Ледяная Смерть - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5

Часть 4. Расплата

Глава 18

«Фрося сегодня дома. Привет:)»

«Откуда ты знаешь? Привет».

«Решил покараулить для тебя».

«Ого! Спасибо».

«:)»

Водитель такси высадил меня прямо у подъезда дома-колодца. Тёма был где-то здесь. Он написывал мне весь последний час. Долго искать не пришлось — кто-то тронул меня за плечо, и я обернулась.

Тёма выглядел не так, как обычно: рубашка вместо белой была черная и такая тонкая, что под тканью просвечивали контуры тела. На плече небрежно покачивался рюкзак, соломенные волосы свободно лежали на плечах, скрывая колечки в ухе. Только улыбка осталась прежняя — робкая, мягкая и тёплая, словно мы не виделись месяц. И каждый день этого месяца он скучал.

— Привет, — произнес Тёма, и его голос словно погладил меня под кожей. — Новая прическа, — улыбнулся он. — Тебе идет.

Я дотронулась до завивающихся кончиков волос и почему-то подумала, что Антон ничего не заметил.

— Вера?

Ах да. Я провела пальцами поперек горла.

— Что такое? — с беспокойством спросил Тёма и оглянулся, подтягивая рюкзак выше на плечо. — Кто-то следит?

“Нет”.

Но, может, и проследит, если ослушается приказа. Я достала телефон, быстро напечатала “У меня пропал голос. Так бывает” и показала Тёме. Он пробежал сообщение глазами.

— Когда ты потеряла голос?

Чтобы не стоять на виду, я зашагала к детской площадке в самом сердце двора. Двор был окружен со всех сторон деревьями и домами, и кажется, не просматривался.

— Это Хельга? — не унимался Тёма, успевая шагать со мной в ногу. — Она забрала твой голос?

Забавно, что он об этом спросил.

В середине дня двор был пустой. Я выбрала самую неприметную лавку и плюхнулась на нее. Тёма устроился рядом, не сводя с меня встревоженных глаз.

— Это она забрала твой голос? — настойчиво повторил он.

Я покачала головой. Как же я устала. От того, что никому нельзя рассказать правду. От того, что внутри у меня почти не осталось живого места — все заледенело.

“Это ты забрал силу Юли?” — напечатала я и, секунду помедлив, показала ему.

— С чего ты взяла?

“Больше некому”.

Тёма молчал так долго, что я обернулась к нему.

“Это ничего”, - набрала я.

Пожалуйста. Скажи, что это ты.

“Ты не сделал ничего плохого”.

Наконец Тёма едва заметно кивнул.

“Как?” — спросила я одними губами.

— Ты не будешь злиться, если я скажу? — нерешительно спросил он, видимо, по моему виду пытаясь понять, хорошо это или плохо.

Я заправила за ухо выбившуюся прядь. Да я тебя расцелую.

“Нет”.

— В тот вечер, когда ты вылечила мой ожог, я случайно зажег сигарету без зажигалки. Вообще без ничего. Просто подумал об огне. Но я забрал не все, а только чуть-чуть. А вчера, когда Юля меня наказала, я сделал то же, только… уже намеренно.

Позади нас с визгом затормозила машина — я с первого взгляда узнала минивэн.

Кто бы сомневался.

Я приложила палец к губам и потянула Тёму вниз, заставляя пригнуться за спинкой скамейки. Если Антон его увидит, мокрого места не оставит, будь Тёма хоть трижды волшебным. А он мне еще ой как понадобится.

“Дождись меня, — напечатала я и, нажав “отправить”, побежала к подъезду.

Сердце чуть не выскакивало из груди. У меня был шанс. Наконец-то. И план!

Шанс и план. Отличное сочетание.

***

Внутри подъезда было сыро, по стенам тянулись ряды ржавых почтовых ящиков. Я успела нырнуть в него за секунду до того, как в кармане завибрировал телефон.

— Вера? — не то сказал, не то спросил Антон, когда я нажала «ответить». — Ты уже у Фроси? — судя по звукам в трубке, он бежал. — Все в порядке? Я уже почти там.

Ну, хотя бы он не заметил Тёму. Я успела досчитать до пяти, и Антон ввалился в подъезд, щурясь и выискивая опасность. Я помахала ему рукой.

— Ты тут, — выдохнул он.

В приглушенном свете единственной лампочки его лицо выглядело бледнее обычного, глаза лихорадочно блестели. Я разглядела крошечные красные пятна на его белой футболке — наверное, от Леши, и отстраненно подумала, что еще неделю назад это бы меня испугало.

Я показала пальцем на горло.

— Опять? Ладно… Это полбеды. Ты не видела Тёму?

Я покачала головой.

— Он не звонил?

«Нет».

Антон подошел ко мне и сделал то, чего не делал почти никогда — бережно взял за руки.

— Послушай, Вера. Если ты его увидишь, и меня не будет рядом — беги. Поняла? Просто беги. Спрячься. Исчезни. Только не оставайся с ним вдвоем.

Ему пришлось наклониться, чтобы заглянуть мне в глаза. В коридоре было темно, глаза его казались почти черными и оттого более глубокими. Я почти на автомате провела большим пальцем по тыльной стороне его ладони. Если я ему скажу, он убьет Тёму. Если он убьет Тёму, тот никогда не впитает силу Зимней Девы. Если я потеряю силу Зимней Девы, некому будет замораживать Антону сердце.

Я вспомнила, как он умолял меня о заморозке.

Как же сложно!

Лифт позади нас тяжело вздохнул, заскрежетал и приземлился на первый этаж. Дверь открылась, и из него, опираясь на палочку, вышел дед в белой майке и штанах. Антон выпустил мои руки и придержал ему дверь.

— Спасибо, дети, — пробубнил дед и заковылял дальше.

Мы вошли в лифт едва ли шире платяного шкафа. Антону пришлось встать совсем близко. От него неуловимо пахло выпечкой и зубной пастой. Я уже хотела представить на стене надпись с признанием, но тут лифт с треском остановился.

Мы вышли на этаж.

От стен пахло затхлостью, единственная дверь перед нами выглядела хлипкой — наверняка через нее слышно даже, как чихает сосед. Я незаметно нащупала в заднем кармане телефон. Надо выключить его, пока не пришла очередная смска.

Звонка нигде не было видно.

— Фрося, — хорошо поставленным голосом позвал Антон. — Я от Хельги.

Ничего не произошло.

— Фрося!

Антон постучал. Хлипкая дверь поддалась, и мы вошли.

Квартира была маленькая и уютная. Коридор заканчивался кухней, оттуда лился искусственный белый свет, мягко обволакивая фигуру русоволосой женщины в синем шелковом халате. Под халатом белели босые ступни, поверх шелковой ткани лежали распущенные волосы с вплетенными разноцветными лентами.

— У тебя дверь открыта, — сообщил Антон и сунул большие пальцы за широкий ремень. — Мы виделись однажды. Ты меня, наверное, не помнишь…

Фрося убрала выбившуюся из косы прядь — широкий рукав задрался до локтя, обнажив запястье с выпирающей косточкой. На пальцах сверкнули тонкие серебряные кольца.

— Я тебя помню, — произнесла она тихим мелодичным голосом и двинулась к нам, плавно покачивая бедрами.

Когда она остановилась, я увидела, что кроме халата на ней ничего не было. Совсем ничего.

Антон легонько подтолкнул меня вперед.

— Это Вера. Новая Зимняя Дева.

— Добро пожаловать, Вера, — улыбнулась Фрося.

Улыбка у нее была приятная, красиво очерченные губы переливались розовым блеском. Я положила руку на горло и постаралась улыбнуться в ответ.

— Она без голоса, — объяснил Антон, почти полностью пропадая из моего поля зрения.

— Как жалко, — протянула Фрося, и в ее голосе послышалось искреннее сочувствие.

Где-то в глубине квартиры захныкал ребенок. Фрося встрепенулась. Свечение вокруг нее слегка померкло.

— Кажется, кто-то проголодался, — проворковала она. — Вы пока проходите на кухню. Я сейчас.

Она взмахнула полами халата и скрылась за ближайшей дверью.

На кухне стало понятно, откуда лился странный свет. Окна выходили на застекленный балкон, который вмещал в себя несколько бело-желтых подсвеченных пластин. Кажется, такие используют в кино. В остальном кухня ничем не отличалась от десятков других: вдоль стены тянулась деревянная панель с жестяными баночками из-под чая, у мойки громоздилась гора использованных детских бутылочек. Пахло подгоревшей овсянкой. У стены ютился столик с белой скатертью, вместо стульев вокруг него стояли старомодные табуретки с кожаной обивкой.

Фрося вплыла на кухню, покачивая завернутого в пеленку младенца.

— Хотите чаю? — спросила она своим нежным голосом.

Антон посмотрел на меня — я кивнула.

— Да, пожалуйста, — сказал он.

— И я хочу. Тоша, будь добр, вскипяти чайник. И достань нам пару чашек, — она кивнула в сторону мойки.

Уложив младенца поудобнее, Фрося устроилась на краешке табуретки, обдав нас запахом молока и фруктового шампуня.

— Садись, — пригласила Фрося, пока Антон неловко выуживал пару чашек из горы у мойки и включал воду. — Рассказывай. Ой, прости. Я забыла.

Я села на ближайший табурет, пристроив сумку на коленях.

— Она рада с тобой познакомиться, — сообщил Антон, перекрикивая шумящую воду.

— Очень мило, — сказала Фрося, не поднимая головы от младенца. — А давно вы знакомы?

Она повела плечом, скинув верхнюю часть халата и обнажив овальную, как кабачок, грудь. Ребенок приоткрыл крошечный ротик и начал причмокивать.

— Сейчас, мой маленький, сейчас. Вот уже почти. Да, — она прикрыла глаза, когда ребенок наконец поймал сосок губами.

Я оглянулась на Антона, но тот сосредоточился на чашках. Только по напряженным плечам и низко опущенной голове можно было догадаться, что он в курсе, что происходит за его спиной.

— Мы знакомы с тех пор, как умерла Хельга, — сказал он, намыливая чашку.

Фрося так и сидела, не открывая глаз. По кухне разносилось довольное причмокивание.

— Да, очень жаль, конечно, — наконец тихо проговорила она. — А ты как, Вера? Уже привыкла к новой силе?

Антон включил чайник, и стало шумно. Кажется, пора мне было доставать блокнот.

— Кушай, маленький, кушай, — приговаривала Фрося, разглядывая крошечное лицо ребенка, больше напоминающее сморщенный персик. Потом подняла голову и посмотрела на меня удивительно осознанным взглядом. — Хорошо, что сила досталась тебе прямиком от Хельги. Мои предшественницы менялись так часто, что волшебства почти не осталось. Теперь, чтобы пробудить природу, мне приходится давать жизнь в прямом смысле.

Я откинулась назад, забыв, что сижу на табуретке, а не на стуле. Это и имел в виду Антон, когда говорил, что кому-то придется пожертвовать целомудрием? Кому-то придется переспать с Фросей?

Я уставилась ему в спину, пока тот с отсутствующим видом наполнял две бело-розовые чашки. По кухне плыл крепкий аромат бергамота.

— Прошу, — с легким поклоном Антон поставил перед нами чашки.

Придерживая ребенка одной рукой, Фрося потянулась за чаем.

— Спасибо, Тоша.

Антон кивнул. Он смотрел прямо, словно кто-то провел линию, ниже которой его взгляд не мог опуститься.

— Вера хотела спросить, можешь ли ты помочь ей в качестве залога будущей дружбы. Речь идет о Зимнем Сне.

Фрося запахнула халат. Каким-то образом она казалась в этом халате более собранной, чем я в рубашке и с сумкой.

— Дружба между Зимой и Весной, — произнесла она, и вид у нее стал дружелюбнее некуда. — Где это видано, милый?

— С Хельгой у вас было соглашение, — уронил Антон.

Я резко обернулась. Когда он собирался мне об этом сказать?

— Ах, это, — Фрося вздохнула, и халат снова чуть не соскользнул к поясу. — Я ни разу им не воспользовалась. Это Юля любит повоевать… Дарина еще иногда. А я что? Зачем кому-то вредить многодетной матери?

— А где твои дети? — резко спросил Антон.

Фрося застыла, и тут что-то изменилось. Стало так душно, что я невольно приоткрыла рот, пытаясь глотнуть воздуха. Ребенок завозился, продолжая причмокивать.

— С моими детьми все в порядке, — ровно ответила Фрося. — Ты же не думаешь, что я стану воспитывать целую ораву только потому, что кому-то вздумалось наградить меня даром Весенней Девы? Хватит и того, что мое тело каждый год становится контейнером для вынашивания!

Раскрасневшись, Фрося перестала перестала походить на любвеобильную нимфу. Она склонилась над младенцем, поправляя на нем шапочку, и кухня погрузилась в тишину.

Искусственный свет начал давить мне на глаза. Захотелось провести рукой по лицу, потереть виски, а лучше умыться, но я сидела, не шелохнувшись. Ссориться с Весенней Девой у нее дома однозначно было не лучшей идеей.

Я нащупала в сумке блокнот, открыла на чистой странице и поставила жирную единицу.

“Я рада с тобой познакомиться”, - написала я. Потом нарисовала двойку. “Я восхищаюсь твоей выдержкой, — и наконец “три”. — Мне нужна твоя помощь. Я случайно заморозила младшего брата Антона. Я готова заплатить».

Я протянула ей блокнот и замерла в ожидании. Немного успокоившись, Фрося быстро пробежала написанное глазами.

— Переговоры, — хитро улыбнулась она, — это уже интересно. Только что ты можешь мне предложить?

”Юля предложила мне убить для нее пару человек”, - написала я, стараясь сделать почерк как можно более понятным.

Фрося фыркнула.

— Юля совсем заигралась со своими мальчиками. Моложе она с годами не становится, а темп все тот же. Она же еще студией руководить успевает, знаешь? Не удивлюсь, если Хельга просто убирала для нее конкурентов, — заметила она. — А должность свою она забросила. Вы заметили, какое лето жаркое последние годы?

Я посмотрела на Антона — он задумчиво кивнул.

— С таким характером ей бы Зимой быть, а не Летом, — продолжала возмущаться Фрося. — Засуха кругом, а ей хоть бы хны. В прошлом году пожар был. И до того…

Антон снова кивнул, и я закивала следом. Не хватало еще всем рассказывать, что меня в прошлом году попросту не существовало.

Ребенок беспокойно заворочался, и Фрося отвлеклась.

— Тише, тише, маленький, спи, — проворковала она. — Тоша, достань нам печенье. Страшно хочется сладкого.

Антон, который все это время не садился, подошел к шкафчикам над мойкой.

— Левее. Еще левее. Теперь вниз. Вот! — глаза Фроси радостно заблестели, когда он достал из шкафчика жестяную коробку и открыл ее.

В коробке лежали шоколадные трубочки. Фрося сунула в рот сразу две, облизала пальцы и довольно посмотрела на Антона сквозь полуопущенные ресницы. Я уловила плавное движение под столом — Фрося качнула ногой.

— Брат-то твой, Тоша. Получается, это ты меня просишь?

— Да, — ответил он, не поднимая взгляда.

— И ты знаешь, как это делается?

Антон сцепил руки за спиной и выпрямился, но продолжал смотреть в пол.

— Знаешь, милый, — удовлетворенно кивнула Фрося.

Ее волосы вперемешку с лентами лежали на груди, губы призывно блестели. Она смотрела на Антона, как удав на кролика, и мне вдруг захотелось предупредить ее, что Антон никогда, ни при каких обстоятельствах кроликом не будет.

— Твоя защита мне ни к чему, Вера, — нежно проговорила Фрося, расплываясь в очаровательной улыбке. — На меня никто не нападает, мстить мне некому. А вот мужской руки не хватает. За сыном, опять же, тяжело одной смотреть. Тоша будет хорошим помощником. Отдай мне его, и мы сочтемся, — закончила Фрося, убирая несуществующие пылинки с шапочки спящего ребенка.

Я покосилась на Антона. По его лицу нельзя было понять, как он относится к перспективе стать нянькой младенцу и сексуальной игрушкой его матери. Он что-то сосредоточенно обдумывал.

— Я согласен, но не сегодня, — развернувшись к ней, твердо сказал Антон. — Дай мне времени до конца недели. И я сам к тебе приду.

Я глотнула крепкого бергамотового чая. Похоже, Антон рассказывает мне еще меньше, чем я ему.

Фрося постучала по столу своими длинными ноготками, привлекая наше внимание.

— Когда ты заморозила его брата? — спросила она. — Неделя уже прошла?

Я посмотрела на Антона, но сама успела посчитать до того, как он кивнул.

Фрося безмятежно покачивалась, словно вбирая в себя свет. Я почти видела, как он просачивается в ее поры.

— Если по истечении семи дней никто не подхватит его жизненную нить, он уже не очнется, — она расплела одну прядь с лентой и намотала ее на палец.

— Вера… — начал Антон.

«Четыре дня», — предложила Фрося.

Я нарисовала в блокноте двойку.

— Три, — продолжала она гнуть свое.

Я упрямо ткнула пальцем в блокнот.

— Вера, — снова начал Антон, но вдруг замолчал. — Хорошо.

Я подозрительно глянула на него, но Фрося щелкнула своими изящными пальчиками.

— Два дня! Отлично. Он мой.

«Тебе нужно что-то от Вани? Он сам?» — быстро написала я.

— Хватит того, что Тоша его брат. И будет думать о нем, пока… — она не закончила, кинув многозначительный взгляд на Антона. — Мы будем его оживлять.

Я пыталась собрать мысли. Значит, они переспят — и все? Так просто? И Ваня очнется только потому, что Фрося — Весна и умеет пробуждать жизнь?

Я посмотрела на Антона.

“Это правда так работает?” — написала я.

Он безучастно кивнул.

— Я тебя провожу, — Антон недвусмысленно кивнул в сторону коридора и отрапортовал: — Вера благодарит тебя за гостеприимство, Ефросинья!

Фрося благосклонно улыбнулась, а я поспешила за Антоном.

В коридоре он заговорил быстро и очень тихо:

— Подожди меня в машине. Я быстро разберусь и приду. Полчаса максимум. Сможешь?

«А как же Ваня?» — представила я на слое пыли на тумбочке. Писать времени не было.

Антон раздраженно вздохнул.

— Я разберусь, — повторил он, явно прилагая массу усилий, чтобы это не звучало как «не лезь, куда не следует». — Сможешь подождать полчаса?

Я поискала взглядом часы — но молочно-белые стены были пусты, как в больнице. Странно, что квартира сперва показалась мне уютной.

— Почти два, — нетерпеливо прокомментировал Антон.

Что бы он не задумал, чуйка мне подсказывала: хорошо для Фроси это не кончится. Но что я скажу? Антон не тот, за кого себя выдает?

Тёма наверняка ждет внизу…

Антон навис надо мной.

— Вера, — мое имя булыжником рухнуло между нами. — Тёма убил Хельгу. Он забрал силу Юли. Если он найдет тебя, то первым делом заберет и твою силу тоже. Он способен вообще на все. Ты должна меня слушаться. Только так я смогу тебя защитить. Ты же не хочешь лишиться силы?

Я подняла на него глаза, пытаясь по его замкнутому лицу понять, выдержит ли он жизнь без заморозки.

— Тоша, — позвал ласковый голосок из кухни, — иди сюда.

— Дождись меня, — повторил Антон.

Я медленно кивнула и вышла, на ходу нашаривая телефон в кармане. И вдруг застыла, услышав за дверью командный голос:

— На стол.

— Что?!

— Быстро.

Послышался шорох и звуки борьбы.

— На стол, я сказал.

— Вот ты дикий! Зачем так… Ой!

— Наклонись. Руки.

Снова шорох. Телефон вздрагивал от приходящих сообщений, но мой взгляд скользил по ним, не различая.

— Осторожнее! Я тебе не…

— Ты сама этого хотела.

— Но не так же! Осторожнее, я сказала! Ай!

Рука уже легла на дверную ручку, но меня обожгла новая мысль. Если я прерву их, Фрося ни за что уже не согласится помочь Ване.

Вот блин.

— Я тебя ненавижу! — донеслось из глубины квартиры.

И все стихло. Господи, надеюсь, он не сделал ей больно…

“Конечно, сделал, — парировал внутренний голос с едкой интонацией Лестера — а ты стоишь и ждешь, когда он закончит”.

Но Ваню иначе не спасти.

Чувствуя себя пособницей преступления, я прижала телефон к груди и сбежала по лестнице. На улице воздух был тяжелый и вязкий. Я несколько раз попыталась вздохнуть, прежде чем он попал в легкие. Проверив на плече сумку, я проскользнула в ближайшую арку, достала телефон и заново пролистала сообщения.

«Жду тебя у арки», — гласило первое.

Клянусь, что бы сегодня ни случилось, я это заслужила.

Вера, 9 лет.

До того, как в моей жизни появился Лестер с его вечным «не оживляй неживое», я жила с наказом «не лезть, куда не следует». Причем лезть запрещалось в прямом смысле: мне нельзя было соваться в заброшенные здания.

Запрет исходил от папы. Когда-то его родной брат поднялся на крышу старой психбольницы, да там и остался: свалился в шахту лифта, сломал ногу и умер, не дождавшись помощи. Периодически папа в красках описывал мне его мучения, а еще — что будет, если я снова полезу в какие-нибудь дебри. Я соглашалась, что заброшки — дело опасное, и на некоторое время прекращала их искать.

Но только на время.

Мне нравился мрак, выглядывающий из трещин полуразрушенных стен, их гулкая, обволакивающая тишина. Иногда я вставала посреди пустого здания и слушала, как то, чему нет имени, чернильным маревом заползает в душу — и застывает в ней причудливыми формами, как эпоксидная смола.

Когда мне было девять лет, случилось то, чего боялся папа: одна из ветхих ступеней лестницы, по которой я карабкалась, надломилась, и я кубарем покатилась вниз. Сначала я испуганно подумала: “только бы никто не узнал”. Потом почувствовала резкую боль в районе щиколотки. Встать удалось только с третьей попытки. Ступня онемела. Я сжала зубы и поковыляла на дачу. Дело было в старой хозяйственной постройке на окраине деревни, так что идти мне было прилично.

На даче я засела под яблоней с ненавистным Жюлем Верном, которого, по мнению мамы, должен был прочесть каждый нормальный ребенок, и старалась не двигаться. Я была уверена, что нога сломана. Лодыжка постепенно опухала. Слезы текли по щекам, но я быстро смахивала их, чтобы никто не видел. Боль с каждой минутой ползла выше к колену, от ужаса кружилась голова. Когда позвали на ужин, я, сцепив зубы и молясь про себя всем богам — материться я тогда еще не умела, — поднялась и потопала в домик.

Ночью я не спала. Ногу поминутно дергало. Мне казалось, что у меня поднялась температура, что я умру от жажды или от заражения крови. И тут меня осенило. Папин брат тоже забрался куда-то, свалился и сломал ногу. Все сходилось. Наверняка существует какое-то проклятье повторения судьбы, и жить мне осталось всего ничего.

Мама с папой спали на соседней кровати. Я старалась плакать беззвучно, чтобы они не проснулись. Мне было ужасно себя жаль. Ногу дергало все сильнее, тело бил нешуточный озноб. Я чувствовала себя самым одиноким человеком в мире и знала, что так и умру — без родственной души, совсем одна, со своими никому не нужными фантазиями, с историями, которые ежедневно возникали в голове.

“Ну пожалуйста, — беззвучно произнесла я, глядя в темный потолок. Я сама не знала, о чем прошу и у кого, но точно знала, что готова отдать за это все на свете; все, на что была способна моя душа. — Пожалуйста”.

На следующий день меня отвезли в больницу.

Глава 19

Тёма написал, что ждет у арки, но я не сразу его увидела. Хотя я бы сейчас и здоровый указатель с надписью «Разберись со своей жизнью» пропустила. Предгрозовое небо висело так низко, что казалось, надвигаются сумерки, хотя на часах не было даже трех. Я шагала, не замечая ни поворотов, ни деревьев — как я только в них не врезалась по дороге, — а в ушах все звучал отчаянный крик Фроси.

— Вера! — окликнул кто-то со спины.

Тёма поравнялся со мной, на ходу затаптывая бычок истлевшей сигареты. Я покачала головой, не забывая шагать вперед.

— Как все прошло?

Сметана жива, Ваня вот-вот проснется, а я только что стала свидетелем изнасилования. Я привычным жестом потерла оловянное кольцо на безымянном пальце. Лучше просто не бывает.

— Прости. Я забыл, что ты без голоса.

Не останавливаясь, я показала ему большой палец.

— За нами кто-то следит? — настороженно уточнил Тёма.

По-моему, он это уже спрашивал. Я неопределенно кивнула. Антон явно не просто так торопился.

Вывески метро нигде не было видно, зато детских площадок перед нами оказалось целых три. На каждой паслось по парочке галдящих детишек. Некоторые размахивали тяжеленными по виду разноцветными ранцами, кто-то раскачивался на хлипких веревочных качелях. Нет, туда нам точно не надо.

Я повернула на ближайшую улицу.

— Мы куда-то спешим? — Тёма начал оглядываться.

Я заметила, что на руках у него поблескивало то же свечение, каким бросил в меня Лёша, и помотала головой, на ходу печатая в телефоне:

“Давай, пожалуйста, уйдем куда-нибудь. Я все потом расскажу”.

Чтобы не тратить время, я отправила ему смс-ку. Тёма пробежал ее глазами и подтянул на плече рюкзак.

— Конечно. Хочешь, возьмем такси? Куда тебе надо?

Я остановилась. В метро я все равно спуститься не могу… Неплохая мысль. Я благодарно кивнула.

Тёма расплылся в улыбке и легко коснулся моей спины.

— Сейчас закажу. Куда едем?..

В этом “Едем” было что-то такое интимное и доверительное, будто он больше не мыслил нас по отдельности.

«Архиповское кладбище», — напечатала я, и, читая неотправленную смс-ку, Тёма так низко склонился к моему плечу, что его дыхание — смесь табака и арбузной жвачки — защекотало шею.

— Хорошо, — проговорил он негромко.

Через несколько минут мы уже сидели на заднем сидении мерседеса. В салоне пахло кожей и мятным освежителем воздуха, но запах сигарет перебивал все. Что он курит? Раньше запах не был таким резким.

Водитель на переднем сидении за всю поездку не сказал ничего, кроме “здравствуйте”. У меня не было голоса, Тёма был не из болтливых, так что ехали мы в абсолютной тишине. Телефон и сумка лежали у меня на коленях, а я с какой-то тихой радостью наблюдала за проносящимися за окном домами. Наконец все идет так, как хочу я, а не мироздание или Антон.

Я без особой надежды снова позвала Лестера, но он не ответил.

Телефон тихонько пиликнул.

“О чем ты думаешь?”

Смс-ка была от Тёмы. Я удивленно повернулась. Он смотрел на меня, и во взгляде его читался такой же задор, как когда он признался, что нарочно уронил Юлю.

“Ты можешь забрать силу Зимы?” — набрала я и почувствовала, как потеют ладони.

Пожалуйста. И я буду скрывать тебя от Антона до скончания веков.

Левая бровь со шрамом от пирсинга удивленно поднялась.

— Ты не хочешь быть Зимней Девой?

Я замотала головой.

“Что мне сделать? Как это работает?”

— Ты не хочешь быть Зимней Девой, — ошарашенно повторил Тёма.

Мне хотелось заорать. Да, да, я не хочу быть Зимней Девой! Не хочу быть чудовищем.

— Почему? Это же сила.

Я крепче сжала телефон.

“Мне она не нужна. Забери ее”.

Где-то на задворках сознания возникла мысль, что с силой Летней и Зимней Девы, с моей силой воображения Тёма станет непобедимым, как какой-нибудь древний Бог.

Но это уже будут не мои проблемы, правда?

— Ну… — неуверенно начал он, прочитав смс-ку. — Ты должна как-то проявиться. С Юлей это вышло, когда она наказала меня. Тебе нужно сделать что-то подобное.

Что-то подобное. Тёма избегал смотреть мне в глаза, но я поняла, что он имел в виду. Самое невинное, что я могла с ним сделать, это добавить к его старому шраму-линии еще один. Все лучше, конечно, чем то, что я сделала с Ваней и с Лешей… Но все равно ему будет больно.

— Не переживай, Вера, — Тёма взял мою руку в свою и начал неспешно чертить на тыльной стороне ладони круги, периодически задевая кольцо. Подушечки пальцев у него были мягкие, а сами пальцы неожиданно жесткие и сильные. — Это не очень больно. Тебе нужно будет только вовремя перестать.

Вовремя перестать. Хорошо ему говорить. Я прикрыла глаза, обращая мысленный взор внутрь себя. Замершие в снегу безмолвные деревья, ледяное озеро с мертвыми людьми, покой, абсолютная и безграничная сила — и где-то там, между этими исполинами затаилась моя покореженная, поблекшая, одинокая душа. Что от нее останется, когда он заберет мою силу? Что я буду делать?

Ты же сама этого хотела.

Я вздохнула и потянулась к той части себя, что сплошь была мощь и стужа, ледяная стена белой вьюги. Мне нужно было зачерпнуть совсем немного, чтобы влить в плоть под пальцами. В отличие от Лёши, у Тёмы не осталось следа Летней Девы, но пульс его так же ускорился, когда я, вызвав холод, пустила его по сухожилиям к самой кости.

Тёма резко выдохнул.

— Еще немного, — прошептал он и крепко обхватил меня свободной рукой за плечо.

На мгновение я почувствовала до боли знакомый запах.

Нет. Не сейчас. Еще рано.

Тёма застонал сквозь зубы, и я его отпустила. Водитель подозрительно покосился на нас в зеркало заднего вида. Я показала ему большой палец. Хотела дотронуться до Тёмы — он почти лежал, откинув голову на сиденье и не открывая глаз, — но не решилась. На его запястье расплывался продольный белый шрам. Больно, наверное, жутко.

“Прости", — беззвучно произнесла я.

Тёма посмотрел на меня из-под опущенных ресниц и слабо улыбнулся.

— Вроде получилось, — хриплым голосом сообщил он. И тут же зажмурился. — Как же… Блин.

Повинуясь внезапному порыву, я успокаивающе накрыла его вздымающуюся грудную клетку ладонью. Не знаю, что я хотела сделать. Пожалеть, наверное.

Тёма глянул на меня со странным выражением лица.

— Ты удивительная, Вера, — тихо произнес он. — Я все время думаю, как повезло тому, за кем ты последовала в вечность… Не могу выкинуть эту историю из головы. С того момента, как услышал.

Значит, он до сих пор думает, что я последовала за Эдгаром, а не забрала с собой? Я положила руки на колени. Забавно.

За окном больше не было ни высоток, ни пятиэтажек. Мы ехали по пустырю. Судя по первым цветочным у дороги, до кладбища было недалеко.

Когда цветочные замелькали на каждом шагу, стало видно резные ворота.

“Лестер”, — в последний раз позвала я.

Ответа не было. Я откинулась на сидение. Ощущение близкого конца давило на плечи. Чем бы ни закончился сегодняшний день, он все расставит по своим местам. Как раньше уже не будет.

Маме я отправила сообщение, чтобы к ужину не ждала. Оставался Антон, но что написать ему, я не знала. “Прости, что собираюсь исковеркать твою жизнь”?

— Приехали, — сообщил водитель, притормаживая у ворот.

На козырьке красовалась надпись «Архиповское кладбище», по обе стороны от нее рассыпались резные голуби, которые якобы улетали ввысь.

Я принялась печатать.

“Сейчас я пойду одна. Если хочешь, подожди меня тут”.

— Я дождусь тебя, — пообещал Тёма, растянувшись на кожаном сидении и все еще еще приходя в себя.

Сердце забилось чаще. Кивнув Тёме на прощанье, я выбралась из машины.

***

Архиповское кладбище было одним из немногих в окрестностях, где еще хоронили. Земля тут была дешевая, почва проседала под ногами, кресты и гранитные памятники по обе стороны от главной дороги смотрелись одиноко. Оградки с облезшей краской наезжали друг на друга, единственным украшением служили куцые веточки и сорняки.

Последняя цветочная лавка стояла так близко к входу, что о вазы с цветами можно было споткнуться. Может, и мне нужен букет? Я пригляделась к поникшим бутонам. Косте они вряд ли бы понравились.

После первых ста метров я поняла, что понятия не имею, в какую сторону идти. Как выглядит его могила? Где она? Интуиция не подсказывала ничего, кроме того, что скоро мой телефон раскалится от звонков — как только Антон обнаружит, что я не там, где должна его ждать.

Бросив мрачный взгляд в свинцово-серое небо, я зашагала по главной дорожке, скользя взглядом по датам смерти на надгробиях. Тысяча девятьсот девяносто… Тысяча девятьсот восемьдесят… Слишком давние. Я свернула в какой-то закуток с голубыми оградками и уперлась в скопление крестов. Видимо, здесь хоронили тех, за кем никто не приехал. Нет, так мне Костю точно не найти.

Я вернулась на главную дорогу. Навстречу брели старички в одинаковых легких куртках. Старушка держала старика под руку, тот опирался на палочку.

— Ей там хорошо, вон и Лексеич сказал, что хорошо, — донеслось до меня, когда мы поравнялись. — А он худого не скажет, сам знаешь…

Дед махнул рукой — дескать, что уж теперь. Старушка с любопытством на меня покосилась.

— Молодая такая…

— И правильно, — прогнусавил дед. — Нам, что ли, к молодым ходить? Пусть бы лучше они к нам…

Я вздохнула, сосредоточившись на именах. Дойдя до конца главной аллеи, решила обойти кладбище по периметру. Время шло, выгравированные буквы уже плыли у меня перед глазами, смешиваясь в единую черно-серебристую несуразицу. Я начала наступать на могилы. Голова разболелась ужасно — то ли от всех потрясений, то ли от душного вязкого воздуха, который только что не душил меня. Как можно быть такой идиоткой, чтобы узнать только название кладбища, где похоронен человек?

Я тяжело опустилась на камень, который когда-то служил надгробной плитой. Прости меня, неизвестный покойник. Прости, Костя. Кажется, я снова все делаю неправильно.

— Ты чего это тут примостилась? — раздался надо мной строгий голос.

Уперев руки в бока, передо мной застыл мужчина лет пятидесяти в кепке и черном спортивном костюме. Под фуфайкой у него торчал ворот рубашки, на ней висел массивный золотой крест с драгоценными камнями. Интересно, священники носят спортивные костюмы?

— Не сиди на памятнике, — назидательно сказал он. — Там человек лежит.

Я послушно поднялась. Мужчина недоверчиво оглядел меня, задержавшись на лице. Может, по его мнению я тоже была слишком молода для этого места.

— Ищешь кого?

Я кивнула. Телефон в кармане запищал, и я наспех выключила его, успев заметить, что звонил Антон. Мужчина укоризненно покачал головой.

— Ну? — он заложил руки за спину и стал похож на строгого учителя. Спортивный костюм на нем смотрелся до комичного неуместно. — И кого?

Секунду я соображала, как ответить без голоса. Потом вспомнила про блокнот. Под удивленным взглядом мужчины нацарапала на чистой странице “Константин Семенов”. Мужчина близоруко сощурился.

— Не припомню такого. Он когда преставился?

Я написала год.

— Так… Это тебе нужен новый сектор, — мужчина важно указал в противоположный конец кладбища. — Только я бы лучше в другой день пришел, тут сейчас ливанет, как…

Не дослушав его, я показала большой палец и поспешила в указанном направлении. Вскоре деревья, высаженные по сторонам от широких дорожек, расступились — мне открылся пустырь, расчерченный на манер шахматной доски. Судя по увядшим, но еще живым цветам, могилы здесь были свежие.

По плечам у меня рассыпались мурашки. Вот оно.

Я зашагала по краю участка, внимательно читая имена на надгробиях. Александр, Татьяна, Иммануил, Катерина… Снова завибрировал телефон. Он же знает, что у меня нет голоса. Станислав, Андрей, Федор. В первом ряду Константина не оказалось, и я свернула туда, где не было дорожек. Воздух набух влагой, рубашка прилипла к спине.

Оксана, Петр, Прокофий. Кого сейчас называют Прокофий? Я заставила себя опустить руки, которые все это время прижимала к груди. Костя бы наверняка посмеялся, увидев, как я волнуюсь.

Аглая, Александр, Василий, Наталья, Николай. Снова звонок. Я остановилась, немного не дойдя до дальней стены кладбища. Глаза видели буквы, я повторяла их про себя, даже губы шевелились, но сознание отказывалось поверить. Надпись на камне гласила «Семенов Константин Игоревич», внизу стояли даты — «6.02.1991-14.08.2014». Ни фото, ни посмертного послания. Участок был пустой — просто черная земля с травой и сорняками, огороженная ярко-голубой оградкой.

Несколько мгновений я ничего не видела. Пришлось протереть глаза кулаками, возвращая себя в реальность. Вот он, передо мной, Семенов Константин Игоревич. Такой же одинокий, как при жизни.

Картинки трехлетней давности вспыхнули в памяти, как кадры фильма. Вот Костя пытается прорваться с хлипкую дверь, а Эдгар отталкивает меня с порога; вот они, сцепившись, вместе катятся с хрупкой лестницы. Вот Эдгар, проигнорировав мольбу отпустить Костю, выхватывает из-за пояса нож и быстрым косым ударом вонзает ему в горло.

Отворив калитку, я осторожно пробралась внутрь. И тут же, быстро оглянувшись, рухнула коленями на примятую землю. Свернулась на могиле, обнимая себя руками. Под щекой пахло черноземом.

— Эй, девушка, — произнес кто-то надо мной. — Дождь вот-вот пойдет.

Я зажмурилась. Только священника здесь не хватало.

— Слышишь меня?

Да что ж такое.

— Вставай, кому говорят. Раньше надо было расстраиваться.

Где-то опять завибрировал телефон. Мужчина перегнулся через оградку и поднял мобильник с земли — видимо, выпал во время моего представления.

— Ало? — деловито сказал он в трубку. — Вы орете мне в ухо! Нет, не Вера, молодой человек. Она, я так понимаю, рядом. Жива с божьей помощью. Слушайте, если вы так о ней печетесь, зачем пустили на кладбище одну, да еще в такую погоду?

Антон что-то прорычал в ответ. Но священник, казалось, ничуть не смутился.

— Ну и заберите ее отсюда. Пока она тут тоннель не вырыла… Грех какой. А? Да перестаньте орать!

Голос Антона стал тише.

— Мы на Архиповском. Чем-чем? Кладбище! Да. Ждем.

Я полежала щекой на нагретой дыханьем земле еще секунд тридцать и села. Кажется, в моей сумочке не было салфеток, так что я вытерла лицо рукавом.

— Вот, — мужчина неуклюже перегнулся через оградку и протянул мне носовой платок. — Раз уж сидишь. Протри там.

“Что?”

Он ткнул пальцем мне за спину.

— Памятник, говорю, протри, раз забралась. Давно никто не приходил. Почистить надо. Уважение к покойнику какое-никакое…

Я обернулась к надгробию. Вид букв снова резанул. Я даже смогла заплакать.

— Да не реветь, а памятник вытереть! — велел священник.

Я придвинулась к камню почти вплотную. По верхней кромке тянулись разводы от дождя и снега, в двух местах белели следы от помета птиц. Костя однозначно заслуживал лучшего.

— Эй, Лексеич! А я обыскался уже! Там пришли по поводу отпевания!

Из-за поворота показался круглый человечек в синем костюме рабочего. Лицо его закрывала кепка.

Ну слава Богу.

— Протри памятник, — строго повторил Лексеич, отлипая от оградки. — И через двадцать минут чтоб у ворот. Не потеряешься? И не реви, поняла? — он обернулся к рабочему. — Что там?

Тихо переговариваясь, мужчины зашагали прочь, на ходу разгребая ногами прошлогодние листья. В этот момент поднялся ветер, небо как будто пригнулось еще ниже. Душный воздух ударил в лицо, и я снова повернулась к памятнику.

Семенов Константин Игоревич. Буквы белые на сером, строгий шрифт без излишеств. Лицо Кости стерлось из памяти, но я помнила его руки со следами чернил, волосы, зачесанные набок, искристые чуть прищуренные глаза. Кусочки калейдоскопа, которые мне никогда уже не собрать воедино.

Зажав в кулаке платок Лексеича, я скорчилась на земле. Вместо сердца внутри стучал сжавшийся комок ледяного страха. Каждый раз, когда он ударялся о ребра, боль прошивала тело от пяток до макушки.

На тыльную сторону ладони упала первая капля. Потом еще и еще одна, и вот уже дождь зарядил в полную силу, омывая мне плечи и спину. Воздух напитывался запахом мокрой земли. Обхватив себя руками, я падала в ощущение невесомости. Одежда на мне давно промокла, а дождь все лил.

— Бедная Вера, — произнес кто-то над ухом. — Не плачь. Ты не одна.

Я обернулась — за спиной, примостившись на корточках, сидел Тема. Рубашка облепила его торс, по лицу текли дождевые капли, а сам он смотрел на меня с искренним сочувствием в зеленоватых глазах, которые от серости вокруг будто стали ярче.

Тёма опустился на мокрую землю. Места внутри оградки было мало, двоим не развернуться. Он примостился сзади и обнял меня — так же, как когда-то обнимал Эдгар: собственническим жестом накрыв плечо и прижавшись грудью к спине, так что я слышала его сердцебиение.

— Ты не одна, — повторил он.

Слезы кончились так же резко, как полились. Я медленно повернула лицо к Тёме. Несколько колец в ухе. Еле заметные следы от подростковых прыщей. Аккуратные полные губы, наверняка мягкие и нежные. Эдгар впивался в меня, как зверь, губы вечно немели после его поцелуев, а на плечах после его хватки оставались синяки.

Но это был он.

— Я скучал, Вера, — тихо произнес Тёма чужим голосом, и меня прошиб пот.

Наконец-то.

— Руки убрал, — раздалось сверху.

У калитки стоял Антон. Дождь заливал ему глаза и брови, но не мешал целиться из пистолета в человека за моей спиной.

Он мне все испортит!

— Ты все-таки пришел, — одобрительно произнес Тёма, и тягучий мед вернулся в его голос. — Так даже лучше.

Он обхватил меня на талию, и в то же мгновение мир выключился.

Глава 20

Антон

Я открыл глаза. Тело затекло, запястья были стянуты за спиной. Ноги перемотаны скотчем на коленях и лодыжках. Какого хрена?..

Я напряг мышцы. Видимо, на руках тоже был скотч — они вообще не двигались. Попробовал осмотреться. Комната небольшая, метров восемь. Не видно ни окон, ни дверей, но откуда-то сверху просачивался ровный дневной свет. Пол подо мной был ледяной — похоже на бетон. Из углов тянуло сыростью. Что это вообще? Подвал? Тогда откуда свет?

Последнее, что помню — Вера, лежащая на могиле, и Тёма, обнимающий ее со спины.

— Очнулся, — пробормотал трескучий голос в метре от меня.

Я осторожно повернул голову. Рядом в такой же позе — руки за спиной, лодыжки связаны спереди — сидел Лестер. Выглядел он хуже, чем в первое наше знакомство — слепые глаза выцвели до белизны, три волосины, оставшиеся от роскошной шевелюры, упали на лицо, плечевые суставы под тканью льняной рубашки вывернуты так, как у здорового человека никогда не получится.

У меня самого мышцы уже начинало тянуть от неменяющейся позы.

— Где Вера? — спросил я.

— Тут где-то, — раздраженно отозвался Лестер. — Я слышал, как он с ней говорил.

— Кто?

Он нетерпеливо вздохнул.

— Мадонна, ты совсем тупой, что ли?

За моей спиной послышались шаги. Вкрадчивый до тошноты голос произнес:

— А вот и ты.

Тёма обошел меня и опустился на корточки. Черная рубашка на нем даже не помялась, волосы были сухие, в нездорово блестящих глазах отражалось радостное предвкушение, как у маленького ребенка перед новой игрушкой.

— Сученыш! — я дернул руками, хотя прекрасно знал, что скотч ничем не расцепишь. Быстро скосил глаза на кобуру — пусто.

— Увязался за нами, представляешь, — Тема посмотрел куда-то поверх меня. — Но так даже лучше.

Новые шаги, на этот раз мягкие и упругие, как у кошки. В поле моего зрения шагнула Вера. Хоть она выглядела реальной: волосы влажные после дождя, на рубашке пятна земли. Глаза у нее были спокойные, движения — плавные, как на отдыхе. Что он ей дал?

Я попытался поймать ее взгляд, но Вера смотрела только на Тёму — да так, как я давно не видел, чтобы кто-то смотрел.

— Я убью тебя, — пообещал я.

— Попробуй.

Что-то мелькнуло в его лице — это выражение я помнил у некоторых сослуживцев, когда те готовились к бою. Жажда крови. И страдания.

— Да что вы за люди такие, — жалобно затянул Лестер. — Я еще понимаю, охранника связать, но я-то тебе зачем? У меня руки затекли! Вера, скажи ему!

Вера легонько тронула Тёму за плечо и показала раскрытый блокнот. Плохо дело, раз она пишет, а не раскрашивает стены своими фантазиями.

Тёма едва взглянул на написанное.

— Зачем они здесь? Ты же видела, Тоха сам увязался. А Лестер… Теперь он, пожалуй, не понадобится. Я отпущу его. Позже. Присядь, — он галантно взмахнул рукой, и у противоположной стены возник синий кожаный диван — один в один как из Юлиной студии.

Лестер у меня под боком беспокойно заерзал.

— Что он сделал?

— Создал диван, — тихо ответил я.

Вера стянула с ног кроссовки и, как ни в чем не бывало, забралась на него.

— Это моя сила! — возмущенно выдохнул Лестер. — Он забрал ее! Маленький воришка!

Не ровен час, этот недоносок еще и силу Зимней Девы присвоит.

— Зачем ты убил Хельгу? — спросил я.

Пусть лучше говорит со мной, чем с Верой. Но где там — Тёма демонстративно повернулся к ней.

— Ты не против, если я закурю?

Вера мотнула головой, и он вытащил из кармана пачку сигарет. Огонь на кончике сигареты возник из воздуха — зажигалка не понадобилась.

— Давно пора было прекращать эту галиматью с Девами, — затянувшись, заговорил Тёма. — Какое-то прямо проклятье — постоянно на них натыкаться. В детстве я отказался пойти со старушкой, и та заморозила моего пса. Тренер с соревнований оказалась ожившей Страстью…

В ушах зашумело. Хельга его знала — вот почему открыла без вопросов. Но как он с ней справился? Быть такого не может, чтобы Тёма был сильнее ее. Если его мать — Осенняя Дева, то кто отец — Бог Ра?

— …вырос и решил вернуть долг, — продолжал Тёма. — И заодно проверить, что будет, если убить одну из вас и не позволить передать силу. Но Хельга улизнула. Она, наверное, умерла у тебя дома?

Вера кивнула. Точно он чем-то ее накачал.

Тёма склонился к ней и с нежностью провел пальцем по запястью.

— Это все неважно, — ласково сказал он, и на секунду я подумал, что они сейчас поцелуются. — Ты теперь со мной. Скажи, у тебя еще осталось немного силы?

Вера, на секунду прислушавшись к чему-то в себе, снова кивнула.

— Я знаю, как их истратить. Если только ты не хочешь снова делать мне больно.

Она виновато коснулась его руки — хвост дракона пересекал свежий шрам, который я сразу узнал. Откуда?..

Тут картинка постепенно сложилась. Пока я пытался защитить ее, она сама пришла к нему и отдала свою силу. Добровольно.

Тёма выпустил колечко дыма и указал головой в мою сторону.

— Разморозь его сердце.

Пульс у меня зачастил, как у пойманного кролика. Вера подняла на меня пустые глаза. Высохшие слезы оставили едва заметные дорожки на впалых щеках.

Я облизал губы.

— Не делай этого.

Мгновение она медлила. Потом поднялась и как была, босиком, бесшумно двинулась ко мне. Сердце колотилось уже в горле.

Не надо.

Между лопатками легла маленькая ладонь. Гребаные погодные тетки. Зачем Хельга оставила меня с девчонкой, которая в конце концов лишит меня самого важного?

Прохлада пропитывала футболку, как если бы кто-то прижал к спине кубик льда. Как назло, в голову лезло все, что я пытался выдрать из памяти. Мама обнимает меня слабыми руками и просит присмотреть за Ванькой. Товарищ с простреленным бедром умоляет передать весточку сестре. Катя сидит у окна и мечтательно говорит, что мечтает о малыше. Потом — ее серое лицо в гробу и заключение патологоанатома “срок беременности три недели”.

Сначала я ничего не чувствовал. Потом щелк, и внутри как кран приоткрыли. Боль хлынула в сознание. Дыхание перехватило, в мыслях билось одно — я всех их подвел. Ванька почти умер. Товарищ истек кровью у меня на руках. Катя…

Тёма легонько хлопнул в ладоши.

— Совсем другое дело! Посмотри на его лицо. А? То, что надо. А теперь позволь пригласить тебя… занять место в первом ряду.

Вера вернулась на диван, снова забралась на него с ногами и замерла в ожидании. Лестер рядом со мной что-то бормотал про Мадонну.

— Юля отвернулась от меня, когда узнала правду, — начал Тёма. Я слушал вполуха, уверенный, что сердце у меня вот-вот остановится. Пульс улетел в стратосферу. Слова звучали в воздухе, но смысл их от меня ускользал. — Я ожидал этого, но все равно решил проверить… Она понятия не имеет, что такое настоящая любовь. Ты — совсем другое дело. Ты пошла за своим парнем. Доказала, что способна… Я тебе верю. Правда. Но хочу, чтобы ты кое-что увидела.

Сквозь шум в ушах я различил размеренные шаги. На плечо опустилась жесткая ладонь. Сердце как будто прокручивали через мясорубку. Сученыш. Пусть уже кончает. Долго я все равно не протяну.

— Можешь смотреть на свою дорогую Веру, пока я тобой занимаюсь, — шепнул голос над ухом. — Забавно было наблюдать, как стальной телохранитель Хельги сохнет по новой девочке. Ну-ну, не дергайся… Пусть тебя утешает, что твоя тушка послужит чьему-то счастью.

Рука с тлеющей сигаретой зажала шею, в левое ухо что-то воткнулось. В мозгу вспыхнула горячая боль, будто кто-то просунул раскаленную проволоку прямо в мозг.

— Сука! — вскрикнул я.

Тут же все звуки с той стороны прекратились. По шее побежали горячие струи. Запахло кровью.

Тема склонился к здоровому уху.

— Я же сказал, не дергайся. Ты же не хочешь совсем оглохнуть. Левым все равно слышать уже не будешь…

Привычка взяла свое. Я дождался, пока его дыхание шевельнет волосы на затылке, и с размаху дернул головой назад.

— Нет! — испуганно крикнул кто-то. Вера держалась за горло и смотрела на меня округлившимися глазами.

— Одумалась, — с облегчением выдохнул Лестер.

Я и сам неожиданно для себя испытал облегчение.

Но тут же крепкие пальцы с запахом табака предостерегающе легли мне на горло. Вера медленно пошла к нам, не отрывая от меня гневного взгляда.

— Ты, — хрипло припечатала она и ткнула в меня пальцем. — Не смей поднимать руку на Тёму.

Чего?

Лестер тихонько вздохнул.

— Откуда у тебя голос? — настороженно спросил Тёма.

— Не знаю, — Вера дотронулась до горла. Голос ее все еще звучал сипло, как после долгой простуды. — Но это не волшебство. Он мой.

Боль заслонила все вокруг. Левая сторона лица пылала. В груди разливалась лава.

— Антон намного опаснее, чем ты думаешь, — продолжала Вера. — Я не хочу, чтобы он тебя ранил. Или убил.

Тёма издал короткий смешок.

— Это он опасен? — он ткнул мне горящей сигаретой куда-то в плечо, и там тут же зажглась боль. Потом рядом, еще и еще. — Вот эта живая пепельница?

Сука.

Я натянул скотч так, что тот прорезал кожу. Если это все спектакль для Веры… Я наконец перехватил ее взгляд. И вдруг отчетливо понял: она все это время была с ним заодно.

Перед глазами поплыли красные круги. После очередного тычка сигаретой что-то в голове заклинило, и я вырубился.

***

Вера

Что с Тёмой что-то не так, я поняла, когда он, крутанувшись на каблуках, отправился к тому мальчику с собакой. Легкость, с которой он причинял боль, так сильно отдавала тем, что я уже однажды видела, что сомнений у меня не осталось — Тёма не то, чем кажется.

Это было даже забавно: в момент, когда я решила раз и навсегда покончить с волшебством, историей Великих Дев и всей этой чушью — пусть даже ценой собственной жизни, — объявился Тёма. Настоящий Тёма. Я знала, чего он хотел; я догадывалась, что его сила и вполовину не такая, как он показывает. Чего я тогда не знала, так это что внутри Тёмы скрывался Эдгар.

Я до сих пор понятия не имею, как это возможно. Я ведь уничтожила его прежде, чем вернуться в реальность — или, выходит, только думала, что уничтожила. Но голос, которым Тёма иногда говорил со мной, табак, которым пропахла его одежда, взгляд, который он то и дело бросал на меня — все это принадлежало Эдгару. И будь Тёма хоть дьяволом по плоти, Эдгар был во много раз страшнее.

Эдгар меня любил.

Когда Леша сказал, что Тёма балуется ножами и дважды наведывался к Хельге, прежде чем убить, я впервые подумала, что тут есть что-то еще. Будь Тёма хоть трижды волшебным, человек, который так долго ждал, чтобы отомстить за пса, не стал бы в приступе ярости выкалывать старухе глаза. Если только кто-то не помог ему — кто-то достаточно умелый и жестокий, кто отлично умеет обращаться с холодным оружием и быстро выходит из себя. Кто-то, кто появился три года назад и окреп, когда я вернулась в реальность.

Последние полтора дня я тщательно заманивала Эдгара в ловушку. Истерика на кладбище должна была стать последней каплей. Ведь бедной одинокой девочке так нужен защитник… Из опыта я знала, на какие кнопки давить, сколько лить слез и как долго убиваться, чтобы он не выдержал. Но что-то пошло не так. Эдгар так и не отделился от Тёмы. Зато я провела на кладбище достаточно времени, чтобы Антон меня нашел — и теперь ломала голову, как сделать так, чтобы он вышел отсюда живым.

Пока все повторялось, как в плохом фильме. Костя пытался бороться с Эдгаром, и тот его убил. Я не сомневалась, что Тёма-Эдгар поступит так же, если Антон начнет сопротивляться…

В какой-то момент я подумала, Тёма мне не поверит. Я и сама себе с трудом верила. А вот Антон поверил сразу — я это видела по его глазам. Пришлось даже разморозить его для правдоподобности — второго шанса заслужить доверие Тёмы — или уже можно говорить Эдгара? — у меня не будет. Надеюсь, Антон найдет способ жить с этим.

Потому что я ему, боюсь, помочь уже не смогу.

***

Когда Тёма отпустил Антона, тот обмяк и повалился набок. Тёма переступил через его тело и хлопнул в ладоши. Ничего не произошло. Он хлопнул еще раз. Я вспомнила, как это делал Лестер.

— Тебе надо подумать, где ты хочешь оказаться, — подсказала я. Голос по-прежнему звучал хрипло. — Представь как можно подробнее.

— Спасибо.

Тёма закрыл глаза. Реальность как будто слизала его, оставив пустую тускло-серую стену.

Досчитав про себя до трех, я кинулась к Антону. Я видела, как Тёма забрал его пистолет и растворил в воздухе. Но, может, где-то припрятан нож? Или ножницы. Мало ли, что он носит в карманах.

Антон лежал без сознания, неуклюже свернувшись в позе эмбриона, только руки были сцеплены сзади, а не спереди. Я осторожно перевернула его на спину. Из уха текла кровь, на шее алели ожоги. Чем Тёма его ранил? У Эдгара в карманах не переводился всякий металлолом…

— Катя, — еле слышно прошептал Антон.

Я наклонилась почти к самому его лицу.

— Что?

— Катя, — повторил он, но не очнулся.

Я хотела погладить его по небритой щеке, но не решилась. Он, наверное, меня теперь ненавидит.

— А можно оставить нежности до момента, когда мы отсюда выберемся? — язвительно поинтересовался Лестер.

Он был прав: Тёма мог вернуться в любую минуту. Последнее, чего я хотела, это чтобы он застал меня, склонившейся над Антоном. Я проверила его карманы, но нашла только мятную жвачку. Не было ничего, что могло бы разрезать скотч.

Ладно.

Я переключилась на Лестера.

— Когда ты собирался мне сказать?

— Что сказать, интересно?

— Что Эдгар выжил!

— А почему ты не сказала, что собираешься отдать наше волшебство? Мало тебе одного монстра, который на все способен? Ты решила к дьяволу вообще угробить этот мир?

— Ничего с твоим миром не случится.

— Если ты не заметила, это и твой мир тоже. И вообще — он меня похитил! — не унимался Лестер. — Меня!

Наш диалог начинал напоминать диалог слепого с глухим. Я отступила и стала мерить шагами плохо освещенную комнату. Мне нужен был новый план. Старый заканчивался тогда, когда Тёма впитывал волшебство и проваливал, а вместо него появлялся Эдгар. Но в старом плане не было Антона.

— Добровольно я отдала свое, а не твое. Тёма может впитать силу только через прикосновение. Если он тебя не трогал, все у тебя на месте, — я шарила по стене раскрытыми ладонями. Ближе к углу она становилась более шероховатой, но это и все. Ни трещины, ни сквозняка. Но где-то же должна быть брешь. Не мог Тёма так быстро овладеть искусством, которому я училась годами. — Он же тебя не трогал?

Ответом мне было молчание.

— Лестер? — я обернулась. Он смотрел мимо меня и кривил губы, будто съел что-то кислое. — Что такое?

Если бы я его не знала, подумала бы, что он сейчас заплачет.

— Что случилось? — я подошла к нему и присела на корточки. — Тебя ранили?

Ноль внимания.

— Да говори уже, Тёма сейчас вернется!

— Все это время сквозь тебя текло мое волшебство, Вера, — медленно выдал Лестер, словно каждое слово причиняло ему боль. — Ты отдала мое.

Что? Но я же… Это мое воображение. Я сама платила за него. Своей душой.

— Я же… Я сама платила, — пролепетала я и сама почувствовала, как беспомощно это прозвучало.

— Просто верни мне мое, — глухо произнес Лестер, остановив невидящий взгляд у меня на лбу. — Заруби себе на носу, я не намерен больше ничем жертвовать. Я вложил в тебя больше волшебства, чем Бог при сотворении человека, и не собираюсь все потерять, только потому что ты решила взбрыкнуть.

Чувство было такое, будто кто-то стукнул меня в грудь. Воздух на мгновение сгустился, перед глазами возник черный экран.

— Что ты сказал?

Лестер поджал свои тонкие губы.

— Что слышала.

— Ты меня… создал?

Желудок завязался узлом. Нельзя об этом сейчас думать. Мне нужен новый план и холодная голова. А Лестер наверняка врет. Он же все время врет, сколько мы знакомы, черт его дери!

— Ты заявился ко мне в квартиру без капли волшебства. Живехонький, — возразила я, чтобы хоть за что-то зацепиться.

— С чего ты взяла, что я был совсем без волшебства? — едко ответил он. — С чего ты вообще взяла, что понимаешь, как устроен мир?

— С того, что ты мне никогда ничего толком не объяснял! — не сдержавшись, я толкнула его. Лестер уперся ногами в пол, чтобы не потерять равновесие.

Спокойно. Спокойно, Вера. Мы потом разберемся с этим. Когда выберемся.

Я провела рукой по волосам.

— Ты знаешь, как его достать? Как достать Эдгара из Тёмы?

— А сама как думаешь? — мстительно проскрежетал Лестер, и мне почудилось злорадство в его голосе. — Подумай своей безмозглой головушкой.

— Я думала, Эдгар среагирует на беспомощность.

Лестер сухо рассмеялся. В тишине этот звук прозвучал зловеще.

— Если бы это работало, ты была бы уже в тисках своего чудовища. Но у него нет тела, насколько я понимаю. Пострадал, когда ты… В общем, придется тебе подарить ему тело этого глупого мальчика. Если, конечно, хочешь снова его увидеть.

Моя рука на волосах сжалась. Кажется, еще немного, и я просто выдеру их.

— Ты мне предлагаешь убить Тёму?

Рядом пошевелился Антон.

— Не надо, — он смотрел на меня немигающим отрешенным взглядом. В одном ухе у него запеклась кровь, лицо расчертила гримаса боли. — Не бери грех на душу. Что-нибудь испортишь.

Ну да. Это же я увязалась за маньяком-убийцей и дала себя связать.

— Зато ты все сделал правильно, — огрызнулась я.

Кинув последний взгляд на Лестера, я вернулась к стене и в сотый раз провела по ней ладонью. Мысли разбегались. Мало того, что Лестер… даже мысленно не хочу произносить это. Так еще, чтобы добраться до Эдгара, надо убить Тёму.

Убить человека. Который пахнет арбузной жвачкой. И сигаретами. И… Я хотела хотела постучать по стене костяшками пальцев, но вместо этого долбанула по ней кулаком. Звук получился, как от фанеры.

— Я же сказал тебе ждать в машине.

Я обернулась. Антон сверлил меня мрачным взглядом исподлобья. Видеть его таким мне было легче, чем на полу без сознания, зовущим покойную невесту. Но показывать это я не собиралась.

— Если ты не заметил, в мои планы не входило превращаться в Ледяную тетку.

— А сказать не судьба была?

— Ты был бы против!

— А ты, видно, все знаешь наперед!

Я отвернулась. Продолжила исследовать стену, постукивая и ища трещины. Откуда-то же сюда попадает свет. И он не электрический.

— Зачем ты поперлась на кладбище?

— А ты зачем туда поперся? — рявкнула я, и на мгновение даже обрадовалась, что голос звучал гневно. Может, за злостью не будет видно страха.

Наверняка ему хочется пить. Меня и саму начинала мучить жажда. Раньше я могла бы просто представить на полу бутылку воды. Или нож, чтобы развязать Антона. Или что угодно еще, чтобы вытащить нас отсюда.

Я прислушалась к себе. Может, все-таки получится?.. Я подумала о ножницах. Школьные, обычные такие, с черными дужками… Ничего не вышло — ни ножниц, ни хруста в груди.

Может, хоть что-то осталось от Хельги? Но тело ощущалось беззащитным и живым, как кожа младенца. Словно я сама себя разморозила. Ни покалывающего холода на кончиках пальцев, ни ощущения стальных пластин на запястьях. Все это ушло, и я осталась одна в своей голове.

Снова.

Я медленно опустилась на бетонный пол, подогнув под себя ноги. Диван куда-то исчез. Времени оставалось совсем мало — я это чувствовала.

— Вера, — позвал Антон.

Я не поднимала голову.

— Тебе надо вернуть свою силу.

— Нет.

— Иначе ты не спасешь себя.

Я подняла глаза и встретилась с его обреченным взглядом. Так, наверное, смотрит человек, который на последней стадии рака перепробовал все лекарства и просто приготовился умирать.

— Мне не нужна эта сила, — упрямо повторила я.

— Дура, — тихо выругался Лестер.

Антон не отреагировал.

— Он скоро вернется, — предупредил он.

“Конечно, вернется, — мрачно подумала я. — На тебе еще столько здорового места”.

И снова принялась простукивать стену.

***

— Опиши, что ты видишь, — попросил Лестер, когда я простучала всю комнату вдоль и поперек.

То ли от скуки, то ли из-за нависшей опасности, но мы снова разговаривали.

— Серые стены, потолок так высоко, что почти не видно. Бетонный пол.

— И все?

— Все.

Лестер помолчал, втягивая в себя воздух.

— Когда я только начал делать то, что делает этот щенок, сперва получалось из рук вон плохо. Облако выходило, как подушка, мраморный пол на ощупь был такой же, как деревянный, сладкое пирожное на вкус напоминало бумагу. Я не мог вообразить что-то действительно новое. Прошло больше года, прежде чем у меня стали выходить реалистичные фантазии, около пяти — пока я смог расширить их на других, — Лестер погладил пол длинными пальцами. Потом постучал по нему. Звук был пустой. — Ты сказала, что пол бетонный.

— А ты догадливый, волшебник.

Тема стоял у стены. Антон прожигал его взглядом, и он, улыбаясь, скользнул к нему своей плавной танцующей походкой.

— Где ты был? — спросила я самым нейтральным голосом, на какой была способна.

— А ты скучала? — любезно поинтересовался Тёма и достал из кармана нож странной формы. Он вытащил еще что-то, и, только подойдя ближе, я смогла разглядеть бутылек с тёмной жидкостью. В таком же Дарина дала мне живую воду.

— Это яд? — тупо спросила я.

Тёма заглянул мне в глаза, и снова робкая улыбка осветила полные губы.

— У мамы таких много. Она не заметит, что один пропал. Я подумал, ты захочешь выбрать, как убить своего слугу. Яд или нож?

Столько надежды было в его взгляде. Столько предвкушения.

И я приняла решение.

— Хочу, чтобы он помучился, — с чувством ответила я. — Я выбираю нож.

— Какая ты… — восторженно отозвался Тёма. — Прошу.

Изящным движением он создал диван на прежнем месте, и я забралась на него с ногами.

Антон молчал. Он больше не пытался ударить Тёму, не пытался избежать лезвия, когда то прижалась к его шее, и, кажется, просто приготовился к неизбежному.

— Смотришь?

— Смотрю, родной, — откликнулась я, чувствуя, как сердце делает последний удар, прежде, чем, по ощущениям, замрет навеки. И тут же хлопнула ладонью по колену. — Яд! — Тёма вздрогнул, по горлу Антона поползла одинокая красная капля. — На уроке у Юли ты хотел убить меня таким же, да? Признавайся!

На самом деле я не знала точно, был ли тот обморок неудавшимся убийством, но Эдгар ненавидел обвинения и резкие громкие звуки. Кажется, подействовало — я уловила перемену в лице и фигуре Тёмы. Он ссутулился, но при этом стал как будто выше. Брови сошлись на переносице, словно он только и делал, что хмурился.

Ну же. Выходи.

Тут в дальней стене отворилась дверь, и у самой кромки псевдобетонного пола появилась Кристиночка в белом платье. В ту же секунду мимо меня со свистом пролетел клинок, а на груди девушки расплылось красное пятно.

Кристиночка застыла. Губы выгнулись удивленной буквой «О». Из груди ее торчал нож с серебряной рукояткой. Невидимая дверь захлопнулась за ее спиной, и Кристиночка мешком свалилась на пол.

— А кровь всегда настоящая, — донеслось до меня бормотание Лестера.

Кристиночка булькала, силясь сделать последний вздох. Тема подошел к ней и застыл у подергивающегося тела. На какое-то время воцарилась тишина. По всему выходило, что мы находились в танцстудии, причем не одни. Иллюзия действовала только изнутри. Ее можно было разбить.

Я поднялась с дивана и в абсолютной тишине приблизилась к Тёме, краем глаза заметив, что Антон отчаянно мотает головой.

Очень хотелось представить, что Кристиночка не лежит здесь в луже собственной крови, но сил на это у меня больше не было. Тема взглянул на меня. В глазах его плескалась грусть. Это снова был он.

— Я не хотел, — осипшим голосом протянул он.

— Знаю.

Я взяла его за руку. Ладонь была мягкая. Я почти с ужасом поняла, что уже знаю наощупь бугорки и впадины на ней, знаю, что у большого пальца есть крошечный шрам от ножа, а у запястья небольшая ямка. Я старалась смотреть только на наши сцепленные руки — моя теперь тоже была в крови, и она быстро засыхала, стягивая кожу.

— Вера, — вдруг проговорил Тёма, подняв на меня бездонные глаза, и показался лет на пять старше, чем был. — Может, я зря это затеял. И надо отпустить тебя. Но у меня рядом с тобой такое ощущение… Как будто еще чуть-чуть, и наступит абсолютное счастье. Я все время думал об этом, с тех пор, как тебя увидел — я должен что-то сделать, чтобы ты увидела, и тогда… не знаю. Когда мы танцевали, меня накрыло ощущение, которое я никогда не испытывал. Будто куда бы я ни пошел, ты последуешь за мной. Юля хотела, чтобы я всегда был с ней. А ты шла за мной, и это было так… правильно. Я пытался отравить тебя, это правда, но быстро понял, что мне не травить тебя надо… — он выдохнул, не находя слов, и я почти возненавидела себя за то, что собиралась сделать.

— Ничего, — тихо ответила я. — Я же не умерла.

— Ты так на меня смотришь… — прошептал он, вглядываясь в мое лицо, и я не отстранилась, когда он провел большим пальцем по моей щеке.

“Прости меня”, - подумала я, а сама произнесла:

— Мне тоже понравилось танцевать с тобой.

Лестер позади нас крякнул.

— Ты же знаешь, парень, оно так не работает. Девушкам нравится получать в подарок что-то кроме ведра человеческой крови. Это называется романтика.

— Вера не из тех, кому нужна романтика, — возразил Тёма, но голос его прозвучал неуверенно.

— Я родился в восемнадцатом веке. Поверь мне, с тех пор ничего не изменилось.

Лестер к чему-то его подталкивал. Тянул время. Но я знала не хуже него: время истекает. Антон лежал раненый, Кристиночка у наших ног была страшным свидетельством того, кто передо мной на самом деле.

Эдгар так просто не успокоится. Дальше будет хуже.

Я погладила раскрытую ладонь Тёмы.

— Хочешь, снова потанцуем?

Он благодарно улыбнулся. Под резкий выдох Антона мы поднялись, и он обнял меня за талию. Реальность снова слизнуло, цвет стен сменился на темно-синий, на мне вместо джинсов и рубашки появилось голубое шифоновое платье с рукавами-фонариками, как у Золушки. На ногах сияли золотые танцевальные туфельки.

— Как я люблю это, — мечтательно вздохнул Лестер и даже мне не было слышно фальши в его голосе. — Ты в платье, моя радость? Наконец-то. Расскажи, какое оно…

Я почувствовала, что Тема напрягся — если я по-прежнему слышу Лестера, иллюзия совсем хлипкая. Лестер дает мне подсказки. Все время к чему-то толкает, а я не понимаю, к чему.

— Длинное, — осторожно ответила я и положила руку поверх черной туники на теплое плечо Тёмы.

Он сделал пару шагов в сторону, двигаясь в неслышном мне ритме, и я последовала за ним. Он вел мягко и уверенно, и я заставила мышцы расслабиться.

— Совсем, как когда ты танцевала со своим чудищем, — задумчиво продолжил Лестер. — Помнишь?

Эдгар не умел танцевать, но Тёма об этом не знал. Он отклонил меня назад, и я позволила опустить меня так низко, что волосы коснулись пола.

— Каким чудищем? — спросил он, щекоча мне шею дыханием.

— Он о том, за кем я ушла из мира три года назад, — объяснила я, чувствуя, что не могу заставить себя произнести имя Эдгара вслух.

Тема остановил меня в центре зала и даже отошел на несколько шагов. Он смотрел на меня долгим пронизывающим взглядом.

— Хочешь снова его увидеть? — спросил он со странным видом. Я застыла. Вот оно. Умница, Лестер. — Я могу это устроить.

— Ты же его не знаешь, как он выглядит, — осторожно заметила я. — Ты не сможешь представить то, чего не видел.

— Лестер прав. Ведро крови — не тот подарок, который преподносят девушке. Я хочу исправиться, — Тема прижал мою ладонь к груди. Я чувствовала, как часто бьется его сердце. — Представь на минуту, что я — это он.

— Ты вернешь мне силу?

— Это же романтично? — он коснулся губами кончиков моих пальцев, и я почувствовала легкий толчок. Сила, которую я никогда не отделяла от себя, вернулась, разлеглась в теле, как кошка, незаметно и тепло. — Одна минута, — напомнил Тема.

Я подняла на него глаза. Только бы ничего не отразилось на моем лице…

Мысли устремились к Антону. Скотч наверняка очень тугой, и руки уже затекли. Но им нужно облегчение, свобода. Следы на руках останутся, останется стянутость, одна рука по-прежнему будет слушаться хуже — сила Хельги навсегда ее ослабила. Ноги устали от напряжения, но способны двигаться. Он свободен.

— Получилось? — сила утекла обратно к Теме, как будто ее втянула губка. Он не отрывал внимательного взгляда от моего лица. — Я могу сохранить это обличье. Если хочешь.

Не подведи меня.

Я приблизилась к его лицу и, привстав на цыпочки, прикоснулась к губам. Его рука тяжело легла мне на затылок, оттягивая волосы.

— Почему я тебе не верю, — с горечью прошептал он мне в губы.

Я теснее прижалась к знакомому телу.

— Почему же?

Давай, Антон.

Краем глаза я увидела замах локтя, а потом скорее почувствовала, чем увидела, как удар сотряс тело в моих объятьях. Одновременно бок пронзила горячая боль. Когда он успел достать клинок из тела Кристиночки?.. Но удар вышел косой — Тема почти сразу рухнул на колени. За ним стоял Антон, потирая локоть.

— Хорошо, — довольно сказал Лестер. — Хорошо. Я уж думал, ты никогда не сообразишь, моя радость.

***

Зажав рану, я наблюдала, как Тема растянулся на полу. Глаза его постепенно закатывались.

Комната постепенно превращалась в знакомый мне танцевальный зал. Зеркала отражали вечерний свет, в окна под потолком было видно кусочек голубого неба.

Небо. Как хорошо просто смотреть в небо.

Оказывается, я тоже лежала на полу. Бок неприятно пульсировал. Вряд ли рана смертельная — Эдгар бы не убил меня. По крайней мере, не до того, как мы поговорим.

Я мельком глянула на себя в зеркале. Волосы растрепаны, джинсы и рубашка в пятнах — наверное, остались с кладбища, — щеки белые со следами слез, глаза широко раскрытые, страшные.

Конечно, страшные. Я же только что помогла убить человека. Вот-вот его глаза закроются навсегда. Прости, Тёма. Я знаю, я чудовище. Но мне нужно добраться до еще одного чудовища…

— Зажми рану, — скомандовал надо мной Антон. Некогда белая футболка спереди пропиталась кровью, руки обвивали красные следы от скотча. Но все это его, кажется, не интересовало. Он осматривал меня, заставляя поворачиваться, как неваляшку. — Он тебя еще где-то ранил?

Разве он не должен злиться? Я же предала его. Разморозила. Ему, должно быть, очень больно. А он спрашивает, ранил ли меня Тёма.

Антон сгреб полу моей рубашки в кулак и прижал к ране.

— Подведи меня к нему! — двигаясь со стянутыми ногами, как гусеница, Лестер вслепую полз к нам. — Мне нужна моя сила.

Я перевела взгляд на него. Двигать глазами было больно.

Я вложил в тебя больше волшебства, чем Бог при сотворении человека.

Значит, моя сила была всего лишь отголоском его. И он не собирался мне об этом говорить. Примерно никогда. Кто я такая, чтобы знать, верно? Всего лишь очередное его творение. Остальные, видимо, умерли. Поэтому он так настаивал, чтобы я не оживляла предметы. Это не мне пришлось бы заплатить высокую цену, а ему.

Представляю, как он рассердился, когда я создала Эдгара.

Антон посмотрел на меня, как бы спрашивая, что с ним делать. Удивительно, как быстро он перешел к командной работе. А может, он всегда был на моей стороне?.. Или он все еще надеется, что я верну себе силу Зимней Девы?

Мысли текли тягуче и вяло, как в замедленной съемке. Если Лестер до сих пор слеп, значит, сила к нему не вернулась. Ну так и Тёма еще жив. А когда умрет? Силы Дев уйдут с ним? А волшебство Лестера? Он правда без него погибнет? Не может такого быть. Лестер же всегда был. Он не может исчезнуть.

А если Тёма умрет, но Эдгар так и не появится? Смогу ли я жить, зная, что из-за меня погиб еще один человек? Изможденная девушка в зеркале молча смотрела на меня, скорчившись на полу, и в глазах ее был ответ на все вопросы.

Слишком поздно отматывать назад.

— Поцелуй его, — не унимался Лестер. — Или дай мне взять его за руку. Моя сила должна вернуться. Сделай что-нибудь, Вера!

Поняв, что ничего уже не вижу из-за слез, я резко задрала голову и уперлась взглядом в камеру под самым потолком. На ней красной точкой мигала кнопка записи. Вот значит как. Там, снаружи, просто ждали, чем это кончится.

— Ты… — прохрипел Тема. Он лежал щекой на паркете и еще дышал. Но двигаться кажется, уже не мог. — Ты…

— Не бойся, — отозвалась я, ловя его полный ужаса взгляд. Я бы действительно взяла его за руку, но боялась, что тогда вся эта волшебная дрянь вернется ко мне. — Это не ты совершал убийства. Ты… — я резко вздохнула, и бок закололо. — Ты хороший человек.

А я плохой.

— Вера, матерь Божья, дотронься уже до него!

— Передай там… — я улыбнулась, уже не пытаясь бороться со слезами. — Передай Косте, если увидишь. Что мне очень жаль.

Дышать становилось все труднее. Нужно кончать с этим. Они не откроют, пока мы не закончим.

— Антон, — позвала я.

— Ты не можешь так со мной поступить! — взвыл Лестер. — Я двести лет носил в себе это волшебство! Это я дал тебе его. Я дал тебе все!

— Больше никакого волшебства, — еле слышно ответила я и всхлипнула.

Это правильно. Я сделала правильный выбор.

Я смотрела на Тему, пока Антон примеривался, чтобы нанести последний удар.

Хрустнули шейные позвонки, и взгляд Тёмы застыл — теперь уже навсегда. Только убедившись, что его больше нет, я позволила себе закрыть глаза. Не знаю, сколько я так пролежала. Звуки померкли, мир на время отключился. А когда вернулся, кто-то склонился надо мной.

— Эта живая, — констатировал знакомый грудной голос. — Проверь остальных.

— Парня своего лучше проверь, — отрезал голос Антона. На мое плечо легла его шероховатая ладонь. — Ее я забираю.

— У меня есть запись!

— Подавись.

Антон… Сейчас он поднимет меня на руки, как всегда, когда по всем законам жанра пора спасать бедную девочку. Бедную девочку. Я улыбнулась — или подумала, что улыбнулась. Неужели он так и не понял, что это не меня нужно спасать?

Хорошо, что Эдгар все-таки не убил его.

Ну где же он. Где ты, мое чудовище?

Оглушенная внезапной догадкой, я открыла глаза — никакого потолка в танцевальном зале. Одна непроглядная чернота. Кто выключил свет?

— Антон, — позвала я. Голос прозвучал непривычно тихо. В зале все время было эхо. — Антон!

Ничего.

Я поводила рукой рядом с собой. Ни бетона, ни паркета. Поверхность из гладкой стала рыхлой, как земля. Минуточку. Похоже, это и есть земля.

Я подняла голову, и где-то совсем рядом раздалось приглушенное шипение. Голая земля под спиной, абсолютная темнота и шипение змеи могли собраться вместе только в одном известном мне месте.

— Антон, — последний раз позвала я, но уже знала, что он не откликнется.

Сверху послышались тяжелые шаги, будто кто-то спускался по ступеням.

Я скомкала рубашку и снова прижала к ране, которая все это время, похоже, продолжала кровоточить.

Ну вот теперь сработало. Иди ко мне.

Любимый.

Антон

В беспамятстве мне привиделась Катя. Такая, какой я ее помнил — светлая, лучистая, с розовыми губами и круглым лицом. Кажется, на секунду я очнулся — не знаю, показалось мне или нет — и увидел вместо нее Веру. Она сочувственно смотрела на меня и как будто даже собиралась погладить. Помню, меня прошибла мысль, а потом я снова отключился.

“Ее надо спасти”.

Цель давала силы и воздух. Глушила боль, хоть я и знал, что только на время. Пока я думал о том, как спасти Веру, мясорубка в груди замедлялась.

И вот теперь я сидел на коленях и тупо пялился на пустой пол.

Еще секунду назад Юля что-то говорила про свои записи, Лестер вопил про предательство, и тут бац — минус два человека. Тёма и Вера пропали. Как это вообще возможно? Я так понял, волшебство отключили.

— Юля, подожди.

Я окончательно освободился от скотча и сгреб Лестера за шиворот. Тот плевался ругательствами, как кобра ядом.

— Слушай сюда, — пока говорил, я резал на нем скотч. Если что-то делать, в груди жгло не так сильно. — Вера исчезла. Тёма тоже. Он не мог выжить. Это она его перенесла? Я думала, ее сила всё.

— Забрала! Гадюка! Бестолочь! Курва! — шептал Лестер сухими губами. Мне показалось, кости и кожа его еще больше истончились под видавшей виды туникой, а волосы так вообще стали прозрачными. — Все ради своего этого…

Я встряхнул его.

— Где их искать? Думай быстро. Она ранена.

— Как она могла? Не оставила ни крошки. Ни вот столечко!..

— Я же сказал, — повторил я, еле сдерживаясь. — Думай быстро. Где. Ее. Искать?

— Неблагодарная, своенравная….

— Лестер, твою мать! — я снова встряхнул его. — Этот чувак, про которого ты мне рассказал, чудовище — он был внутри Тёмы?

Он отполз от меня и стал как будто еще более прозрачным.

— Ты обещал спасти мое волшебство!

— Отвечай! Он был внутри?

— Долго же до тебя доходит, охранник.

У меня медленно выстраивалась цепочка. С самого начала Вера должна была умереть. Потому что заняла место Хельги. Потому что не хотела его занимать. Потому что ее история с Эдгаром не закончилась.

Ну уж нет.

— Ты ее не спасешь, — Лестер, совсем уже прозрачный, нащупал мою руку — совсем как Вера, когда хотела сказать что-то важное. — Судьба у нее, видно, такая. Три года назад она от него не отходила. И все это время хранила в душе, раз он ожил, да еще такой сильный. Она сама его питает.

— Типа она сама дает ему силы, чтобы он ее убил?

— Именно, охранник, — отрешенно отозвался Лестер, тая у меня на глазах. — Именно.

Вера

Я не видела Эдгара три года, но, кажется, он сопровождал меня каждый день: смотрел из глубины глаз Тёмы, обнимал во снах, следил из отражения в зеркале. Я помнила его до мелочей — нависшие темно-русые брови, редкие волоски на щеках, крепкие красные руки под вечно закатанными рукавами сорочки, — и все равно удивилась, увидев спустя столько лет во плоти.

Эдгар спустился в подвал, держа перед собой лучину. Та всполохами освещала его лицо — бледное, решительное, с рытвинами и шрамами. Он был одет в рубаху и холщовые штаны из девятнадцатого века — такие же, как три года назад.

— Здравствуй, Вера.

Он криво улыбнулся и подошел ко мне. Змея шипела где-то совсем близко, и я старалась лишний раз не двигаться. Глупо будет погибнуть от укуса гадюки после всего, что я пережила.

Во рту пересохло, мой голос прозвучал совсем хрипло:

— Здравствуй.

Он протянул мне руку. Моя ладонь легла в шершавые пальцы, и он рывком поднял меня на ноги. Бок тут же отозвался болью.

— Иди за мной, — сказал Эдгар и, не выпуская моей руки, потянул меня к лестнице из подвала.

Ступени отчаянно скрипели, пока я покорно поднималась по ним на первый этаж. Где-то стрекотал кузнечик, влажный воздух подбирался из темных углов. На первом этаже мало что можно было разглядеть, но я была почти уверена, что тут ничего не изменилось. Те же ободранные стены, тот же земляной пол — доски давно уже сгнили.

Три года назад я так же шла за Эдгаром по дому, и он так же почти до боли сжимал мою руку. Потом появился Костя. Или он пришел, когда мы были на втором этаже? Сейчас туда уже не подняться: в неверном свете лучины я видела, что провалы в лестнице были по две — три ступени. Те, что остались, вряд ли выдержат мой вес.

Но Эдгар неожиданно потянул меня именно туда.

— Идем.

Он первым взошел на ступени, и мне ничего не оставалось, кроме как идти следом. Кажется, я переоценила свою силу воли. Рядом с Эдгаром она таяла, как таяла моя душа, перетекая в него. Я карабкалась наверх, сама не понимая, откуда берутся силы. Ступени отчаянно шатались под моим весом, кое-где шаги приходилось делать такими широкими, что в бедре отдавалась боль от чрезмерной растяжки. На каждый бок отзывался ноющей, рваной болью.

Ступенька, ступенька, еще одна. Эдгар тянул меня все выше.

Когда-то вот так же навстречу своей смерти поднимался Костя.

На самой верхней я замешкалась. Оглянулась вниз. По моим воспоминаниям высота была не такая большая — меньше двух метров. Но сейчас казалось, что лестница уходит основанием в бездну. Из глубин сознания поднялась другая картинка — та же лестница, тот же провал за моей спиной. И толчок в грудь.

Я обернулась к Эдгару.

Посмотри на меня. Посмотри, мое чудовище.

Эдгар поднял на меня глаза, и я окончательно вспомнила. Когда он расправился с Костей, я не обняла его. Я на него набросилась. Тогда он толкнул меня, и я полетела в эту бездну. А потом… ничего.

Бок дернуло так сильно, что из глаз снова полились слезы.

Пазл наконец сложился. Вот как он попал в Тёму. Эдгар столкнул меня и отправился в мир — и все это время ждал, чтобы закончить начатое.

Я сглотнула, инстинктивно пытаясь схватиться за поручень, хотя никакого поручня не было — только хлипкие ступени, и я балансировала на последней. Эдгар не позволял мне ступить на площадку второго этажа. Он по-прежнему держал меня за руку, скользкую от крови, но теперь не для того, чтобы удержать от падения, а чтобы не пустить наверх.

— Вспомнила, — удовлетворенно сообщил он будто сам себе и расплылся в той же отвратительной улыбке, с какой Тёма собирался пытать Антона.

Мне оставалось молча кивнуть. Голова была как в тумане.

— Ты никогда не станешь сильнее меня, Вера.

Лучина осветила его лицо, и я увидела вертикальные зрачки и непропорционально тонкий нос с горбинкой.

Вдруг из темноты послышался шорох. Кто-то осторожно ступал по земле. Походку я узнала сразу. Но такого просто не может быть.

Эдгар скосил глаза вниз. На нас смотрело дуло пистолета. Антон сжимал его вытянутыми руками и не двигался, наблюдая за нами сквозь прицел.

— Не стреляй! — прохрипела я.

— О, так ты вспомнила, что любила меня, — Эдгар любовно коснулся оловянного кольца на моем пальце и наклонился так близко, что его дыхание шевельнуло волоски у меня на шее. — Смотри, как все повторяется, — в голосе слышались издевательские нотки, а рука по-прежнему сжималась на моем запястье, не давая шагнуть ни вперед, ни назад. — Просто знай, что когда я убью и его тоже, ты сделаешь это напару со мной. Я никогда не был один, маленькая Вера.

Я вздрогнула. Так меня называл Костя, но Эдгар не мог этого знать. Если только он не… Я вгляделась в зеленоватые глаза. Если только он действительно не разделил все мои воспоминания, а я — его.

Меня накрыли новые видения. Приглушенный крик, корчащееся подо мной тело. Когда нож вошел в горло, Костя еще пытался вдохнуть, хватал ртом воздух и смотрел прямо на меня — на нас — и знал уже в ту секунду, что все кончено.

— Не стреляй, — повторила я мертвым голосом.

Антон сделал пару шагов — подошвы еле слышно скрипнули по земле — и замер.

— Кто он тебе? — настороженно спросил он.

— Он — моё… — сдавленно прошептала я, глядя прямо в вертикальные зрачки. — Моя душа.

Молчание. Я почти видела, как Антон щурится, вглядываясь в темноту.

— Да ну, — произнес он, и на этот раз я различила призрак неуверенности. — Он же даже не…

“Не человек”, - закончила я мысленно.

Конечно, не человек. Чудовище. Ну так и я чудовище, разве ты этого еще не понял?

Эдгар втянул в себя мой запах.

— Убить его на твоих глазах? — прошептал он мне на ухо, и по звуку его голоса я поняла, что он улыбается. — Или наконец поможешь мне? Тебе же хочется. Тебе всегда хотелось это сделать самой. Заглянуть в глаза жертвы. Уж я-то знаю…

— Вера.

Снова шаги. Теперь Антон, кажется, стоял под самой лестницей.

— Не стреляй, — уже без всякой надежды выдохнула я.

— Узнаю свою Веру, — довольно зашипел Эдгар. — До последнего хочешь быть хорошей. Мальчику ты нравилась. Каждый раз, когда я хотел с тобой покончить, он сопротивлялся, — я прикрыла глаза, но даже так отчетливо слышала змеиное шипение, которое нет-нет, да и прорезывалось в его голосе. — Зря ты его убила. Потому что теперь тебя убью я.

Пальцы, пахнущие табаком и железом, легли на горло. Перед глазами почернело. Еще пару мгновений, и я рухну в подвал с гадюками от потери крови — Эдгару даже не понадобится меня толкать.

— Уходи, Антон, — вымучила я заплетающимся языком, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.

Не может он быть таким идиотом, как Костя. Он же где-то там служил. Наверняка им рассказывали, что от психопатов вроде нас с Эдгаром надо держаться подальше.

— Ты умрешь, если я застрелю его? — донесся из-под лестницы его голос.

— Не надо.

— Просто ответь.

— Довольно! — рявкнул Эдгар.

Пальцы на горле сжались, и на короткий момент туман перед глазами рассеялся — я снова увидела вертикальные зрачки.

— Давай, — выдавила я.

Слезы заливали щеки и шею, из носа текло. Кажется, я знаю, почему рану так дергало — все это время я беззвучно рыдала.

Давай.

Как жаль, что во мне не осталось ничего хорошего. Кроме Эдгара у меня на самом деле никогда никого не было. Только он, моя заблудшая тень, всегда был рядом. Смотрел на меня из глубины моих собственных глаз, пока я не продумала его достаточно, чтобы отделить от себя.

Моя бедная одинокая Вера. Мой несчастный выдуманный Эдгар. Я знаю, что тебе страшно. Но я с тобой.

Я всегда буду с тобой.

Холод пробрался под кожу, я уже почти ничего не чувствовала. Губы все повторяли “не стреляй”, но мне казалось, я слышу, как палец Антона плавно ложится на курок.

Вдруг хватка на горле обмякла, и кто-то обхватил меня за талию, резко прижимая к себе. Я открыла глаза, но ничего не увидела. Кажется, Эдгар обнял меня, как когда-то очень давно, когда я, впервые его увидев, буквально бросилась ему на шею, решив, что больше никогда не буду одинокой.

С правой стороны рука уже не слушалась, но я смогла приподнять левую — и нанести тот единственный удар, на который была способна.

Я обняла его.

— Не бойся, — прошептала я, не сомневаясь, что Антон вот-вот выстрелит. Лицо Эдгара расплывалось перед глазами, мое лицо было мокрым от слез, тело превратилось в невесомую субстанцию с горящей точкой боли в боку, но я смогла произнести последние слова: — Я с тобой.

В тот же момент в грудь что-то толкнулось, упругое и мягкое, как мячик. Ступенька подо мной растаяла, как будто ее и не было. Там, где все это время росла дыра, растеклось восковое тепло. Я почувствовала, что все осколки души собрались воедино — и полетела вниз.

Антон

Я поймал ее. В этой гребаной усадьбе с крапивой и гадюками. Еле успел отбросить пистолет. И поймал. Мы вместе повалились на пол.

Я все сделал правильно. Я нашел ее. Успел. В кои-то веки. Вера потеряла много крови, она была почти в беспамятстве. Но она поправится.

Я прижал ее к себе. В груди по-прежнему творился ад, но все перекрывало это осознание. В этот раз я успел.

— Все хорошо, — сказал я ей на ухо и уткнулся в макушку. Волосы еще пахли шампунем. — Я держу тебя.

Она еле заметно кивнула.

Нужно было осмотреть ее. Отвезти к врачу. Но я никак не мог заставить себя разжать руки.

Вера подняла ко мне залитое слезами лицо.

— Как ты меня нашел?

— Я бывал здесь раньше. Долгая история.

Мгновение мы лежали неподвижно. Потом я спросил:

— Где он?

Вера тихонько вздохнула. И, высвободив левую руку, прикоснулась к груди.

— Здесь, — прошептала она совсем тихо. — Он всегда был здесь.

Эпилог

Я открыла файл под названием “Перечень специальностей высшего образования” и в очередной раз пробежала его глазами. Специальности я выучила уже наизусть, но толку от этого было мало. Каждый раз, когда я пыталась вникнуть в перечень требований, перед глазами вставали голубоватые стены студии и Тёма, лежащий на полу.

Я зажмурилась. Сосредоточься, Вера. Соберись. Попробуй оттолкнуться от экзаменов. Русский и математика остались обязательными — с ними ты как-нибудь справишься.

Справилась же с Тёмой.

Я пролистала профессии. Менеджер звучит достаточно нормально. Но туда нужна история, а из дат я помнила разве что Куликовскую битву. Для юриста тоже нужна история. Лингвист-переводчик уже проще, там предлагают сдать литературу. Перечитать книги из школьной программы я как-нибудь смогу. Но лингвист-переводчик — это же филолог, верно? Костя тоже был филологом. Интересно, что бы он сказал?.. Наверняка что-то про мое личное кладбище, которое растет с каждым годом.

Я со вздохом щелкнула мышкой, выискивая в сохраненных страницу “Английский для детей”. Мама предложила найти пару школьников, чтобы подтянуть им английский. Зря я, что ли, три года провела в Америке? А нам как раз нужны деньги — она не потянет два рта вместо одного. Present Simple, Present Continuous, Past… Я закрыла ноутбук. Кого я обманываю? Даже если бы я сносно знала язык, нельзя подпускать меня к детям на пушечный выстрел.

Нужно было Антону все-таки выстрелить в том подвале.

Я провела рукой по лицу, прогоняя видение, и уставилась в окно. Там лениво расцветал август, утопая в аромате поспевающих яблок. Последние две недели погода не менялась. Пару раз накрапывал дождик, но ветер не поднялся даже немного. Похоже, Юля и правда больше не управляла погодой, и мир от этого не сгинул и не схлопнулся, а просто тёк себе дальше по ленте времени, как сотни лет назад.

Я медленно вздохнула и привычным движением поправила повязку под кофтой. Рядом завибрировал телефон. Смска была от Антона.

“Как твой бок?”

Раз в день он спрашивал, как мой бок, я — как его ухо. Чтобы он соизволил показаться врачу — хотя вряд ли веселый толстый дядька, к которому мы тогда приехали, был врачом, — мне пришлось в буквальном смысле встать в позу. Получив шесть швов и лошадиную дозу обезболивающего, я тяжело поднялась с кушетки и, оперевшись на косяк двери, заявила, что не уйду, пока «этот бездушный садист» не осмотрит Антона.

Я открыла «Сообщения».

“Все ок. Как ты? Как Ваня?”

Каждый день я вворачивала свое «как ты», и каждый день Антон сообщал мне что угодно, кроме ответа на этот вопрос.

Лестер бы сказал: «А что ты хотела?», но Лестера не было слышно с того момента, как он заверил меня, что умрет без волшебства. Наверняка он не появлялся, чтобы проучить меня. Третьего человека на своем личном кладбище я точно не переживу.

“Ванька еще спит, но проснется. Не волнуйся”, - написал Антон.

“Когда?”

“Как Фрося родит”.

Я ошеломленно перечитала сообщение. Фрося родит — кого? Они что, не?..

“В смысле ребенка?” — переспросила я и тут мысленно дала себе щелбан.

А кого еще можно родить? Неведому зверушку?

“Да”.

Я тихонько вздохнула, чувствуя, как рану начинает дергать. Он же не хотел. А уж она как не хотела…

“Это точно известно?”

“Я знал это с самого начала”.

Еще три глубоких вдоха и выдоха не помогли. Я осторожно дотронулась до грудной клетки кончиками пальцев, пытаясь понять, где больно. Болела кожа. Или сама душа.

В последние недели я часто вспоминала, как Антон прижал меня к себе в усадьбе — как будто я самое дорогое, что у него есть. Иногда я использовала это воспоминание, чтобы заснуть, иногда — чтобы проснуться, вырвав себя из марева призрачных образов. Удивительно, но с тех пор, как Эдгар шагнул в меня, кошмары мне стали сниться реже, а ощущение в груди, да и вообще в теле изменилось: вместо дыры появилась комфортная целостность.

“Мы можем увидеться?” — набрала я.

“Давай”.

Я посмотрела на медленно гаснущий экран телефона, точно он готовился выкинуть еще какую-то пакость, и горестно вздохнула.

Ребенок. Господи боже мой. Ребенок!

***

Раньше на месте кафе, которое красовалось практически на выходе из моего подъезда, был закуток с тополями и лавками. Кафе походило на здоровенную коробку конфет и ничем особенным не отличалось, кроме того, что в нем, судя по вывеске на входе, подавали умопомрачительно вкусный шоколадный торт. А еще там было удобно встречаться тем, кто недавно пережил операцию и передвигался, как черепаха.

Я пришла слишком рано. Квадратные столики с красными и зелеными вазочками стояли пустые, робкое утреннее солнце раскрашивало их неровными бликами. Антона еще не было. У стойки с пирожными стоял темноволосый накаченный парень в кепке и фартуке с логотипом кафе и протирал стаканы белым вафельным полотенцем.

Парень показался мне смутно знакомым. На всякий случай я села поближе к двери: опыт научил меня не доверять тем, кто с первого взгляда кого-то напоминал.

Не прекращая улыбаться, парень подошел и протянул мне меню.

— У нас очень вкусный кофе, — сказал он вместо приветствия.

Тут я его узнала. Это был один из близнецов с открытого урока Юли. Ну нет, не бывает таких совпадений. Я снова покосилась на стеклянную дверь. До нее было всего ничего, но от мысли, что придется резко куда-то рвануть, швы задергало.

Я бессильно уронила руки на стол и спросила:

— Что тебе нужно?

Парень снова улыбнулся, не показывая зубов, и склонил голову. Когда поллица ему закрыл козырек кепки, меня вдруг осенило — я вспомнила, где в первый раз его встретила. Это был тот самый доставщик пиццы, который не взял денег, когда Лестер пришел ко мне — сколько? месяц назад? А кажется, полжизни.

— Не бойся его, — прозвучал позади негромкий голос Антона.

Я обернулась. Под просторным черным свитером угадывалось очертание кобуры, но руки его спокойно лежали вдоль тела. На щеках темнела трехдневная щетина, под глазами отпечатались круги. На горле и ключицах алели следы от ожогов. Похоже, Антон и не думал их прятать.

Он опустил на меня взгляд, мазнул по лицу и груди и скользнул туда, где под просторной маминой кофтой скрывалась повязка.

— Привет, — Антон неторопливо обошел парня и отодвинул стул напротив меня.

— Это один из Смотрящих. Он безвредный.

— Кофе? — услужливо предложил близнец и склонился ко мне, приготовившись записывать заказ в крошечном блокнотике.

В этот момент я увидела, что в тёмных до черноты глазах клубился туман. Неудивительно, что он прячет их под козырьком кепки.

— Что? — переспросил Антон, поворачиваясь правым ухом. — Погромче.

— Кофе? — повторил близнец.

— Да. Черный, без сахара.

— И мне, — сказал я.

— Хотите шоколадный пирог? — не унимался Смотрящий, еще ниже склоняясь над своим блокнотиком в подобострастной позе.

Вряд ли кусок полез бы мне в горло, но я зачем-то кивнула.

— И шоколадный пирог, — сцепив перед собой руки в замок, добавил Антон.

Похоже, за время, что я была без голоса, он привык озвучивать мои желания.

За столиком воцарилась тишина. Антон смотрел на зеленую вазочку между нами, я — на Смотрящего, который загружал зерна в кофемашину. Мускулы у него были, как у Шварцнеггера в юности. Казалось, черная футболка вот-вот лопнет на бицепсах.

— Кто такие Смотрящие? — спросила я, изо всех сил оттягивая вопрос, на который снова не получу ответа.

— Говори погромче.

— Кто такие Смотрящие? — повторила я.

— А. Наблюдатели за миром, — голос Антона звучал отстраненно. — Они следили за тобой, пока ты спала те три года. Потом когда проснулась. Потом они, видимо, следили за Юлей.

— И теперь снова за мной, — угрюмо закончила я, наблюдая за близнецом.

Сейчас этот юный Шварценеггер вернется, и я точно не задам тот вопрос, который хотела. Я набрала воздуха в легкие и выпалила:

— Ты сможешь жить без заморозки?

Антон не шелохнулся. Лицо его не изменилось, только брови чуть поднялись. Взгляд примерз к сцепленным в замок пальцам.

— Поживем-увидим, — после секундного молчания ответил он.

— Ты злишься?

Я с ужасом поняла, что этот вопрос мучил меня даже больше, чем “куда делся Лестер”.

Тонкие, почти бескровные губы Антона дрогнули от едва заметной усмешки. Она была такой горькой, что мне захотелось провалиться.

— Какая теперь разница. Что сделано, то сделано.

Вернулся близнец с подносом.

— Прошу, — он поставил передо мной белую чашку с пенкой капучино и тарелку с черным, посыпанным сахарной пудрой, тортом.

Я почти с облегчением переключилась на него.

— Зачем ты следишь за мной?

Швы опять задергало.

— Я не слежу. Просто должен передать тебе письмо, — не переставая улыбаться, близнец выудил из необъятного фартука сложенный вчетверо белый лист и положил передо мной. — Удачи, — добавил он и, сунув поднос под мышку, удалился.

Пару секунд я разглядывала лист, размышляя, может ли внутри быть яд. Или лезвие. Или скальпель.

— Может, лучше ты откроешь? — нерешительно предложила я Антону.

Он кашлянул. Подняв глаза, я поняла, что он усмехается, но так же невесело, как до этого.

— Боюсь, опция охранника шла в комплекте с должностью Зимней Девы, — сказал он.

Чашка, которую я несла к губам, дрогнула — мне чудом удалось не разлить кофе. Крепкая горечь, приправленная сладостью молочной пенки, медленно растеклась по небу.

Вот тебе и ответ. Получи, что заслужила.

Я молча взяла лист и расправила его — и сразу узнала старомодный почерк с завитушками. Письмо было от Лестера.

Мы не можем получить все, моя радость. Чем больше то, чего мы хотим, тем выше будет цена. Но когда ты поймешь это, боюсь, меня уже не будет рядом.

Если ты это читаешь, поздравляю — ты выбрала, что хотела. Точнее, думала, что хотела. Нормальную жизнь, не так ли? Обыкновенную, без прикрас и фантазий, которой у тебя почти никогда не было. Хотел бы я сказать “поживи так годик-другой, и посмотрим”, но боюсь, твоего решения уже не отменить, а меня не вернуть.

Что ж, живи. Моя самая упрямая фантазия. Мое маленькое чудовище. Не бойся, я не создавал тебя с нуля, как ты — Эдгара. Я тебя услышал. Тогда, на даче, когда ты плакала от одиночества, оно было таким громким, что выплеснулось во вселенную, и я нашел тебя. Я протянул через тебя волшебство, как протягивают ток по генератору. Поэтому тебе хватило сил создать Эдгара. Поэтому ты никогда не была одна — как и мечтала.

Тебе придется научиться жить иначе. Учти: я хотел для тебя другой жизни. Хотел и дальше быть рядом. Я почти уверен, что если ты все-таки окажешься рядом со своим чудищем, то скажешь ему то, что я всегда хотел тебе сказать. Угадал? Угадал… Я слишком хорошо тебя знаю.

Живи, Вера. Моё упрямое, нежное, чуткое, сильное и жестокое дитя. Живи за всех, кто погиб по твоей милости.

Дочитав, я поняла, что руки у меня дрожат, а строчки расплываются от непролитых слез. Солнце из больших стеклянных окон немилосердно жгло глаза. Грудную клетку так сдавило, что я не могла сделать вдох.

— Дыши, — голос Антона прозвучал, будто из-за забора. Или из-под одеяла.

Вот бы мне тоже под одеяло. Я потрогала повязку под кофтой. Что ж так больно-то.

— Вера.

— Двадцать лет уже Вера, — пробормотала я, смотря куда угодно, только не на Антона.

Всю неделю я старательно не думала о том, куда делся Лестер. Разум говорил — он же тебя предупреждал. Но все мое нутро знало, чувствовало, что Лестер не исчез. Он просто не мог исчезнуть. Он же всегда был. Задолго до меня.

— Дыши, — настойчиво повторил Антон, и голос его прозвучал совсем близко. Он опустился передо мной на корточки, и в носу засвербило от смутно знакомого запаха. Это, что, коньяк? — Вдыхай на четыре счета. Раз…

Вместо этого я задержала дыханье, пытаясь сдержать новый поток слез. Антон взял мои руки в свои — это было так правильно и одновременно так больно, что я уже сама хотела вернуть силу Зимней Девы, лишь бы заморозить собственное сердце.

Антон заглянул мне в глаза. Темно-каряя радужка почти сливалась по цвету со зрачком.

— Дыши, — он несильно сжал мои руки в теплых ладонях. — У тебя швы разойдутся.

Я задрала голову к потолку и случайно поймала свое отражение в стеклянном потолке. Девушка в нем была болезненно худая, в кофте на два размера больше нужного, с острыми плечами и скорбным лицом. Неужели это я? Такая взрослая. Совершенно обыкновенная. С совершенно обыкновенной жизнью, которую мне предстояло научиться жить.

— Прости, — прошептала я. — Прости меня…

Антон поднялся и притянул меня к себе. Я уткнулась в мягкий черный свитер и почувствовала, как на макушку легла тяжелая ладонь. Запах коньяка стал сильнее, но мне было все равно — рядом с ним боль постепенно стихала.

— Ничего, — заговорил Антон так тихо, что подойди к нам кто-то на метр, не услышал бы. — Ничего. Справишься. Ты со всем справишься. Дыши.

Больше книг на сайте - Knigoed.net

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• »