двойной узел. — А? Совсем другое дело. Построже.

Мне захотелось потрогать узор на ленте. Нити были похожи на шелковые — так ладно ложились одна к другой, что узор получался словно нанесенный глазурью, выпуклый и блестящий.

— Осторожно, не уколи пальчик. Подойдет тебе, как думаешь? — Дарина быстро глянула на меня. — Нет. Не носишь ты больше ленты в волосах.

Я уставилась в стол. Какие ленты? Узнай она, что было три года назад… А, ладно. Пусть смотрит. Я накрыла блюдо раскрытой ладонью и зажмурилась.

Под веками замелькали картинки: мощная фигура Эдгара в рубахе с закатанными рукавами — в полумраке я едва могу различить его лицо. Он дергает меня к себе, одновременно Костя пытается оттащить меня в другую сторону. Они ругаются. Удар, и вот уже Костя летит с лестницы в непроглядную черноту, а Эдгар спускается за ним. Блеснувший в темноте нож, снова короткий удар. Мой крик и страшное понимание — Кости больше нет. Пустота. Душные, крепкие объятия — Эдгар пытается меня успокоить. Холодная ярость и чей-то решительный голос: «Тебя больше нет. Нас никогда не было и не будет». Мой голос.

Дарина отложила ленту.

— Ты как будто умерла тогда, — пораженно вымолвила она.

Я залпом допила чай, закрыв чашкой поллица.

“Большое спасибо”, - произнесла я одними губами и поставила чашку на стол.

У Сметаны нет времени. А у меня нет сил обсуждать это.

Дарина встала и, порывшись в той же корзине, откуда достала волшебное блюдо, выудила крутобокую бутылочку высотой не больше мизинца.

— Возьми. Это поможет. И передавай Тёмке привет.

Я запоздало подумала, что надо спросить, кто он ей, но так действительно можно было проговорить бесконечно.

***

Когда деревянная дверь закрылась за моей спиной, никакой вывески “Метро” и лавки я не обнаружила — вокруг высились только редко посаженные деревья. Но это был не лес, а парк, и я даже знала, какой.

Солнце висело низко, собираясь вскоре скрыться совсем. К Фросе я сегодня уже явно не успевала. Я шагала по дорожке туда, где по моим воспоминаниям должно быть метро, а значит, и парковка такси, и поминутно проверяла сохранность бутылочки в кармане. Надо сообщить Антону, что у меня есть живая вода.

Я достала телефон. Еще один пропущенный от мамы. Я быстро написала «буду к ужину, извини, не могу говорить» и открыла переписку с Тёмой. «Дарина передала тебе привет. Спасибо за помощь. Ты знаешь номер Антона?».

Ответ пришел мгновенно:

«Не за что:) Как прошло?» и ниже «Номер сейчас пришлю».

Быстро он печатает. Как прошло? Я вспомнила самое ужасное, что случилось в моей жизни, и не рассыпалась.

“Хорошо”. Подумав, я добавила смайлик. Никогда не умела толком ими пользоваться.

Тёма прислал номер.

«Спасибо», — настрочила я.

И задумалась. С чего начать смску человеку, который выгнал тебя из дома?

«У меня есть вода, чтобы оживить Сметану».

Палец завис над кнопкой «отправить». Спросить, как его рука? Как Ваня?

Хватит для начала и этого.

Я отправила смску и огляделась. За деревьями виднелась арка. Если это действительно тот парк, о котором я думаю, до мамы мне ехать минут пятнадцать. Впереди маячил торговый центр, похожий на здоровенную коробку из красной и желтой плитки.

Пиликнул телефон.

«Ты занята завтра?» — высветилось на экране.

И тут же позвонила мама. Надо уже сказать ей, что я периодически теряю голос. А еще не сплю из-за кошмаров, больше не захожу в метро и по малейшему поводу у меня начинают дрожать руки, как у немощной бабульки.

Я дождалась, пока телефон отзвонит и, с трудом попадая по буквам, набрала ответ: «Напиши, пожалуйста, если что-то срочное. Не могу говорить».

Мама снова позвонила, я снова не взяла, а сама уже почти вплотную подошла к торговому центру. Наконец она прислала смс-ку: «Будешь ужинать? Я пожарю картошку».

Черт. Я же так и не поела. Будто в подтверждение живот отозвался болью.

Я написала “Да, спасибо”, проверила — Антон не прочитал сообщение. Задумчиво пролистала переписку с Тёмой и, чувствуя, как сердце проваливается в желудок, набрала:

“Я завтра поеду к Фросе. Потом свободна”.

Нащупала в кармане оставшиеся купюры и шагнула к разъезжающимся стеклянным дверям торгового центра.

Антон

С остальными из списка Леши было глухо. Один парень жил в Подмосковье и учился на режиссера, другой на геолога. Очкарик вообще писал диссертацию по физике. Зацепиться было не за что.

Я в сотый раз пролистал фотки на страничке Веры. Нафига постить бурьян и лестницу? А ну, найдется по ним местоположение?.. Загрузил фото в программу — координаты вышли сразу.

Я глотнул кофе. От него уже горчило во рту, но ничего другого в меня не лезло. Эффект от вчерашнего прихода выветрился почти весь, мне снова было больно, и крепко. Сердце как будто крутили в мясорубке.

Вечером, если так продолжится, опять придется курнуть. Или ехать к Вере. Рассказать все, как есть. Просить. А ну как откажет?

Так, об этом потом. Сейчас, пока есть силы, надо работать.

Я проверил Ваньку и поехал.

По координатам гугл отправил меня к запущенной деревне. В основном дачи, жилых домов не видно. Небось где-то здесь дача родителей Веры, там она свой бурьян и фоткала. Но нет — я проехал уже всю деревню, а навигатор все показывал “дальше”. Туда, куда он вел, минивэн не проедет. Насколько хватало взгляда, простиралась крапива с человеческий рост да виднелось быстро темнеющее небо.

Я вышел из машины. «Пройдите пять метров, потом поверните налево». Хорошо, догадался взять кожанку — так бы весь исцараплся. Сначала все вокруг было темно-зеленое, непроглядное, колючки да крапива. Потом под ногами наметилась дорожка. Бурелом начал редеть, тропинка под ногами вырисовалась четче. Скоро я увидел вдалеке… сарай, не сарай. С башенками сараев не бывает. Вон там даже наличники висят на окнах. Доски синевато-серые, большей частью гнилые от времени и дождей.

В лесу кричали птицы, в кронах шелестела листва. Я пошел дальше, сверяясь с навигатором. Через пару метров он сказал “цель достигнута” и погас.

Солнце клонилось к горизонту, оранжевый закат просвечивал сооружение насквозь. От него уже мало что осталось. Ветер подует — упадет, как карточный домик. Наверняка там и пола давно нет, одна земля. Я подошел ближе. На крыльце среди прошлогодних листьев в рамке с черной лентой стояла фотография парня. Знакомое лицо. Челка на один глаз, колечко в губе. Среди сгнившей листвы затерялся обмоток желтой ленты. Я взошел на порожек и заглянул внутрь. Пол обвалился, сквозь остатки досок пророс кустарник. В углу жалась лестница на второй этаж, но ступени почти все выбиты, не заберешься. Наверх больше никак не попасть — высота метра два с половиной. Краска на стенах осыпается, под потолком прилепилось опустевшее улье. В подвале наверняка гадюки себе гнездо свили, они такие места любят. Постройке лет сто пятьдесят — двести. Никто в здравом уме сюда не сунется, кроме любопытных подростков.

Если фото на крыльце, значит парень здесь и погиб. По официальной версии. А что там на самом деле было…

Хоть убей, оно не сходилось. В семнадцать лет Вера таскалась сюда и фоткала бурьян. Потом что-то произошло, и она якобы исчезла, прихватив с собой приятеля.

Параллельно Смотрящие поселились на этаж ниже и ждали, пока “она проснется”. Там же ее караулил Лестер. Здесь кто-то поставил мини-памятник. А потом она, вернувшись, гуглила, где похоронен Константин Семенов.

Либо она мне соврала, либо кто-то соврал ей.

Я шагнул внутрь здания. Потолок не рухнул, уже хорошо. Обошел комнату по периметру. Там, где кончалась лестница, начинался вход в подвал. Из дыры выползла красно-бурая гадюка.

Самое умное убраться отсюда, пока еще какая-нибудь хрень не вылезла. Я зашагал к машине, и уже из нее набрал номер товарища.

— Антоха.

— Я за него. Нагугли мне номер Царевой Елены Васильевны. Я не у компа.

— А где ты?

Я вздохнул.

— Там, где не ловит Интернет.

— Любишь ты в жопу забираться.

— Обожаю.

Он пробил домашний номер Вериной мамы. Уже совсем стемнело, было холодно, как в склепе — я ощущал это даже в машине. Я набрал номер. Интересно, Вера дома? Или этот ее Сережа? Вот ему я бы точно задал пару вопросов.

Ответила мама.

— Никифоров Петр Сергеич, — отрапортовал я. — Ваш участковый.

— Петр Сергеич! — оживилась мама. — А Веры нет. Вы не знаете, где она?

Колесико мясорубки на секунду замерло, а потом провернулось дважды.

— Не знаю. Сергей дома?

— Уехал вчера утром. Послушайте…

В ухо тренькнула смс-ка.

— Один момент, Елена Васильевна.

Я пробежал глазами текст.

«У меня есть живая вода, чтобы оживить Сметану».

Глава 14

Из магазина я вышла с новым блокнотом и ручкой в одном кармане и лентой Дарины в другом. Косы, чтобы вплести ее, больше не было — свежеостриженные волосы едва доставали до плеч. Денег у меня тоже не было — последние сотни ушли на парикмахера. Вообще-то блокнот я купила, чтобы спросить про стрижку. Парикмахер долго рассыпался в комплиментах моей отросшей гриве, а я вежливо кивала, с нетерпением ожидая, когда она отрежет первую прядь. Мне казалось, вместе с лишними сантиметрами уйдут воспоминания — запах Эдгара, въевшийся под кожу, его дыхание на затылке и душные объятия.

Теперь ветер непривычно холодил шею. Джинсы, такие узкие, что больше напоминали леггинсы, болтались в пакете на сгибе локтя. Там же, завернутый в алую рубашку в стиле уни-секс, лежал заветный пузырек с живой водой.

Сумерки одели город в теплое дымчатое покрывало. Повсюду зажглись огни, и улица стала похожа на длинную гирлянду с торопливо снующими по ней фигурками. Даже к вечеру люди не замедлили темп — неслись вперед с такой скоростью, будто хотели завершить все земные дела до заката.

Я стояла у входа в метро и пролистывала смс-ки. Антон написал, что будет у меня дома через полтора часа. Что он забыл у мамы, мне было непонятно, но спрашивать я не стала.

С Тёмой мы договорились встретиться около двух рядом с домом Фроси. Я не стала спрашивать, что по этому поводу думает Юля, а сам он ни о чем не упоминал.

С метро все было по-прежнему: я пробовала спуститься под землю дважды, и каждый раз паника грозила выдавить из легких остатки воздуха. Что-то внутри меня, то, что сильнее здравого смысла, знало: в недрах стеклянно-мраморного мира с дребезжащими поездами меня ждет смерть.

Оставалось, видимо, наколдовать себе еще пару купюр и поймать такси.

Хотя надо уже прекратить это делать. Купюры пусть и стоят всего пару крошек души, но раз уж я решила отказаться от волшебства…

— Ой, любишь ты усложнять, моя радость, — произнес за спиной елейный голос.

Я обернулась, уже зная по бархатному тембру, какую из ипостасей выбрал Лестер. В этот раз он превзошел сам себя: волосы белизной соперничали с элегантным брючным костюмом, болезненная худоба сменилась подтянутостью.

Я глубоко вздохнула, надеясь, что от легкого испуга руки не задрожат, и на всякий случай уперла их в бока.

— Столько мороки ради того, чтобы капельку поменять внешний вид, — насмешливо протянул Лестер. — Неужели нельзя вообразить себе… Ну скажем… — он щелкнул пальцами, и я почувствовала дуновение воздуха там, где только что плотно сидели джинсы. Вместо них на мне красовались коротенькие кожаные шортики, а из-под тесного кожаного топа виднелся голый пупок. Я пригляделась. Это что, пирсинг?

Какой-то парень у газетного киоска присвистнул. Я развернулась к Лестеру, всем своим видом выражая возмущение.

— Что? — Лестер поднял руки в знак капитуляции. — Смотри, вон юноше нравится.

Я потрогала колечко в пупке. Почему прокол не болит?

— Почему не болит, — с обворожительной улыбкой повторил Лестер, следя за мной. — Некоторые вещи не меняются, моя радость. Угадывать по твоему лицу по-прежнему доставляет мне ни с чем не сравнимое удовольствие.

Высокая блондинка в платье и белых туфельках вышла из метро и, заметив Лестера, остановилась. Даже перестала вытаскивать наушник из уха. Облизала губы, окинула его оценивающим взглядом, но заметив меня, засунула наушник обратно и зашагала дальше.

— Видишь? — гордо спросил Лестер. — Ты стала настоящей красавицей. Первыми это всегда замечают женщины.

Я повела плечом и представила, что снова стою в джинсах и футболке. Дыра в груди стала шире, но плясать под дудку Лестера я не собиралась.

Я перевесила пакеты на сгиб руки, отошла подальше от стеклянных дверей и произнесла одними губами:

«Что тебе надо?»

Его довольная улыбка поблекла.

— Ты опять без голоса? Я уж решил, ты не желаешь со мной беседовать. Что-то творится в последнее время с моим волшебством. Выветривается, как духи. Я сначала думал, это следствие моей травмы. Но я уже оправился, а оно все барахлит. Ты ничего не заметила?

Я почала головой и выразительно показала на свое горло. Если он хочет вести беседы, пусть сперва даст мне голос.

— А, да. Прости, — Лестер послал мне воздушный поцелуй. В горле знакомо защекотало, и связки ожили. — Так лучше?

Я кашлянула.

— Пойдет.

— Как будто где-то подтекает, — Лестер посмотрел на темнеющее небо. Я тоже подняла глаза, но кроме пары плывущих облаков ничего не увидела. — Смотри, — он взмахнул рукой, и люди вокруг исчезли. — Клянусь, оно растает через пять минут!

Метро и улицу заволокла голубоватая дымка. Брючный костюм Лестера сменился камзолом под цвет его глаз, белые мокасины — лакированными туфлями с сапфировыми пряжками. Грудь мне неожиданно стянул корсет, а движения — громоздкое платье с широкой юбкой.

— Какого… лешего… — спустя пару вымученных вдохов мне удалось победить иллюзию, и грудная клетка расслабилась в привычном лифчике под футболкой. — Тебе заняться нечем? Мне вообще нужно через час быть дома!

— По маме соскучилась? — ядовито поинтересовался Лестер.

— Очень, — я пошарила в карманах. Блокнот на месте. А бутылочка? Она же была в пакете. — Где мой пакет?

— Ой, ну какая ты скучная! — воскликнул Лестер. — На месте твой пакет. Я из лучших побуждений хотел тебя домой доставить.

— Ну так доставь, — огрызнулась я и вдруг подумала, что он просто тянет время. Что-то в мире происходит, пока он тут поясничает.

— А вот езжай сама теперь на своем такси!

Лестер шаркнул каблуками и направился вниз по мостовой. Я только сейчас поняла, что кроме ужасного платья он «включил» какой-то средневековый город на воде. Из тумана вдалеке выступали низкие домики с деревянными ставнями на окнах, выкрашенные в бордовые и синие тона.

— Стой! — я кинулась за ним.

Мостовая пропала. На сколько хватало глаз, везде плескалась мутно-зеленая гладь, но я все равно бежала, на ходу воображая под ногами обтесанные камни. Ступням от них было больно, но остановиться и представить что-нибудь поудобнее времени не было. Я догнала Лестера, когда он уже почти скрылся в сероватом тумане и, не придумав ничего лучше, дернула за локоть. Он без труда сбросил мои пальцы.

— Смотрю, этот увалень кое-чему научил тебя, — раздраженно бросил он. — Хорошо, что вы разбежались.

Я уперла руки в колени, пытаясь отдышаться. Как по этим мостовым люди ходили? Ноги у меня отваливались.

— Откуда ты…знаешь? — прохрипела я.

Лестер изящно пожал плечами.

— Он не таскается за тобой. Либо умер, либо поссорились. Если хочешь знать мое мнение…

Я медленно выпрямилась. Нормально. Стоять могу.

— Оставь свое мнение при себе. Лучше скажи, как мне вернуть к жизни Ваню. И отменить всю эту ерунду с Девами. Поцеловать случайную девушку на выходе из метро, я так понимаю, не прокатит?

— О, давай попробуем, а? — оживился Лестер.

— Я серьезно!

— И я. Ну давай!

Я топнула ногой.

— Это несправедливо! Я не хотела быть этой Девой. Я вообще не хотела больше никакого волшебства!

Лестер склонил набок голову и посмотрел на меня с умилением.

— А жизнь вообще очень справедливая, да? У всех справедливая, и только на тебе, бедной, что-то сломалось.

— Мне не нужна сила Хельги, — упрямо повторила я. — Должен же быть способ как-то…

— О, Мадонна! — перебил он, театрально воздев руки к искусственному небу, и обошел меня вокруг. Джинсы с футболкой сменились алым платьем под стальными латами, на запястьях блеснули серебряные перья. В этом наряде я стояла перед Антоном пару дней назад. — Посмотри, — Лестер щелкнул пальцами, и передо мной возникло большое зеркало в резной оправе. — Какая стать! Белиссимо! Бывшая школьница и рядом не стояла. Сила Зимней Девы — лучший из всех подарков, что могла преподнести тебе вселенная.

— Ты даже не знал о существовании этих Дев! — я попыталась сорвать с рук пластины, но те сидели как влитые. — С каких пор они тебе нравятся?

— С тех пор, как я увидел их возможности, — спокойно ответил Лестер. — Ты платишь за свои фантазии, а они нет. Это чистое волшебство.

— Тебя этим чистым волшебством чуть не убили! — отчаявшись стянуть пластины, я сосредоточилась, воображая, что снова стою в своей одежде, а руки у меня голые, с редкими волосками на светлой коже. — Я сама могу случайно убить кого-нибудь взглядом! Это и есть то, чего все хотели от Хельги. Чтобы она для них убивала! Юля выкатила мне целый список! Хорош подарок! Ваня в коме, кошка околела, я ношусь по всему городу, чтобы оживить их, вместо того, чтобы…

— Чтобы что? — Лестер даже шею вытянул, так его, казалось, интересовал мой ответ.

Я запнулась. Ненастоящее солнце светило в глаза, аквамариновая поверхность воды искрилась в его бликах. Этот вид завораживал, как почти всякая из выдумок Лестера. Я смотрела на него, на воду, и никак не могла найти ответ.

— Что бы ты делала, не появись Хельга в твоей спальне? — повторил он. — Искала бы способы сдать ЕГЭ в этом году? Отправилась в магазин за новым телефоном? Наведалась к маме? То-то, я смотрю, ваши отношения так и дышат нежностью.

— Я бы никого не убила! — воскликнула я и почувствовала, что по рукам пробежал озноб, хотя ветра здесь не было. Лестеру, видимо, было лень придумывать еще и его. — Я бы выстроила свою жизнь заново! Три года назад я по собственной глупости лишила себя всего. Я хотела это исправить!

— Ну так исправь, — легко согласился он, будто я спрашивала его разрешения. — Займись своим поступлением. Что ты там еще хотела? Рисуй. Пиши. Пой. Вон та женщина, обклеенная скотчем, прекрасно справляется со студией. Разве нет?

Видимо, он имел в виду Юлю.

— Она вынуждена, — возразила я.

— Ой ли! Вынуждена она!

— Ей нужно внимание мужчин, чтобы преобразовывать его…

Лестер раздраженно цокнул языком.

— Никто не делает того, что не хочет, Вера. Запомни это. Люди несчастливы, потому что выбрали быть несчастными. Слабы, потому что выбрали быть слабыми. Эта ваша Летняя Дева делает то, что делает, потому что ей нравится такая жизнь.

— Она хотя бы никого не убивает! — простонала я. — А мне достаточно только взглянуть на живое существо, чтобы оно упало замертво!

— У каждого свои таланты, — пробурчал Лестер, внезапно заинтересовавшись пеной кружев на рукаве сорочки.

— Ты, что, не видишь, что я превращаюсь в чудовище! — сама того не заметив, я снова схватила его за руку. — Скажи, если я умру и не передам силу, то освобожусь? Это сработает?

— Да я почем знаю! — Лестер скинул мою руку и стукнул по мостовой непонятно откуда взявшейся тростью. — Не я придумал эти правила. Но Вера, — он наклонился ко мне, и я запоздало подумала, что раз я Вера, а не его радость, то дело плохо. Холодные глаза цвета молодого льда сверкнули у самого моего лица. — Мне плевать, кем ты себя считаешь. Чудовищем, ангелом или дьяволом во плоти. Клянусь, если ты вздумаешь провернуть номер с самоубийством, я…

Он не успел договорить — иллюзия рассеялась. Сквозь очертания мостов и одноэтажных домиков резко проступили многоэтажки. Вода сменилась асфальтом, и мы оказались у моего дома. Точнее, оказалась я, а Лестер исчез. Только черное перышко, мазнувшее меня на прощанье по щеке, напоминало о нашем разговоре.

Вокруг разливался теплый летний вечер, оборачивая меня влажным воздухом и духотой. Пакет с обновками и заветной бутылочкой болтался у меня на сгибе локтя, в кармане надрывался телефон. С третьей попытки я выудила его из кармана. Мама.

— Да, мам, — ответила я, радуясь, что голос все еще со мной.

Я успела разглядеть время на крошечном экранчике — девять вечера. Антон будет через полчаса.

— Вера, сколько можно матери не отвечать? Ты не успела приехать, уже вся в разъездах!

— Извини, — ответила я, рассматривая босоножки. — Я уже у подъезда. Захожу.

— Ужин остывает! — рявкнула трубка.

— Иду.

Я медленно поднялась по ступеням подъезда, думая о том, что по большому счету ничего в моей жизни не изменилось. Только теперь у меня был еще один волшебный мир, чтобы сбежать в него.

Вера, 16 лет

На даче я жила затворником. Дед целыми днями пропадал в огороде, я была предоставлена сама себе. С местными почти не общалась. Да их и оставалось с каждым годом все меньше: из деревни многие перебирались в город. На даче я читала, спрятавшись от летней жары в кирпичный домик, и много гуляла по лесу, стараясь в каждом облачке и каждой проталине увидеть знак для продолжения зарождающейся истории.

Фотография молодого парня, одетого как конюх, лежала в кармане джинсов. Я столько раз вытаскивала ее, чтобы в очередной раз взглянуть на затененный профиль, что та вконец истрепалась. В этих прогулках я придумала целое жизнеописание — нелюбимый сын барина, мать умерла в родах, отец винил сына в смерти любимой жены. Мальчик рос одиноким, нелюдимым и совсем не умел выражать эмоции.

От одной деревенской девочки я услышала, что в округе завелся вампир, который живет в часовне на кладбище. Вампиром оказался молодой любитель романтики, покинувший город после ссоры с матерью. Ему хватило экстравагантности поселиться в местной часовне.

Костя жил, как настоящий поэт: утром спал, а по ночам, вдохновляясь видом безлюдного кладбища, писал стихи. Он никому их не показывал, Интернета, как, собственно, и компьютера, у него в часовне не было. Он собирался вернуться домой к осени и опубликовать целый сборник. Мы быстро нашли общий язык. Костя закончил филологический факультет и издавался мелкими тиражами в одном средней руки издательстве. У него даже была презентация книги. Я восхищалась им за талант, он мной — за бесстрашие. Так и говорил: “Тебе, Вера, лишь бы залезть куда-то, а разбираешься ты всегда по ходу дела…” Лазили мы действительно повсюду: в подвал под старым склепом на кладбище, в заброшенные дома соседней деревни и даже в никому не нужные сараи.

Однажды мы забрели в непролазный бурелом — деревьев нет, зато трава и крапива такая высокая, что можно потеряться, отойдя всего на два метра. Костя уговаривал меня повернуть назад, но я упрямо шла вперед, игнорируя колючки, нещадно ранящие щиколотки даже сквозь плотные джинсы. Скоро под ногами обнаружилась неприметная тропинка. Тут уже Костя загорелся.

Мы вышли к заброшенной усадьбе, и вдруг меня осенило — именно здесь сто с лишним лет назад жил Эдгар.

Глава 15

Я тихо открыла дверь и оказалась в темном коридоре. Cтараясь не шуршать пакетами, протиснулась к тумбочке под зеркалом и неслышно пристроила на нее ключи. Сколько раз я на автомате выполняла эти простые действия — скинуть рюкзак, пройти к зеркалу, бросить ключи на тумбочку, не поднимая глаз на свое отражение. Из головы не выходила последняя фраза Лестера.

— Я тебе сколько раз звонила! — заявила мама вместо приветствия, выплывая из комнаты и кутаясь в домашний халат.

За ней, лениво переставляя лапы, показался Наум. Мамино общество явно пошло ему на пользу: облезлый хвост распушился, бока округлились.

— Привет.

— Занята сильно. Говорить не может. С друзьями, небось, можешь… Все холодное уже. Три раза подогревала, — мама прислонилась к стене и стала наблюдать за мной. — На телефон не отвечаешь. Я уже думать начала всякое. Хорошо, с участковым поговорила, он меня успокоил. Столько людей пропадает сейчас. У нас знаешь, какой район опасный стал. Не то что ваша Америка.

— Угу, — я наклонилась расстегнуть ремешок на босоножке и заодно проверить, подойдет ли Наум гладиться. — Что? Участковый?

— Помнишь, приходил с тобой мужчина такой высокий. Я записала его имя, — мама выудила из кармана аккуратно сложенную бумажку. — Вот. Никифоров Петр Сергеевич.

Я выпрямилась.

— Что он сказал?

— Спрашивал про Сережу. Такой воспитанный…

— Сережа?

— Да нет же! Участковый. Все только по делу спрашивает. Ой, у тебя новая прическа. Покажись! — мама подошла ко мне, щурясь в свете лампы.

Я провела по волосам ладонью. Зачем Антону понадобился Лестер?

Наум все-таки вальяжно приблизился, и я почесала его за ухом.

— Хорошо, что участковый тебе понравился. Он как раз собирался заехать. Мне нужно ему кое-что отдать.

— Вот сразу видно, человеку не все равно! — важно заявила мама. — Он же наверняка работает круглые сутки.

Он вообще почти не работает.

— Он выкроил минутку, — следя, чтобы голос звучал ровно, сказала я и, пока не возникло новых вопросов, юркнула в свою комнату. На мгновение я провалилась в темноту — окна зашторены, свет выключен. Блаженство.

— Давай скорее руки мой! Поешь, пока он не приехал, — донеслось из-за двери.

Я нащупала склянку с выпуклыми стенками. Передам и все. А завтра к Фросе.

Какой же длинный день…

— Сейчас иду.

Я постояла еще несколько мгновений в темноте. После бесконечного дня до смерти хотелось в душ. Успею?

Я быстро стянула джинсы и футболку и завернулась в розовый банный халат времен пятого класса. Придется успеть — Антону я в таком виде точно не покажусь.

Вода в душе была ледяная — оказалось, именно на этой неделе отключили горячую. «Вот тебе и реальность», — скептически произнес в голове голос, подозрительно напоминающий голос Лестера.

Это был самый быстрый душ в моей жизни. Я выскочила из ванной, чувствуя себя еще более уставшей, чем была. Быстро прошла на кухню и устроилась за столом, выжимая намокшие кончики волос.

— Ешь, — мама поставила передо мной тарелку с дымящейся картошкой и села напротив.

— А ты?

Мама постучала по наручным часам на потертом ремешке, которые не снимала даже на ночь.

— Мы с Барсиком давно поужинали.

Я покосилась на развалившегося в углу Наума. Барсик. Ну ну.

Вдруг раздался звонок и почти сразу за ним кто-то стукнул в дверь. Насколько я знаю Антона, стучать кулаком в дверь он не станет.

— Ой, — прошептала мама. — Это участковый? Не открывай — проверь сначала, кто.

— Угу.

Завернувшись поглубже в халат, я подошла к двери и заглянула в глазок — сплошная чернота, будто кто-то накрыл его ладонью.

Дверь дрогнула от нового удара, и струйка холода пролилась по позвоночнику. Кто бы это ни был, он явно пришел не с добрыми намерениями.

В голове пронеслась мысль: Никто не смеет грозить Зиме. Не дав себе подумать, откуда она, я дернула дверь — и на мгновение лишилась дара речи.

На пороге стоял Антон. В полумраке ночного коридора он походил на дух мести из ужастиков. Фигуру окутывала черная кожа — штаны и куртка, — на ногах вместо потрепанных кед сидели высоко зашнурованные берцы. От него исходил кисловатый запах алкоголя. Антон уперся кулаком в косяк — куртка задралась, открывая белую полоску тела над армейским ремнем, — и смотрел куда-то мне за спину.

Я настолько удивилась, что озвучила первое, что пришло в голову:

— Тебе не жарко?

Антон хрипло расхохотался, и смех его зловеще прокатился в тишине коридора.

— Снова с голосом, ты смотри, — он оглядел меня с ног до головы и насмешливо добавил. — Розовый зайчик.

— Петр Сергеевич… — позвала мама из кухни.

— Он самый. Ну что, поехали кошку оживлять?

В глубине квартиры надрывно мявкнул Наум. Я заслонила собой дверной проем.

— Ты, что, опять пьян?

— А то.

— Я с тобой никуда не поеду, — отрезала я.

— Петр Сергеевич, — голос мамы прозвучал уже ближе. — Вы нашли Верины вещи?

— А то, — развязно повторил Антон. — Завтра поедем забирать. Сейчас нужно кое-какие бумаги заполнить. Опись вещей сделать.

Какая еще опись?

Но мама, видно, полностью удовлетворилась его ответом. Даже предложила чай.

— С удо… удовольствием, — неразборчиво отозвался Антон. — Благодарю.

Кивнув, мама вернулась на кухню.

— Так и будем стоять? — перекатываясь с пятки на носок, спросил он.

Я закуталась поглубже в халат. Может, развернуть его? А если он за рулем? Нельзя его отпускать в таком виде. Но я же ему не нянька.

Пока я размышляла, Антон молча отодвинул меня в сторону и зашагал вдоль темной прихожей в мою комнату. Там он уселся на крутящийся стул, явно для него слишком низкий, и крутанулся, оттолкнувшись ногой в берце. Глянул в ночь за окном и поводил рукой по столу.

— Все мамы молодых девушек ужасно утомительны, — сказал он. — Я как-то общался с одной. Знаю, о чем говорю. Тогда я, правда, не успел. А сейчас, видишь, приехал. И ты тут. И тоже была у Дарины… Одна! — он зачем-то погрозил мне пальцем. — После нее, чтоб ты знала, с девушками ничего хорошего не случается. И тряпки ее никому еще не помогли. Но ты же ничего от нее взяла? Только воду?

Я чуть не сказала «Где ты раньше был?», но осеклась. Выброшу ленту завтра. А он пока может преспокойно катиться в свою…

— Хочешь сбагрить меня, — Антон продолжал крутиться. — А я, может, не уйду. Я, может, думал, что ты будешь, как Хельга. Нет, калечить ты так же, как она, горазда…

Я с беспокойством покосилась на его руку, покоящуюся на колене.

— Ты можешь ей двигать?

— Да что ей будет, — он махнул здоровой рукой куда-то в центр комнаты. — Заживет.

— А как Ваня?

Ладонь его снова стала слепо искать по столу, но наткнулась только на пару учебников в дальнем конце. Взгляд провалился в пустоту.

Если бы я не знала Антона, решила бы, что именно так люди сходят с ума. Сначала выключается взгляд, потом никнут плечи, и человек становится безличной оболочкой. Глубоко в нем поселяется страх. Страх и страдание.

— Эй, — я не нашла ничего лучше, кроме как подойти к нему, предусмотрительно оставив бутылек на тумбочке. — Я знаю, как оживить его.

Антон не ответил, продолжая бесцельно водить ладонью по столу.

— Петр Сергеевич, Вера, — позвала мама из кухни. — Чай готов.

— Антон?

— Ну и как же? — медленно произнес он, не поднимая головы.

— Обратиться к Весне. Она всегда побеждает зимний холод. Значит, может пробудить…

Я запнулась, когда Антон, продолжая пялиться куда-то в одну точку впереди себя, засмеялся. Смеялся он глухо и неестественно, и я снова спросила себя, не так ли люди сходят с ума.

— Ну-ну. И кто должен пожертвовать своим целомудрием ради моего братца?

— Эм…

Антон вдруг схватил меня за руку и прижал ладонью к груди, как раз там, где был вырез футболки. Я почувствовала редкие волоски на горячей коже. В лицо дохнуло алкоголем.

— Ты должна это сделать, — зашептал он, все так же не глядя на меня. — Хельга всегда делала, и я был с ней. Я был ей верен. Но ее нет, и некому… Юля такого не умеет. Фрося и подавно.

У меня всплыло в памяти, как Леша тем же жестом прижимал руку Юли к груди. Только он смотрел на нее, как пес на хозяйку, а Антон отвернулся от меня, скрывая лицо в тени.

— Чай готов, — сказала мама с порога. Она куталась в свой халат и переступала с ноги на ногу. — Ой, что это вы делаете?

— Ничего, — быстро ответила я.

— Петр Сергеевич…

— Мам, оставь нас, пожалуйста, на две минуты.

Я закрыла дверь. Когда-то мама запрещала мне закрывать дверь у нее перед носом, считая это высшей формой неуважения. Сейчас, надеюсь, переживет.

Я обернулась к Антону.

— Расскажи мне.

Он замотал головой.

— Что я должна для тебя сделать? — настойчиво повторила я.

Антон снова повернулся к окну. Он смотрел куда угодно: вверх, в сторону — только не на меня.

— Что для тебя делала Хельга?

Я попыталась заглянуть ему в глаза, но Антон продолжал отворачиваться.

— Скажи мне. Я сделаю, как ты хочешь.

Недоверчивый голосок в голове пропищал: «правда?», но я отмахнулась от него.

— Она замораживала мою боль, — не поворачиваясь, сказал Антон.

— А что у тебя болит?

— Душа.

У меня мурашки поползли по телу.

— Она замораживала твою душу? — как можно спокойнее уточнила я.

— Типа того.

— А это не… Не то, что я сделала с Ваней?

Антон провел рукой по бритой голове, потом по лицу, словно смахивая паутину.

— Не боись, — мрачно усмехнулся он. — От этого не помру.

— Вера! — с негодованием воскликнула мама. — Поздно уже!

Я открыла дверь.

— Петр Сергеевич уже уходит. Опись готова.

— А как же чай?

— В следующий раз. Вставайте, Петр Сергеевич, я провожу вас, — я потянула Антона за локоть, отстраненно подумав, что мы поменялись ролями. Сколько прошло с момента, когда он так же тянул меня вверх по эскалатору? Неделя?

Антон испуганно подобрался.

— Что?

— Давай спустимся, — шепотом попросила я. — Все равно тут не поговорить.

Он поднялся, с беспокойством поглядывая то на меня, то на маму.

— Петр Сергеевич, так что с вещами? — требовательно спросила мама.

— Завтра привезу.

Откуда он их возьмет, интересно? Я потянула Антона в коридор, на ходу сгребла с тумбочки ключи и с опозданием поняла, что мне некуда их положить: в халате из плюша не было карманов.

— Хорошо, что нашлись! — с важным видом заметила мама.

— Мам. Ложись спать. Пожалуйста. Я сейчас приду.

— Я дождусь тебя.

— Мам.

— Нет, Вера. Там темно. Страшно. Я подожду.

Я вздохнула. Кое-что осталось по-прежнему: спорить с мамой было бесполезно.

***

Ночной воздух пах свежестью и нагретым асфальтом. В небе висел полумесяц, разбавляя темноту вокруг слабым молочным светом. Вдалеке взвизгнул мотор, гоня авто дальше по проспекту, и снова все стихло.

Я прошла мимо лавки, на которой целую жизнь назад писала завязки к рассказам, и остановилась, ожидая, что Антон пойдет следом. Но он решительно направился к парковке.

— Ты что, на машине приехал?..

— На вертолете прилетел.

Он остановился у минивэна. Я представила, как он ехал по трассе, распивая водку. Или что там — коньяк?

— Нафига ты приехал, если так злишься?

— Чтобы ты, блин, спросила! — он с размаху впечатал кулак в дверцу кабины. Заорала сигнализация. Антон порылся в карманах и что-то нажал. Сигнализация смолкла. Он вдруг сбросил куртку, оставшись в одной футболке. — Сделай это уже, ладно? И я все расскажу.

Тренированное тело в черной футболке выделялось на фоне серебристого минивэна. Развитая от йоги грудная клетка плавно перетекала в широкие плечи. Через предплечье тянулся свежий шрам.

— Ну? — нетерпеливо спросил Антон.

— Как насчет “пожалуйста”?

Он схватился за бритую голову.

— Чертовы погодные тетки! — прорычал он. — Хельга была единственная вменяемая среди вас. Что еще мне сделать? Сплясать для тебя? На колени встать?

Кажется, кто-то подошел к окну на первом этаже, но я не обернулась. От Антона текла мерцающая энергия, покалывая мне кожу и ладони. Ему было больно, я это чувствовала — и знала, что могу заморозить его боль. В голове возник образ заснеженных деревьев, но я прогнала его: так я заморозила Ваню. Нужно было что-то другое — то, что физически не навредит Антону, но заморозит его изнутри.

Я сделала пару шагов и остановилась. Что бы ни причиняло ему сейчас боль, оно было таким мощным, что он едва держался на ногах. Я понятия не имела, как ему помочь, и надеялась только, что моя суть и сила справится сама.

— Думай об этом, — прошептала я, наконец приблизившись так, что могла дотронуться до него.

— О чем? — он со всей силы пнул шину минивэна. — О чем я должен думать?

С каждым моим шагом его боль звучала громче, как музыка на дискотеке, которая отдается прямо в голове. Антон замер, когда я осторожно обняла его, готовая в любой момент разомкнуть руки. Одна ладонь легла ему на спину, другой я сжимала ключи, так и не придумав, куда их деть. Я вдохнула его запах, закрыв глаза и погрузившись в теплое марево боли. Что у него произошло? Умерла мама — может, в этом дело? Сердце Антона колотилось с бешеной скоростью, будто хотело убежать из-под моих ладоней. Мне это нравилось. Тому, что рождало во мне холод, нравился этот первобытный страх.

А если я его убью?

Испугавшись этой мысли, я разжала руки, да так внезапно, что Антон покачнулся.

— Что? — он ощупал себя. — Не сработало. Еще не все.

Я отошла от него на пару шагов и, чтобы куда-то деть холод, взялась за ветку молодого деревца, едва доходящего мне до груди. Кора тут же покрылась инеем.

— Осторожнее с кустами, — сказал Антон. — Юля тебя предупредила, — он снова провел рукой по груди. — Почему ты остановилась?

В окне над нами зажегся свет. Я переложила ключи в другую руку, чувствуя кисловатый запах железа от вспотевшей ладони.

— Давай… давай лучше сядем в машину, — предложила я. Голос звучал хрипло.

— Открыто.

Я обошла минивэн и со второй попытки забралась в него. Внутри было душно, но все же так лучше, чем на виду у любопытных соседей. Антон забрался на водительское сидение.

— Так в чем проблема?

— Я боюсь остановить твое сердце, — призналась я. — Может, позвонить Юле? Или Тёме?

Антон откинулся на спинку сиденья.

— А Тёма тут при чем?

— Кто-то же должен знать, как это делается. Может…

Я замолчала. Что-то мне подсказывало: не стоит рассказывать Антону о нашей переписке и о том, что Тёма сотворил с нерадивым собаководом.

Антон наклонился и извлек из-под сидения початую бутылку из черного стекла.

— На, выпей для храбрости.

— Это твое сердце! — зло откликнулась я. Лучше было злиться, чем чувствовать себя беспомощной.

— Пей давай.

— Мне это не нужно.

— Ну как знаешь, — он сделал глоток и прижал ко рту тыльную сторону ладони. — Мама твоя ждет.

— Она уже спать легла, — соврала я.

— Не ценишь ее, — укоризненно пробормотал Антон. — Я вот свою иногда и вспомнить не могу. Хочу вспомнить ее лицо, и не могу.

Я подумала о Косте. Я помнила его руки — на среднем пальце топорщился бугорок от ручки, — его смешливые глаза под длинными ресницами и вечно мятый воротник байковых рубашек. Но представить его лицо мне уже было не под силу.

Рука сама легла туда, где, я думала, бьется сердце.

— Ага, — удовлетворенно кивнул Антон и ткнул в мою сторону горлышком бутылки. — Вот умножь это в сто раз. Нет, в тысячу. Это то, что чувствую я. А ты не хочешь, — он снова отхлебнул, — помочь слуге Зимней Девы.

Я покосилась на него.

— А то не так меня называют, — без улыбки сказал он, и глаза его почернели. — Что я, не знаю. Все вы, погодные тетки…

— Да поняла я, поняла, — я стиснула ключи в левой ладони, а правую вжала ему в грудь. Хрен с ним. Пусть помирает, если так охота. — Мы капризные стервы, а ты не можешь вынести тоску по матери. И если я тебя убью, ничего мне за это не будет, — уже тише добавила я, закрывая глаза и погружаясь в биение его сердца.

Стекло было опущено, легкий ветер шевелил кончики моих волос. Я постаралась отрешиться от этого теплого ветра, от летнего вечера, пахнущего свежестью и жасмином. Сознание мое устремилось туда, где покоились деревья и спала земля. Под снежным покровом, замершая и холодная, она была не мертва. Снег надежно укрывал ее до лучших времен. Так же, как земля под снегом, пусть живет его сердце — заледенелое, но живое. Пусть ждет лучших времен. До того момента, когда он сможет вдохнуть полной грудью и не обжечься воспоминаниями.

Я зажмурилась так сильно, что заболели скулы, а потом резко распахнула глаза. Лицо Антона было счастливым и безоблачным, в нем мелькнуло что-то по-детски ранимое. На мгновение я отчетливо увидела мальчугана лет семи, который доверчиво и любопытно смотрел на мир. Но тут же маска огрубела, застыла, в глаза вернулась подозрительность, в линию губ — жесткость. Антон накрыл мою руку, и, задержав на секунду, отвел.

— Спасибо, — сухо произнес он.

Я еще слышала его сердце под ладонью, и точно знала, что биение его замедлилось. Вдруг навалилась такая усталость, что я готова была положить голову на руки и уснуть прямо в машине.

— Ты расскажешь, — начала я, еле ворочая языком, но Антон покачал головой.

— Завтра. Сейчас домой. Мама без тебя не ляжет.

— Неправда… — глаза у меня слипались. Страх и напряжение брали своё — я проваливалась в сон. — Но завтра ты расскажешь. И мы оживим Сметану.

Он посмотрел на меня без выражения и сплел пальцы на животе.

— Будет исполнено.

Глава 16

Утром следующего дня Антон ждал меня у приоткрытой двери минивэна с хрустящим пакетом из Мака. Вместо обычного “привет” до меня донеслось почтительно-сдержанное “доброе утро”. Он с легким кивком протянул мне бумажный пакет и даже подал руку, чтобы помочь забраться в машину.

Ночью прошел дождь, в воздухе висел едва различимый туман — это испарялась влага с нагретого накануне асфальта. День обещал быть пасмурным.

Антон периодически запускал дворники, которые стирали невидимые капли с лобового стекла. Свой кофе он выпил несколькими глотками и поставил пустой стаканчик в стойку между нами. Не знаю, съездил он домой или в ближайший магазин, но от вчерашнего байкера осталась только кожаная куртка на заднем сидении да воспоминание в моей голове. Светлые джинсы и белая футболка только что не кричали о нормальности, запах зубной пасты перебивал все остальные. Бутылок в кабине видно не было. Машина ехала ровно, мягко притормаживая на светофорах. Я грела ладонями бумажный стаканчик с остатками кофе и думала, что в реальность стоило вернуться хотя бы ради старого доброго Мака.

Мысли крутились вокруг предстоящего дня. После кошки в плане стояло “оживить Ваню” — уж сегодня я точно попаду к Ефросинье. Вчерашняя фраза Антона, что кому-то придется пожертвовать целомудрием, до сих пор звучала в голове, но я старалась о ней не думать. Будем решать проблемы по мере их поступления.

В очередной раз повернув оловянное кольцо на пальце, я разгладила на коленях бок псевдо-бархатной сумки. Она не слишком подходила джинсам и алой рубашке из облегающего материала, зато мне больше не нужно было распихивать свои пожитки по карманам. Внутри лежали заряженный телефон, ключи и блокнот с ручкой. Бутылочка с живой водой холодила пальцы даже сквозь ткань.

Я допила кофе.

— Ты расскажешь, что обещал?

Антон без выражения посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Его и без того безэмоциональное лицо походило на картонную картинку из тех, с которыми фотографируются туристы на отдыхе.

— Что тебя интересует? — спросил он.

Вежливый Антон — это было что-то новое. Я никак не могла решить, нравится он мне таким или, скорее, пугает. Но так как дорога была пустынная, а ехали мы быстро, времени размышлять особо не было. На вопросы оставалось не больше получаса.

— Как ты познакомился с Хельгой?

— У меня умерла невеста, — будничным голосом сообщил Антон. — Катя ее звали. Она собиралась стать учительницей младших классов. Заканчивала педагогический. Я устроился в школу, где она проходила практику, чтобы быть поближе. Но видишь, не уберег. Ее сбила машина напротив Института. Умерла в реанимации. Потом я узнал, что накануне она ходила к Дарине. Совпадение, скорее всего…

Он говорил так спокойно, что у меня мурашки побежали по коже. Вот кем была та улыбчивая брюнетка на фотографиях в его комнате. Невеста.

Я крутила кольцо, пытаясь собрать мозаику событий.

— И ты обратился к Хельге, чтобы отомстить?

Антон усмехнулся, не размыкая губ. Из-за туч показалось солнце, и он нашарил в бардачке солнцезащитные очки с круглыми стеклами.

— Мне не нужна Хельга, чтобы кому-то отомстить.

Он вывернул руль, сворачивая на шоссе, которое, судя по табличке-указателю, должно было вывести нас к поселку через тридцать километров.

— Я знал ее раньше, — невозмутимо продолжал он. — С виду безобидная старушка. Строгая, странная местами. Но безобидная.

— А как ты догадался, что перед тобой Зимняя Дева?

— Мы познакомились на детской площадке, — за стеклами очков не было видно его глаз, да и за грудь он больше не хватался, но я впервые подумала, что, возможно, он скучает по Хельге. — Я ждал Катю, а она искала пятачок без солнца. Приземлилась на лавку рядом со мной. Лето в разгаре, а она в свитере, юбка твидовая, как у моей прабабки в детстве. Всегда одевалась невпопад, — он едва заметно улыбнулся. — Ну как-то разговорились. Она, оказывается, жила неподалеку. Одна. Ни детей, ни внуков. Я оставил свой номер — мол, звоните, если совсем караул. Она и позвонила.

— А что у нее случилось?

— Что ей будет… Засор у нее прорвало. Вызвал ЖЭК. Пока ждали — чай, конфеты. Она такая была… Старенькая вроде, а сама ужасно гордая. Никто, не дай бог, чтобы не подумал, что сама чего-то не может. Я видел пару раз, как она мальчишек во дворе гоняла. Пристыдила даже, когда один заплакал. Я все думал, откуда она взялась? Но она сама мне рассказала.

— Рассказала, что она — Зимняя Дева?

Светофор перед нами загорелся красным, и Антон мягко притормозил.

— Не совсем, — он помолчал, погруженный в воспоминания. — Она вещая была. Сказала, что скоро я всё равно обращусь к ней за помощью. Так, может, заранее начнем. Зарплату, дескать, платить мне будет. И пригодится. Как золотая рыбка… Я ей, конечно, не поверил. Но пораскинул мозгами. Контракт мой тогда уже закончился. Служить я больше не собирался. Ну и поступил к ней. Работы было немного — иногда сопровождать ее, помогать по мелочи, лишних вопросов не задавать. Я и не задавал. А через полгода, когда Кати не стало, стало не до вопросов. Я не мог не то, что работать — я не мог дышать. Тогда Хельга заморозила мне сердце в первый раз. И я узнал, кто она такая.

Минут десять мы ехали в тишине. Начался пустой отрезок дороги, на удивление ровной, без изъянов. Машин было мало, и минивэн разогнался. Я даже не думала, что такая большая машина может так быстро ехать.

— Могу я теперь задать вопрос? — осторожно спросил Антон.

У него даже тембр голоса изменился — стал ниже и глубже, и теперь самые невинные вопросы звучали почти зловеще.

Я кивнула.

— Как связаться с твоим волшебным другом?

Я подняла брови. Кажется, привычка выражать слова мимикой теперь со мной надолго. Уж не отомстить ли он решил? Этот новый Антон закопает Лестера прежде, чем тот успеет сказать “моя радость”.

— Зачем он тебе? — настороженно спросила я.

— Хочу проверить одну гипотезу.

— Ну… Попробуй позвать его. Мысленно. Или вслух, — я помолчала, раздумывая, стоит ли добавлять, что из-за своего подпорченного волшебства Лестер может не услышать. — Если захочет, он явится.

— А если нет?

Я пожала плечами.

— Увидитесь когда-нибудь.

— Когда-нибудь, — с усмешкой повторил Антон и вдруг напрягся. Вытянул шею, высматривая что-то в зеркале заднего вида. — Гляди-ка. Все-таки по нашу душу едут.

Я обернулась.

— Кто?

— Красная «Тойота». Всю дорогу за нами плетется. Я ждал, что свернет. Можно, конечно, нам свернуть…

Антон кинул взгляд на приборную панель, на дорогу — машин перед нами почти не было. Но и поворотов не было — ничего, куда можно было бы соскользнуть.

— А, ладно. Один хрен, десять минут осталось, — он так вдавил педаль газа, что я пожалела о выпитом кофе.

Седан за нами набрал скорость. Как я не приглядывалась, водителя видно не было.

— У тебя есть пистолет? — на всякий случай уточнила я и сама услышала, как глупо это прозвучало.

— Он не понадобится, как я вижу, — Антон плавно повернул на уже знакомую мне дорогу, по обе стороны усаженную елями.

Антон заглушил мотор. «Тойота» блеснула покатым боком и остановилась за нами.

— Подожди тут.

Он открыл дверцу и спрыгнул на землю. Взялся большими пальцами за ремень и замер в ожидании. Из машины выбрался Леша. Вид у него был помятый: верхние пуговицы рубашки расстегнуты, на волосах остатки геля, на щеках — отросшая щетина.

Я выглянула из раскрытого окна — небо заволокли тяжелые серые тучи. Похоже, Юля снова не в настроении.

— Здорово соседям, — бодро поздоровался Леша, но голос у него был усталый.

Он приблизился к нам, медленно переставляя ноги. Я задержала взгляд на вырезе его рубашки, где проглядывал красный след от ладони. Леша, заметив, куда я смотрю, улыбнулся шире.

— Привет, Зимняя Дева.

— И тебе не хворать, — ответил Антон за меня. — Зачем приехал?

Я выбралась из машины. Леша отвесил мне неглубокий поклон.

— Красивая ты сегодня. Подстриглась?

Теперь я по его мнению красивая, а не страшная. Ну-ну. Я сунула руки в задние карманы джинсов.

— Спасибо.

— Нет, правда, — Леша сделал пару шагов в нашу сторону. — Я такое сразу подмечаю.

— Тебе чего надо? — перебил Антон и встал ровно между нами.

— Да вот Зимнюю Деву искал. Побеседовать.

— О чем?

Леша внимательно разглядывал меня. Солнце светило ему в лицо, глаза окружили мелкие морщины, и я впервые задумалась: что он он делает рядом с Юлей? Какую рану залечивает?

— Как ты, нашла Ефросинью? — вкрадчиво спросил Леша.

— Еще нет.

— При чем тут Ефросинья? — Антон подступил к Леше, явно пытаясь заставить его отступить, но тот не двинулся с места.

— Юля расстроилась, — пожаловался он. Жесткие от геля волосы упали ему на глаза. — Темыч со вчера не объявлялся… А ты последняя его видела. Вы же вчера уходили вместе. А потом фьють — и нет нашего Тёмыча. Мало ли, случилось что. Мы не слепые, Вера, — беззлобно добавил он, и тон его совсем не вязался со смыслом слов. — В любви, в обожании день за днем, каждую секундочку варимся… Юля заметила, как вы друг на друга пялились. И в кафе… зря ты его вылечила. Слишком все это было явно.

— Короче давай, — мрачно поторопил Антон, складывая руки на груди.

— Короче, потеряли мы Тёмку. Всем скопом ищем. Юля послала спросить, не знает ли Вера, где он.

Я подняла глаза в небо. Быть такого не может, чтобы Летняя Дева не знала, куда делся ее слуга. Она же и есть лето вокруг. Воздух, пропитанный ароматом цветов. Вода, текущая через город в реках и водоемах. Что-то тут не сходилось.

— Разве она не может почувствовать, где он? — спросила я. — Вы не связаны?

Леша развел руками.

— Откуда мне знать такие тонкости?

— Я не видела его со вчерашнего дня, — глядя ему прямо в глаза, заявила я.

— Уверена?

— Ты ее слышал, — отрезал Антон. — Это все, что ты хотел спросить?

Леша замешкался.

— Если это все, можешь отчаливать, — Антон сделал шаг вперед, но тут что-то произошло.

Перед глазами мелькнула голубоватая вспышка. Испугаться я не успела — только сжаться, принимая удар. Легкие обожгло — жар проник вглубь тела, выжигая дорогу к самой душе. Я покачнулась, но на ногах устояла. Руки вцепились в сумку, как в спасательный круг — мне нужно было за что-то держаться.

— Вера, дыши! — Антон заломил Леше руки, полностью его обездвижив, но смотрел на меня. — Нормально?

Я мысленно себя ощупала — руки-ноги на месте, голова ясная. Только в легких огонь, и руки дрожат, как сумасшедшие. Спасибо, хоть голос не пропал. Не пропал же?

— Дда… Кажется, да.

Не так это, оказывается, и страшно — получить в грудь ослабленный во много раз плевок силы Летней Девы. Бросила бы его Юля — вряд ли бы я сейчас разговаривала.

— Хана тебе, — отчетливо произнес Антон, оттаскивая Лешу за живой забор из вечно-зеленых елочек.

— Он пропал со всех радаров! — заголосил тот. — Юля не может найти его второй день! Ее сила гаснет! Нет, только не пальцы, умоляю!

Я добралась до скамейки перед домом, прижимая дрожащие руки к груди, и медленно опустилась на нее.

Ее сила гаснет. А Лестер сказал, что его сила тает.

Тёма пропал. А еще он откуда-то знает, что Хельгу убили. Слишком просто все получается. Слишком очевидно. Но если он умеет впитывать чужую силу, как губка…

— Я просто делал, что мне велели! — визжал Леша. — Юля сказала, это предупреждение. Просто предупреждение, никакого вреда Зимней Деве. Нет, только не лицо!

— Как думаешь, она сильно расстроится, если потеряет второго мальчика? — донесся до меня почти ласковый голос Антона. — Или получит по частям?

— Тоха, ты бы тоже сделал все, что тебе приказали! Ты бы убил ради Хельги!

— Твоя правда, — веско уронил Антон, и в этой фразе слышался мучительный и скорый конец Лешиных мучений.

— Стой.

Со второй попытки я встала и на негнущихся ногах добралась до изгороди. Антон сжимал горло Леши, в его лице читалось четкое намерение довести начатое до конца. По виску Леши струилась кровь, на голове зияла рана с темными краями. Несколько пальцев на правой руке распухли.

— Не надо, — я доковыляла до него и несильно пнула в плечо. — Не души его. Он мне еще понадобится.

Мимо прошлепал мальчик лет двенадцати. Судя по домашним штанам в полосочку и кошельку под мышкой, он направлялся к ближайшему магазину. Я мысленно пожелала ему идти, куда шел, и повернулась к Леше. Антон ослабил хватку — тот задышал свободнее, рывками глотая воздух, как выброшенная на берег рыба. Лицо его пошло красными пятнами, кровь залила левый глаз, а правым он с надеждой следил за мной.

Руки по-прежнему дрожали — я прижала их к бедрам.

— Я сама с ним разберусь. Потом. Сначала мы займемся Сметаной.

Антон развернул ко мне лицо, и едва уловимый намек на удивление мелькнул в темно-карих глазах.

— Как скажешь. Куда его сейчас?

Я на мгновение растерялась. Куда обычно отводят людей, которых собираются пытать?

— В машину.

Антон легко поднял Лешу за ворот рубашки.

— Пошел.

— Юля знает, где я! Она так просто это вам не спустит! — зачастил Леша, пока Антон толкал его к минивэну. — Вера, пожалуйста! Ты же сама знаешь, я не причинил бы тебе настоящего вреда! Мы же все понимаем, ну. Все всё понимают!

— Все всё понимают, — эхом отозвалась я и в последний раз посмотрела на небо. — Есть, чем связать его?

Антон криво ухмыльнулся.

— Найдем.

***

В подъезде было прохладно. Шаги Антона гулко отдавались в коридоре, пока он поднимался по лестнице. Я старалась ступать неслышно. Руки потихоньку успокаивалась, только пальцы иногда дергало.

В квартире Антон первым делом запер за нами дверь. Я вдохнула аромат выпечки, запах кошачьего корма и почувствовала, как расслабляются плечи. Здесь было темно и тихо. Внизу по оклеенным обоями стенам тянулись следы когтей, над дальней дверью мерно тикали часы с резными деревянными стрелками.

— Как ты? — Антон тихо встал за моей спиной.

— Нормально.

— Точно?

Я прошлась по коридору, заглядывая в приоткрытые двери. Ваня лежал на своей раскладушке. Руки на животе, лицо безмятежное, волосы блестят. Живой.

У Антона как всегда царил порядок: аккуратно заправленная жесткая кровать, пустой стол и сервант с книгами вместо посуды. В углу коврик для йоги, на стенах фотографии в потускневших рамках. На подоконнике пылилась закрытая обувная коробка. Поверх нее, поджав лапы и укрывшись пушистым хвостом, лежала Мася. Увидев меня, она зашипела.

— Прости, — Антон стоял в дверях, склонив голову и спрятав руки за спиной.

Вылитый солдат в ожидании справедливого наказания.

— За что?

— Я должен был среагировать быстрее.

Я подошла к фотографии, на которой Антон обнимал улыбчивую девушку с ямочками на щеках. Тут у него еще были волосы — по виду такие же мягкие, как у Вани.

— Всех не защитишь, — я обернулась, думая о Косте. — Ты же сам знаешь.

Он кивнул. Такой скорбный и собранный. Как будто не он только что разукрасил Леше физиономию.

— Слушай, ты можешь перестать играть в супер-профессионального-телохранителя или как там это называется? — не выдержала я.

Антон вопросительно на меня посмотрел. Потом коротко кивнул. Подошел к окну и погладил Масю по блестящей черной шерстке.

— Все время плачет по Сметане. Как человек. Я вчера собирался закопать, но она не дала. Развела концерт.

Я покрепче сжала сумку. Надо скорее оживлять кошку. Правда, я понятия не имела, как. Влить воду в пасть? Окатить ее брызгами?

— Я не знаю, что делать, — призналась я.

— Что, Дарина не объяснила?

— Я не спросила.

Мася замяукала громче.

— Не ори, Мася, — осадил Антон. — Починим твою подружку.

Он подошел к серванту с книгами и достал одну с потрепанным корешком. Я узнала синий с золотыми виньетками сборник сказок, которым зачитывалась в детстве. На обложке красовался волк с Иваном Царевичем в камзоле и красных сапожках.

Антон уселся на кровать и начал листать книгу.

— Так… Тут еще жив. Тут тоже. Ага. «Откуда ни возьмись, прибежал серый волк и схватил ворона с вороненком. Принесешь мне живой и мертвой воды, тогда отпущу твоего вороненка». Вот он слетал за тридевять земель. Потом ворон принес воды… Нашел. «Серый волк спрыснул мертвой водой раны Иван-царевичу, раны зажили; спрыснул его живой водой — Иван-царевич ожил». У тебя вода живая, видимо. Доставай.

Я выудила из сумки бутылочку. Антон аккуратно взял ее двумя пальцами, покрутил, посмотрел на свет, даже понюхал — и вернул мне.

— Лучше ты.

Вот спасибо. Я встала, потирая ладони. Что там было? Спрыснул? Мне известен только один способ спрыснуть кого-то водой.

Я согнала Масю с коробки, подняла крышку и откупорила бутылочку. Стараясь не глотать, залпом вылила содержимое в рот, выплеснула на Сметану и только тогда опустила на нее глаза. Кошка была околевшая, с неестественно расправленными лапами и больше напоминала чучело. Капли воды стекали по ее шерсти, как по еловым иголкам.

Антон подошел и осторожно дотронулся до уха Сметаны.

— Это все?

— Ты же сам читал, — огрызнулась я и, убедившись, что руки перестали дрожать, привычным жестом сунула их в задние карманы джинсов. — Что там волк еще делал с Иваном Царевичем? Поцеловал, может?

Антон задумчиво посмотрел на меня.

— Я не буду целовать твою кошку!

— А Ваню собиралась, — без выражения сказал он.

Кажется, он хотел еще что-то добавить, но я качнула головой. Отошла подальше от околевшей кошки и с размаху плюхнулась на кровать, чувствуя, как пояс врезается в талию. С платьями этой проблемы не было.

Дарина меня обманула? Или я сделала что-то не так? Может, нужно было, как в сказке, сначала окатить Сметану мертвой водой? Или дело в том, что я способна только забирать жизнь?

Я кивнула на бутылек.

— Попробуй ты. Там еще есть на донышке. Если не получится, я попробую представить, что она жива.

— Что ж сразу не представила? — хмыкнул Антон.

Небо за окном потемнело. Такими темпами через час польет стеной. Мне еще добираться к Фросе. А до того играть в злого полицейского.

— Если меня убьют, все мои иллюзии рассыпятся.

Антон даже дышать перестал на мгновение.

— Никто тебя не убьет.

— Угу, — я поймала свое размытое отражение в стекле старого серванта. Волосы после стрижки лежали, как нарисованные, алая рубашка очерчивала фигуру, так что изгибы появились там, где их никогда не было. Дипломат в руки — и можно прямиком в офис. — Дай мне ключ от машины.

— Я пойду с тобой.

Я развернулась, оказавшись к нему лицом.

— Ты стоял в трех шагах, — пальцы на левой руке предательски задергались. — И все равно ничего не смог сделать.

Пусть лучше он думает, что я решила прикончить Лешу, чем узнает правду о Тёме. Было у меня смутное предчувствие, что она ему не понравится.

— Ключи, — негромко повторила я. — Пожалуйста.

Антон медлил.

— Ничего со мной не случится. Он связан.

Молчание.

— Я могу тебя заставить, — ручеек холода внутри радостно взметнулся в ответ на эту мысль, но я подавила его.

Антон нехотя достал брелок в виде маленького красного человечка и, не поднимая глаз, положил рядом с собой на покрывало. Я подцепила металлическое кольцо указательным пальцем.

— Займись Сметаной, — велела я.

Хотя хотела сказать “спасибо”.

Антон

“Займись Сметаной”. Ага.

Я взболтнул бутылочку и посмотрел на свет. Вроде не мутная. Там и правда осталось на донышке — всего пара капель, не больше. Мася наворачивала вокруг меня круги, подозрительно поглядывая то на бутылочку, то на коробку со Сметаной.

— Погоди ты.

Если у Веры не вышло, варианта три. Первый — Дарина подсунула ей не то, что нужно. Второй — то, что побывало в руках Веры, не оживит уже никого: не зря же Хельгу называли “Ледяной Смертью”. И третий, в который я верил меньше всего, — мы что-то сделали неправильно. Не опрыскивать кошку надо было, а влить воду ей в пасть. Или еще как внутрь запихнуть…

Я снова взболтнул бутылек. После заморозки перечить Вере стало почти невозможно. Охранять ее теперь сложнее. Но именно теперь ей больше всего нужна была защита. Вера была хрупкой, как когда-то Катя. И упрямой, как Ванька в худшие годы.

Ладно. Быстрее начну, быстрее закончу.

Я шикнул на Масю, которая так и норовила сунуть мне мокрый нос под руку, вытащил Сметану из коробки и положил на кровать. По ощущениям — чучело чучелом. Вряд ли она сейчас забегает, у нее же все процессы в организме остановились. Простая биофизика…

Была не была.

Я раздвинул Сметане сомкнутые челюсти и влил остатки из бутылочки. Мася заголосила, как сумасшедшая, и попыталась поставить лапы на покрывало.

— Ты уж определись, подруга, — я отпихнул ее коленом, — чего боишься. Что она оживет или что откинется с концами?

Сметана содрогнулась всем своим окоченевшим тельцем, вздрогнула и ожила. Точнее, открыла остекленевшие глаза и задвигалась, как кукла на шарнирах.

Я хотел погладить ее, но в последний момент отдернул руку. Что-то в ней было не так. Мася шипела, не переставая. Ничего удивительного. Вода, может, и живая, да только Осенняя Дева недалеко ушла от Зимы. Она не та, кто способен дать жизнь.

Я отошел к окну, высматривая Веру. Внизу вроде было тихо. Если что, она ведь закричит? Голос вроде на месте. Хорошо бы выяснить, что с ней на самом деле произошло в той усадьбе. Пока есть время.

Я встал посреди комнаты. Прислушался. Вера сказала, этого чудика надо просто позвать. А потом башмачками друг о друга стукнуть, не иначе… Мася все шипела в углу, пока Сметана обнюхивала пространство.

Так. Ладно.

Лестер.

Гхм. Может, лучше вслух?

— Лестер, мать твою.

Ничего. Она же говорила, что он может не отозваться. Или я что-то не так делаю?

Я развернулся к кровати и оторопел — на ней восседал Лестер собственной персоной. Локоны лежат на плечах, как у девушки, на каждом пальце по перстню. Одет не то в платье, не то в пиджак — столько рюш, что не разглядеть толком.

Он оперся на трость со сверкающим набалдашником и улыбнулся своими лягушачьими губами.

— Ругаться совсем необязательно, господин участковый. Я не глухой.

Первая мысль была о пистолете, но Лестер предупреждающе выгнул тонкие бровки.

— Фу, как негостеприимно! Сам позвал, сам стрелять будет.

Он еще и мысли читает?

— Какие вы скучные, — пробурчал он, закатывая глаза. — Что ты, что Вера. Думаете, обязательно копаться у вас в голове, когда все в лице отражается? Бегущей такой строчечкой, — он сделал пас рукой, и меня что-то пощекотало в районе лба.

Не реагировать. Не реагировать.

— Ну и зачем я тебе понадобился? — лениво протянул Лестер.

Я подтащил стул и сел напротив него.

— Мне нужна твоя помощь.

Он кивнул мне с видом короля, готового внимать народу.

— Слушаю.

— Не знаю, кто ты и что такое, — начал я. — Но вижу, что с Верой вы будто бы из одного теста.

Лестер откинул свои локоны за плечо.

— Что значит «будто бы»? Мы и есть из одного теста, как ты выражаешься. Ну и?

— Вера никуда не исчезала три года назад. И Костика с собой не тащила. Он умер в той усадьбе.

— Это не тайна, — высокомерно перебил Лестер. — Что еще?

— И Эдгара никакого не было, — продолжил я. — Ты его выдумал. А сам убил ее. Там же, в этой усадьбе.

— Я?? — вскричал Лестер и вытаращил на меня свои голубые глазищи. — Да я ее спас!

Чтобы выбить признание, начни с ложного обвинения.

Я поставил локти на колени и подался вперед.

— Спас от чего?

— А ты не так прост, господин участковый, — одобрительная усмешка скривила его губы. — Но я ничего не скажу.

— А если я уже догадался?

Я блефовал. У меня было три версии, и в последней Лестер убивал Хельгу. В этой версии жить ему оставалось недолго.

— Но, но, но! — Лестер отодвинул меня своей тросточкой и поднялся с кровати. — Не играй со мной в эти игры. Я по лицу вижу, каких небылиц ты напридумывал! Хельгу твою я и пальцем не тронул. И не знаю, кто ее убил! Зато знаю, что мое волшебство куда-то утекает, и мне не под силу этому противостоять.

Он замер у окна, весь как рисованая картинка, но сквозь красоту проступала реальность — костлявые пальцы, впалые щеки, седые волосы. Камзол его еле держался на плечах, и я уже видел проблески пижамного костюма.

— Я помогу тебе, — пообещал я. — Если ты поможешь мне.

Лестер обернулся. Изображение побежало изломами и полосами, как на экране барахлящего телевизора, и вот уже передо стоял мной ссутулившийся слепец в чересчур свободной рубахе.

— Видишь, что со мной творится? — воскликнул он. — Я должен набирать силу после того, как Вера очнулась, а не терять ее!

— Я помогу тебе, — настойчиво повторил я.

— Как? — Лестер снова уселся на кровать. — Ты же ничего не умеешь!

— Я служил Хельге много лет. Я найду того, кто тянет твою силу.

Например, еще раз побеседую со Смотрящим. Убить он меня не убьет, а остальное я переживу.

— Только не рассказывай Вере, — сдался Лестер и сложил костлявые руки на коленях.

— Ни в коем случае.

— Она действительно оживила фантазию, — начал он. — Хотя все время, что мы знакомы, я твердил ей одно — не оживляй неживое. А дети ведь всегда делают ровно то, что просишь их не делать… — задумчиво добавил он. Я удивился. Вера же не может быть его дочерью? Вон у нее мама есть, и папа наверняка. — Нет, господин участковый, я ей не родственник, не смотри на меня так. По крайней мере не так, как ты подумал, — отмахнулся Лестер.

— Что за фантазия?

— Ууу… Ты бы его видел! То ли она его не тщательно продумала, то ли силенок не хватило. У него были вертикальные зрачки, как у хищника. И те же повадки… А она в нем души не чаяла. «Эдгар то, Эдгар сё». Ей все говорили: я, поэт этот доморощенный, — что она создала чудовище, и надо уносить ноги, пока не поздно. Но куда там. В итоге она застряла в заброшенной усадьбе, а Костик пошел ее спасать.

— Но не спас, — заключил я.

— Конечно, не спас! Эдгар просто перерезал мальчишке горло. Прямо на глазах у Веры. Она думает, что дальше он поднялся к ней на второй этаж и спросил, — Лестер повысил тон, имитируя девчачий лепет, — «любит ли она его по-прежнему». И что якобы она ответила “Да”. Но это не правда.

Он замолчал. Длинные волосы закрыли лицо.

— А что она сделала на самом деле?

Лестер вскинул на меня свои небесно-голубые глаза.

— Что ты сделаешь, если кто-то убьет твоего друга?

— Придушу, — ответил я, не задумываясь.

Он цокнул языком.

— Вот и она. Накинулась на свое чудище. Я даже сделать ничего не успел. Когда опомнился, он уже столкнул ее.

— Куда?

— С лестницы. В подвал. Там такая конструкция, что…

Перед глазами встали шаткие прогнившие ступени, уходящие в подвал. Если слететь по ним кубарем, аккурат на дне и окажешься. И вряд ли встанешь.

— Что было потом?

— Что, что. Костика я оставил там, он все равно уже умер. А ее забрал.

— Значит, она не умерла?

Лестер покачал головой.

— Я перенес ее в ту маленькую квартирку, куда она потом якобы вернулась. Вливал потихоньку энергию. Все три года. Навещал ее маму время от времени, рассказывал ей небылицы про стажировку. Я знал, что Вера очнется. Не может не очнуться. Я же столько ей дал.

Я хотел спросить, что он вообще такое, но Лестер уже рассказывал дальше:

— Так что когда твоя старушка искала, в кого бы перелить силу, Вера для нее сияла, как алмаз. Она теперь вся светится от волшебства, — грустно пояснил он.

Я молчал. Так-то оно все сходится. Кроме одного.

— А куда чудовище-то ее делось?

— Он остался в мире, — уклончиво ответил Лестер. — Выжил, потому что она выжила.

Под окнами кто-то вскрикнул. Я вскочил.

— Ладно, Лестер. Спасибо за информацию. Свидимся еще. Присмотри тут за кошками. Одна походу мертвая.

Не дожидаясь ответа, я схватил ключи от квартиры и выбежал в коридор.

Глава 17

Небо было налитое, как переспелый нектарин, готовое брызнуть серо-розовой мякотью. Я вспомнила историю про мух и саранчу, посланных людям в наказание за грехи, и поежилась. Единственная лавка перед домом пустовала, изгородь из кустов и елочек, за которой Антон избивал Лешу, стояла без движения, даже листики не колыхались от ветра. Большинство окон дома напротив были зашторены, хотя еще даже не наступил полдень, а до вечера так и вовсе оставалось полдня.

Я обошла минивэн, и, повозившись с замком, распахнула створчатые двери. Внутри было темнее, чем снаружи. Леша сидел, прислонившись к стене и свесив голову на грудь. Руки сцеплены за спиной, рубашка порвана, лоб и скулы в засохшей крови. Он сгорбился так, словно хотел испариться. Я кое-как забралась внутрь и тут же об этом пожалела: внутри было душно, как в банке.

Леша поднял на меня мутный взгляд.

— Добивать пришла?

Я промолчала.

— А я всего-то спросил, когда ты в последний раз видела Тёму, — пожаловался он. — Но лучше ты, чем этот, — он презрительно сплюнул в сторону открытой дверцы. — Ты хоть знаешь, где он служил?

Я заставила себя отлепиться от стены и подошла ближе. Босоножки гулко шлепали по кабине.

— Где?

— А вот спроси у него, — мстительно предложил Леша и облизал потрескавшиеся губы. — У тебя воды нет?

Я вздохнула, вспоминая стеклянный кувшин с чистой фильтрованной водой, который всегда стоит на кухне у Антона. Не сразу, но он возник рядом с Лешей. Знакомый хруст отдался у меня в ушах.

— Ох ты ежкин кот, — Леша потянулся к графину, забыв про связанные руки, и чуть не завалился на бок. — Я уже забыл, что ты такое умеешь. А диван тоже сюда можешь перетащить? Типа просто придумать?

— Могу придумать, что у тебя отсутствует какая-то часть тела, — мрачно подсказала я, разглядывая его лицо.

Темную бровь пересекал едва заметный старый шрам, нос утопал в побелевших оспинах. Наверняка он привык существовать в тени обаятельного Тёмы, которому даже делать ничего не надо было — женщины сами слетались к нему, как мотыльки на пламя. И танцевал Тёма намного лучше Леши, и Юлиного внимания ему доставалось больше…

— Когда Юля так на меня смотрит, то либо поцелует, либо будет драть, — вывел меня Леша из задумчивости. Попытался улыбнуться, но в глазах его мелькнул страх.

Я опустилась перед ним на корточки и поднесла кувшин к сухим потрескавшимся губам.

Тёма сказал, что познакомился с Юлей в семнадцать. Сейчас ему, наверное, около двадцати. А как давно его знает Леша? И что мне с ним сделать, чтобы он сказал то, что нужно?

— За что Юля тебя наказала? — негромко спросила я.

Леша молчал.

Я поставила графин рядом и сменила позу, коснувшись коленями шаткого пола.

— Я могу сделать так, что она тебя больше не достанет.

Он поднял на меня мутные глаза.

— Мой тебе совет — не зли Юлю еще больше, — с трудом проговорил он.

— Ты не ответил.

Он принялся меня разглядывать.

— А знаешь, я вот все никак не могу понять: почему Хельга тебя выбрала? Я слышал, Фрося два месяца входила в силу. А ты всего за неделю. Что в тебе такого особенного?

Ты не хочешь этого знать.

Если он так и будет молчать… Я распахнула некогда белую рубашку на его груди. Леша опасливо следил за моими движениями. Красная кожа на груди натянулась. Прикасаться к ней не хотелось.

— Что ты знаешь о Тёме?

— Вот это я понимаю серьезный подход! Сначала все узнать про парня и только потом идти на свидание.

— А про свидание откуда? — поборов брезгливость, я все-таки положила руку прямо поверх ожога — кожа на ощупь была сухая, как наждачка. Леша резко выдохнул. — Он сам тебе сказал?

— Нет, — быстро ответил он, и сердце под моими пальцами пропустило удар. И тут же забилось чаще.

— Или ты читаешь его сообщения? — я чуть надавила на рану.

— Да ничего я не знаю! Просто так сказал, ясно? Он не из тех парней, кто долго думает, прежде чем пригласить девушку на свидание. А ты ему понравилась. Вот и все!

— Мне показалось, он застенчивый.

Леша недобро хмыкнул.

— Про него многим кажется не то, что есть на самом деле.

— А что есть на самом деле?

Он замолчал. Ладно. Может, я действительно смогу разорвать его связь с Юлей? Надеюсь, это хотя бы не так больно, как ее ожоги. Я вспомнила о Ледяном озере. Кроме жертв, на его глубине жила сила Зимы, и сейчас она лилась прямо из-под моих пальцев внутрь его измученного тела.

Леша попытался отодвинуться, но за его спиной была стена.

— Если ты убьешь меня, тем более ничего не узнаешь, — предупредил он.

— Я не убью тебя, — отозвалась я. — Но сделаю так, что ты больше ничего в своей жизни не почувствуешь. Ни печали, ни радости, ни любви. И твоя связь с Юлей угаснет сама собой…

— Ладно, ладно, я скажу!

Какой он доверчивый. Я приподняла пальцы над его кожей, но оставила прижатой ладонь.

— Говори.

— Если скажу, ты оставишь меня в покое?

— Попробуй.

— Он убил Хельгу! — с ненавистью выплюнул Леша. — Да еще сам в этом вчера признался Юле! Типа она должна принять это и продолжать с ним общаться, как ни в чем не бывало.

Так, значит, это правда. Мягкий, застенчивый Тёма. Кто бы мог подумать.

— А она что?

— Послала его, конечно!

Значит, после нашей встречи он все-таки вернулся в студию. И зачем-то рассказал Юле правду. Пазл потихоньку складывался. Одно мне оставалось неясно: как же он сладил с Хельгой?

— Как он победил Хельгу? — вслух спросила я.

Леша хмыкнул.

— Не сразу. Он дважды, что ли, пытался, но все время уходил ни с чем. Представляю, как Хельга веселилась. Хотя каждый раз зачем-то отпускала его. Он же сын Осенней Девы. Неприкосновенный… Этого достаточно? Или ты хочешь знать, какого цвета боксеры он предпочитает? — Леша с беспокойством покосился на мою ладонь.

— Как он убил Хельгу?

— Откуда я знаю, меня же там не было! Небось ножами своими! Или дротиками.

Интересно, дротиком можно выбить глаз?

Я вернула пальцы на ожог.

— А вообще он только притворяется безобидным застенчивым мальчиком! — затараторил Леша. — Я же живу с ним, нам Юля квартиру снимает! Знаешь, что у него в комнате? Куча метательных ножей и доска для дартса! Вся дырявая! Я все рассказал, Вера, правда, я больше ничего не знаю!

— Сколько вы знакомы?

Леша вжался в стену фургона.

— Ты страшная женщина, тебе об этом говорили?

— Отвечай.

— Три… три года, что-то около того.

Я прикрыла глаза. Что-то тут было. Прямо перед моим носом. Живут себе в мире четыре великие Девы. У одной из них растет сын, который, видимо, тоже обладает каким-то волшебным даром. Не зря же Хельга хотела его себе… Но он не пожелал ей служить. Тогда она сгубила его пса. Мальчик рос, затаив обиду. Но как отомстить той, кого называют “Ледяная Смерть”? Что в нем изменилось после двух неудачных попыток?

— Кто-нибудь, кроме тебя и Юли, знает, кто он такой? — спросила я.

Леша мотнул головой.

— Я сам случайно узнал. И никому не говорил.

— Почему?

Молчание.

— Почему? — я вжала ладонь в истерзанную плоть.

— Ау! — вскрикнул он, но, кажется, больше для вида.

Как будто кто-то здесь его услышит.

На меня повеяло запахом свежескошенной травы. Я почувствовала жар, бегущий по каналам его вен. Как будто само лето заставляло его сердце биться — и это было так чуждо и так мне претило, что я, сама того не осознавая, ответила холодом. Он устремился по проторенным теплом дорожкам, свернулся в них уродливыми змейками и застыл.

— Вера… — кожа вокруг Лешиных глаз натянулась, в них мелькнуло страшное осознание. Сердце последний раз гулко стукнуло о мою ладонь. — Ты как она, — потрясенно шепнул он.

Я отдернула руку, но, кажется, было поздно. Леша обмяк.

Бесконечное мгновение было так тихо, что я слышала, как колотится мое сердце. Потом дверь дрогнула, и внутрь запрыгнул Антон.

— А ну, — он склонился над Лешей, быстро проверил пульс у него на шее и похлопал по щекам. На меня он не смотрел. — Живой?

Леша что-то невнятно пробормотал в ответ. Я с облегчением откинулась назад, неуклюже приземлившись на пятую точку, глупо повторяя про себя “живой”.

Живой.

Антон рывком посадил его.

— Вернуть его Юле?

— Я тебе что, сервиз? — еле ворочая языком, возмутился Леша.

Я почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Кому нужна эта чистая сила, если она способна вынуть из человека душу?..

Я уперлась лбом в колени, борясь с головокружением. И со страшной догадкой, которая поднялась из глубины сознания.

Я судорожно вздохнула. Надо успеть спасти Ваню.

— Вызови ему такси.

— Какое… такси, — с трудом выдохнул Леша. — Вон моя машина… стоит, — он напоминал человека, который выпил столько, что вот-вот загнется.

Я посмотрела на его распухшие пальцы. Такими руль не удержишь.

— Это Юлина машина, — пояснил Антон.

— Не в машине… дело, — пробормотал Леша и вдруг закашлялся. Дотронулся до груди, но забыл про больную руку и застонал.

Антон ждал. Вид у него был под стать черному небу снаружи — брови сошлись на переносице, у губ проступили жесткие складки.

— Сметана ожила? — спросила я.

Он кивнул. Внутри у меня щелкнул зажим. Получилось. Сметана снова бегает по квартире, ворует землю из горшков и кусочки еды со стола. Но если Антон может оживить кошку тремя каплями живой воды, в то время как у меня не вышло даже с целой бутылочкой…

Я прокашлялась.

— Первое, — заговорила я, следя, чтобы голос звучал ровно. — Ты отвезешь Лешу туда, куда он скажет. Лучше в травмпункт, — Антон открыл рот, но я решительно заговорила дальше: — Второе. Думаю, связь с Юлей я оборвала, — я обернулась к Леше. — Можешь не возвращаться к ней, если не хочешь. И спасибо за информацию.

Развернувшись, я спрыгнула из душной темноты машины на землю, пока никто не заметил слезы у меня в глазах. Ветер качнул непривычно короткие волосы. Я оглянулась, но никого не увидела — люди попрятались в преддверии грозы.

“Лестер!”

Тишина.

“Лестер, это срочно!”

Ноль внимания. В заднем кармане джинсов тихонько пиликнула смс-ка. Даже не доставая телефон, я знала, от кого она.

— Вызови мне такси, — бросила я Антону, пытаясь унять сердцебиение.

— Я тебя отвезу, — Антон тоже спрыгнул на землю. — Лучше сейчас не высовываться. Юля в ярости.

— Окей, сама вызову.

— Ты не поняла…

— Это ты не понял, — припечатала я, и Антон отступил.

Я точно знала, что никаких перьев в волосах и лат на запястьях у меня не появилось. Я по-прежнему стояла напротив него в джинсах и рубашке и смотрела так, как когда-то смотрел Эдгар на Костю. Или, возможно, Тёма на Хельгу, готовясь выколоть ей глаза.

Я отвела глаза, чтобы Антон не понял по моему лицу, что я собираюсь сделать.

— Я поеду одна, — сказала я.

Мне нужно было увидеться с Тёмой. Наедине.

Антон

Все закрутилось. Эдгар не умер, Вера почти умерла. Черт ногу сломит в этих волшебных загогулинах. Насколько проще было раньше — встал затемно, намотал пять километров вокруг озера, пятьдесят раз отжался, подтянулся и строевым шагом на плац…

— Вы больные, — подал голос Леха с пассажирского сидения.

Мы ехали за такси. Леха сперва пищал про свою машинку, но быстро понял, что бесполезно, и замолчал.

— Что сказал?

— Вы больные, — он с шипением втянул воздух, удобнее укладывая опухшую руку на коленях. — Сначала калечить, потом в больницу.

Такси повернуло к въезду в город.

— Какая больница? Я тебя у метро высажу. Или надо было добить, чтобы не мучился? Суть претензии в чем?

Леха надулся.

— Что ты сказал Вере?

— Ничего.

— А почему она выглядела так, будто собирается кого-топришить?

— Флаг ей в руки… — пробормотал он.

Надо как-то разговорить его.

— Ты хоть знаешь, как тяжело сейчас избавиться от тела? — начал я. Придумывать приходилось на ходу. На поясе по-прежнему висела кобура с пистолетом, но целиться в него, а тем более стрелять было глупо. — Это в нулевых вывозили на кладбище, давали сотку сторожу и дело с концом… Тебя искать-то будет кто, кроме Юли? Или и ей ты уже не сдался? Я слышал, у ее сладких мальчиков век недолог.

— Уж подольше, чем у шавок Хельги!

— Своим шавкам Хельга хотя бы платила, — спокойно сказал я.

— Деньгами?

— И деньгами тоже. А вам чем Юля намазала? У нее там поперек?..

— Ублюдок!

Леха отвернулся к окну.

Я сосредоточился на дороге. Дознаватель из меня всегда был так себе. Информации стало слишком много, а обдумать ее толком времени не хватало. Вопрос номер один по-прежнему был, кто убил Хельгу. Точнее, кому она позволила себя убить. Я все еще не мог представить, чтобы кто-то сразился с Зимней Девой и победил ее.

Скорее всего, тот, кто расправился с Хельгой, пытался убить Веру. Кто?

Почему Лестеру кажется, что кто-то ворует его волшебство? Проще всего, конечно, решить, что убийца и этот вор — одно и то же лицо…

И Тёма еще пропал. Я тоже заметил, что между ним и Верой что-то промелькнуло, но значения не придал. Дело молодое… А Юля видимо решила, что они укатили в свадебное путешествие.

— Что у вас стряслось вчера? — спросил я.

Такси повернуло на Волоколамское. Не так много времени осталось. Скоро будут.

Леха не шевелился, отвернувшись к окну.

— Как Юле вообще пришло в голову, что Тёмыч пристал к Вере?

Молчание.

— Слух потерял?

Полоса слева была свободна — я вывернул руль. Минивэн резко вильнул, но тут же вернулся в колею. Я повторил маневр еще раз, и Леха взвыл:

— Ты что творишь?? Угробить нас хочешь?

Я вильнул вправо — тут же сзади загудела легковушка.

— Антон!!!

— Так вот про проблему с телами, — я выровнял машину, но Леха все равно трясся, как лист. — Последнее ноу-хау. Сажаешь кроля в машину и бьешь со стороны пассажира… А потом говоришь, что водитель чудом выжил.

Я, конечно, сочинял, но это сработало. Леха начал судорожно расстегивать ремень безопасности, но никак не мог вытащить защелку из гнезда.

Вот олень. Он же сам водит.

— Ты бы лучше не отстегивался, — зловеще предупредил я. — Только хуже сделаешь.

Леха побелел.

— Да что вы все как сговорились. Тёма то, Тёма это! Тошно слушать уже, ей богу!

— Вот и расскажи, что знаешь, облегчи себе душу.

Он молчал.

— Не вынуждай меня.

Леха всхлипнул и зло выдал на одном дыхании:

— Это он убил Хельгу! И Веру твою чуть не угробил на пробном уроке!

Мне стоило больших усилий не вписаться в машину впереди.

— А ну рассказывай по порядку.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• »