Её густые, темно — каштановые волосы, как обычно, были уложены в сложную причёску. Сторонний наблюдатель, не знакомый с ними обоими. запросто мог бы принять её за старшую сестру Павла. Она тщательно следила за своей внешностью. Слева от неё сидела, улыбаясь одними губами, болезненно бледная девушка с платиново белыми волосами. Она не была красавицей в классическом понимании этого слова: вокруг глаз её темнели круги, губы слишком тонкие. Глаза блеклого, водянистого серого цвета, но тем не менее, в ней чувствовалась порода. Десятки поколений благородных предков и воспитание, а главное — внушённая с самого раннего детства мысль о собственном превосходстве. Вторая девушка выглядела намного проще и симпатичнее: слегка вьющиеся светлые волосы, широко распахнутые синие глаза, румянец на щеках. Словно деревенская девчонка, которую умыли, причесали и нарядили в богатое платье, и вот она сидит за накрытым дорогими блюдами столом, держит в руках бокал, но при этом с трудом сдерживается, чтобы не прыснуть со смеху от натужной серьёзности своих соседок по столу.
— Княжна Валицына, княжна Друбецкая, — представила мать обеих.
— Наталья, — прибавила румяная.
— Александра, — полушепотом, словно бы нехотя, сказала беловолосая.
Павел уселся напротив матери. Слуга принес бокал воды и блюдо с легкими закусками, уведомил, что столь любимый князем бульон с гренками и рубленой зеленью будет готов через пять минут, и замер в ожидании дальнейших распоряжений. Князь кивком отпустил его, вопросительно уставился на мать.
— Как отец? — проворковала она.
— Думаю, ты знаешь.
Княгиня мелодично рассмеялась.
— Твоя подозрительность так очаровательна. Твой отец, наверное, в начале карьеры был таким же — видел повсюду заговоры.
— Мы в Александровской Слободе. Здесь интригуют все.
Мать снова рассмеялась, однако глаза у неё были холодны как зимнее утро.
— Ты прав, все интригуют и повсюду заговоры, но что с того? Разве все заговоры непременно нужно раскрыть, а заговорщиков осудить?
Павел молчал, выжидающе смотря на мать. Княжны молчали.
— Дурачок. Некоторые заговоры направлены к твоей вящей пользе, но коли хочешь искать и разоблачать — ищи и разоблачай. Юноше это полезно, если ты, конечно, хочешь и дальше оставаться юношей. Сыном Плечеева.
— Я и есть сын Плечеева.
— А не хочешь сам стать Плечеевым? Впрочем, выбора у тебя практически нет. Мой муж, как ты наверняка уже знаешь, скоро вынужден будет оставить дела. Так что или ты становишься главой семьи, или ей стану я.
Мать мило улыбнулась.
— Женщина не может быть главой семьи, — возразил Павел.
— Разумеется, не может. Я побуду немного вдовой, поношу траур положенное время. Чёрный цвет мне идёт. Ну а как приличествующий особе моего положения срок скорби по упокоившемуся муженьку пройдёт, я женю на себе какого-нибудь юнца, который будет гулять по кабакам, валять в постели молодых смазливых дур, а я тем временем приберу к рукам все дела Плечеевых. Всё их наследие. Конечно, мне надо будет родить наследника, но с этим можно и подождать. К тому же наследник будет долго расти, потом учиться в лицее…
Она сделала глоток вина, подмигнула сыну:
— Ты ведь не хочешь этого, правда? Можешь не отвечать, я знаю, что не хочешь. Так что придётся тебе стать главой семьи. Остаётся решить одну маленькую проблемку: ты, сын мой, досадно не женат. Надлежит это исправить, да побыстрее. Вот тебе две кандидатки: красивы, молоды, родовиты сверх всякой меры. Забирай обеих. Они согласны.
Девушки сидели, неподвижные словно манекены.
— Хоть я и долго пробыл на юге, среди дикарей, но не приобрел их привычек. Многожёнство по — прежнему мне не по вкусу.
— А кто говорит про многожёнство!? — вскричала мать, — я не предлагаю тебе брать в жёны обеих девочек, да это и невозможно по законам Империи. Женись на одной, вторую бери в любовницы. В конце концов, высокородному главе семейства не иметь любовницы попросту неприлично. Люди не поймут. К тому же, ты всё равно её заведёшь рано или поздно, и выберешь, как это мужчины делают обычно, совершенно неподходящую для той роли девицу. Доверься матери, я подобрала исключительных кандидаток!
Беловолосая княжна Друбецкая продолжила невозмутимо кушать паштет, а Валицына смущённо потупилась и вроде даже покраснела. Наверняка курсы актерского мастерства брала у режиссера императорского театра.
— Если мне не изменяет память, ваш род восходит к Витеню Великому? — спросил у неё Павел.
— Да, именно так. Я потомок Великого по прямой мужской линии.
Друбецкая поджала губы:
— Наследование по мужской линии — фикция. Кто следил за женами князей, пока те разъезжали по войнам, и кто может поручиться, что отцом наследника был именно князь, а не ушлый конюх? — она дёрнула точеным плечиком, — мой род восходит к Витеню по женской линии, а это родство неоспоримо!
— Успокойтесь, девочки, — сказала мать, — дайте мальчику подумать. В выборе невесты мужчины склонны руководствоваться скорее содержимым корсажа, нежели родословной.
Княжны одновременно фыркнули, как обиженные девчонки, и принялись есть, демонстративно не обращая на Павла ровным счётом никакого внимания. Он же принялся думать, притом, вопреки высказанному матерью мнению, вовсе не о грудях княжон. Хотя мельком взглянул — таки, не смог удержаться. Якобы не обращающие на него внимания девушки тут же расправили плечи.
Очевидно, что пока он был на юге, при дворе разгорелась очередная битва между двумя самыми знатными ветвями аристократии Империи: потомками Рарога Объединителя и Витеня Великого. Если верить словам одного его знакомого, встреченного по пути домой, на этот раз противостояние носит характер идеологический. Витеничи исторически доминировали в западных частях Империи, и склонны были ориентироваться на западные страны, а центральные земли и восток страны рассматривали как глухое захолустье. Рароговичи же, чьи родовые земли располагались в основном в центре, и темные семьи, властвовавшие на востоке, к заграничным аристократам относились в лучшем случае с прохладцей. Тёмные практически не покидали пределов Империи, разве что инкогнито, поскольку в других странах им грозила смертная казнь. Конечно, уже не те времена, и на кострах их жечь не станут…скорее всего. В общем, похоже, двор раскололся на две части, примерно равные по силе, и сейчас оба лагеря жаждут привлечь на свою сторону вернувшегося после долгого отсутствия Павла.
— Князь, вы взвешиваете варианты? — спросила Друбецкая.
— Признаюсь, я в замешательстве. Не могу решиться обидеть отказом кого-либо из вас.
— А вы не торопитесь, подумайте хорошенько. Сегодня вечером мы даём бал. Приходите и вы. Ваш таинственный спутник тоже может прийти.
— Спутник? — растерялся Павел. Он оглянулся вслед за взглядом княжны и увидел Дилмурода, стоявшего за его спиной подобно статуе, — действительно, спутник. Я подумаю над вашим предложением, мама.
Он встал, поклонился и направился к выходу.
На улице когда Дилмурод нацелился было вновь забраться на козлы, Павел пригласил его сесть внутрь.
— Мне надо посоветоваться с кем-нибудь, кто не варился долгое время в котле интриг этого города, — сказал он Дилмуроду. Тот понимающе кивнул.
— Итак, друг мой, моего отца отравили. Причём дважды, разными ядами — магическими ядами. А значит это сделал кто — то из моих знакомых. Мои знакомые разделились на два враждующих лагеря и требуют от меня сделать выбор. Что мне следует предпринять, по-твоему?
Дилмурод не медлил ни секунды:
— Если ты колеблешься в выборе на чью сторону встать, значит тебе не хватает сведений. Значит — нужно провести разведку. Надо понять, на чьей стороне правда и встать на праведную сторону.
— Как всё у тебя просто. Хотя ты прав, надо провести разведку, — Павел откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза и принялся проговаривать вслух, споря с самим собой — именно так он поступал всегда. И, как показала практика, Дилмурод не станет его перебивать. Он вообще идеальный слушатель. Павлу повезло встретить его. Да, он непременно выпутался бы с той передряги самостоятельно, но идти через пустыню в одиночку во второй раз ему не хотелось. Конечно, он мог бы и во второй раз в одиночку пересечь безводную местность, обходя оазисы и колодцы стороной, чтобы остаться незамеченным, но в компании это проходило намного легче. А то что Дилмурод после этого считает себя обязанным Павлу — приятный бонус. Островитяне с недавних пор ввели моду на экзотичных слуг, привезённых из заморских колоний, и Павел хоть и ненамеренно, но стал первым, кто привёз эту моду в Империю.
— Значит, что мы имеем: отец проклят одновременно тёмным и стихийным проклятиями. По странному совпадению, одновременно с этим при дворе сошлись в клинче две партии, одна из которых включает тёмные семьи, а вторая ставит на союз с теми, кто темных не так давно жёг на кострах. Похоже, отец, как обычно, встал над схваткой, ведь его присоединение к любой из сторон означает победу. Он ведь не только глава влиятельнейшего семейства Империи, но и руководитель тайной службы Его Величества, а к тому же этого самого Величества старый друг и постоянный собутыльник, если слухи не врут. А они не врут, я-то уж точно знаю. Получается, обеим сторонам конфликта одновременно пришло в голову что отца следует убрать с игрового поля, а его наследника, то есть меня, прибрать к рукам посредством женитьбы на представительнице своего лагеря. Матушка, кстати, оказалась щедрее. Предложила не одну, а сразу двух девиц. Ну и что же мне в такой ситуации следует сделать?
— Вам следует спасти жизнь отцу, молодой господин, — неожиданно произнес Дилмурод.
Павел уставился на него как на внезапно заговоривший предмет интерьера.
— Спасти отца? Даже лейб-медик не знает действенного способа. Или не хочет исцелять отца по каким — либо соображениям. Без разницы — результат будет один. Отец умрёт.
— Может быть, он не хочет вмешиваться, поскольку сам принадлежит к одному из лагерей?
— Он…Если это так, то получается что Император либо не возражает против смерти отца, либо не видит способа его спасти.
— И что это меняет?
Павел подумал и ответил:
— Ничего. Значит, ищем способ спасти отца. Тогда не придётся жениться ни на ведьме Домидова, ни на двух великосветских гадюках матери.
— А если не получится, кого выберете, молодой господин?
— Воронову, — не задумываясь ответил Павел, — с одной женой я ещё как-нибудь проживу. А вот две — это перебор.
Лицо Дилмурода, как всегда, осталось бесстрастным.
— В общем, я воспользуюсь приглашением Домидова, а ты поедешь на приём к сливкам общества. Благо тебя они пригласили, пускай и в шутку. Разузнаешь об их планах. Постарайся узнать кто и как проклял отца. Может быть найдём способ спасти его. Разрушим хотя бы одно проклятие — уже легче будет.
— Хорошо, молодой господин.
Павел не поехал к отцу, а направился в свой особняк, подаренный ему отцом на совершеннолетие. Павел, в отличие от большинства потомков аристократических семей, не воспитывался в лицее, находясь на домашнем обучении. Отец приглашал к нему лучших учителей, и сам принимал живейшее участие в воспитании сына. С малых лет юный князь присутствовал в рабочем кабинете отца во время самых ответственных переговоров. Конечно, присутствовал негласно, прячась в потайной комнате и наблюдая за происходящим через зеркало, прозрачное с одной стороны. После работы отец разбирал с ним каждый отдельный случай, объяснял, почему он поступил именно так, а не иначе. Интересовался его мнением, спрашивал, как бы поступил на его месте Павел и разбирал с ним возможные варианты развития событий. Отец называл эти занятия «прикладной историей».
Юному князю Плечееву с детства были знакомы как придворные, так и международные интриги, он чувствовал себя в них как рыба в воде, но когда достиг совершеннолетия, отец не допустил его до практической работы. Немалых усилий стоило убедить отца отпускать его хотя бы в малозначительные миссии, подобные недавней авантюре в пустыне.
Помимо политики, отец преподавал ему и экономику, так же делая упор на практическую составляющую. Подарив сыну особняк и поместье он велел самостоятельно вести хозяйство. Нет большой разницы между управлением усадьбой, имением или государством, говаривал он, и добавлял веско: политика неразрывно связана с экономикойи это следует не только помнить, это следует прочувствовать на своей шкуре. С тех пор каждое возвращение из путешествия для Павла проходило болезненно, поскольку к подаренному особняку прилагался Кузьма — эконом, управляющий и тиран, постоянно достающий Павла мелочными по мнению последнего заботами. Хуже того, Кузьма, несмотря на полное отсутствие врожденных магических способностей, неведомым образом ухитрялся в точности узнавать где сейчас находится его господин и заваливать его письмами с подробнейшими отчетами о состоянии дел в хозяйстве и настоятельными просьбами, порой переходящими в ультиматумы. Он требовал распоряжений хозяина и не желал слушать о предоставлении себе полномочий на доверительное управление хозяйством. Спорить с ним было решительно невозможно, и со временем Павел смирился. Но вот сейчас он с трудом сдерживал желание втянуть голову в плечи. За ним закрылись кованные ажурные ворота особняка. Кузьма стоял на крыльце, как и всегда смотря на него из — под кустистых бровей тяжелым взглядом и спрятав руки за спину.
Он молча отвесил хозяину поклон. Посторонился, освобождая проход. Дождался, пока господин переоденется, после чего вежливо постучался в дверь комнаты, служащей Павлу спальней и кабинетом.
Кузьма выложил на стол листок бумаги, испещренный колонками цифр и принялся за отчёт, который Павел как обычно пропустил мимо ушей:
— … ввиду того что доходность имений упала на полпроцента. Расходная же часть увеличилась на такую же величину.
Скорбное более обычного выражение физиономии Кузьмы свидетельствовало о том, что дела у Павла идут из рук вон плохо.
Князь вздохнул, оперся на стол и спросил:
— Вот меня ты чего хочешь, Кузьма?
— Поговорите с главой семьи Вихревых, чьи владения примыкают к вашим с северо-востока. По мнению старосты селения, лесные пожары провоцируют именно они. Точнее сказать — их юная дочь, приехавшая на лето к родителям из Верхне — Пышминского лицея.
Павел нахмурился, вспоминая, где ж такой лицей расположен.
— Хорошо, я что-нибудь придумаю, — ответил он, — Это всё? Я хочу вздремнуть, мне предстоит бессонная ночь.
— Мой свояк…Он служит в коллегии четвертый год. Служит исправно.
— Не понимаю, мне-то что с того?
— Не могли бы вы ходатайствовать о награждении его орденом Илии Ищущего третьей степени? Я, как полный кавалер данного ордена написал соответствующее отношение, но ходатайство потомственного аристократа окажет своё действие.
Павла осенило:
— Так вот как ты меня всегда находишь! А я-то недоумевал…
Кузьма поклонился:
— Батюшка ваш способствовал награждению меня орденом. Скорее всего — из практических соображений.
Павел сел в кресло, закинул ногу на ногу и уставился на Кузьму.
— А сколько же всего в Империи полных кавалеров сего полезного ордена?
— Двое, насколько мне известно.
— Кто второй?
— Некто Пожацкий.
— Дворянин?
— Из мелких.
— Какого свойства? Огненный, водяной, воздушный? Может быть, ледовый?
— Нет, хозяин. Из темных. Граф Домидов лично перед Императором ходатайствовал о награждении.
Павел жестом отпустил Кузьму. Получается, вот как Домидов узнал о его возвращении. Следил за ним через своего протеже. Всё подтверждает его догадку: отца прокляли Домидов и мать, им одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Мать давно была врагом отца, она поддерживала партию Витеничей ещё до замужества.
Князь позвал слугу и затребовал к себе Дилмурода, для охраны своего сна.
Снилось ему, что стоит он на тоненькой досточке, перекинутой через пропасть. Позади него стоял палач в красном колпаке с занесённым над плахой топором, впереди — воин с мечом в руке, готовый пронзить сердце князя, как только он приблизится. Павел думал, с кем лучше схватиться, как вдруг доска исчезла и он полетел в пропасть.