Для Макса наступила горячая пора.
С утра позвонил Ромка, как обычно сонный, словно муха весной, и пожаловался, что не смог залутать город, так как в самый разгар игры зашел дед и вырубил комп.
— Да, жиза, — согласился Макс.
— Сегодня идешь в шарагу? — поинтересовался одноклассник, чавкая в трубку чем-то съестным.
Подросток ухмыльнулся и коротко ответил: «Нет». Как-никак у него день рождения и в такой день идти на учебу — грех. Посмеявшись, парни распрощались.
Макс сел перед монитором, надел наушники и включил загрузку Скана. Пока загружалась игрушка, он достал чипсы из ящика стола и зажевал хрустящие куски картошки. Теперь жизнь не казалась такой отвратной, как минуту назад, и парнишка забубнил назойливую попсовую песню, которой заразился от девчонок из школы.
Комната Максима Оциолы мало походила на обитель знаний или спальню хорошего мальчика из приличной семьи. Изрисованные граффити обои серели 3D изображениями черепов, мертвых животных и непонятных рун. Среди многообразия образов самым ярким была птица. Она стояла на мощных лапах в центре стены, над кроватью художника, и вглядывалась черными бездонными глазами туда, где покоилась его голова в часы отдохновения. Огненные крылья хищницы были раскрыты и доставали перьями до бледно-голубого потолка с лепниной в стиле барокко.
— Лучше бы порисовал. Альбом уже пылью покрылся, — посоветовала мама, встав за спиной игрока.
Максим проигнорировал слова и уставился на иконку загрузки.
— Хватит делать вид, что оглох. Папа пришел!
Лина не выдержала и смахнула наушники с головы сына. Макс чертыхнулся. Он надеялся, что одиннадцатилетие пройдет без назойливого папаши. А тут такой зашквар. Корчить радостную мину и болтать с человеком, которому ты как собаке пятая нога — дело унизительное.
Максим родился седьмого сентября, когда отец, тоже Максим, сидел на совещании в высотке Москва-Сити и пытался уломать партнера открыть очередной ресторан в Краснодаре.
— Да, тебе не расширение нужно, а поездки в город, где живет любовница и новый наследник. Так и скажи, хватит комедию ломать, — разозлившись на доводы Максима Исаева, рявкнул слишком проницательный коллега и закурил сигару.
— Даже если так, прибыль от французского ресторана в столице Кубани никто не отменял. Это золотой проект, я тебе говорю, — бросил мужчина.
Спорить для предприимчивых коллег было привычным делом, иначе успешный бизнес не построишь. Ум, смекалка и безудержные амбиции отличали двух парней, когда бизнес открывался. Из пяти учредителей остались только они. Остальные либо спились, либо погибли, либо спились и погибли, крайне точно соблюдая последовательность действий.
— Лады, твоя взяла, — после долгого молчания согласился товарищ и затушил вонючую кубинскую гадость.
С тех пор Исаев приезжал к Лине и сыну каждые полгода, не боясь уличений жены. Красивую и кроткую любовницу все устраивало, его — подавно.
Дома, в двухэтажном коттедже жила высокая, накаченная гиалуронкой жена Лиза, дочь известного и крайне авторитетного адмирала, и его собственная дочь, Вероника, блондинистая малышка с инстаграмным профилем и сумками от Louis Vuitton. В Краснодаре же неусыпно ждала встреч милая светловолосая Лина.
Мальчик, как две капли воды похожий на Макса, не считал Исаева частью своей жизни и с первых встреч невзлюбил чужака. Глаза, раскосые, азиатские, единственное наследство от предков любовницы, зло посматривали на отца, когда бы тот ни появлялся.
Сегодня как раз наступил день икс, когда Макс-старший прилетел в Краснодар и решил зайти на праздничный обед к отпрыску. Усталая Лина по обыкновению копошилась на кухне и накрывала на стол. Кудахтала над салатами и любимым лакомством ребенка: круассанами со сгущенкой. Увидев гостя, она побросала дела, обняла мужчину, звонко чмокнула того в щеку. Помедлив, попросила Макса подождать в гостиной, пока она позовет ребенка. Пускать мужчину в комнату было бы неосмотрительно. Во-первых, подросток мог не сдержаться и выгнать родителей, что доказало бы ее несостоятельность в роли матери, во-вторых, мрачная обстановка и раскиданные вещи показали бы на неряшливость жильцов квартиры.
— Извини, Макс, сынок только проснулся, поэтому может ворчать.
Исаев кивнул и разлегся на кожаном диване. Постучал пальцами по аквариуму на дубовом столе. Вода тихонько зажурчала пузырьками.
Прекрасное, тихое место убаюкивало.
Бизнесмен провел рукой по итальянской коже и вспомнил, как дарил мягкую мебель пару лет назад, когда старые пожитки, доставшиеся Лине от мамы, ожидаемо развалились.
Все в квартире было куплено им. Скрывать очевидный факт не имело смысла. Тем более в минуты, когда Лина позволяла себе высказывать неразумные претензии. Намек, что без его финансов воспитательница детского сада жила бы куда хуже, заставлял красавицу умолкать и идти на уступки.
Исаев закрыл глаза и тут же провалился в сладкую негу. Сквозь сон он неожиданно услышал приветствие сына:
— Ну, привет. Чего пришел?
Дремоту как рукой сняло. В голове зашумела кровь.
— Щенок! Страх потерял?! — завопил Макс-старший и вскочил на ноги, чуть не опрокинув аквариума. Его начало трясти.
Мальчишка, обронивший фразу, стоял в дверях и ухмылялся. Он знал реакцию отца, но отказать себе в удовольствии позлить воскресного папашу не мог. Тем более за спиной стояла и нервно теребила халат мать.
Пусть, в конце концов, знает, с кем связалась.
— Я научу тебя взрослых уважать! — выкрикнул Исаев и залепил пощечину Максу-младшему.
От удара парня отшвырнуло к косяку. Послышался глухой звук, который обычно бывает при ударе черепа о твердую поверхность.
Лина взвизгнула, поймала в объятия раненого, и, что-то шепча, повела в спальню. Ее парни не впервой сцепились из-за пустяка, однако раньше Макс не трогал сына. Крик и оскорбления — да, частенько раздавались в квартире, но на этом все прекращалось.
В комнате женщина положила сына на кровать и накрыла пледом. Мальчишка не проронил ни слова, с каменным лицом отвернулся к стене и затих. Мать знала, что он страдает. Физическая боль, чувство ненужности и одиночества слились в худом теле подростка с ненавистью к человеку, которые не любил, не уважал их маленькую семью.
И зачем? Зачем она оставалась с Исаевым все эти годы? Страх перед неизвестностью? Неверие в себя? Любовь?
Какая теперь разница. Итог ее решений лежал рядом: искалеченный мальчик одиннадцати лет.
Не в силах вынести душевных терзаний, Лина направилась на кухню. Что-то нужно было делать. Срочно и незамедлительно. Только это смогло бы спасти ее от истерики и от желания вышвырнуть любовника из квартиры вместе с его самодовольством, запахом элитной туалетной воды и домашними тапочками, которые стоили в два раза дороже самого нарядного платья Лины.
— Сладкая, — услышала она сзади ласковый баритон подлеца и резко обернулась.
Макс, как ни в чем не бывало, тянул руки к ее талии, чтобы прижать податливое тело и насладиться минутами свободы.
— Отстань! — выкрикнула она и услышала грохот в коридоре.
Пара торопливо выглянула из комнаты.
Входная дверь медленно отворялась после мощного удара о косяк. Кроссовок Макса-младшего, как и рюкзака, на месте не было.
— Доволен? Добился своего, эгоист?! — завопила Лина.
Уткнувшись лицом в ладони, она громко зарыдала. В эту минуту молодая женщина впервые возненавидела себя. Эгоистом был не Макс, эгоисткой была она, всю жизнь прятавшаяся за плечо старшего. Сначала этим человеком была мама, властная дама со стальным характером, а после похорон ее заменил Исаев, сильный и бескомпромиссный бизнесмен, уверенный в своем превосходстве.
Пока Лина занималась самобичеванием, Максим Оциола, подросток одиннадцати лет, мчался по лестнице, чтобы как можно скорее оказаться подальше от родителей и их тараканов.
— Ромаш, через десять минут буду, выходи, — крикнул он по ходу в трубку другу и пробежал очередной пролет.
Многоэтажка, где они проживали, находилась в двух кварталах от гимназии, поэтому дойти до одноклассника так быстро ему не составило бы труда.
Спустившись на пару ступеней, парнишка отвлекся. Телефон, как назло, не захотел залезать в карман, и Макс принялся с усердием пихать аппарат в узкую тканевую полость. Человеческая тень мелькнула рядом с перилами, кто-то ощутимо задел плечо подростка.
— Извините, — буркнул Оциола и обернулся, чтобы взглянуть на поднимавшегося.
На верхних ступенях никого не оказалось.
Смутившись, Макс ускорил шаг. Призраков и демонов из фильмов и игр никто не отменял. Мало ли какая дикость шныряла в элитной новостройке и ждала случая пообедать человеческим детенышем.
Накрутив себя страшилками, Макс вылетел из подъезда, словно ошалелый орангутанг. На улице оказалось тепло и солнечно. Гуляли старушки с собаками и мамочки с малышней. Первые пожелтевшие листья шелестели от легкого ветерка и тихо падали на деревянные лавочки. Ничто не предвещало начало Армагеддона.
Люди и шум машин успокоили именинника, и он неспешно побрел к гимназии.
Бакинская 25 располагалась совсем близко от городского парка. Кованые ворота, разноцветные клумбы с флоксами и петуниями, улыбчивые дети на фото у крыльца располагали гостей к соответствующему настроению. Гостей, но не гимназистов, многие из которых презирали родные пенаты похлеще утренней овсянки и первомайских выступлений местных звезд.
Напротив гимназии, через шоссе, стояли гаражи. Часть из них давно разрушилась и больше походила на руины советского постмодернизма, другая часть была перестроена и обновлена. Предприимчивые собственники использовали постройки в качестве складов и ремонтных мастерских.
Макс и Ромка договорились встретиться именно там. Школьники частенько терялись среди землянок, дабы спокойно покурить или устроить драку между главными задирами классов.
Сегодня Макс планировал преступление номер один. Для этого он вытащил из портмоне отца помятую пачку и запрятал в карман джинс несколько сигарет.
Друга еще не было. Парнишка вышел к заброшенному гаражу с надписью на воротах «Вход воспрещен». За обвалившейся стеной из красного кирпича он сел на импровизированную лавочку, закрыл глаза и, наконец, выдохнул.
— О, кого я вижу!
Рыжеволосый, веснушчатый Ромка похлопал Макса по плечу и присел рядом. От резкого приседа кудри первого подпрыгнули.
Макс, не открывая глаз, вытащил сигарету и подал новоприбывшему.
— Нее, не в кайф. У меня есть кое-что поинтереснее.
Оциола поднял веки и с насмешкой уставился на Ромку. Тот был известным сказочником и частенько заливал истории, над которыми потешалась вся гимназия. Так что ж он придумал на этот раз?
— Колись, френд. Что притащил?
Рома, по очевидной причине прозванный Рыжим, вытащил самокрутку из газетной бумаги и подал однокласснику.
— В честь дня рождения презентую вкусняшку!
Макс недоверчиво покосился на «вкусняшку», поджал губы. Мало ли что принес друг. Чай, полынь или другую гадость, чтобы прикольнуться. Проверять парню совсем не хотелось.
— Кринж словил? — засмеялся парень. — Не боись, натуральная вещь. У старшего братана стырил.
Ромка подпалил самокрутку и смачно затянулся. Слегка закашлявшись, он подал папиросу Максу. Бледные щеки подростка порозовели, и глаза заблестели ярче обычного.
Максим взял подарок и последовал примеру товарища. Раз Ромка не побоялся пробовать эту гадость, то ему сдрейфить никак нельзя. Вдохнув едкого дыма, совсем непохожего на тот, к которому он привык за полгода посиделок за гаражами, парень кашлянул и зачесал нос.
Голова внезапно закружилась, ноги стали ватными. Парень слегка испугался, попытался подняться, но не смог. Мир вокруг резко изменился, калейдоскопом переворачиваясь в новых, неизведанных комбинациях.
Из-за развалин показалось белое существо, похожее на зефирину, и медленно подплыло к ноге Макса.
— Ты тоже его видишь? — взвизгнул Макс и толкнул в плечо Ромку.
— Кого? — удивился тот и совсем глупо, по-детски рассмеялся.
Из пожухлой травы гаража напротив высунулось с десяток таких же существ. Белесые тельца, толкаясь и сбивая друг друга, двинулись в сторону ребят. Вместо глаз и ушей, крошечные твари имели углубления в форме воронок, во рту виднелись острые, почерневшие зубки.
Первый зверек поднялся до бедра Макса, злобно пискнул и прижался ртом к правому локтю.
Мальчик вскрикнул от резкой боли и испуга, схватил хищную тварь и попытался оторвать от руки. Безуспешно. Челюсть зефирины, сродни ротовому аппарату пиявки, вгрызлась в кожу и начала медленно высасывать живительные соки.
Подросток подпрыгнул на месте, стал крутиться, извиваясь всем телом, словно змея. Что делать, он не знал, а друг помогать не собирался; лишь сильнее смеялся при виде его кривляний. Определенно Ромка не видел того, что лицезрел Макс, иначе бы не вел себя так беспечно.
— Пора, Мар, пора, — затрещали неприятными, деревянными голосами остальные зефирины. Заволновались, задвигали пухлыми отростками конечностей.
Скрипучие голоса, издаваемые ими, мало походили на людскую речь, но Максу почему-то были понятны слова, которые они выкрикивали.
«Это они ко мне обращаются? Почему Мар?» — подумал подросток.
Электрические импульсы в мозгу замедлили свой бег до минимума. Видимо, наркотик в самокрутке возымел действие на организм, но то, что злобные твари были плодом его фантазий, Оциола отверг. Больно живыми и реальными казались зефирные человечки.
Стиснув пальцами противоположной руки белесую пиявку, парень рванул скользкое тельце влево. Раздался писк. Тварь оторвалась и взорвалась в руке, словно тюбик с пастой. Холодная жижа внутренностей поползла по коже неприятными зудящими соплями.
— А-а-а-а, — закричал Максим, стряхивая гадость.
Ромка, который вот уже минут пять хохотал над товарищем, смахнул слезы с глаз и почесал заболевший живот. Таким Макса он никогда не видел и это немного пугало. Хотя и было смешно до колик.
Обычно сдержанный, Оциола заставлял одноклассников трепетать от страха. Своим приходом он производил эффект взорвавшейся бомбы: все ребята, кроме Ромки, пугливо прятали глаза и усаживались как можно дальше от пассивного агрессора. Получить оплеуху или разбитый нос от Маска было делом привычным даже для девочек, стоило спросить про его семью или назвать Мышью.
То было до сегодняшнего дня. Сейчас же Максим походил на загнанного зверя.
Мышино-серые волосы, из-за которых его нередко обзывали в младших классах, растрепались и взмокли от пота, в черных глазах застыл ужас. Кожа смуглая с красными точками подростковых прыщей побледнела.
Схватив рюкзак с земли, испуганный парень метнулся к дороге. Кирпичи под ногами, пожухлые кусты ничуть не смущали беглеца. Он перемахивал через преграды молодым сайгаком. Летел, что есть сил. Когда показался забор гимназии, и до асфальта осталось не больше десяти шагов, в груди кольнуло.
Земля закружилась и рухнула.
С усилием открыв глаза, Макс понял, что это не земля упала ему на голову, а он свалился на нее и не может пошевелиться.
Прошла секунда, другая. Тьма окутала подростка, и он отключился.
В следующий раз, когда Оциоле пришлось поднять усталые веки, земли под ним не было. Точнее, ее заменила кровать с дурацким покемонным бельем трехлетней давности и мокрой от пота подушкой.
Родная спальня встретила парня не особо приветливо. В ней находились трое: набыченный папаша с мамой и мужчина в белом халате.
Врач хмыкнул.
— Будет жить. Не волнуйтесь, — начал он и бросил укоризненный взгляд на кровать. — Выйдем. Пусть отдохнет.
Когда дверь захлопнулась, Макс спустился с потертых простыней и на цыпочках подошел к двери. Голова перестала кружиться, и уже почти не тошнило. За здоровье он не беспокоился. А вот отношение доктора встревожило не на шутку. Интересно, что он скажет предкам?
За дверью кто-то кашлянул. Мать шмыгнула носом.
Низкий, старческий голос начал поучительную лекцию:
— Легкие наркотики в виде самокруток — это только начало. За мальчиком надо следить. Знаете, какие изменения в мозгу от этих вещей? А-а-а, не знаете. А я вам скажу: через год-другой не узнаете своего пацана: двойки, девиантное поведение, рукоприкладство.
После слов о рукоприкладстве мать ожидаемо заныла и начала всхлипывать чаще. Отец выругался.
— Соберитесь, женщина. Не время плакать, надо действовать, — продолжил противный старикан. — Вот номер нарколога. Детьми не занимается, но, может, что посоветует. Мне бы тоже вас зарегистрировать, мало ли.
Папаша резко прервал доктора:
— Василий Иваныч, мы-то вам позвонили для того, чтоб история осталась секретом. А вы регистрировать собрались. Нехорошо. Сколько с меня? Тысячу, две?
Старик помедлил.
— Максим, побойтесь Бога. Таких расценок лет пять, как нет.
— Евро, Василий Иваныч. Вы неправильно поняли.
На этот раз знакомый отца довольно заурчал. Максу показалось, что улыбнулся. Зашелестели бумажки.
Не успел Макс добежать до кровати, как дверь открылась и в комнату вплыла Лина. Большие грустные глаза с беспокойством проследили за движением сына, прячущимся под одеяло. Послышался вздох.
Не в силах больше держаться на ногах, мать сделала несколько шагов к кровати Макса, отчего тонкий халат с веткой сирени, расцветающей на подоле, заиграл светом заходящего солнца. Села на самый краешек.
Уголки губ понуро опустились.
— Перестань, мам. Уже все нормально, — прошептал Макс, выглянув из-под одеяла, и протянул к ней руку.
Лина разомкнула губы, чтобы ответить гневной тирадой, ибо ничего нормального в сигаретах, побегах и хамстве она не видела, но ее прервал стальной голос Максима-старшего.
— Нормально? Ты куришь за гаражами! Это нормально? Опозорил меня, мать, и это тоже нормально? Неблагодарный выродок, — последние слова он произнес с таким отвращением, будто говорил не о своем ребенке, а о паразите или неизлечимой болезни, которая вызывает мучительные нарывы и распространяет вонь.
Макс вскипел из-за грубости папаши, все нутро его начало клокотать и гореть. Он вознамерился препираться с Исаевым до конца, чтобы хоть на время заглушить душевный вулкан, который то и дело вырывался в последние годы.
Как смел предатель и лжец поучать? За что такая несправедливость?
Брови парня сошлись к переносице. Губы искривились в немой истерике. Рот открылся, чтобы выплеснуть ушат грязи, но… Тут же закрылся обратно.
Из-за левой ноги Максима-старшего выглянула гиена.
Рыжее, с черной мордой и пятнами на холке, несуразное существо сидело чуть позади человека и чавкало приплюснутой челюстью. Слюна тонкой струей спускалась по подбородку и капала на бежевый ковер.
Животное посмотрело на подростка, неприязненно повело мордой и пискнуло.
Звук был незнакомым, резким, такого парнишка еще не слыхал, но ему показалось, что гиена чем-то недовольна. В недовольстве своем она была до крайности категорична потому, что секундой спустя издала свистящий рык и подняла верхнюю губу.
Максима пробила мелкая дрожь.
Для одного дня количества галлюцинаций было предостаточно. Мало того что в гаражах разгуливал зубастый зефир, так теперь по квартире шастала зверюга из саванны с осуждающей миной и зубами настоящего хищника.
Конечно, если он начнет тыкать пальцем и кричать про гиену в комнате, его, сто процентов, отправят в дурдом. Поэтому ничего не остается, как переждать и затаиться.
Разумней было молча смотреть на африканского гостя и ждать, пока он уйдет по собственному желанию.
Когда это случится? Наверное, как пройдет действие наркотика, или когда гиене надоест гостить в многоэтажке…
Пока Макс-младший раздумывал над поведением зверя, старший, не замолкая, горланил о своей участи отца. Он столько времени и денег потратил на отпрыска, а тот вел себя так, будто забыл, благодаря кому существует на земле. И существует, надо сказать, вполне сносно. Велосипеды, сноуборды и самокаты, компьютеры и планшеты менялись в арсенале парнишки со скоростью света. Все, что хотел, на что указывал в магазине, покупалось незамедлительно. И каков итог?
Исаев замолчал и смахнул капли пота со лба. Красивое лицо его покраснело от возмущения и переизбытка тестостерона.
— Итог один: неуважение! Но на этот раз ты получишь по заслугам! — выкрикнул он и расстегнул ремень из хорошо выделанной змеиной кожи.
Как только язычок выскочил из отверстия, сидящая гиена поднялась.
Лента скользнула из шлевок, и зверюга, словно услышав чей-то приказ, заверещав, прыгнула на кровать. Матрас тяжело провалился, но ни мать, ни отец этого не заметили. Один все так же, как и раньше готовился задать ему взбучку, а другая, потупившись, рыдала.
Не в силах сдерживаться, Макс подскочил.
Бежать было некуда. На кровати расположился падальщик, который безотрывно следил за каждым движением парня, а на полу стоял гневливый родитель с ремнем в руках.
Забившись в угол, паренек зажмурился и прикрыл руками лицо. Его ждала смерть или побои, но так или иначе, выбирать приходилось из плохого и очень плохого. Пускай решит судьба. На все ее воля.
Гиена подняла верхнюю губу выше, меж желтых зубов появилась слизь, которая запенилась и полилась на одеяло густыми каплями рвоты. Что-то неестественное, потустороннее было в этом действе, мертвое до глубины естества. Будто в дом притащили гниющую рыбу.
Да, так и было. Разве нет?
Наконец, Макс осознал.
Зверь, который готовился в любую секунду наброситься и разорвать жертву, не относился к миру живых. Мутные глаза и трупная вонь выдавали в нем нечто иное.
Марионетка, вот что явилось перед внуком Асая. Зомби, которым управляла злоба отца.
«Неужели дед и вправду видел такое?» — пронеслось в голове Максима. Зрачки расширились. Ошеломленный, он не удержался на краю кровати и, запутавшись в ткани, повалился на подушку и стол, что стоял впритык к изголовью.
Исаев, который занес ремень, чтобы как следует отстегать непослушного юнца, в ту же секунду рванул к телу парня, испугавшись за его голову, летевшую прямо на край крышки. Поймав мальчика, он выдохнул от облегчения. Всего на секунду. Пока не заметил алые потеки на руках.
Кровь. Повсюду была кровь.
Нет, Макс-младший не долетел до стола. И в постеле не было намеков на твердые предметы. Просто из ушей, глаз и носа одиннадцатилетнего паренька беспричинно потекли струйки горячей жидкости. Пятна безобразно расплылись на синем рисунке постельного белья.
Лина с обезображенным от ужаса лицом метнулась на кухню за салфетками.
Где-то поблизости загудел в истеричном звонке мобильный. В коридоре, вторя собрату, пискнул планшет. Даже заранее отключенный айфон Исаева тревожно завибрировал в кармане. Электроника сошла с ума в тот самый миг, как из паренька хлынули потоки.
— Что за черт? — задал в пустоту вопрос мужчина и сильнее прижал тело сына. Как ни был он зол на сорванца-подростка, но такого не желал никогда.
Бледный Макс что-то зашептал и начал мотать головой. Присмотревшись, Исаев понял: тот в обмороке.
Для людей из Срединного мира этот припадок был реальным, ведь Максим не играл. Он в самом деле отключился, бессвязно лепетал бессмыслицу, закатывал глаза и невпопад дергал конечностями.
Для самого же парнишки реальность исчезла, и ее место заняло нечто иное. Грезы, вымысел, далекие вселенные сплелись в беспорядочной круговерти ирреальных событий, заставили лицезреть то, чего не могло быть на Земле.
Открыв глаза в своем новом сне, Максим увидел, что все также лежит на кровати, родители недвижно сидят в ногах. Вместо вычурно-немодного потолка, который так любила мама, висит перевернутая комната. Нет, не комната, зала. Бальная зала из фильмов о гусарах, дворянских барышнях и русском царе.
Пол комнаты-спутника стал потолком и складывался из мраморных плит, подобно шахматным клеткам. Он блистал, начищенный до состояния зеркала, от сотен свечей в канделябрах. Белые колонны у стен упирались капителями в пустоту там, где когда-то висели карнизы. Арочные окна, статуи дам и воинов, розовые кусты на подоконниках — все в перевернутом мире сияло совершенством и роскошью. Все, кроме человека в центре залы.
Он пугал.
И причиной этому была столь явная вещь, что бежали мурашки.
Высокий и широкоплечий, он принадлежал к расе химер. Получеловек-полуживотное; имитация разума и души в знакомом образе двуногого походила на венца природы довольно сильно, если не замечать отдельные черты.
Опасным или дружелюбным был новый гость галлюцинаций, сказать затруднился бы любой, но массивный торс и лапы с изогнутыми когтями устрашали. Хищник в военном мундире вот, кто предстал перед парнишкой.
Тряхнув головой, офицер поднял голову и посмотрел наверх. Взгляды пары встретились. Каким бы грозным ни показалась химера вначале, но Оциола понял, что на него смотрят глаза разумного создания, не мертвые и пустые, как у гиены, а живые, с озорным блеском, хитрецой.
Паника тут же отступила, уступив место любопытству и какой-то невообразимой приподнятости настроения.
А создание, тем времени, неспешно изучило черты лица дитя и, также успокоившись, расслабилось. Белая шерсть на макушке легла на место, разгладилась.
— Пора, друг, пора, — неожиданно проговорил зверь басом, повернулся и зашагал к выходу.
— Куда?! Куда пора, ие-кыла? — закричал ему вслед Максим, подскочил на постели и потянулся к офицеру с мордой обычного белого медведя. Тот, словно не услышал вопроса, хлопнул створками дверей и исчез в пустоте.
Душа Макса треснула, больно заныла. Химера, которую он впервые увидел несколько минут назад, стала вдруг такой родной. Ее сила и мощь, неизмеримая стать придала храбрости мальчику, заставила расслабиться даже сейчас, в обстановке незнакомой, абсолютно чуждой.
Почему ие-кыла? Что это? — вспомнил он свои же оброненные вопросы и с тоской посмотрел на закрытую дверь. Ответить ему смог бы только один человек. Тот, которого не стало семь лет назад. Колдун, шаман и дедушка Макса, — старый Асай знал все о мире духов. И белого медведя он тоже мог знать.
Парень чуял, что без помощи деда и белого медведя жизни в реальности ему не будет. Гиены, белые паразиты — это лишь начало, и дело не в наркотиках, дело в нем. Что-то проснулось внутри Макса. То чего боялась Лина и чем гордился старый Оциола.
Куда ты, ие-кыла! Вернись, — услышал Макс свой же голос издалека, открыл глаза, наполненные слезами и понял, что лежит на постели в полной темноте.
За окном мерцали звезды, лаяли местные псы во дворе, а в ногах, где в фантазиях сидели восковые фигуры родителей, свернувшись калачиком, спала мама. Ее посапывание навевало дрему, отчего через минуту подросток уснул.
Эта ночь была последней, когда семья принадлежала друг другу. Исаев уехал и в квартиру вернулся семейный уют, которым окружили себя двое одиноких, потерянных человека. Кроме того, эта ночь стала самой теплой для них и самой короткой.
Проснувшись с утра, Максим накинул свое одеяло на мамины плечи, доел торт именинника и, собрав в рюкзак самое необходимое, вышел из квартиры. Неслышно прикрыв за собой дверь, он начал спускаться.
Поверх футболки он накинул ветровку и натянул капюшон так, чтобы прохожие не заметили синяков под глазами. В полупустом рюкзаке гремели телефон, карандаши и альбом с набросками, в кармане побрякивали ключи и складной нож.
Центральный парк, куда держал путь подросток, оказался пуст. В шесть утра мало, кому пришло в голову выйти на прогулку, только у площадки для выгула собак бродили сонные хозяева с такими же невеселыми питомцами.
Зеленые поляны сменились хвойными зарослями. Сквозь жесткие иглы сосен проглянули яркие вкрапления цветочных клумб.
Макс спустился к пруду.
Когда дорога легла через палисадник, Оциола присел у пушистых астр, вдохнул их сладкий запах и улыбнулся. Как жаль, что наступила осень и совсем скоро зелень превратится в омертвевший мусор, который соберут в тачки и вывезут из города.
— Но за осенью и зимой наступит весна, — с надеждой подсказал внутренний голос.
— Наступит, но не для меня, — ответило внутреннему ребенку эхо поколений.
Максим встал и обошел небольшой яйцевидный пруд.
У пожелтевшего клена он снова присел, вытащил нож и стал копать. Когда острие уткнулось в корень, мальчишка отбросил металлического помощника и принялся грести из углубления влажную землю. Под корнем блеснула коробка. Вытянув ее на изумрудный ковер травы, юный путешественник снял крышку и приподнял белый сверток, прятавшийся на дне. Когда-то, лет шесть назад, они с мамой пришли сюда, чтобы спрятать от мира кусочек уродства, которое досталось мальчику при рождении, теперь же настал день принять себя полностью.
Дернув за угол, Макс развернул ткань и поднял с нее маленькую косточку. Шестой палец с левой ноги, бережно удаленный хирургами у новорожденного Максима почти одиннадцать лет назад.
Как только лучи солнца коснулись кусочка кости, поднялся ветер, и парковые фонари резко вспыхнули. Макс зажмурился, прекрасно понимая, что очнуться в Краснодаре ему уже не суждено.
От непривычной мысли глаза невольно распахнулись. Но…Что бы ни нашептывали ему голоса, Максим-младший все так же стоял перед золотистым кленом и пялился на знакомые ветки.
Неожиданно он зарычал, схватил камень с промёрзшей земли и запулил в дерево.
— Лажа! Ты все врала! — заорал он гневно и пригрозил дереву кулаком.
Клен, как и ожидалось, не ответил, да и отвечать маленькому каму не имело смысла. Как только тот отвел взгляд от ствола и осмотрел местность, сразу понял, что деревья никогда не врут.