Кам есть аватар Бога, им созданный и вдохновленный.
Через него Всевышний ведет беседу, дабы вселить в нас,
послушников и греховников,
веру в себя и в провидение.
Бойтесь бунтовать и молите о покаянии.
Милена Амбросия, кухарка и верноподданная
кесаря Филиппа XIV короля Умбрии.
«История Умбрии», том 5.
Бакша (камшун) уродился от диавола самого.
Бесноватый отрок темного племени.
Сила его, гадами скверными преумноженная,
разрубила сердце чистое и посеяла великое горе на земле.
Как погиб лучезарный Ло, так нет среди нас покоя и радости.
Не сотвори оного, было бы иначе.
За деяние прокляли предки бакшу,
и ходит с тех пор сын бесстыжего с душами многими.
И отражается в них, аки в зеркале, все зло мира.
Писание монаха древнего царства Коюн Васа Тишайшего.
Эй, шаманы, маги, экстрасенсы и подобные вам,
испытайте себя!
На мне испытайте!
Не вините, если невинного погубите.
Покажите, на что способны!
Пантелей Камриди, писатель и греческий философ XXI века,
отрывок поста о лженауках и паранормальном.
Клен шуршал под порывами ветра пожелтевшей листвой, приветствуя новобранца из Срединного мира, где когда-то жил Асай. Ветви дерева, толстые, кривые, словно пальцы старика, чернели на фоне золотой кроны.
Внизу, у корней, был спуск. Между двух каменных глыб, влажных, с обсыпавшимися краями шла узкая тропа и терялась в тумане. Что было там, в молочной дымке, Макс не видел. Но был уверен, что находится в горной местности и довольно высоко: порывистый ветер, подгоняемый свободой ландшафта, леденил открытую кожу и заставлял периодически съеживаться.
Парень чертыхнулся, засунул руки в карманы ветровки и крепче сжал сверток с косточкой. Убраться из родного Краснодара у него получилось быстро и безболезненно, только куда перенеслась бренное тело и душа теперь, он не представлял. Фантомы прошлой жизни, к сожалению, инструкций не дали.
Это удручало.
Из дымки вылетела птаха и, весело защебетав, села на ветку. За подругой подтянулась еще парочка и также уселась неподалеку в густой листве. Теперь малыши запищали куда громче и дружней.
Своим гомоном они призвали новых товарищей. Те не заставили себя долго ждать и через секунду вынырнули из серой пелены, порхая и кружась вереницей белых галочек, крохотных звезд. Сотня веселых, юрких малышей сначала разлетелась по клену, словно снежный поток, затем, успокоившись, присела на верхушку деревянного старца.
Макс улыбнулся и вгляделся в крылатых гостей.
На воробьев, знакомых ему из земной жизни, птицы не походили. Маленькие головки с крошечными клювиками плавно переходили в неширокие грудки и компактное, удлиненное тельце. Раздвоенный хвост торчал стрелой.
— Ласточки, — наконец, опознал Макс птиц в белом оперении.
Правда, раньше он видел только черноголовых представителей семейства, но белые мало от них отличались, только расцветкой: тот же клюв, бусинки глаз и веселый, бойкий нрав.
— Хай, — поздоровался мальчик по-свойски и решил не терять времени на крылатых, а как можно скорее спуститься по тропинке.
Внизу, в тумане его ждал новый мир, поэтому сидеть и разглядывать только маленький кусочек новичку не хотелось. Чем быстрее вселенная примет гостя, тем будет легче найти помощь и освободиться от назойливых привидений.
Парень сделал несколько шагов к тропе. Приготовился прыгнуть через валун, лежащий между ним и дорожкой, но резко остановился. Кто-то или что-то не дало ему двинуться с места.
Посмотрел назад и скривился.
Сетчатый карман рюкзака зацепился за нижнюю ветку клена, ловко переплетясь нитками с крючковатыми выступами на коре.
Психануть и сломать кленовую ветку, вот чего больше всего возжелал Макс в эту секунду. Преграды, вечные преграды… Даже здесь не давали покоя.
«Почему нет? Кто помешает?» — решил он и незамедлительно исполнил свое намерение. Раздался хруст, кусок дерева полетел под ноги. На промерзшую землю посыпались остроконечные листья.
От резкого рывка не устоял и сам виновник беспорядка. Он грохнулся назад, больно ударившись спиной и левым боком об острые пирамиды в каменистой почве. Раздался звук, похожий на треск ломающейся ветки, и Макс вскрикнул. Внутри, в самом центре раненой руки, начала расползаться неприятная, ноющая боль. Она усиливалась, перетекала по клеткам, неповоротливо соединяясь с потоком крови. Запульсировала.
В обычной жизни, когда случались падения и ушибы, парнишка почти не плакал и не жаловался. Да, было больно, но еще больнее было демонстрировать слабость. Особенно перед одноклассниками. Жалкими, тупыми и наивными детьми, которые ничего не понимали во взрослой жизни. В том, как может быть одиноко, тоскливо с пачкой денег в кармане и крутым мобильным в руке.
Здесь же, далеко от родных мест, он позволил себе расслабиться и расплакался, как самый заурядный ребенок его возраста. Все равно никто не услышит. Тогда зачем скрывать эмоции?
Из густого тумана на тропе показалась высокая, широкоплечая фигура и без труда зашагала вверх по склону к плачущему Максиму.
Гость, казалось, не замечал скользких камней и мха под ногами, ловко маневрируя между опасных мест. На плечах его была накидка из звериной шкуры и лямки из витой бечевки, которые держали самодельный рюкзак. Подтанцовывая движениям ног, вещевая сумка грозно бренчала спрятанной сталью. На поясе тоже висел стальной предмет: огромный тесак с деревянной, плохо обтесанной ручкой.
Не успел Макс опомниться, как оказался на руках мужчины.
Хотел закричать, но не смог. Рот словно клеем намазали.
— Успокойся, я не убивать пришел, — на ломанном русском проговорил спаситель и повернул к парню лицо.
Подросток поднял взгляд и его затрясло. Губы внезапно побелели. Вместо человеческих черт он увидел плоскую, овальную маску бледно-желтого цвета с двумя узкими прорезями на месте глаз. Полированное безличье играло бликами, кривым отражением тумана и валунов. Жуткий образ дополняли седые пакли волос, неряшливо сплетенные в мелкие косички над ушами.
Упершись руками в широкую грудь спасителя, Макс начал толкаться. Ужас, недоверие, боль превратили юнца в зверька. Испуганную мышь в амбаре со сварой котов.
— Не бойся, — повторил седовласый, поправил неугомонную поклажу и начал спускаться.
Силы и решимость стремительно покидали Макса, но он сражался до конца. Может, попытки и привели бы его к чему-то дельному, если бы он перед очередным взбрыком не повернул голову и не увидел, что дымка на пути рассеялась.
Оциола и незнакомец находились теперь на относительно плоской части предгорья. А сзади в паре километров от них начинался резкий подъем, который плавно перетекал в высокую пирамидальную гору. На вершине этой пирамиды блистали ровные полосы снежного налета.
Впереди, под тропинкой, открывалось еще одно чудо: каменные лепестки из горных цепочек и долин. Обнаженные породы их пиков так же, как и центральная гора, были покрыты снежными пластами, а чаши низменностей зеленели травой и редкими деревцами.
— Нам туда, — указал спаситель на одну из долин.
Макс, совершенно забывший о побеге, взглянул, куда указал седой, и охнул. В самой широкой долине было с десяток построек. Совсем крошечные отсюда, они походили на жилища муравьев.
«Городом это не назовешь, на деревню потянет» — подумал парень и сильнее схватился за мех накидки.
— Стойбище, — уточнил мужчина в маске и замолчал.
Его молчание длилось довольно долго; они провели в тишине часа три, не меньше.
У мальчишки оказалось немало времени, чтобы поразмышлять над своим путешествием и о том месте, куда он нарочно или нет, но прибыл. Природа, растения были земными. Да, не теми, что видел он на родине, но очень похожими на картинки в учебниках географии. И практически клонированным с видео о Сибири, которым пичкали школьников перед выпускным экзаменом в четвертом классе.
По дороге попадались ржавые от холода кусты смородины и шиповника, пурпурные барбарисы. В расщелинах на скудной почве расползались мхи всевозможных форм и размеров.
Белых ласточек не было видно. Наверное, они остались выше и сюда спускаться не стремились. Вспомнив о них, паренек вдруг понял, что птахи исчезли еще раньше. Они будто растворились в воздухе, как только появился незнакомец. Быть может, тоже нереальные, как видения дома, на родине? Как знать.
Мужчина в маске перепрыгнул ручеек, присел и приказал Максу напиться. К вечеру они прибудут к людям, а до того момента парень должен набраться терпения и сил.
Новичок кивнул.
Ему подали самодельную деревянную кружку, выуженную из мешковины рюкзака. В замасленной посудине плескалась чистая, ледяная вода. Раненный с жадностью заглотил живительную влагу и отер лицо рукавом ветровки.
Сладость водицы ручья удивила. Еще больше поразило, с какой бережностью седоволосый перевязал тряпицей из вещь-мешка сломанную руку и туго примотал конечность к торсу. Опытные руки сделали дело так быстро, что Макс не успел испугаться, только пискнул пару раз в самом конце. Да и то напоказ. Приятно же, когда о тебе заботятся и жалеют.
— Пора, — бросил спаситель, как только с делами было покончено, и снова поднял Маска на руки.
В этот раз нести мальчишку оказалось тяжелее. Это почувствовали оба. Мужчина то и дело вздыхал, останавливался, но маску не снимал. Будто не чувствовал, что лицо прикрывает неудобная пластина.
Незнакомец, прочитав мысли новенького, уточнил:
— У тебя тоже будет такая, если захочешь. Она из кости священного животного.
— Какого? — спросил Макс неожиданно.
— Своего — не назову. Запрещено. А ты о своем узнаешь позже.
С наступлением сумерек путник и поклажа добрались до деревни.
Спаситель едва переставлял ноги и часто дышал. Если бы не стражники у защитных столбов, он упал бы и размозжил себе или парнишке череп. Но, хвала небесам, жители подоспели и вовремя поддержали их.
Мальчик мирно спал, когда шершавая рука похлопала его по щеке, и кто-то тихо позвал:
— Ма-а-а-кс.
Сквозь сон подросток оттолкнул говорившего.
Когда невыносимо ноет рука и тело в синяках, разговаривать не хочется. Даже с главой камов и великим шаманом белого рода.
— Ма-а-а-кс, — снова послышалось в голове мальчишки, и неожиданно в его сон, где царили тишина и покой, ворвался белый олень с маленьким торнадо из снега, застрявшим между огромных, царственных рогов.
— А-а-а! — закричал Макс и подпрыгнул с меховой подстилки, в которую был завернут, словно в пеленку.
Темноволосый мальчик на соседней лежанке недовольно поморщился. Тени от складок под закрытыми глазами стали четче и длиннее. Щеки надулись. Он сидел в позе лотоса и пытался медитировать, пока новичок не вскрикнул и спугнул настрой. Приоткрыв один глаз, парнишка спокойно спросил:
— Чего орать-то? Первый раз руку ломаешь?
Макс кивнул.
— Понятно. Не боись. Здесь тебя мигом вылечат. Им больные ученики не нужны, — уже добродушней заверил юный йог и открыл второй глаз.
На вид новому знакомому было не больше двенадцати. Упитанный до состояния шара, он производил впечатление добряка и славного парнишки. Над такими детьми очень часто издеваются старшие и одноклассники понаглее. Макс сразу понял, с кем имеет дело. Буквально вчера он сам третировал пухляка Сафронова и рисовал маркером на его парте. Сегодня Петька пришел в теле азиатского парня и улыбнулся добродушной улыбкой, еще не зная, какое чудовище лежит рядом.
Ссориться с пухляком не имело смысла, особенно со сломанной рукой, поэтому Оциола приветливо кивнул. Смуглая кожа и кеды в иероглифах выдавали в подростке напротив чужестранца. В Краснодаре Максим не видел таких. Заинтересовавшись моднявым прикидом, парень выпалил:
— Зачетные кроссы.
И, действительно, белая обувь с толстой подошвой смотрелась дорого и необычно. Особенно в том жилье, где разместили ребят.
— Спасибо. Асаши, — гордо выпятив грудь, похвалился хозяин знаменитым брендом. Макс промолчал.
— Ты откуда? — наконец, спросил краснодарский гимназист.
— Токио, район Сибуя. А ты?
— Краснодар, Бакинская.
Толстяк озадаченно сдвинул брови и, очевидно, задумался. Не найдя в стриженной под ежик голове ни намека на воспоминания о Краснодаре, он всплеснул руками:
— Это — Испания, правда?
— Почти.
Макс не стал ничего объяснять. Краснодар, и Краснодар. Какая разница? Здесь, в ином мире, страны и города ничего не значат. Ведь они как-то общаются, хотя японский и русский совсем не похожи.
— Россия, — услышал краснодарец мужской голос за спиной японца.
На него выглянуло светлокожее существо с абсолютно белыми локонами до плеч и светло-голубыми, словно лед, глазами. Из ярких пятен на снежноликом были пропитавшаяся кровью плечевая повязка и алая рубаха до колен.
— Меня Николасом зовут, а этого…, - альбинос кивнул на смуглого, — этого — Акаем. Он — японец, я — индиец, а ты, если правильно понял, русский?
Максим облегченно выдохнул. Несмотря на странную внешность, новый, третий в этом мире знакомый появился кстати. С ним-то он точно найдет общий язык.
Парни решили познакомиться, рассказали о себе. Поведали, кто сколько мог и как хотел. Трудно быть одному в чужом мире, но и тайны души раскрывать не легче.
Оказалось, что Ник живет в Америке вместе с папой. Мама умерла, когда ему было меньше трех, поэтому он ее почти не помнит.
Шин Удхани увез маленького Николаса с родины в надежде забыть жену и построить бизнес на торговле элитным индийским чаем. Хватка и недюжинный ум брахмана произвели должный эффект. Бизнес развивался, поднимая семью по социальной лестнице туда, где они привыкли находиться в далекой Индии.
Акай Сада — парень из многодетной семьи зажиточных торговцев морепродуктами. Жил с родителями и тремя братьями в традиционном особняке, доставшемся от бабушки по материнской линии, и учился в сибуйской школе для мальчиков. К двенадцати годам он в совершенстве знал японскую поэзию, древнегреческий и какой бренд планшетов самый крутой сегодня. Какой — самый прочный.
— Откуда такие подробности? — деловито поинтересовался Николас, даже не взглянув на нового товарища. По брезгливой мине индийца Макс понял, что тот едва сдерживается, дабы не навалять толстяку.
— Поэзию я люблю, древнегреческий знаю, потому что учитель — маньяк заставлял нас читать книги Платона и Гомера на мертвом языке. А планшеты — главная забава в нашей школе для таких, как вы.
Подростки недоуменно переглянулись. Акай, пыхтя, поднялся со своей лежанки и совершенно обыденным тоном закончил:
— Они проверяют прочность своих учебных гаджетов об голову и задницу таких, как я. У кого планшет прочнее, тот получает обеденные талоны остальных спорщиков.
Николас захохотал и тут же скорчился от боли. Видимо, рана дала о себе знать. Макс промолчал, потупившись. Очередь рассказывать свою историю дошла до него. В отличие от предыдущих ораторов ему было нечем поделиться. По крайней мере, так считал парень. Поэтому он кратко сообщил, что учится в гимназии, мама — медсестра. Звезд с неба не хватает, но неплохой баскетболист.
— А папа? — перебил Акай.
— Нет у меня папы. Летчик-испытатель. Погиб при важном государственном задании.
Акай покраснел, насколько могла краснеть его смуглая кожа, и извинился. Он предложил выйти из лачуги, где лежала троица, и посмотреть, куда же они попали.
— Вы тоже не знаете, где мы? — уточнил Макс. Он последним оказался среди ребят и думал, что те хоть что-то разведали об этом месте, но надежды не оправдались. Ни один из них не имел представления о новой Вселенной.
Последним воспоминанием с Земли у индийца стала отцовская открытая вечеринка с бассейном, в который он на спор нырнул. Японец Сада вспомнил только то, как сел у могилы погибшей сестры. Закрыл глаза в молитве.
Мальчики выглянули из-под занавеси, плотно закрывавшей вход в помещение. Свободно вдохнули морозный воздух и огляделись. Рядом не было ни души.
Хижина, где они лежали на деревянных циновках, покрытых мехами, стояла в центре поселения. И не хижина это была, а юрта, без углов, полусферической формы, с конусом в центре крыши. Жилье казалось огромным, заполненным незнакомыми рисунками на плотной холщевой ткани, служившей ей стенами и потолком.
Вокруг, по периметру расположились такие же шалаши разных размеров и цветов. Лишь на центральной площадке, где вместо земли кто-то рассыпал речную гальку, одиноко стояло строение из неровных обломков камня. Куски породы сложили гениальные руки, и хаос превратился в высокую мозаичную башню. По основанию его расползлись мхи, кое-где пестрели таежные цветы. Макс вспомнил, как смотрел на этот «маяк», стоя у клена, и удивился расстоянию, которое преодолел его спаситель с ним на руках.
Теплая благодарность родилась в душе и сдвинутые к переносице брови разошлись. Мальчик расслабился.
— Смотрите люди, — тихо сказал Акай и указал на юрту метрах в ста от них.
И, действительно, из обиталища, как две капли воды похожего на юрту за спиной, выходила толпа мужчин.
Время было предрассветное, и разглядеть выходивших ребята не могли. Однако одна деталь бросалась в глаза даже сейчас: необычный наряд. Все как один были в мехах, головных уборах и масках.
Кто-то натянул шляпу с полями, из которых торчали козлиные рожки, у кого-то на тугих косах была повязана бандана с пушистыми шарами, наподобие звериных ушей. Часть, не заморачиваясь, натянули шапки-ушанки.
Мужчины перешептывались, что-то горячо обсуждая, и неторопливо расходились по юртам.
Последним из совещательной юрты появился горбатый старик и медленно захромал в сторону мальчиков. Как по мановению волшебной палочки, к нему присоединились четыре крупных человека в черных повязках зорро и с ножами на поясе.
Николас чертыхнулся.
— Валим? — спросил Макс.
Альбинос кивнул и ринулся на полусогнутых за соседнюю юрту. Оциола последовал за ним.
— Ребят, вы куда? — как ни в чем не бывало спросил Акай и непонимающе развел руки.
— Твою ж… — зашипел Максим и выскочил за Акаем. Парень, конечно, туповат, но оставлять его воинам опасно. Он по наивности расскажет, куда побежали остальные, и, значит, у них не хватит времени изучить странных жителей со стороны, распознать в них будущих врагов или друзей.
Вопросы роились в уме мухами и нетерпеливо ждали ответов: кто эти люди, чем занимаются, и почему среди населения нет ни одного ребенка и женщины?
Даже в деревнях африканцев, почитающих традиции предков, живут семьями и разводят скот. Тут же на пологой равнине, кроме юрт и мужчин, никого нет.
— Бежим, — бросил Макс, приблизившись к японцу, и схватил того за майку. Потянул.
— Ребятишки, куда собрались-то? — спокойно обратился старец к неудачливым беглецам.
В скрипучем тембре не было ни тени раздражения. Мягкий, но настойчивый он успокаивал и вселял уверенность. Хозяин голоса казался сильным и справедливым, неимоверно мудрым по меркам краснодарского гимназиста.
Вибрации добра почуяли все ребята, поэтому Николас вышел из-за укрытия и присоединился к товарищам, а Акай поклонился в приветствии, как это делают на его родине.
— Пойдемте в юрту, друзья. Чего мерзнуть? — сказал согнутый под тяжестью лет старик и показал ладонью на жилище, где подростки провели вместе последние сутки.
Когда компания оказалась внутри, четверка из свиты пожилого мужчины отстала и оставила их наедине с предводителем. Прикрыв вход в помещение мешковиной, грозные мужи встали в ряд и преградили путь любому неудачливому посетителю.
Старик сел. Седые волосы его, сплетенные от висков в косицы, даже не качнулись. Они были настолько длинными, что почти доставали до пояса. Кое-где, среди локонов, виднелись бусины и еще какие-то замысловатые украшения, которыми обвешиваются индейцы и другие коренные жители земли.
В прорезях костяной маски сверкнули агатами два хитрых глаза.
— Акай-сан, мистер Удхани, Максим, вы на Ольхоне. Это местечко далече от Земли и как бы я ни желал перенести вас обратно, ничего не получится. Старик слаб и все, что старик может — подлечить и научить. Время раннее, ложитесь спать. Попозжее побалакаем.
— Дедушка, а как вас зовут? — спросил уважительно, опустив голову в очередном поклоне, Акай Сада.
На глазах парнишки проступили слезы отчаянья, но он всячески пытался их скрыть. Слабый самурай — бесчестный самурай.
Старик в меховой накидке рыжей лисицы хмыкнул, но ответил:
— Кличут меня Тимучином, внучок. Отдыхайте ребятки, у вас всех болячки опосля ольхонового знакомства. Лечитесь.
Тимучин привстал с циновки, поскрипывая костями и кряхтя, как это делает всякий пожилой, и побрел к выходу.
Как только мальчики отошли, чтобы обсудить произошедшее, не в силах сдержать любопытства, он повернулся и бросил взгляд на Оциолу.
Пепельные волосы мальчика были взъерошены, квадратное лицо с выделяющимися скулами горело, в миндалевидных глазах, черных, как беззвездные ночи Нижнего мира, отражался страх и упрямство.
«Далеко пойдет внук великого. Как бы хватило света в душе», — подумал белый кам и закрыл за собой входную занавесь.
Часы сна тянулись мучительно. Земляне кричали, метались и стонали во сне, словно сумасшедшие. Камам из охраны то и дело приходилось заглядывать и проверять ребят. Жизнь их была бесценна. Как бесценна была живая вода, дарующая не воскрешение, но надежду.
Попав на Ольхон, три ребенка встретили то, что уготовила им судьба и не поняли этого. Слишком юными и неопытными они пока были. Да и какой опыт мог быть в мире, где царит наука, власть вещей и животная сила.
Японский мальчик Акай из древнего шаманского рода Сада, к которым приходили со всех провинций Ва за травами и благословением, проснувшись на Ольхоне впервые, увидел самца оленя.
Благородный красавец пил, грациозно опустив рогатую голову в ручей. Акай оглядевшись и увидев его, вскрикнул и пополз в кусты. Дикий зверь не на шутку испугал привыкшего к комфорту паренька. Конечно, он помнил, что уснул на кладбище, где могут бродить мелкие звери из местных лесов, но оленя он лицезрел в первый раз.
Как назло шиповник, куда попытался спрятаться Акай, встретил новичка острыми иглами. И тот, закричав что есть мочи, побежал в сторону ручья. О первой опасности он не забыл, но олень уже исчез, а окровавленные руки и лицо нещадно зудели.
Когда до журчащей дорожки осталось не больше дзё, олень снова появился перед парнишкой, да так неожиданно, словно вырос из-под земли. Парнишка не успел затормозить и со всего маху влетел ему в бок.
Ревели все. Олень, испуганный наглостью мальца. Сада, ошалелый от боли в переносице. Ручей.
К раненному подошел высокий незнакомец в меховой накидке с рюкзаком в руках, достал белую ткань из грубо переплетенных нитей, присел. Каким бы грозным ни казался мужчина, Макс понял, за ним пришел друг. Маска на лице улыбнулась отражением подростка. Он, измученный болью, отключился.
В этот самый момент где-то в Калифорнии солнце нещадно палило на головы гостей семейства Удхани. Чайки кричали и зигзагами летали в высоком лазурном небе. Внизу, улегшись на шезлонг у бассейна, на них глядел такими же светло-голубыми глазами юный наследник миллионера — Николас. Зачем они парили над жаркой землей и почему не улетали от пекла, парень не знал. Но был уверен: если бы ему подарили крылья, он улетел бы далеко на восток. Туда, где развеяли прах матери и его детские мечты злые и расчетливые люди из отцовского рода.
Брахман — каста жрецов досталась парнишке от папы в наказание. Будучи не таким, как все, белой вороной среди лебедей, он опозорил свою варну уродством.
— Ники, какого черта ты на солнце? Иди в тень! — рявкнул Шин с бокалом виски в руках.
— Хоршо, па. Кончай со спиртным. У тебя завтра встреча, — нравоучительно ответил Ник и встал с рыжей ткани лежака.
— Ха, дружище. Тебя пацан уже строит, — начал подтрунивать старшего Удхани мистер Блэк, лучший друг и коллега отца из касты богачей побережья.
В волосах Блэка цвета спелой ржи копалась девчонка на пару лет старше Ника и призывно терлась грудью о рукав белого поло. Открытый купальник и яркий макияж явно намекали на профессию гостьи.
— Это он при тебе такой смелый, — ухмыляясь, ответил отец и даже не посмотрел на Ника.
— Серьезно? Тогда пусть не языком треплет, а делом докажет свою смелость, — загоготал мистер Блэк.
— Например, прыгнет с мостика в бассейн. Как настоящий спортсмен, — подпела ему малолетка.
— Без проблем, — отрезал Ник и показал вертихвостке средний палец.
Привыкший к издевкам родни, Николас не позволял остальным смеяться над собой. Сверстники из средней школы прекрасно знали об этом пунктике альбиноса и не смели рта открыть в его присутствии. Хитроумный и безжалостный, он уничтожал любого, кто смел перечить.
Прыжок удался на славу. Ни капли брызг, точный и выверенный.
Вода подхватила победителя, обдав теплой волной, и понесла наверх. Там, у воздушной границы нагретая жидкость вдруг превратилась в ледяную и из зелено-голубой превратилась в серую. Ник вынырнул и огляделся, закашлявшись. На холмистой равнине, поросшей низкорослой зеленью, кроме него, не было ни души.
— Па-а-а, — позвал мальчик и повернулся вокруг своей оси.
Никого. В кустах неподалеку что-то шевельнулось.
Удхани сделал несколько размашистых движений руками, подплыл к берегу и, трясясь каждой мышцей то ли от холода, то ли от страха, выполз на мелкую гальку.
— Эй, кто-нибудь, помогите! — закричал он настойчиво.
Ледяная вода сменилась не менее морозным воздухом, и парень задохнулся. Ручьи, стекающие с тела под беспощадным ветром, освежали так, что он решил: «Где я не так важно, а вот что мне не выжить без взрослых ясно, как день».
Из кустов, усеянных мелкой синей ягодой, вышел волк и походкой владыки долины направился к речушке. Удхани обмер. Он-то думал, что поблизости человек, но никак на дикое животное.
— Где я? — спросил парень у пустоты.
Она не ответила.
Схватив в ярости камень, он метнул его в волка.
— Где я, тварь?!
Зверь с такими же голубыми глазами, как у мальчика, с глазами неба Калифорнии, рыкнул и прыгнул на человека. Белая шерсть взметнулась снегопадом и опустилась на оцепеневшее тело со скоростью молнии.
Кровь хлынула потоком, когда мощные челюсти вцепились в плечо, и стала окроплять горные потоки алым. Краснота потекла ниже по течению. Хищники помельче учуяли добычу и довольно заурчали.
После белого волка будет, чем поживиться. Они ожидали.
Только напрасно.
Со стороны леса, снося непролазную чащу мощными ударами тесака, вышел грозный воин в безликой маске цвета луны. В руках он держал самодельный рюкзак и оружие.
Увидев безвольное тело в волчьей пасти, мужчина заревел, словно медведь, и кинулся на зверя. Силы противников были равны. Острым зубам человек противопоставил клинок, мощным лапам — жилистые руки в кожаных наручнях.
Когда схватка была окончена, человек сбросил с себя тушу зверя, поклонился ей в знак уважения и подошел к мальчику.
— Жив? — спросил он сухо.
— Жив, — ответил Ник и устало прикрыл глаза.
Пришло утро. В маленькие судьбы ворвалась новая эпоха. Жизнь: насыщенная, горячая, уникальная. Но страх не отступил. Рядом оказались такие же потерянные души, слабые и смешные. Пока.
Тимучин, старый хозяин деревни, подарил веру и одновременно обреченность, с которой мальчишкам оставалось только смириться.
Сегодняшней ночью страхи вернулись.
В паутине снов каждый увидел что-то свое. Жуткое, рвущее сердце, но настолько понятное, что иные не постигли бы и через сотню лет.
Гордый Николас брел по неизвестной тропинке в лесу. Кружева теней смещались, играли со страхом попаданца, отчего тот ускорял шаг. Впереди все отчетливей вырисовывалась поляна, солнечный свет на которой затапливал сочную листву, окрашивал зелень в изумруд.
Мальчик выбежал на опушку и радостно развел руки. Внутри потеплело.
«Вот она — свобода. Вот они — крылья!» — подумалось ему, и легкость наполнила каждую клетку молодого организма.
— В свободе можно потеряться, — пронеслось эхом над поляной.
Белый волк выступил из тени и оскалил зубы.
Свет погас. Между Ником и хищником встало Ничто. И в этом утерянном мире зверь показался роднее, чем безызвестность.
Волк сказал, слегка размыкая челюсть:
— Ты — шаман, ты призван служит духам. Но выбор делать тебе: с нами постигнешь мир, а без нас — свободу вечности. Что выбираешь?
Ник промолчал. Тогда волк повторил.
Мальчик снова не ответил.
Белоснежная шерсть на звере вздыбилась, из пасти потекла слюна. Он не выдержал слабости кама, его юной робости. Он разозлился.
— Что выбираешь? — зарычав, бросил волк и его голубые глаза налились кровью…
— Что выбираешь? — вопил сквозь ветер олень, пронося через снежную мглу Акая.
Мальчик трясся и жмурился при каждом крутом повороте, но молчал. Нет, быть шаманом и видеть духов, он не хотел. Не желал помогать сильным, оставаясь слабаком.
— Выбирай, толстяк! — скомандовал олень и резко остановился. Полозья саней, на которых сидел Сада, заскрипели и лениво встали у мощного крупа животного.
— Иди ты! Стану шаманом, покажу тебе, что умеет толстяк! — заорал в ответ Акай и расплакался…
Внук Асая не уронил ни капли слезы, когда могучие корни древесного исполина сжали его и потянули под землю. Утопив человека в теплый чернозем, они, в конце концов, замедлились. Над головой зашумели розовыми тельцами черви, по макушке застучали горсти почвы.
— Ты видишь, ребенок, кто мы? — спросило Нечто.
Парень плотнее сомкнул губы и промолчал.
— Ты види-и-ишь, — зашипело Оно довольно. — Мы не отпустим тебя, кам. С нами не играют. Прими дар аватара, либо умри. Иного не будет.
Максим попробовал втянуть воздух и понял, что чернота заполнена им до краев. А вот корни-оковы пропали.
Чудище ждало ответа, посматривая из бесконечности.
— Аватар — посредник? — спросил парнишка.
— Коне-е-е-чно. Ты — кам, и роль твоя тройственна. Но нам нужен только связной.
— А другие роли?
— Для вас, людей, не для духов. Защитник и охотник. Но не нам тебя наставлять. Спрашивай белого.
— Белого? — решил обнаглеть Макс и задал новый вопрос.
Нечто терпеливо выдохнуло. Оно пыталось быть грозным и не терять авторитета ужасного-ужаса, но любопытство мальца было таким славным, что голос сам собой смягчился.
— Тимучина, главного шамана.
Подросток удивился сначала, затем быстро пришел в себя и слегка поднял уголки губ в улыбке.
— Хорошо. Я буду шаманом, — заверил он белого медведя, прятавшегося в темноте, и проснулся.
Днем, когда солнце Ольхона поднялось в зенит, трое парней открыли полные слез глаза и осмотрелись. При первой встрече они едва рассмотрели друг друга и юрту, в которой находились вот уже вторые сутки.
На промасленном пологе стен висели квадраты полотенец с алой вышивкой, а также ручная утварь из глины и ловцы снов с пушистыми кисточками из птичьих перьев. По земле были раскиданы мягкие меха диких зверей. В центре чернело пеплом место от кострища.
— Красиво! — восхитился оптимист Акай, молниеносно позабыв сон и свой праведный гнев на оленя.
— Согласен, — согласился Макс, вытащил из школьного рюкзака, с которым его принесли в деревню, альбом с карандашами и принялся усердно что-то малевать.
Выходило славно. Морда медведя была точь-в-точь как во сне. А когда на белом пространстве обозначился хвост зверского офицера, картина перешла в стадию завершения.
— Здравия, парни, — прогремел басом вошедший незнакомец в маске.
Точнее, всем присутствующим он был до боли знаком, но имени его пока никто не слышал.
Николас встрепенулся первым. Торопливо надев красные штаны, под цвет верхней рубахи, он подскочил и широко улыбнулся спасителю.
— Добрый день, мистер…
Мистер промолчал. Сомнительно, что вообще понял обращение.
Поправив сумку на плече, он продолжил:
— Времени отлеживаться было предостаточно. Отдохнули и баста. Надевайте шерстяные попоны, которые занесет Клубничка и поднимайтесь по тропе в лес.
— Клубничка? В лес? Зачем? — гаркнули в один голос мальчишки.
— Я все сказал. Разберетесь, — отчеканил гигант и вышел.
Не успела ткань над входом упасть в проем, как ее откинули, и в юрту залетела юркая девочка лет семи. Несмотря на царящий полумрак, с приходом девчушки стало светлее и веселее в разы. Ее рыжая, словно огонь головка, закрутилась из стороны в сторону юлой. Зеленые глаза забегали по лицам. Рассмотрев новичков, она расцвела пятнами стеснения на веснушчатых щеках.
В руках Клубнички, как и предупреждал воин, лежали вязанные из белой шерсти овец шали. Как водится, отверстием для головы. На тонкой фигурке девочки была надета точно такая же.
— На-те, — церемонно вытянув руки, скомандовала девочка и важно насупилась.
— Спасибо, Клубничка, — с преувеличенной серьезностью сказал Ник, присел на одно колено перед гостьей и принял подарки.
— Д-д-дурак! — выпалила она, заикаясь, и повернулась, что убежать.
— Подожди! — попросил Максим. — У меня к тебе просьба. Выполни, пожалуйста.
Девчушка озадаченно нахмурилась.
— Ну? Говори.
— Скажи, как зовут того человека, который только что вышел.
— Безымянный.
— Что? — смутился Акай.
— Глухой что ли? — огрызнулась Клубничка. — Безымянным его кличут. Или просто Безымом.
Парни замолчали.
Девочка, поняв, что долг ее выполнен сполна, горделивою походкой вышла из юрты.
До лесного массива пришлось идти долго. Он находился там, откуда накануне спустились Безым и Макс.
В дорогу мальчишек снарядили небольшими кувшинами с водой и лепешками, поэтому сил добраться хватало с избытком. В пути ребята смеялись, рассказывали веселые истории, плодившиеся в среде подростков земли, шутили.
Откуда бы родом ни был человек, всегда найдется с полсотни небылиц, которые с легкостью рассмешат его собрата с другого полушария. И парни сполна подтверждали эту теорию.
Рука Макса почти не болела. Ее перевязал настоящий мастер. Поломанная кость была плотно прижата к обтесанному древку и обмотана мягкой, упругой тканью.
Когда на небесах появились первые звезды, троица поднялась до перелеска.
Остановились отдышаться и глотнуть прохладной воды. Максим неприязненно скорчился, вспомнив места, и показал друзьям на злополучный клен, который стоял рядом с протоптанной тропой. Дерево как ни в чем не бывало зашелестело золотыми ветвями.
— Красивое, — снова восхитился японец, поправив сумку на покатом плече.
Его оптимизм удивил Оциолу, Удхани же он, несомненно, взбесил. Тот готов был взорваться в любую секунду. Смущало только, что находились они в неизвестном пространстве и Сада был раза в два крупнее.
— Олени тоже красивые, особенно тот, в которого ты мордой воткнулся, — съязвил Николас и скользкая улыбка подлеца расплылась на бледном лице альбиноса. В наступавшей темноте он все больше походил на призрака.
— Я пришел, — решительно выпалил Максим и побрел к клену. — Идите дальше, — скомандовал он товарищам, которые недоуменно таращились на его удаляющуюся спину.
— Ок, — после недолгого раздумья бросил Ник и отправился по тропинке дальше, в глубокую чащу. Акай последовал за ним.
Прошло совсем немного времени, как на ветки клена вновь опустились белоголовые ласточки. Они защебетали и задергали крыльями, словно передразнивали кого-то или играли.
«Забавные. Они мне понравились еще в первый раз. Есть в них нечто знакомое. Будто родное», — подумал Маск, умиляясь неунимаюшимся малышам.
— Милый шаман, мы ждем тебя столько лет! — раздался писклявый голосок откуда-то сверху из листьев. Второй сдержанно продолжил:
— Пора, мой друг. Заждались. Двенадцать лет ищем, кто возродит нас. Терпения почти не осталось.
Максим, с трудом передвигаясь на острых камнях, обошел дерево. Пару раз поскользнулся, но сумел устоять. Даже в сумраке он понял, что кроме него и птах, на маленьком куске поляны никого не было. Парни ушли.
— Вы кто? — спросил он озадаченно.
— Мы — твой двойник, твоя духовная сила. Если отгадаешь наши загадки, станешь шаманом.
— Хватит звездеть. Я знаю, что вы — говорящие птицы. И мы никак не похожи.
— Грубиян! Хам! Сопливый паскудник! — зашестело дерево сотнями белых крыльев.
— Всем молчать! — скомандовал один из голосов и остальные ветки замерли.
К Максиму подлетала одна из птах, не страшась, что мальчик схватит за хрупкое тельце, села на плечо. Голос начал говорить совсем близко, но парень не двинулся, лишь внимательно слушал слова крылатого собеседника:
— На Ольхоне живут только шаманы и духи, обычные люди на священной земле не умирают. Чтобы остаться здесь и стать проводником, надо получить трех двойников, которые будут помогать в испытаниях, поддерживать и станут продолжением тебя.
— А как их получить? — тихонько, чтобы не напугать малыша на плече, спросил Оциола.
— Отгадать загадки духов леса и получить согласие богов.
— Так, стоп.
Максим резко повел плечом, и птице пришлось вернуться на ветку клена.
— Я запутался: сначала духи, страшные и не очень, заставляют меня согласиться на это ваше «шаманство», а теперь другие духи, да-да, вас имею в виду, говорят, что для начала я должен пройти испытания и доказать, что достоин этого. Определитесь сами, нужен я вам или нет.
Птаха с плеча взметнулась ввысь и пропала в золотом потоке кленовых листьев. Вылетела другая. Она повисла в воздухе перед лицом Макса, словно колибри перед цветком, и снова раздался первый, восторженный голосок:
— Дорогой кам, чтобы тэнгри благословили тебя, надо быть сильным, смекалистым и иметь шаманские корни. Мы приняли тебя потому как чуем запах силы в твоем роду, но боги куда привередливей. Им подавай самое лучшее, иначе никак.
— Раз никак, то загадывай. Выбора у меня не особо. Либо отгадать, либо всю жизнь мучиться от видений.
От слов Макса птицы будто проснулись. Они завиляли хвостами, затанцевали лапками по неудобным нашестам. Радостное ликование переросло в истеричный писк, который неожиданно оборвался, когда кружевной лист, оторвавшись от нижней ветви, медленно опустился на почву под деревом.
Макс вздрогнул, в груди болезненно защемило. Такого еще не было, и он испугался. За последние дни с ним приключилось столько бед, только за что — непонятно. Трава травой. С этим шутки плохи, он уже понял. И видения напугали. Но неужели сердце такое слабое? Неужто в новом мире ему суждено сгинуть так скоро!
Время шло, парнишка все стоял с опущенным лицом и пытался отдышаться. Когда немного отпустило, он вновь поднял глаза на клен. Картинка изменилась. Вместо армии белых ласточек перед подростком сидела всего одна. Она-то, видимо, и была главной загадчицей.
— Весной рождается, осенью сгорает. Есть у человека, есть у леса.
— Все? — спросил Макс.
— Все, — кивнула головкой кроха и принялась чистить перья, будто реальное пернатое создание.
Парень задумался. Неожиданно что-то вспомнив, он храбро выставил тощую грудь вперед, облизнул потрескавшиеся губы.
— Я знаю ответ.
— Внимательно слушаю, — ехидно ответила птица, продолжая почесываться.
— Дерево! — выпалил Максим и по-детски беззаботно рассмеялся.
Птица резко обернулась и уставилась на человека с явным уважением.
Почему так произошло, Макс не понял. Головоломка не казалась сложной, он-то ее хорошо помнил.
— Рука болит? — вдруг спросила птица.
Макс пошевелил пальцами, покрутил запястье и понял, ноющая боль исчезла без следа. Парнишка взвизгнул, все еще не веря в чудо. Потрогав руку в месте слома, он удостоверился, что кость цела и невредима.
Чтобы парень не засыпал ее вопросами и восторгами, птица загадала вновь:
— Ленивый хранитель спит пока сытый. Не убьешь во сне, сгинешь с рассветом.
— Совсем не детская загадка, — пробурчал шестиклассник и принялся рыться исцеленной конечностью в кармане ветровки, спрятанной под шерстяной накидкой. Казалось, загадка взволновала его меньше, чем прошлогодняя конфета, прилипшая к подкладке.
— Медведь, — решительно ответил юный кам, беззаботно вынимая липкую обертку.
— Верно, — ошалела птица и, чирикнув что-то вроде «посмотри под корнем слева», закрылась от Макса крылом. Наверное, обиделась прозорливости землянина или просто потеряла азарт в игре.
Мальчишка закинул помадку в рот, присел и с любопытством начал ковыряться у корней клена. Под самым сочным, одеревеневшим от времени, он нашел медвежий коготь и клык.
Это был тот подарок, который мечтает получить любой мальчишка. Символ мощи, необузданной силы и величия, символ свободы.
Макс взвизгнул от счастья. Ничего более интересного ему не дарили. Сноуборды, велики, приставки казались мелочью перед останками косолапого.
— Последняя загадка, — пробубнила расстроенно кроха. Она всю прошлую ночь придумывала заковыристые вопросы, а парень из иного мира щелкал их, как орешки.
— За хриплым рогатым стада идут, за рыжим лохматым весна спешит.
Макс, разглядывавший подарки, замер и нахмурился. Помнил. Он точно помнил эту загадку. Там, в больнице, когда пятилетним он в последний раз видел дедушку Асая, на клочке листка из журнала кривым почерком были написаны все три отгадки. Первые он помнил хорошо, ответы приходили из воспоминаний, едва ласточка начинала говорить, но последняя… Утонула в событиях, словно в песках.
— Не помню, — признался Макс.
— Жаль, — соврала птица. — Иди к озеру по этой тропе. Как доберешься — увидишь ответ. Он сам найдет тебя, — приказала она, взмахнула крыльями и исчезла в темноте ночи.
Делать было нечего. Ослушаться двойника и уйти не сулило ничего хорошего. Оставалось одно: согласиться и идти к озеру, о котором никто даже не упомянул в селении, искать иголку в стогу чужого сена.
Почти всю ночь Максим добирался до места. Сначала покружил в пролеске, пособирал колючки и ямы, где обитали диковинные зверки с мордами муравьедов, потом решил подняться выше. Через пару сотен метров между хвоей показалось отражение луны.
Пройти мимо было невозможно.
Парень раздвинул игольчатые лапы и вышел на берег. Озеро сияло при свете тринадцати звезд мира шаманов вторым космосом. Ни дуновение ветра, ни насекомое не тревожили ровную заводь. Мир вокруг спал.
Подойдя к кромке, Максим устало рухнул и погрузил разгоряченное лицо в воду. Прохлада освежила, наполнила необъяснимой безмятежностью. Здесь, у самого края миров, жизнь замерла.
— Скитания аватара тщетны без верных проводников, — послышался бархатный голос за спиной. Макс понял, кто это. Отгадка не заставила себя долго ждать и первой пришла на водоем, чтобы встретиться с судьбой, с маленьким шаманом.
— Здравствуй, — повернув голову, прошептал изможденный парень. Он все еще лежал на берегу не в силах подняться и спокойно смотрел на собеседника.
Марал махнул головой, отчего зонтики гигантских одуванчиков, разросшихся у самого берега, снегопадом посыпались на озерную гладь. Большие прекрасные глаза напряженно всматривались в даль.
— Ты пришел за моей жизнью, но не в силах бороться, — еле слышно прошептал олень.
— Не в силах, — согласился Макс.
Животное подошло ближе, обнюхало человека и с грустью вздохнуло.
— Если я отдам ее, обещаешь заботиться о бубне из моей кожи? Уважать душу в нем?
Мальчик закрыл лицо руками и горько заплакал. Он не хотел. Конечно, не хотел смерти оленя. Как и смерти всякого живого существа. Но обреченность в голосе отгадки говорила о том, что решение принято. И принял его вовсе не Макс.
— Обещаю, — сквозь рыдания прошептал парнишка, тяжело поднялся и обнял за шею своего двойника.
Поселение камов встретило скитальца безлюдьем и мертвой тишиной. Все спали в натопленных юртах, не подозревая, что юный шаман вернулся. Даже деревянные идолы при входе в деревню, казалось, уснули. Их носатые человекоподобные морды недобро морщились, выпячивая губы-лепешки.
— Иди, друг, — сказал марал, который шел за мальчиком всю дорогу. — Отдохни.
Максим кивнул и побрел к знакомому жилищу. Внутри его встретили Ник и Акай. Мальчишки радостно завизжали и, перепрыгивая через меховые накидки, подлетели к Максу, чтобы крепко обнять и закружиться в танце, который, как они узнали позже, станет обрядовым, магическим для всех троих.
Перебивая друг друга и ругаясь, подростки принялись рассказывать о приключениях в лесу. О духах и волшебных зверях, о роке и предназначении. Ник был возбужден и эмоционален, как никогда, а Акай — спокоен и тверд.
Максим промолчал, когда речь зашла о загадках. Да и что он мог сказать: дедушка знал ответы и передал их мне в пять лет, когда и загадок-то в помине не было? Чушь несусветная.
Не успели мальчишки улечься, как к ним вошел Безым. Маска все также закрывала лицо шамана, но по опущенным плечам и походке парни догадались, что кам спокоен.
— Все согласились быть аватарами? — спросил он, не церемонясь.
Парни кивнули.
— Выходите, — скомандовал он, и юные ученики цепочкой потянулись из натопленной костром юрты в морозное утро.
На дворе, рядом с каменной башней, стояло с десяток камов. Почти все были без масок, и подростки легко различили среди них двух женщин. Да, оказалось, шаманки также жили в деревне и занимались магией наравне с мужчинами.
Красавицами их было сложно назвать, старые лица давно сморщились и отливали мертвой зеленцой, в густых волосах роился всякий хлам.
— Братья и сестры, — загремел Безым, обращаясь к камам, — сегодня счастливый день: в нашем Сургуле новые ученики. Будьте терпеливы с ними, ибо от них зависит будущее. Ибо они наши дети с сей поры.
Толпа камом зашевелилась. Улыбки начали расцветать на суровых лицах, и только одно, совсем молодое личико осталось недовольным.
Из-под ног выскочила юркая Клубничка, подбоченилась и внимательно посмотрела на будущих шаманов. Прошла секунда, другая. Вдруг малышка со свистом втянула воздух и со смачным «хр» сплюнула слюну недалеко от ребят.
— Да, эти сопляки здесь и недели не проживут! — выпалила она, выпятив подбородок и посмотрев на Безыма с вызовом.
— Посмотрим, — ответил гигант и залепил подзатыльник малявке так сильно, что та распласталась на гравии, словно лягушка.
Камы не двинулись с места, безразлично следя за попытками Клубнички подняться.
«Маленькой бунтарке иногда полезно получить за острый язык», — решили они и стали расходиться как ни в чем не бывало. Впереди их ждали непростые дни поклонения богам и величайшего камлания.
— Возьмите ножи и идите за Умом. Сегодня вы подготовите двойников. Завтра день инициации, — приказал кам в безликой маске и бросил рядом с девочкой четыре ножа. Три для парней и один для нее.