Павел пораженно молчал, не находя слов.
— Не беспокойтесь, молодой господин, ваш отец хитер как все демоны пустыни, но даже он не способен предусмотреть всего. В яму я попал не по его плану и вас тогда я не знал. Но после побега, как только представилась возможность, я связался с ним и получил новое задание — присматривать за вами.
— Отец всё ещё считает, что мне нужна нянька?
— Нет, он считает что вам нужен друг. Думаю, он ошибается, но говорить ему этого я не стал. С вами безопаснее, чем в пустыне.
— Да уж, — только и смог сказать Павел. Ну что ж, веди. Нам надо в Посад, если я всё правильно понимаю.
— Да, в Посад. Хорошо что вы не учились в одном из лицеев.
— Это почему же? — не понял его князь.
— Выпускники лицеев имеют осанку. А вы сутулитесь, словно простолюдин.
Павел ничего не сказал в ответ на это, но запомнил.
Дилмурод прошёл в ванную комнату, примыкающую к спальне, открыл расположенное под самым потолком окно, выглянул в него и ужом скользнул наружу. Павел подтянулся за подоконник, и последовал за своим проводником. Вместе они проползли к ограде, скрываясь в пышных клумбах от патрулирующих задний двор гостиницы гвардейцев, после чего Дилмурод указал на вход в конюшню и жестом дал понять что надо подождать. Спустя полчаса из двери показалась голова гвардейца. Он воровато огляделся, никого подозрительного не обнаружил и пошёл к зданию гостиницы, увлекая за собой закутанную в плащ женскую фигуру.
— Князю Веренитскому не терпелось встретиться со своей возлюбленной, — шепнул Дилмурод. Он встал и спокойным шагом прошел к конюшне. Павел последовал его примеру. Внутри Дилмурод ощупал заднюю стену и нашёл отодвигающуюся доску. Конюшня задней стеной выходила в узкий переулок. Князь глазам своим не поверил, узрев, насколько тут было грязно.
— Никогда раньше такого не видел, — произнес он шепотом.
— Вы много чего не видели, князь.
— Это почему же? Я внимательный.
— Да, внимательный, но — князь. Вы не бываете в местах, подобных этому. Потому и не знаете об их существовании. Это другой мир.
Князь пожал плечами.
— Тогда командуй ты.
И они пошли к опоясывающей Александровскую Слободу ограде.
Павел ранее и не подозревал, что у ухоженных улочек Слободы, нарядных фасадов особняков знати и фешенебельных ресторанов есть оборотная сторона. Точнее, он просто об этом не думал. Для него свежие, ещё теплые булочки, подаваемые к завтраку, незадолго перед тем как попасть к нему на стол неведомым образом попадали на серебряный поднос, рядом с горячим кофейником. Такими же неведомыми путями куда — то девался мусор, несвежие рубашки превращались в чистые и безукоризненно выглаженные. Всё это происходило как — то само собой. Оказалось — нет. Князь, следуя следом за Дилмуродом, попадал всё дальше и дальше в неведомые ему ранее земли. Улиц здесь не было — лишь узкие извилистые проходы, проложенные между оград особняков и время от времени ныряющие под землю. В сущности, они в основном и располагались под землёй. Проходы эти были полны торопливо семенящими людьми, молчаливыми на поверхности и начинающими болтать без умолку как только оказывались под землёй. Полуподземная система скрытного перемещения слуг, представшая перед изумленным взглядом князя, лишь на первый взгляд казалась хаотичной. Присмотревшись повнимательнее и оправившись от первоначального удивления, Павел понял что эта система была построена централизованно и скорее всего в столь же давнее время, как и сама Слобода.
На него и Дилмурода никто не обращал внимания. Дилмурод шёл явно зная куда идти, он спускался всё ниже. Навстречу им попадалось всё больше людей, нагруженных мешками и ящиками, некоторые тащили носилки и катили тачки. Вскоре они оказались в огромном подземелье, в котором разгружалось множество повозок. Здесь стоял шум и гам, приказчики выкрикивали сочетания букв и цифр. Из осаждающей телеги толпы отвечали люди и дюжие грузчики передавали им груз. Дилмурод подошел к одной из телег и окликнул возницу.
— Иннокентий, я вернулся! — выкрикнул он. Бородатый, остриженный в кружок широкоплечий мужик посмотрел на Дилмурода из — под густых бровей.
— Тебя — то я вижу, а обещанное где? — пробурчал он, поигрывая кнутовищем.
Дилмурод извлёк из глубин кафтана пару серебряных ложек и протянул вознице. Тот принял товар, поднёс к глазам. Оскалился, рассмотрев герб.
— Это ты, чертяка, самого Плечева обнёс? Красавец, ничего не скажешь.
Павел с трудом удержался чтобы не уставиться на Дилмурода. Тот совершенно не смутившись кивнул на Павла:
— Это он сделал. Я говорил тебе, ловкий человек.
Возница глянул на Павла, сказал:
— Ну раз пролез в Слободу, и я про то не знаю, значит или действительно ловкий человек, или кто — то из наших скрытничать вздумал.
Павел выдержал взгляд, по — волчьи оскалился, и сказал растягивая шипящие:
— Если б кто из твоих скрытничал, так и меня б он сам тем же путем вывез, каким привёз.
— Дело говоришь, — согласился возница, — ну, чего встали столбом? Полезайте в телегу. Мне ехать пора, время выходит.
Дилмурод запрыгнул в телегу, Павел последовал за ним. Они улеглись на дощатое дно телеги. Возница сверху накрыл их тёмной плотной тканью. Телега качнулась и покатила. Какое — то время они двигались под землёй. Павел сделал вывод что они поднимаются вверх по спирали. Спустя какое — то время сквозь борта телеги начал пробиваться дневной свет, и телега остановилась.
— Иннокентий, ты что ль? — судя по звону подбитых железом сапог к телеге подошел гвардеец. Павел подметил, что с возницей он говорит совсем не так, как с благородными.
— Я, кто ж ещё.
Скрипнул борт телеги — это гвардеец заглянул внутрь.
— А что там у тебя? — спросил он.
— Двое благородных господ, — буднично ответил возница. Павел похолодел. Он не был готов к тому что его так быстро и глупо поймают.
— Кто хоть на этот раз? — совершенно спокойным тоном поинтересовался гвардеец.
— Поверь, лучше тебе не знать.
— Ну, раз лучше. Значит лучше. Брату привет передавай.
— Передам. И ты племяннику мои пожелания здоровья передай.
— Он вполне здоров.
— Твой брат тоже.
Закончив этот странный диалог возница цокнул языком и телега двинулась дальше. Павел припал к борту. Они выезжали не через те ворота, через которые въезжал в Слободу он. Дорога тоже не была той идеально ровной, вымощенной тесаным камнем, а обычной, каких в Империи бесчисленное множество. Они пересекли поле, прогрохотали по брёвнам, которыми неизвестные благодетели забросали огромную лужу. Наконец дневной свет померк — телега въехала в лес. Павел вспоминал: неподалеку от Слободы есть несколько лесных массивов, некоторые довольно большие и используются для пикников знати, прогулок и иногда для того чтобы побыть в одиночестве. Павел слышал множество историй о том как тот или иной благородный муж скрывался на время в лесной хижине, дабы отдохнуть от светской жизни. Павел подозревал, что на самом деле лесные хижины не такие уж и хижины, а скорее загородные дома, в которых почтенные отцы благородных семейств отдыхали от трудов, сопряженных с исполнением своих почётных обязанностей.
В некоторых из лесов вокруг Слободы специально обученные люди разводили дичь. Время от времени среди знати возникала мода на охоту или рыбалку, да и просто любители поохотиться не переводились. Но сейчас телега ехала не в один из этих лесов, поскольку все они окаймляли Слободу с северо — востока, а они, судя по солнцу, ехали на запад. Там тоже имелся лес, он был невелик. Даже не лес, а скорее узкая полоса высаженных специально деревьев, отделяющая благопристойную Александровскую Слободу от её темного двойника. У этого поселения было и официальное название — Посад. Об этом селении говорить и даже думать было не принято. Но оно существовало и, судя по запаху, телега к нему приближалась.
С тех пор как Иоанн Великий покинул древнюю столицу и избрал своим местом жительства Александровскую Слободу, это небольшое на тот момент поселение навсегда изменилось. Со временем туда перебралась вся высшая знать Империи. Туда же переехали иностранные посольства и чиновничий аппарат. И все эти люди ели, пили, одевались и так далее. Торговым же людям, ремесленникам, актерам, управляющим поместьями и прочим спутникам знати жить в пределах Слободы жить было воспрещено, дабы не смущать своим непристойным видом юных благородных. Они начали обживать окрестности. Со временем вокруг Слободы образовалось несколько поселений, они стремительно разрастались и грозили со временем охватить резиденцию Императора сплошным кольцом лачуг, кабаков, складов, борделей и торговых рядов. Прадед нынешнего Императора, дабы предотвратить это, велел снести к чертям все эти селения, сжечь, перепахать и засадить освободившееся пространство деревьями. Гвардия и несколько князей справились с этим поручением государя в несколько дней и какое — то время Александровская Слобода жила так. как того желал Император, а он к старости сделался форменным монахом и всех своих приближённых заставлял следовать своем у примеру. Его сын, дед нынешнего Императора, оказался человеком гораздо более разумным, хоть и взошел на трон почти ребенком. Он выделил место под жительство обслуживающего Слободу персонала, за лесом. Выстроил дома, разметил улицы и благословил всех желающих жить там. Гвардия и прочие блюстители законности не слишком вмешивались в происходящее в Посаде, следя лишь за тем чтобы кипящая клоака не выплескивалась за обозначенные Императором границы.
И вот в эту клоаку сейчас въезжал князь Плечеев, укрытый шкурой на дне телеги.
— Дилмурод, а чего мы под этой рогожей прячемся? — спросил он. Ответа не последовало.
Он повторил вопрос, погромче. Возница обернулся на голос:
— Чего шумишь? — пробасил он. Пошевелил рогожу, молвил:
— Спит твой Дилмурод. Вылезай давай, и его буди. Я подрядился вас к окраинам Гнилушки доставить, на том расстанемся.
Павел растолкал Дилмурода, тот выбрался из — под рогожи, снял с пояса фляжку, полил себе на руку воды, протер лицо. Телега выехала из леса и их взору предстал Посад, или, как его называли местные, Гнилушка — темный антипод благородной Александровской Слободы. Выстроенные по приказу Императора здания либо давно были снесены, либо перестроены до неузнаваемости. Здесь уже не было просторных прямых улиц — лишь извилистые тесные улочки, наполненные народом. Не было ограды, опоясывающей населенную местность. Телеги въезжали на территорию не через ворота, а там, где вознице было удобнее. Что удивительно, сама Гнилушка была застроена сверх всякой меры, дома словно карабкались друг другу на головы. Князь мог бы поклясться, что видел шестиэтажную халупу, сколоченную из грубо отесанных подгнивших досок. Верхние этажи выступали над нижними, а кое — где по соприкасающимся крышам народ ходил словно по проспектам. Да что там люди, по крышам разве что телеги не ездили. И при всем этом кипящая бурной деятельностью Гнилушка словно обрывалась на невидимой, но четко соблюдаемой границе. С приказами Императора даже здесь не рисковали спорить.
— Всё, благородные господа, приехали. Вылазьте из моей телеги. Ты, молодой, — обратился возница к Павлу, — если работа нужна будет, обращайся. Меня можно найти в кабаке Чернобая. Меня не будет — обратись к хозяину. Скажи что к Иннокентию дело имеешь. Для человека, которому хватило смелости облегчить мошну Плечеевых, работа всегда найдётся. А теперь прощевайте.
Возница отвернулся. Слегка хлестнул лошадей и направил телегу к складу, расположившемуся на окраине Гнилушки. Дилмурод взял Павла за рукав.
— С непривычки здесь легко заблудиться, Павел.
Князь уставился на него с изумлением.
— Прости, но здесь я буду называть тебя Павлом и обращаться на ты. По другому в Гнилушке никто не разговаривает.
— Ладно, что поделать. В чужой монастырь…
— Меня здесь следует называть Чернышом, — продолжил наставлять его Дилмурод, увлекая за собой в уличную сутолоку.
— Так куда мы идём, Черныш?
— Ваш отец велел мне привести тебя сюда, сказал, дальше довериться твоему чутью.
Павел вертел головой совершенно ошарашено. Что ж, если отец сказал довериться чутью…
— Ладно, идем куда — нибудь, где можно посидеть. Здесь же есть кабаки?
Дилмурод кивнул и потащил Павла сквозь толпу. Пройдя около сотни шагов, трижды уклонившись от казалось бы неминуемого столкновения с несущейся во весь опор лошадью. Они наконец — то попали в пункт назначения. Таковых оказался кабак, расположенный на втором этаже — на первом была конюшня. Уселись за стол расположенный прям над улицей, на балконе, с которого открывался вид на суетливую Гнилушку. Павел привычно бросил через плечо:
— Принеси покушать чего — нибудь, братец.
— Чё сказал? — услышал он в ответ.
Обернулся на звук и увидел оскалившегося гнилыми зубами мордоворота.
— Прости, брат, моего друга вчера по башке приголубили свинчаткой. До сих пор в себя прийти не может, — встрял Дилмурод. И куда пропал его тягучий густой южный акцент? Он вообще кто на самом деле?
— Бывает, — щербатая ухмылка превратилась в немного менее угрожающую. Мордоворот вернулся к поглощению кусков плохо прожаренного мяса из деревянной миски, размеры которой вполне позволяли постирать в ней одеяло.
— Павел, здесь не так это делается, — с этими словами Дилмурод встал и пошёл к стойке, представляющей из себя пару толстых досок, положенных на ряд пустых бочек. Он некоторое время беседовал со стоящим за стойкой хозяином заведения, принял у него поднос с кувшином, парой кружек и тарелкой. Вернулся к столу и поставил все перед Павлом.
— Ешь. На самом деле это вкуснее, чем выглядит.
Павел никогда не придавал большого значения тому что ест, да и во время странствий ему случалось пробовать всякое, так что он почитал себя за человека, которого едой напугать трудно — если она, конечно, не стремиться сбежать с тарелки. Он отщипнул немного от куска мяса из тарелки, плеснул в кружку из кувшина и принялся жевать. Запивая кисловатым напитком. Дилмурод тоже взялся за еду.
— С чего начнём. Павел? — спросил он, — твоё чутье что — нибудь тебе подсказывает?
— Никакого чутья не существует, — ответил князь, — потому прежде всего следует подумать.
— Только не вслух, — предупредил его Дилмурод.
Князь понимающе кивнул и принялся рассуждать. История Империи учит, что покушения на правителей случаются, и не так чтобы уж очень редко. В древние времена это вообще был нормальный и едва ли не единственный способ передачи власти. Своего пика дворцовые заговоры достигли в прошлом веке, но впоследствии императоры смогли призвать к порядку дворянскую вольницу. Правители Империи создали систему власти, которая всех устраивала и выступили её гарантом. Сейчас недовольных хватало, как и всегда, но борьба придворных партий шла за место поближе к трону, но никак не за сам трон. Витеничи в ходе текущего заговора претендуют на место Рароговичей. Тогда вопрос: зачем же старик Друбецкой пытался убить князя Валицына? Очевидно, боролся за власть. Аристократы вообще убивают других аристократов в двух случаях: в ходе борьбы за власть и защищая свою честь. Очевидно, Друбецкой желал устранить соперника, можно предположить что недавняя смерть старшего Валицына тоже не была случайностью. Не просто так он разбился на карете. Кони поскользнулись на спуске. Целую ведь бригаду дорожных рабочих за это повесили, а князя Лагова, начальника сухопутных путей сообщения, Император личным письмом упрекнул за ненадлежащее исполнение вверенных его попечению обязанностей. Похоже, ледяной князь приложил к этому происшествию руку. Решил убрать главу Огненного Дома, заменив на его сына, в надежде что молодого князя удастся приручить. Однако, Валицын ожидания Друбецкого обманул, и старик решил его убрать с дороги. После снести Рароговичей, списать всё на склоку среди молодёжи… Но как это всё связано с покушением на Императора?