Первая группа людей вошла в черноту сферического инкубатора, когда стоны пришлого шамана стихли. Видеть обстановку они могли без лампы: демоны, прижившиеся внутри их сердец, давали способности, коими не обладали обычные хомо.
Женщины, молодые и перевалившие возрастом за шестьдесят, расступились, чтобы мужские фигуры смогли протиснуться вперед них. Только некоторые из воинственных красавиц остались недвижимы и хищно наблюдали за кривлянием незнакомца.
Раздалось привычное для Сы-водяных шипение. Голосовые связки, неплохо разработанные человеческими существами до демонического вторжения, сыграли на славу. Негромкое «ш-ш-ш» перешло в вой и посвистывание, затем разразилось рыками, галдежом языка.
— Подними ему голову и перережь глотку, — злобно прошипел демон в теле гибкого, накаченного человека.
— Вырви сердце, — посоветовала, проглотив слюну, дама в белом костюме с шифоновой маской на лице.
Пятидесятилетний мужчина пожал плечами и осторожно присел рядом с упавшим шаманом. Его лысая голова дернулась, когда он сжал рубаху Мара и секунду спустя рванул ее на себя. Глаза блеснули светом затухающего фонаря.
— Гнусная тварь, ты поплатишься за смерти братьев, — выпалил демон на местном наречии, уверенный, что убийца его не поймет, и толкнул в плечо.
Губы Мархи медленно поползли вверх и тонкая, словно бритва, улыбка легла под кровавой пеной, сочившейся из их уголков.
— Есть…Черное мясо… — прохрипел он и открыл хитрые, раскосые глаза.
Дикарь. Истинный дикарь проснулся внутри кама и теперь, движимый зовом древних тэнгри, вырвался наружу, заполнив каждую клетку невиданной ранее силой.
Мигнула вспышка. Кто-то из толпы за стеной попытался включить фонарик и этот свет осколком проник внутрь.
— Выключи! — бросил мужчина, который понял, что сражаться с незнакомцем лучше в темноте.
Махнул рукой.
Затем посмотрел на демонессу рядом:
— Передай, чтоб не зажигали огней.
— Да, — согласилась она и уже хотела повернуться, чтобы приказать, но внезапно застыла. — Он, он… — начала водяница и, задохнувшись от неожиданности, умолка.
Буро-алые зрачки врага надменно наблюдали за нависшим над ними мужчиной, рот устрашающе скалился. Вместо десятка жемчужин обычных зубов сквозь плоть губ проглядывали острые клыки.
— Что? — нетерпеливо буркнул демон подруге, все еще не отводя от нее взгляда.
Водяница ахнула и отшатнулась. Мар незамедлительно, чтобы не терять время и не упустить шанс, впился в плечо одержимого.
— Еда-а-а! — заревел он жадно на местном наречии, как только челюсти его вгрызлись в мышцы и сухожилия жертвы.
Мужчина осел, затем начал биться в предсмертной агонии, словно укус был фатальным. Основание шеи и ключица его были раздроблены в кашу, дух внутри почти перестал контролировать разум. Но жизнь все еще теплилась в пучинах безумства, мозг желал функционировать.
Женщина рядом пискнула и с невиданным ранее рвением попыталась раздвинуть нахлынувшую толпу. Убраться отсюда теперь было важнее мести: помимо телесных ран, зверь шамана мог расправиться с демоном внутри. А это было страшно. Жутко для злобного водяного, кошмарно для человека.
— Помогите! — умоляли ее глаза под маской. — Спасите, — кривились губы с потекшей помадой.
Качок в рубахе и парочка ребятишек, которые по неосторожности вышли на передовую, подбежали к раненному собрату и стали вытягивать его из рук шамана. С их волнистых волос закапали пот и роса. Слишком жарко было внутри и собралось столько народу, что кислорода почти не осталось.
Шаман прыжком поднялся на ноги, рыкнул и, размахнувшись, ударил раскрытой ладонью по спасателям один, второй раз. Дети отлетели в толпу, смягчившую падение, и на коленях уползли подальше от боя. Демон в теле двухметрового красавца пострадал сильнее: в полете он так приложился о стену, что кровь и осколки черепа разметались на погнутом от удара металле гадкой кляксой.
Толпа попятилась, но не перестала шипеть и корчить устрашающие мины. Злобные духи внутри требовали мести, а люди не в силах сопротивляться этому голосу внутри себя повиновались.
Болотный фонарь, который неотступно сопровождал Мархи всю дорогу по городу, словно почуял свою важность, и не спеша, деловито присоединился к внутреннему освещению. Он светлячком надежды заморгал над головами людей, давая шанс противникам рассмотреть и оценить мощь друг друга.
При каждой вспышке голубого света стали всплывать образы духов. Сквозь человеческие силуэты вырвались черные фигуры скрюченных, длиннопалых водяных, проклятых некогда из-за собственной жажды мести. Тень могучего шамана затмило белоснежное зверье из меха, когтей и зорких карих глаз.
Свет потух. Духи пропали. С новым взрывом искусственного солнца все повторилось.
На этот раз белый медведь не медлил, он заревел и ринулся на зараженных людей, подобно лавине. Хватал без разбору всякого и вырывал из него черные тени безумцев. Пожирал.
Люди, кто мог сопротивляться или был чуть дальше остальных, кричали, пятились. Умоляли пощадить. Единицы в панике стали прыгать на собратьев, валить на пол, а потом бездумно лезть на свободу через упавших.
Свободные от хозяев, те, которых ие-кыла спас из многодневного рабства, еще не веря своим ощущениям, отползали к стенам и, закрыв воспаленные глаза, молились, уткнувшись лицами в собственные колени. Почти полная нагота, голод и слабость волновали немногих.
А медведь продолжал расправу. Каждое мгновение было на счету, и он знал это как никто другой. Век хранителя в Срединном мире недолог, демонические отродья хоть и слабы, но могут причинить боль мальчишке, чьим отражением Я стал белый властитель.
Сквозь безумие и невообразимые вопли неожиданно раздался свист. Звук не был настолько силен, чтобы перекрыть общий фон, но сдержанная мощь имелась в нем точно: кто-то давно наблюдал за разборкой и в самый трагичный момент решил вмешаться. Ибо взрослый всегда знает, когда игра детворы зашла в тупик.
Демоны остановились. Позабыв, как секундой назад с остервенением сопротивлялись нападкам зверюги, они, как один, повалились на колени. Знак уважения или приказ, что-то заставило их подчиниться. Ие-кыла поднял взгляд с фигурок и резко отпрянул назад.
Два огненно-рыжих пса летели на него, оскалив зубастые пасти. Меж рядов костных лезвий валил пар, на мордах красовались следы минувших битв.
Медведь раздраженно мотнул головой: сдаваться демоническим волкодавам он не собирался. Не здесь и не этим прихвостням Восточных тэнгри.
Псы приземлились у ног хранителя, присели для нового прыжка. Медведь не двинулся. Хозяин вновь свистнул, стоя далеко позади. И четырехлапые демоны стрелой взметнулись на грудь добычи.
Пришла очередь белому властителю показать свою прыть, чем он незамедлительно занялся. Едва задние лапы собак оторвались от пола, как медведь разинул пасть и поймал за шею одного из нападавших в безжалостные тиски. Гигантской левой лапой он зацепил бочину другого и с силой метнул в стену. Раздался скрежет. Тело пса, отправленного в полет, расплющило до костей на том же месте, где ранее пострадал бойкий водяной.
Рыжая псина, пойманная за глотку, пискнула, закатила глаза и издохла вслед за братом-близнецом. В ее боли не было сожаления, последние секунды окрасились пустотой. Раболепная тварь не имела ами, отчего смерть ее не оставила даже пепла горести ни в одной сотканной богами душе.
На светлый круг под самый фонарь ступила, наконец, нога в высоком черном сапоге. Красная чалма выплыла следом из тьмы и затряслась от мерзкого хихиканья владельца.
Хозяин клыкастой пары поправил полы бархатного халата, вышитого по краям золотой нитью. Поднял голову, чтобы его могли рассмотреть противники и рабы. Ибо скрываться теперь он считал дурным тоном.
— Ай да встреча! Солнца тебе, внук нагваля.
Внук не ответил.
У медведя, который проснулся вместо мальчишки, неожиданно защипало в глазах, и он заморгал что есть мочи. Присев на задние лапы, ие-кыла оглядел человека. Вопросительно рыкнул. Мархи спал, поэтому спросить его помощника Асая, кто из богов прибыл, дух не мог.
Приходилось домысливать самому.
Внешности бог был заурядной: средних лет, высокий и худощавый, он выглядел уверенным в себе, даже безмятежным.
Тонкие брови, острый нос и узкие нити губ создавали удивительную геометрию лица. Ничего, абсолютно ничего выразительного и запоминающегося. Только глаза, чистый оникс, блестели насмешкой и превосходством:
— Подойти ближе, старый хранитель-баавгай?
Медведь вновь зарычал. Бесстрашие человека в красном тюрбане его разозлило. Неужто он, повидавший тысячи смертей властитель, стал настолько немощен и смешон?
— Отец, это мой товарищ с Сургуля. Не убивай, — прозвучал мелодичный девичий голосок позади мужчины и отвлек ие-кыла от яростных мыслей.
В светлое пятно вышла невысокая девушка в шляпе из ковбойского вестерна и добавила уже резче:
— Я успокою его.
Бледнокожий приобнял напарницу за плечи, нежно погладил, кивнул. То ли гордость, то ли самодовольство промелькнуло на его маскоподобном лице. Отпустив девушку, он нырнул в тень.
— Мархи, дружок, прекращай буянить, — медово промурчала незнакомка и медленно, почти не касаясь пыльного бетона мягкими сапожками из замши, приблизилась к застывшему хранителю. — П-помнишь меня? — продолжила девушка, как только расстояние между ней и медведем сократилось до нескольких шагов.
Алая маска на ее личике пошла складками от прячущейся под ней улыбки.
— Помнишь рыжую соплю с Ольхона, а?
Зверь не ответил. Человеческую речь в минуты горячки он понимал с трудом. Только чувства кама прорывались сквозь стену, отгородившую мысли двух существ, слитых воедино.
Внутри было больно. Там, где пряталась душа Мара, что-то надрывно кричало и звало, молило о помощи, но дух не давал двинуться с места. Он был главным сейчас.
Девушка подняла ножку и осторожно опустила носок совсем рядом с грозной тушей.
— Мар, ты мне нужен, — шепнула она и бесстрашно подняла ладонь к груди ие-кыла.
Животное будто ударили током: как он позволил человеку подойти? Кто он на самом деле: смиренный олень, которого ведут жертвой в лес, или хозяин этого леса?
Карие глаза налились кровью и, не дожидаясь пока поднятая рука ляжет на его шерсть, зверь молниеносно схватил хрупкое плечо и предплечье девушки в острые тиски.
— А-а-а! — закричала незнакомка.
Отстраняясь как можно дальше, она принялась стучать кулачком по мокрому носу белого медведя. Но тщетно. Ие-кыла дернул мордой, отчего марионетка в его зубах подлетела вверх. Взвизгнула. Песочная шляпа слетела с головы и приземлилась недалеко от места, где стоял человек в тюрбане.
Рыжая волна непокорных волос жертвы разметалась в стороны, заиграла огненными всполохами среди тьмы, и медведю показалось на миг, что перед ним не живая, смертная душа, а воплощение пламенного божества. Однако даже это не позволило ему бросить кровавое дело, и он продолжил вгрызаться в плоть.
— А-а-а! — снова воскликнула красавица и закатила изумрудные глаза.
Мархи, услышав крик, вынырнул из пучины борьбы с собой и неожиданно проснулся. Сквозь взгляд медведя он увидел, как девушка, так похожая на повзрослевшую Клубничку, безвольно опадает на колени, из последних сил трепыхаясь в пасти хранителя.
Дымка тут же заволокла тело медведя и как только рассеялась, в сферическом ангаре вновь появился черноглазый кам.
— Клуб… — попытался позвать он подругу, но не успел.
Удар в челюсть остановил поток слов, которым парень хотел одарить раненную.
Противником, естественно, была не девушка. След ее простыл сразу, как Мархи принялся перевоплощаться. Место на передовой занял иной: человек в тюрбане — хозяин демонов.
Внутри Мара заклокотало, и опять человек превратился в двухметрового хищника, почуявшего от хозяина псов скрытый ранее запах Нижнего мира. Долгие минуты созданию удавалось скрывать истинную сущность и прятаться под маской ироничного гордеца, но постепенно тонкая грань стерлась, и воздух наполнился вонью разложения.
Красная лощеная ткань на голове начала распускаться, виться лентой по напряженной статуе, в которую обратился человек в тюрбане. Упала у ног. На ие-кыла со лба и макушки взглянули три пары черных бусин-глаз. Блестящие, выпуклые, они напомнили отполированные драгоценные камни. И толь заметное шевеление и ресницы подтвердили, что наросты живые, часть организма.
Как только последний виток был раскручен, человек встрепенулся и взмахнул руками. Его движения, отточенные и быстрые, словно бритва парижского цирюльника, превзошли медвежью и маровскую прыть вдвое. Даже закиселенный воздух едва успевал расходиться перед телесной молнией, которой он уподобился.
Бояться и прятаться хозяин демонов не собирался. Напротив. На шахматной доске Сы он явно был королем, каму же досталась скромная роль пешки.
Не успел медведь замахнуться, как противник оказался позади и ударил его по спине чуть ниже лопаток. Прошла секунда. Восьмиглазый вновь появился перед зверем и издал гремящий звук, которым обычно пугают противников ядовитые змеи.
Медведь качнулся на задних лапах, но устоял.
Скорость лжечеловека была непомерно высокой. Такую белому гиганту сложно развить. Даже в лучшие времена, когда ие-кыла жил свободным духом земли, бег приносил ему мало удовольствия, теперь же в теле Мара надобность в спешке и вовсе пропала. Он разленился.
Пока зверь раздумывал над поимкой добычи, противник расстегнул пуговицы халата и, растянув губы в противно-слащавой улыбке, начал расти. Руки с тонкими пальцами покрылись щетиной, затрещали костями. Лицо разлезлось, словно созревшее тесто, изо рта показались два отростка. Они тут же покрылись панцирем и округлились парой изогнутых шотел.
— Небесный синьор! Что это?! — заверещала одна из очнувшихся женщин Сы.
Ее голые ноги безвольно подогнулись, и она едва успела схватиться за погнутый металл стены, чтобы не упасть и не разбить колени. Другие люди испуганно уставились на магических существ, не понимая, куда бежать и где спасаться от демонов и чудовищ, захвативших город.
От одной из поврежденных капсул раздался крик:
— Пошли вон, гадкие твари!
Люди не двинулись.
Окровавленная девица приподнялась и с ненавистью метнула из темноты металлический предмет. Присев обратно в укрытие, она завопила толпе:
— Ща рванет!
Больше уговаривать не пришлось.
Скопление десятков и более человек метнулось к выходу. Даже старики и раненные не остались дожидаться смерти. Испуга и капли инстинкта самосохранения хватило, чтобы добежать до кустов роз и аукубы за пределами ограды и скрыться в их спасительной зелени.
Затрещало. Медведь оторвал взгляд от проносящегося мимо пожилого господина без портков, но в отполированных сапогах, и сосредоточился на враге. Тот рос и крепчал, покрываясь жесткой хитиновой кожурой. Из-под халата показались два выроста, зашевелились.
Разминались они недолго, немного погодя основания коснулись земли и образовали вполне сносные ноги паука. За ними проросли и другие.
Паук! Так вот, чей запах почуял хранитель! Конечно. Резкий, с примесью серы и горечью жженого угля. Это точно был он.
А кто в мире духов имел ядовитый смрад подземелий? Кто спускался в самые недра планет, подземелий?
«Ата Улан», — пронеслось в голове хозяина тайги, и он опасливо отошел от громадины, в которую превращался главный Восточный тэнгри.
Четыре передние ноги бога совсем скоро слились с конечностями нижними, которые не принадлежали ни арахнидам, ни гуманоидным существам. Покрылись шерстью. Черными полосами на рыжем подшерстке.
Спина и две когтистые лапы, наконец, приобрели тигроподобный вид и прекратили расти. На паучьей морде победно сверкнули восемь глаз, бравадно защелкали подвижные хелицеры.
И, произошло то, чего так желало божество тьмы: противник сдался и склонился перед ним еще до начала сражения. Никто. Абсолютно никто не сравнился бы с тэнгри Востока в мощи и величии. Даже Мала не смел показать носа из обители с той поры, как пропала Эдуген. А остальные божки… Тем паче. Клоуны и напыщенные пустышки, место которым не в Верхнем мире, а на дне глубочайших океанов, смирились и опускали глаза, только услышав его имя.
Что уж говорить о духах.
— Пш-ш-ш-р-р, — заклокотало в горле тэнгри, когда его неожиданно затрясло и повело в сторону.
Заскрежетал металл.
Огромное тело пробило купол постройки и, разворотив половину стены, вылетело наружу. Следом из тьмы, прямо через эту дыру, вышел белый медведь размером с пятиэтажную хрущевку и стряхнул с лапы гадкий запах арахнида. Не дожидаясь ответа, он вновь встал на все четыре лапы и ринулся на Улана.
Бог поднялся. Только вознамерился сделать прыжок, как медведь ускорился, буквально превратившись в снежный буран, налетел на него и повалил на мокрую землю брюхом вверх.
— Как? — зачавкал развороченный рот повелителя. — Как посмел?
Медведь вдавил морду уродливого тэнгри в грязь и самодовольно фыркнул. Говорить он не мог, но мыслить — вполне.
— Мои помощники — северные ветра, мои владения — безбрежны. Думаешь, повелитель вечной мерзлоты боится смерти? Не-е-е-т, лошадиный хан, она — моя подруга.
— Ты — хранитель, а не эжин, не повелитель, хр-ш-ш, — выдавил Ата Улан, пока его морда погружалась в мягкую почву.
Медведь с силой нажал на нее, не давая божеству шанса опомниться.
Раздался свист. И вместе с ним на спину ие-кыла опустилось с дюжину хлестких ударов. Что это было, он сначала не понял, только освобождать добычу под натиском новых нападок не собирался. Белому зверю казалось, что он победил. Несмотря на кровь, растерзанную плоть, он сумел поймать бога в тиски. А разве это не подвиг, достойный песни шаманов?
Достойный, если бы тэнгри признал поражение. Но «если бы» не состоялось.
Улан снова и снова взмахивал своим тигриным хвостом и бил что есть мочи иглами, спрятанными в шерсти, по спине и позвонкам хранителя. Меж пушистых полос повелителя демонов все ярче разгорался огненный факел, который опалял медведя и заставлял реветь от боли. Еще немного и зверь бы не выдержал, повалился с противника бездыханной громадиной, однако этого не случилось.
Внезапно небо Сы озарились светом полуденной звезды и заиграло золотисто-алыми переливами. Из-за левого плеча ие-кыла поднялся огненный вихрь, и мало-помалу пожрал пространство своим жутким, но прекрасным огнивом.
Дунул ветер. Громадные крылья взметнулись вверх, заслонив собою полнеба. Нечто грациозное, по-змеиному элегантное закружилось в небесах.
Горячий порыв долетел до воюющих гигантов, развернул и завертел их в воздухе, словно пушинок. Вселенная побелела, раскалилась до температуры звездных светил, и ие-кыла, не в силах перенести болезненную резь в глазах, зажмурился.
Прошла секунда, другая, стало прохладней. Красные пятна за веками начали исчезать, и на их место пришла умиротворенная чернота.
Медведь открыл глаза и осмотрелся. Ни тэнгри, ни огня уже не было. Только скелет разбитого ангара, стекла капсул и повлажневшая земля Сы с отпечатками недавней борьбы, рытвинами и невообразимыми колдобинами.
Из кустарников выглянули лица людей. На многих читались безмерный, на грани сумасшествия ужас и безнадежность.
Мальчик лет десяти потрепал маму за ночную сорочку и почти шепотом сказал впопыхах, чтоб другие не услышали и не поняли:
— Мама, ты говорила, что люди — главные во Вселенной. Нас любит Небесный синьор. Это неправда, мам, ты обманывала меня. Мы — червяки для таких, как они, — он указал на уменьшающегося в размерах белого полубога. — Как для нас червяками были водяные.
Женщина прикрыла лицо бледно- серой тканью, так как завет древних запрещал ей обнажать прекрасные черты чужакам, но сразу же опустила руку и заплакала. Сейчас после пережитого ей вдруг показалось, что сын прав.