Вечером перед выходом в море Макаров провел совещание флагманов, на которое так же пригласили капитанов. Крейсера представляли Храбров, Рейценштейн, Иванов, Вирен, Руднев и Максимилиан фон Шульц с «Новика», прочие были с броненосцев. Кроме Степана Осиповича присутствовали все адмиралы — Молас, Витгефт, Ухтомский и Лощинский. Пехотных генералов представлял Кондратенко, осуществляющий функции координатора и посредника между флотом и армией. То, что эскадра собиралась делать в океане, напрямую последних не касалось, но учитывать действия моряков им следовало в любом случае. Кондратенко в любом случае вменялось в обязанность ознакомить армию с основными моментами, касающимися различных организационных вопросов и прочего. В данном вопросе ему помогал флаг-адъютант Дукельский.
Макаров твердо верил в победу и верой этой заразил всех адмиралов, капитанов и прочих офицеров. Совещание на «Цесаревиче» лишь усилило данный эффект, подтвердив, что командующий настроен решительно. «Макаров спать эскадре не даст» — так говорили про него моряки. То, что произошло за последний месяц, полностью подтвердило данные слова. Сегодня лишь поставили финальную точку.
До присутствующих довели все нюансы предстоящего боя. Основной план, запасной и резервный, расписали положение кораблей, строй и возможные действия при различных неприятностях. Судя по всему, начальник штаба Молас провел внушительную работу. Десять дней назад он поднял свой флаг на «Наследнике», получив под командование отряд крейсеров. Храбров с ним не сказать, чтобы полностью сработался, но и негативных чувств не испытывал. Молас был вполне типичным адмиралом, умным, трудолюбивым, но практически напрочь лишенным боевого опыта, не считая того, что он успел получить за последние полтора месяца. В работу Особого отдела Михаил Павлович не лез, ограничиваясь общим контролем. В общем, у них установились терпимые служебные взаимоотношения.
— Наши моряки умеют доблестно погибать. Я же хочу, чтобы вы научились столь же доблестно побеждать. Мне не нужны ваши смерти, мне нужны ваши победы, — так сказал Макаров напоследок, заканчивая совет.
Остаток вечера с судов снимали часть шлюпок. Толку от них было мало, зато в бою при попадании снарядов с шимозой «полыхали до небес», как метко заметил Ухтомский. Еще раньше с броненосцев убрали торпедные аппараты, которые никак себя не оправдывали и заградительные мины. Последние хранились на нижних платформах в погребах и создавали больше проблем, чем приносили пользы.
Утро 27 марта выдалось хмурым. С небес накрапывало, ограничивая видимость и создавая на горизонте туманную дымку. Ночью прошел шторм, сейчас море продолжало успокаиваться, волнение оценивалось в четыре балла. Пахло гниющими водорослями и йодом.
После утренней молитвы на «Цесаревиче» оркестр заиграл гимн, его подхватывали на других кораблей. На берегу собралась внушительная группа, а народ все прибывал и прибывал. Моряков представляли остающиеся на берегу адмиралы Витгефт и Лощинский, из пехотных генералов присутствовали Кондратенко и Белый. Отец Макарий провел торжественный молебен, люди непрерывно крестились, желая победы, здоровья и благополучного возвращения. Выстроенный на Адмиральской пристани Квантунский флотский экипаж так же сыграл гимн. Провожающие свистели, беспрерывно кричали «ура!» и подбрасывали шапки. Мальчишки, как угорелые, бегали туда-сюда, репортеры газет делали заметки, а фотографы нещадно жгли магний в многочисленных вспышках своих приборов. Вера, что нынешнее сражение способно преломить ход войны, буквально разливалась в воздухе. На мачте сигнальной станции Золотой горы поднялось несколько флагов. Два тральщика, растянув трал, вышли в море и пройдя полторы мили, завернули к югу, к бухте Белого Волка. В шесть пятьдесят развели пары, котлы прогрели, и эскадра начала движение.
Желание сразиться с японцами было так велико, что люди не могли сидеть на месте. Сотни биноклей и взоров смотрели на юго-восток, хотя до встречи с неприятелем еще было далеко.
Первым, сразу после парочки номерных миноносцев, из гавани начал величественно выходить «Цесаревич». На адмиральском мостике флагманского броненосца виднелся Макаров в простой шинели и фуражке. Рядом с ним находился его любимец, штурман Коля Азарьев, флаг-офицеры Эллис, Кувшинников и Дукельский, старший офицер Шумов, артиллерист лейтенант Ненюков, серб Драгичевич-Никшич и знаменитый художник Верещагин. С внушительной высоты мостика Макаров видел всех, и все видели его. Тысячи сердец бились в унисон со своим контр-адмиралом.
На мачтах флагмана ветер развевал общий сигнал: «флот извещается, что Государь Император повелел нам вступить в бой». Артиллерийская батарея и Электрический утес салютовали холостыми выстрелами. Среди домов временами пробегали солнечные блики — это провожали эскадру пехотные офицеры и различные зеваки. Среди них наверняка продолжали оставаться шпионы, которых Особый отдел еще не успел вычислить и нейтрализовать. Храбров надеялся, что выход в море «Севастополя» и «Варяга» станет для вражеских агентов и их начальства неприятным сюрпризом. Контрразведка трудилась не покладая рук, продвигая продуманную дезинформацию и теперь настал момент узнать, сработала ли их задумка.
Сделать японские наблюдатели ничего не могли. Их донесения в любом случае не успели бы дойти до японских хозяев, но командование подстраховалось дополнительно, закрыв телеграф до полудня.
За «Цесаревичем» ушел «Ретвизан», следом «Пересвет» с флагом Ухтомского, «Петропавловск», «Победа» и «Севастополь».
— Евгений Петрович, держитесь в кильватере «Севастополя» на дистанции два кабельтова, — приказал стоявший на мостике «Наследника» Молас. Адмирал снял фуражку и троекратно широко перекрестился. — С Богом!
Храбров находился рядом. Хорошо, что Молас не лез с мелкими ненужными приказами, осуществляя общее руководство. За ними из бухты потянулись «Баян», «Аскольд», «Варяг» и «Диана», а после канонерские лодки «Кореец», «Отважный», заменивший артиллерию «Гремящий» и сумевший добраться из Шанхая «Манчжур». Эскадренные миноносцы делились на два отряда. В их задачу входила охрана флота и атака случайных японцев. Первый отряд Матусевича уже вышел из гавани, а второй был замыкающим. Слабые устаревшие «Забияка», «Джигит» и «Разбойник», а также тихоходные канонерки «Гиляк» и «Бобр» остались для патрулирования и охраны берега. Не смогла выйти и «Паллада», которую все же подняли с мели и отбуксировали в глубину Западного бассейна. Но особенно сильно чувствовалось отсутствие «Полтавы», лишний броненосец мог помочь склонить победу в нужную сторону.
Стоявший на внешнем рейде «Новик» пропустил эскадру, а затем догнал ее и занял заранее обговоренное место.
Оглядывая набирающие ход вымпелы эскадры, Храбров поневоле задумался. Странно получалось, в прошлой истории затонул «Петропавловск» и погиб Макаров, а в нынешней все повторилось, только теперь сильно пострадала «Полтава» и утонул великий князь Кирилл. Что это? Историческая инертность? Или своеобразная компенсация, размен, так сказать, примерно одинаковых фигур? Если первое, то ничего страшного, инертность они преодолеют и выиграв войну, окончательно ее изменят. А если второе, то все становится куда серьезнее и даже опаснее. Что если Мироздание захочет компенсировать победу России тем или иным путем? Какую цену оно возьмет за новую историю? Кто погибнет, а кто останется в живых? И почему не произошло никаких дополнительных жертв после победы у Чемульпо? А они должны были появиться, если следовать данной теории.
Храбров не считал себя циничным человеком и чужим смертям никогда не радовался, но размен живого Макарова на мертвого князя Кирилла, человека пустого, тщеславного и не особо полезного для страны, целиком одобрял. То же касалось и броненосцев, тем более, «Полтаву» спасли, через несколько месяцев она обязательно встанет в строй. Это было хорошо, но то, что судьба брала соответствующую плату за подобные рокировки, в его глазах сомнению не подлежало. Похоже, изменения имели свою цену, и ее приходилось платить.
Берега Квантуна медленно исчезали за спиной. Поднимающееся солнце разогнало облака. Волнение уменьшилось до трех баллов, горизонт прояснился. Эскадра шла ходом в двенадцать узлов. Адмирал поднял приказ «Иметь пятнадцать узлов», но сразу же стало ясно, что «Севастополь» и часть канонерок стали отставать. Последовало распоряжение вернуться к двенадцати узлам.
— Скорость у нас небольшая, японцы получат преимущество, — заметил Молас, оглядывая горизонт в бинокль.
— Ничего не поделаешь. Эссен не виноват, «Севастополь» достался ему в плачевном состоянии, а он и в лучшие годы больше пятнадцати узлов не выдавал, — ответил Храбров.
— Можете не защищать своего друга, — Молас обернулся. — К нему у меня претензий нет, он прекрасный капитан.
Эскадра отошла от Артура на сорок миль, прежде чем сигнальщики на фок-марсах заметили многочисленные дымы на горизонте. Это могли быть только японцы.
— Четыре румба вправо, — подняли общий приказ на «Цесаревиче». Эскадра послушно выполнила маневр. «Петропавловск» вывалился из строя, но сумел вновь занять свое место. «Наследник» едва не налетел на корму замедлившегося «Севастополя», а сзади их чуть не ударил «Баян».
— Всех на берег спишу, крабы криворукие! — ругался Храбров, возвращая крейсер в кильватерный строй. Мало того, что они едва не опозорились на виду всей эскадры, так ведь и примета в случае невольного столкновения могла бы быть скверной — а моряки народ до крайности суеверный.
Броненосцы шли впереди, составляя ударный кулак Тихоокеанской эскадры. Крейсера во главе с «Наследником» двигались сразу за ними. Левее, отдельной колонной тянулись канонерки и миноносцы. Макаров решительно повел эскадру на встречу с неприятелем.
Храбров посмотрел на часы. Стрелки показывали двенадцать двадцать. Бинокль позволял видеть, как из далекого марева проступают вражеские суда. Они приближались тяжело, зловеще и неуклонно. Через некоторое время силуэты начали обрастать деталями, позволяя их идентифицировать. Во главе вражеской кильватерной колонный шла «Микаса» с флагом адмирала Того, позади держались «Асаха», «Фудзи», «Сикисима» и «Хацусе». «Ясима» отсутствовала, значит, ее не успели восстановить после боя у Порт-Артура. У японцев насчитывалось пять броненосцев, по данному показателю они уступали русским, но зато значительно превосходили в крейсерах. Храбров не мог физически видеть весь вражеский флот, но данные разведки говорили, что неприятель сможет выставить не менее тринадцати крейсеров. Низкие силуэты миноносцев едва виднелись среди волн, но их свора внушала уважение, они и по этому показателю превосходили Тихоокеанскую эскадру.
— Шестьдесят девять кабельтовых! — доложили с дальномера. Открывать огонь с такой дистанции не было никакого резона.
— Кажется, Того ведет эскадру на пересечку под углом девяносто градусов, — заметил Молас.
— Он хочет выйти к голове нашей колонны, прямо на «Цесаревича», чтобы раздавить ее к чертям, — взволнованно прошептал Харитонов. — Что же адмирал?
Но Макаров и сам видел опасность. Последовал общий приказ взять на пять румбов влево.
Первый выстрел, пока еще пристрелочный, сделали японцы. Малый калибр «Микасы» рявкнул и в двух кабельтовых от «Цесаревича» поднялся небольшой фонтанчик воды.
Дальномеры показывали до головного судна неприятеля пятьдесят восемь кабельтовых. Макаров не стал ждать и после десятка выстрелов, когда обе стороны нащупали дистанцию, приказал открыть огонь главным калибром. Броненосцы принялись обстреливать «Микасу», а крейсера сосредоточились на броненосном крейсере «Якумо», на котором держал флаг адмирал Деву.
Первые выстрелы с обоих сторон если что и поражали, то лишь безбрежную гладь Желтого моря. Через некоторое время пошли попадания. Шальной снаряд ударил в борт «Наследника» и заставил крейсер вздрогнуть, словно боксера, пропустившего случайный и не слишком опасный удар.
— Думаю, нам стоит перейти в боевую рубку, — невозмутимо предложил Храбров.
— Нет, я останусь здесь, — Молас говорил, не отрываясь от бинокля и не поворачивая головы. — Впрочем, вы вольны поступать как вам угодно. Будем общаться через вестовых.
Храбров едва не выругался от злости. В современном российском флоте у адмиралов и капитанов существовала какая-то прямо-таки идиотская привычка торчать во время сражения в ходовой рубке, бравируя своей смелостью и презрением к смерти. Данное место находилось выше и давало лучший обзор, но на этом все преимущества и заканчивались. И здесь дело было не в трусости, а в банальной логике: адмиралы и капитаны должны беречь себя, ради того долга, что возложен на их плечи. Они здесь не сами по себе, а возглавляют чертовски дорогие новейшие корабли и ответственны за тысячи жизней простых людей. Нельзя рисковать впустую, подобное просто преступно!
— И все же я настоятельно советую вам перебраться вниз, Михаил Павлович, — повторил Храбров, делая незаметный жест.
— Верно, незачем рисковать понапрасну, — поддержал его Харитонов, к которому присоединился Януковский и Долгобородов. Все вместе им удалось поколебать Моласа.
— Ну, хорошо, господа, Бог с вами, — наконец согласился адмирал и все вместе они спустились в боевую рубку. Вид отсюда был куда хуже, но зато моряки вздохнули спокойнее.
Эскадры расходились на контргалсах, имея дистанцию в пятьдесят три кабельтовых. Бой разгорелся по всей линии. Борта судов озарялись мимолётными вспышками и содрогались от суммарных залпов главных калибров. Обе эскадры окутались дымом от выстрелов, взрывов и оседающей сажи сгоревшего угля. На «Пересвете» и «Фудзи» синхронно вспыхнули пожары, которые так же синхронно удалось потушить. В бинокль виднелись белые суетящиеся точки суетящихся на палубе флагмана матросов.
Храбров не отрывал взгляд от оптики и пытался понять, как работают его артиллеристы. Но в том хаосе, от которого вода буквально кипела, а вражеские суда периодически содрогались от попаданий, сделать вывод о том, кто именно попал, «Наследник» или кто иной, было затруднительно. Поначалу они вели огонь по «Якумо», а затем, по мере прохождения друг напротив друга старались поразить «Читосэ» и «Мацусиму». Попадания были, но поди разберись, кому они принадлежат!
«Наследник» получил несколько повреждений. Один из снарядов разворотил кормовую ходовую рубку и вывел из строя компас, уничтожив находившихся там матросов. Второй с визгом ударил в скос боевой рубки. Моряки внутри вздрогнули от грохота и на несколько секунд оглохли.
— Все живы? — требовательно спросил Храбров.
— Так точно, но японцы неплохо шпарят! — заметил Колчак. Храбров держал лейтенанта при себе и был рад тому, что тот попросился на его корабль. Сейчас на крейсере служило трое будущих адмиралов. Если никто из них не погибнет, то и карьеры у них сложатся прекрасно. А могущественные друзья и союзники нужны всем, так что он с огромным удовлетворением пошел навстречу просьбе Колчака. К тому же, на него были виды, касающиеся службы особого отдела.
«Наследник» пока особо не пострадал, хотя надстройки, вентиляторы и мачты были испещрены мелкими пробоинами от осколков. Больше досталось флагману «Цесаревичу» и «Пересвету», где держал флаг Ухтомский. Временами их массивные силуэты скрывались среди водяных фонтанов и клубов дыма. Японские снаряды при разрыве давали целые облака дыма — зеленовато-бурого или черного. Чуть ли не каждое попадание создавало ощущение катастрофы, того, что корабль загорелся или готов пойти ко дну. От русских же снарядов появлялись легкие прозрачные дымки, отчетливо которые можно было рассмотреть только через оптику. Подобный контраст работал на японцев, создавая нешуточное психологическое давление, простым матросам наверняка казалось, что счет идет не в пользу Тихоокеанской эскадры. За своих, уже обстрелянных и вкусивших сладкий вкус победы, Храбров особенно не переживал, но надо полагать, что на остальных судах подобное зрелище настроения не поднимало. Вдобавок шимоза японцев при взрыве давала больше сопутствующего ущерба.
Возбужденный Молас уже два раза выскакивал в ходовую рубку, пытаясь более четко представить детали развивающегося боя. Рисковал он сильно, как будто мог повлиять на что-то решающим образом, но пока его авантюры заканчивались благополучно.
Эскадры разошлись, концевые корабли еще некоторое время обменивались залпами, но затем все стало стихать. Противники прощупали друг друга, не причинив никому серьезных неприятностей. У японцев имелось превосходство в крейсерах и миноносцах, а начиненные шимозой снаряды давали большее разрушение, не зря же ее так опасались. И скорость у японцев была выше, им принадлежала инициатива и они имели возможность навязывать свои условия боя. Но превосходство в броненосцах не могло не сказаться, главный калибр действовал более внушительно, да и благодаря богатырям из числа обслуги, русские орудия стреляли быстрее. Храбров не мог ручаться наверняка, но по первым прикидкам оценил бы первую фазу сражения в пятьдесят пять процентов на сорок пять в пользу своих. В целом, эта часть боя не потребовала от него никаких героических подвигов или неординарных решений, знай себе иди в общем строе и выполняй команды адмирала, изредка отдавая тот или иной приказ экипажу.
Предварительное маневрирование заняло чуть больше часа, а сама первая часть боя еще меньше. Окончательно разойдясь, сражающиеся получили возможность перевести дух и оценить потери. В четырнадцать пятьдесят на всех судах, кроме миноносцев, пробили «дробь» и команде раздали обед. Матросы ели прямо на палубах, не отходя от орудий, офицеры перекусили в рубке и на постах бутербродами и горячим чаем.