Деймос и Фобос медленно поднимались из-за утесов, разливаясь по планете Трио ржаво-коричневыми волнами света. На вершинах скал, которыми была покрыта древняя земля, красовались могучие шапки льда и снежного наста. Скрип, стон раздавался повсюду. Это планета трещала мерзлотой, остывая после жаркого дня. С каждым метром, уходящим в низины пологих или, наоборот, отрывистых склонов горы превращались в зеленые поляны, в густые заросли кустарника и реликтовых пихт. По впадинам разливались зеленовато-бурые речушки, кое-где ближе к поселениям людей красовались резными изгородями огородцы и фермы.
Куда бы вы ни пошли, какое селение на Трио ни посетили, на приступах к нему вас бы встретило кладбище. Средоточие почитания и уважения к предкам, оно внушило бы трепет и заставило задуматься о бренности маленькой, никчемной человеческой жизни.
И здесь в скромном ауле Мана история повторилась бы. С одной оговоркой. Места для живых было так мало, что мертвым его не хватило, и погост организовали на противоположной стороне горы.
Там же установили первую чарипню, которая до сих пор стояла среди могил чернеющим столетним осколком и время от времени принимала сменяющих друг друга чарипов. Периодичность была настолько странной, что ее не понимали ни в поселении, ни в ордене Четырнадцати богов. То ли подготовка новичков занимала столько времени, то ли ни один уважающий себя служитель не желал отправляться на край света, чтобы жить среди могил и одиночества. Когда умирал очередной чарип, и староста посылал в главную молильню своего представителя, старшие служители уверяли, что новый проповедник прибудет в аул через пару дней. Но пару дней затягивались на месяца, а нередко на года, и новоиспеченный чарип приходил, когда о нем почти забывали.
С Велесом Ману повезло. Мужчина прибыл сюда через месяц после захоронения сумасбродного Стригора и остался на долгих пятнадцать лет. Горцы настолько привыкли к нему, что ходили на кладбище не только в праздничные или поминальные дни, но и между, чтобы просто выпить травяной настойки или спросить совета.
Сегодняшней ночью гостей не было. Велеса, наконец, оставили одного. И он, с трепетом и светлой радостью в душе, засел за молитвы.
Раздался треск.
Обыкновенно голосили горы.
Чарип бросил взгляд через полупрозрачный пузырь, натянутый в оконном проеме, и взял новую кость. Пятая благодарность богине плодородия закончилась и на ее место пришла шестая.
— Червь ниспосланный, беспощадный к грехам и камням, благодарим тебя. Червь мягкий, червь острый, червь живой, червь извечный, просим тебя…
Богомолье тянулось и тянулось, вбирая в себя чарипа, словно кисель. Слова выходили монотонно, отработанные до автоматизма, расплывались в пространстве умиротворением, дремой.
Мужчина понял, что засыпает и попытался отрезвить свое бренное тело хулой.
«Не-е-ет, обойдешься, старый дурак, — выругался он и подобострастно добавил, — демоны рядом, сбивают с толку всякого, кто слаб духом».
Дремота немного прошла, и он снова взялся за четки из сплетенных кубиков, чтобы продолжить. Сделанные давным-давно каким-то безымянным умельцем кости древнего ящера приятно постукивали, проскальзывая между пальцев хозяина.
— Кто там дальше? Ветер? Да, истинно, ветер.
С губ не сорвалось ни звука. Молитва резко оборвалась. За стенами что-то заскрежетало и ухнуло так, будто отвалилось часть скалы.
Мужчина вздрогнул, попытался вскочить, но запутался в длинном одеянии и безнадежно рухнул на дощатый пол. Засеменив конечностями, подобно пауку, он подполз к двери и толкнул ее.
То, что Велес увидел за порогом, никак не походило на камнепад. Точнее, камни были, но совсем не горные осколки, на которые уповала логика богослужителя, а обтесанные человеком плиты с могил.
Полированные надгробия медленно поднимались над землей, дергаясь и скрепя от натуги, затем с грохотом падали рядом. Усеянные цветами и мшистым ковром холмики взрывались, и из-под них вставали ларцы с мертвецами.
— Червь Прародитель! Что ж творится? — бросил в пустоту Велес, которого затрясло от ужаса так, что ноги перестали слушаться вовсе и никак не давали служителю встать с колен.
Капельки пота поползли с высокого лба и спрятались в густых бровях. Рясоподобная накидка взмокла.
Все больше ларцов начало вздыматься, все громче раздавался их скрип. Короба постарше не выдерживали вертикали, рассыпались каменной крошкой еще на подъеме, из темноты выглядывали кости и черепа. Недавно захороненные были массивней, но крепче, с вытесанными надписями и не такими пугающими.
Чарип огляделся.
Справа белел сквозь тьму ларец Богора, его товарища и местного кузнеца, который сгорел в кузне лет пять назад, чуть поодаль вращался веретеном саркофаг столетней вещуньи Мокшинии.
Вдруг все остановилось и замерло. Ларцы и камни, левитируя, зависли в воздухе, а земля перестала раскапываться.
Велес приподнялся, опершись на косяк, встал. Взял со стола чарипни потертую книженцию с молитвами и выдохнул. Страх до сих пор бежал по его венам, но даже крошечный шанс на спасение от Нечто делало щуплого человечка сильнее.
— Люция, спаси. Прошу, озари жаждущему дорогу к спасению! — взмолился пожилой мужчина и сделал шаг через порог.
Надгробья и ларцы развернулись в сторону тропы, по которой побежал Велес и завибрировали. Раздался непонятный гул, будто на кладбище залетел огромный рой медоносов. Чарип поднял взгляд с мощеной дорожки и в ужасе отпрянул. К нему подлетал короб Мокшинии. Не удержавшись на влажных от росы камнях, он поскользнулся и свалился с пригорка в неглубокую котловину, куда прихожане обыкновенно бросали высохшую листву, ленты с молитвами и прочий мусор.
Удар оказался неслабым. В затылке что-то хрустнуло, и на ворот закапала теплая жидкость.
«Кровь», — подумал чарип и попытался найти рану рукой. Не вышло. В спину садануло так, что пришлось резко опустить ладонь и зажмуриться.
— Не уйдеш-ш-ш-шь! — зашипело Нечто.
Велес распахнул глаза и увидел, как на краю ямы, в которой он имел неприятность лежать, стояло полуразложившееся тело старухи. Длинные пакли свисали островками с белеющей кости черепа, глазницы давно провалились.
— А-а-а! — истошно завопил человек с молитвенником за пазухой и отключился…
— Вел, Велюшка. Отец родной, да что ж деяться-то? — услышал он будто издалека и с трудом разомкнул веки. Ресницы слиплись от слез и кровяных потеков.
Над ним стоял пухлобокий коротыш с густыми белесыми волосами и носом-картошкой.
— Чарипчик, эка тебя подкосило. Видал, что с могилками сталось?
— А-а-а, — вырвалось из горла чарипа, и он, как маленький ребенок, прижался к груди знакомца.
— М-да. Видал, — заключил мужчина и помог раненому дойти до чарипни.
Когда дверь в жилище захлопнулась, и богослужителя положили на неразобранную с вечера постель, он отвернулся и захрапел. Глава аула, который как раз и был кладбищенским гостем, присел на массивный стол, служившей Велесу рабочим и обеденным местом, и посмотрел в окно.
Разрытые могилы зияли черными дырами, плиты с них были раскиданы по всему кладбищу.
— Где ларцы? — прошептал Хорос, но тут же увидел пару коробов, сложенных друг на друге у стены дальнего сарая.
«Неужто чарип рехнулся?» — неожиданно для себя самого подумал он и тут же отрицательно покачал головой.
«Нетушки. Не мог».
— Вел, голубчик. Пожалуй, надыть молебен устроить, чтоб деймосщина прекратилась. Как думаешь?
Чарип в этот момент ничего не думал, просто боялся пошевелиться. Мокшиния не уходила из его головы и крутилась в коробе, смеясь безгубым ртом. Вдалеке маячил Червь, не в силах сдержать гнусных злопырей. Немного погоня служитель все же очнулся и замычал что-то нечленораздельное, а когда посмотрел на настойчивого жителя Мана, то расплакался.
— Довели душегубы-чертяки. Понимаю… Есть идеюшка одна. Только на корню не руби, послухай. В давнешние времена, коле что худое приключалось, прадеды наши поднимались к озеру Манаса и оставляли там таблички с просьбами, дары. Если мольба от сердца была, то спускался с рассветом Люции исполин в пять каров и подмогал им. Но пришли чарипы и привели своих богов. И запамятовали аульцы о прошлых доблестях великанов. Перестали ходить на гору. Авось, воротить обычай и попросить пришлых найти вертихвоста?
Велес ничего не ответил на предложение старосты. Да тому и не требовалось чье-то мнение. Хорос озвучил мысль и сразу понял — ее надо предварять в жизнь. Неминуемо после ларцов придут новые беды, и они будут затейливей прежних, ведь с людьми может сделаться пострашнее того, что пережили камни и скелеты.
Вечером после возвращения в аул вместе с чарипом, староста надел походную одежду горца, вытащил из комода пергамент, которым его одарили в главной молильне ровно пятнадцать лет назад, и, поцеловав жену на прощание, выдвинулся к озеру Манаса.
Местный люд видел, как глава спешно покидает селение, и вышел ему навстречу.
— Кудайть собрался, песий сын? Что с нашим чарипом? — гневно крикнул старый пастух Ярик и пригрозил овечьей погонялкой. Толпа заволновалась и закивала.
Хорос не хотел пугать аульцев, но растерянность в их глазах и бунтовское настроение заставили сдаться. Селение маленькое и новость о невидимых душегубцах мигом разлетится по домам. Так чего скрывать?
— Неладно на кладбище за Горой. Деймос, видать, завелся. Будем звать иноземцев Манаса, иначе никак.
— А боги-то нам на что? Где Велесовы молитвы? — гаркнула стряпуха-лепешница, поправив фартук на массивной груди.
Хорос пожал плечами и попросил у Ярика трех овец в дар великанам.
— Гляди у меня, не профукай общее добро. Раньше громадам хватало и одного барашка. А чей-то сейчас тройню подавай? — морщинистое лицо пастуха с маленькими глазенками хорька недовольно скривилось.
— Друзья, верьте мне, так надо. Худо-бедно, да справимся, — сказал Хорос и добавил: — Токмо вместе с помощниками.
Толпа немного погудела, так, для приличия, и расступилась. Глава аула побрел мимо них к расщелине, откуда начиналась тропа, и по пути закивал каждому мало-мальски знакомому лицу. Пущай знают, что он, супротив страхам, готов за них отдаться воле чужаков, пущай поминают добрым словом.
Узкая дубленая кожа кацувейки давила невыносимо, дышать было тяжело. Зря он натянул ее после такого большого перерыва. Полнота и возрастные жиры округлили тело, едва дали залезть в старую одежку.
Когда Хорос поднялся и шагнул на заветное плато, силы иссякли вконец. Сняв обувь, он присел на каменный выступ. Привязал ягушек.
— Спасибо Манаса, что даруешь нам свои потоки, — от всей души поблагодарил он озеро, зачерпнул набедренным кувшинчиком ледяную жидкость. Испил.
Сине-зеленые волны весело заиграли бликами ночных светил, журчанием перешептываясь с долгожданным гостем. Из темноты заухал филин. Ни суеты, ни зверья не услышал человек. Все спало, набираясь сил к утренним заботам.
Мужчина улыбнулся, аккуратно вытащил из наплечной сумки пожелтевшую бумагу, расправил. С ее краев полетела застарелая шелуха и опустилась под ноги отмершими листьями клена. Негромко выругавшись на криворуких умельцев, что сделали пергамент таким хрупким, глава подул на остатки и бережно положил их под камень, с которого только что встал.
— Верю тебе, Манаса. Жду помощи, как ждали ее наши предки. Не подведи.
Озеро вновь заколебалось, будто от ветра. И тут же притихло. Из можжевельника на дальнем берегу вспорхнула птица и не спеша полетела за утес. Как только черная точка в небе слилась с ночью, наступило безмолвие.
***
— Па, гляди-ка, какой большой дядька! — завопил сын Хороса, Хори, и указал пальцем в окно на приближающегося гиганта.
Черные сапоги остановились у самого порога лачуги. Раздался тройной стук.
— Ты с Манаса? — крикнул Хорос, подкравшись на цыпочках к двери.
— Да. Вызывали?
— А то!
Староста распахнул дверь, подбоченился и улыбнулся самой доброжелательной улыбкой, которая только могла появиться в арсенале бывшего мясника. Серые глаза сверкнули неподдельным интересом.
Человек в черном наклонился, на полусогнутых прошел в гостиную обитателей Срединного мира Тройной звезды и брякнулся ягодицами прямо на пол.
— На стул не изволите? — спросил Хорос, но тут же понял, что зря.
Гость при всем желании не смог бы усидеть на том, что для них являлось мебелью.
— Не фига не получится. Я малясь больше, чем вы, — усмехнулся пришелец и почесал щетину на подбородке. — Прошу, ближе к делу. Что случилось?
— Обождите, — попросил хозяин дома и, растолкав членов своей семьи, открыл дверь в смежную комнату. — Велюша, выходь. У нас получилось.
Из комнаты выплыло бледное привидение с такой же, как у хозяина, золотистой шевелюрой и, шмыгнув носом, присело на край подоконника напротив незнакомца.
— В-вы из иного мира? Приб-б-были с-спасти н-народ Мана?
Мужчина в меховой накидке и с монетой-серьгой в ухе кивнул.
— Что т-там?
— Где?
— На серьге?
— Белый медведь.
— О-о-о, — удивленно заморгал Велес и спустя мгновение поклонился.
— Знаете, кто я? — задал вопрос гость, уголки губ которого начали подниматься в преддверии ухмылки.
— Д-догадываюсь, — уклончиво ответил чарип и уже без стеснения поведал свою историю.
Лично пришельца он не знал, но, учась в школе главной молильни, слышал о древнем ордене, живущем между небом и землей, который был настолько могуч, что без труда справлялся с деймосами. Обычные люди при виде тварей падали в обмороки, сходили с ума, но не путейцы (так называли чужаков старшие).
Мужчина молча выслушал излияния местного священника, и когда тот закончил, снял с плеча котомку. В ней оказались хорошо сохранившиеся цветные карандаши, краюха хлеба и белоснежные бумажные листы, скрепленные незнакомой для аульцев металлической скрепой.
Открыв на нужной, гость подал глянцевые страницы чарипу.
— Оно?
Велес всплеснул руками, ахнул и, не удержавшись на ногах, присел на самодельный старостой стул, который только что предлагали гиганту из иного мира.
— Оно.
— Да, чегой-то там? Мудрите, ребятки? — неожиданно грубо полюбопытствовал старый глава и заглянул через плечо товарища. С пустого пространства выбеленной бумаги на него посмотрели круглые от ужаса глаза чарипа.
Худой, словно скелет, рисованный человек стоял посреди хаоса обломков камней и, подняв одну руку, пытался закрыться от смотрящего на него художника. Длинное, подобно женскому платью, одеяние выдавало в нем Велеса.
Да, точно. Это был он. Их уважаемый и почитаемый в каждом доме Велес с книгой за пазухой и кривоватым, узким лицом.
— Накидал заранее? Удалец, — оценил одновременно качество работы и дар провидения Хорос.
Немного поразмыслив, он решительно произнес:
— Надобно на погост идти. Что там делается — никто не знает. Может, лисы, да зверье всякое наших родных разворовали, а мы тута сидим. Негоже трусами задерживаться.
Гигант кивнул и посмотрел на бледнеющего Велеса. Из глаз того уже начинали капать горючие слезы, губы непрерывно дрожали.
— Видимо, придется без него.
Хорос набычился, капризно засопел. На своем веку он много чего повидал от волков-людоедов до султанских послов, поэтому ранимость того, кто по обычаю призван защищать Ману от прихвостней дьявола, раздражала невыносимо.
— Айда вдвоем. Пущай полежит здесь, оклёмывается, — в конце концов, скомандовал он и скрылся за дверью супружниной спальни, чтобы набрать провизии из-под полов и привязать к бедру ножны от бывалого солдатского ножа.
Люция медленно подползала к зениту, когда двое вышли из дома главы. Один — чуть выше розового куста, с белесыми волосами и круглым, невыразительным лицом, второй — двухметровый атлант в меховой накидке из шкуры волка.
Гость мира Тройной звезды поднял голову. Залюбовался необычным небом. В его Вселенной таких расцветок не было. Точнее, были, но не принадлежали небосводу. Рыжие, алые, коричнево-ржавые оттенки перемешивались в нечто невообразимо прекрасное и пугающее одновременно. Пожалуй, марсианская атмосфера некогда походила на то, что явилось перед ним здесь. Однако сравнить планеты уже никто не мог.
— Долго идти? — задал вопрос большой человек.
— Далече, — ответил староста и с любопытством, свойственным всем малорослым людям, спросил: — Как величать?
Великан блеснул черными, словно горный уголь, глазами, улыбнулся. Длинные ноги лихо подскочили на каменных выступах плато, с которого начиналась тропа, и встали на самый край. Мужчина обернулся и протянул руку.
— Маром, шаманом. Как угодно. Первое — имя, второе — профессия.
— Что? Прохессья? — не понял Хорос.
— Работа такая. Типа кузнеца.
— А-а-а. Будь по-твоему. Маром так Маром.
Староста дернул головой, удовлетворенный открытостью попутчика, и, схватившись за его длинные пальцы, потянулся вверх. С таким ловким и сильным помощником он, наконец, поверил, что дело, за которое сдуру взялся, завершиться благим концом. Чарип чарипом, но в борьбе с нечистью одними молитвами не обойтись.
До заката оставалось не больше двух часов. Путники спустились с самодельного серпантина, проложенного сотни лет назад первыми поселенцами, и подошли к мощеной дорожке, ведущей к кладбищу. Уже отсюда виднелись разрытые могилы. У полусгнившего сарайца белели скелеты и вытесанные из камня коробы для них.
Мархи легонько отстранил старосту, который первым вышел на видное место. Качнул головой. Не хватало еще подставить под удар единственного жителя, который не побоялся духов, вызвал его и решился сопровождать в такую даль.
Стояла тишина. С тех пор как путники ступили на тропу, не колыхнулось ни одной ветки. Даже насекомых, обычно роящихся в прохладе сумрака, не было слышно.
Мар насторожился, но промолчал. То ли котлован межгорья кишел злобными тварями Нижнего мира, и поэтому жизнь ушла отсюда, то ли, наоборот, местные призраки не думали ни на кого нападать, и природа спала своим обыкновенным сном.
— Где чарип видел духа?
— Душегуба-чертяку?
Шаман кивнул.
— Нам тудысь за кусты, что перед обрывом. Я Велеса там и нашел, увалился на самое дно и ревел в беспамятстве, яки зверь.
Сняв со спины бубен и вытащив из-за пазухи колотушку, великан направился в зеленую чащобу. Ветки в ней напомнили рослый крыжовник, только иглы топорщились странными загибами крюков и не кололи. Цеплялись, резали все, до чего могли дотянуться. Оставляли глубокие раны, словно от ножа. Но не доставляли боли.
Холмистая местность с недостатком кислорода, гнейсовая порода и редкие участки плодородной почвы сотворили из планеты нечто экзотическое. Бурная зелень многократно перемежалась с голыми участками гранита, непомерно огромные хвойные деревья резко переходили в низкую траву и мох. Живучая, привыкшая к конкуренции природа превратилась из колыбели человека в его конвой, а иногда в жестокого, мстительного убийцу.
— Осто… — попытался предупредить о яде крючков Хорос, но услышал чертыханье. — Не успел. Эх. Разотри в руках лист корисы и намажь ранку. До свадьбы заживет.
Мар выглянул из-за изумрудной изгороди и со злобным выражением уставился на старосту. Идея вылезти обратно и надрать тому мягкое место казалась очень привлекательной.
— Какую корису намазать?
— Листик того же куста. Изволь спешиться. От яда всяко может приключиться: понос, распухлость, пена изо рта.
Мархи смазал раненые участки зелено-бурой кашицей и сел перед захламленной низиной. Если в его крови и остался сок вредителя, то во время камлания его непременно найдут и изгонят помощники. Теперь опасаться нечего.
Пока Мар готовился к обряду, Хорос присел на скамью и поправил на бедре боевой нож. Совсем недавно, лет двадцать назад, он служил в пехоте одного из четырнадцати султанов континента, и это оружие не раз спасало ему жизнь: то бронь врага пробьет в сражении, то краюху разрежет, которой место в каменоломне, то защитит от пьяного собрата. Аульцев, что были рангом ниже остальных в войсках, посылали на передовую первыми, и если бы ни верный клинок, не видать Хоросу родимого дома и не иметь детишек, а лежать меж глыб на чужой земле.
«Бум-м-м», — загремел бубен, отчего глава аула подпрыгнул на месте и отвлекся от безрадостных мыслей. «Бум-м, бум-м», — опять запел древнюю песнь двойник шамана. Хорос привстал и на цыпочках, едва дыша, шагнул к кустам корисы.
— Ничего, — послышался сквозь зелень низкий голос Мархи.
— Совсем?
Меж насаждений показалось смуглое, с раскосыми глазами лицо великана.
— Мокшиния заверила, что духи усопших спокойны. Им незачем вредить чарипу, который верой и правдой служит аулу. Стой! — вдруг встрепенулся кам и, обернувшись, уставился во мрак.
Аульцу показалось, будто гигант видит кого-то или пытается рассмотреть то, что ему, обычному человеку, неведомо.
— Жди, — приказал Мар и снова скрылся в живой изгороди.
Прошла минута, другая. Звуки бубна участились и стали заметно громче. Над низиной поднялся легкий туман и закудрился вокруг чарипни странными, причудливыми завихрениями. Потом волны сместились, затанцевали ближе к захоронениям. Посыпалась гранитная крошка.
Мархи в экстазе стоял и смотрел, как полупрозрачный отпечаток прошлого проник сквозь время в мир духов и из чернеющего Ничто выскочил худой, с округлившимися от испуга глазами чарип Велес. Пошатываясь, он прошел ближе к каму, осмотрелся и сделал неудачный шаг на влажной дорожке. Ноги заскользили, не удержались, и мужчина неловко повалился наземь. Огромная морда, похожая на козлиную, тотчас вырвалась из ямы, где недавно лежал ларец покойника, и ринулась к человеку.
Шаман попытался помочь чарипу. Не осознавая, протянул тому руки, но не успел. Точнее, не смог вернуться в прошлое, чтобы помочь. И Велес, потерявший всякую надежду остаться на ногах, полетел в яму. Призрачный зверь его подтолкнул
— Ты кто? — крикнул шаман вслед распадающейся маске и услышал блеянье. Затем раздались речи, понятные только шаману:
— Прочь, медведь.
Стало темно. Мир ДО изрыгнул аватара и тот, схватившись за гриву слепого товарища Бо, снова ворвался в Срединный мир Тройной звезды.
Мгла расплылась на отдельные участки, меж которых ночные светила вполне сносно демонстрировали предметы реальности. Вот кусты и ядовитые ветки покачиваются от легкого ветерка, вот яма с холмиками мусора, а вот Хорос испуганно наклонился и глядит на него, замерзшего и уставшего с бубном в руках. Все на месте, кроме духа, что показал ему встречу с чарипом.
— Улунхан, помоги. Покажи, что со старым священником, — крикнул Мар, тут же позабыв о Хоросе и трех лунах на небесах.
Птица размером с быка отделилась от правого края скалы, стоявшей впереди кладбища, фыркнула. Расправив громадные крылья, она сделала пару взмахов и оказалась прямо над головами людей, звавших ее. От мощных потоков воздуха перевязанные тесемкой волосы Мара взметнулись и рассыпались черной волной по широкой груди и плечам.
Хорос крякнул. Медленно попятился в кусты.
Руки едва находили ножны, где лежал единственный защитник — нож Третей мировой.
Он не видел птицы, не слышал шелеста перьев в воздухе, но заметил, как сильный порыв снес остатки тумана и заиграл ядовитыми насаждениями кладбища.
«Неужто Мару помогают деймосы? Ох-хо-х», — растерянно, но с долей уважения подумал староста и погладил рукоять клинка. Спасать того, кто говорит с духами довольно поршивое занятие. Не ровен час, как сам попадешь в тот мир, откуда с ним ведут беседы. Лучше постоять в сторонке и не высовываться.
— Видишь его? — спросил у невидимки Мар, и что-то неразборчиво замычал.
— Смотри сам, — шепнул из своей вселенной Улунхан, и его орлиный взор упал на небольшой домик с подсвеченными изнутри окнами.
Крылатая птица уменьшилась в размерах и спокойно села на подоконник, совершенно не испугавшись, что может разнести хлипкое строение в пух и прах.
— Видишь?
— Да.
За мутной пленкой, выделанной из животного пузыря, копошился размытый силуэт худого, угловатого мужчины в потертой одежде монаха с кубическими четками в руках.
Чарип молился. Перебирал косточки погибшей легенды (дракона). Губы беззвучно шептали слова благодарности. Тихо лились просьбы здравия и изобилия для людей аула, для тех, кто с таким трудом выживал в суровых горах, кто верил и надеялся только на себя.
— Великий червь плодородия, благодарим тебя за почву, что насытил жизнью, благодарим за хлеб и овощи. И просим вернуться, озарить землю надеждой.
Червь как обычно молчал.
Свеча же на столе вспыхнула сильнее, затанцевала.
Велес улыбнулся. На миг он поверил, что это благой знак и совсем скоро свет добра, справедливости, блаженства прольется на всякого раскаявшегося нечестивца. На грешников и праведников. На него самого.
Но… Напрасно…
Тени зашевелились и одна, самая черная и живучая, устремилась из угла к фигуре чарипа. Отблески света не испугали ее, не заставили спрятаться, а лишь сильнее раззадорили. Тень покачнулась, опустилась ниже.
— Кончай ее! — рявкнул Мар, видя происходящее через зрачки птицы.
Орел рванул тонкую мембрану окна, и когда та разошлась, влетел в комнатушку неудержимым вихрем. Схватив злобного духа, он, под истошные вопли Велеса, выволок тень наружу и начал с яростью выклевывать из нее куски.
— Ш-ш-ш, — зашипело со злостью раненой змеи черное создание и растворилось.
— Где оно? — спросил амагята сквозь пространство Мар.
— Это не сунесу и не демон. Слишком силен, не подчинить, — сделал вывод Улунхан и, недовольно фыркнул. Превратившись в пепел, он вновь растворился, как это нередко бывало после удачного или не очень задания.
— Дед, ты здесь?
— Здесь, — ответил Асай.
— Я не такой дряхлый, — одновременно с помощником отозвался Хорос, который, конечно, не ведал, что, помимо него, магического духа и непонятно с чего взбесившейся колдуньи, на кладбище есть еще пара-тройка созданий.
— Я не тебе, — посмотрев замутненным взором на главу аула, признался Мархи. Отвернулся в другую сторону и продолжил расспросы. — Кто может быть сильнее духа великого шамана?
— Эжины, боги, бурханы.
— Пришли за Велесом?
— Покуда он жив, они не угомонятся.
— Досадно, — покачал Мар головой и резко поднялся. Черные глаза мгновенно прояснились и почернели пуще ночи, в которой два человека только что камлали на кладбище.
На Хоросе не было лица. Он тихонько, чтобы не помещать орде деймосов кама, сидел в ядовитых кустах и моргал одиноким совенком.
— Пора возвращаться, — как можно доброжелательнее сказал Мархи главе, но сквозь успокаивающий тон его сквозила настойчивость. Теплая улыбка и расслабленно опущенные плечи давали понять, что он полностью здесь, в этом мире.
Аулец встал, отряхнул от крючковатых иголок войлочную безрукавку. В уголках глаз мужчины затаился недоверчивый прищур. Он присмотрелся к великану, подумал и спустя мгновение улыбнулся. Махнув рукой в сторону тропинки, пригласил удивительного гостя выйти на открытое место.
— Айда, Мар. Видать, твои деймосы тебе подсобили. Не иначе, разобрался с кладбищенским чертякой?
Мархи несогласно покачал головой, снял черную маску и направился к самодельной изгороди, отделявшей владения чарипа и мертвецов от окружающих гор. Деймос и Фобос вышли из-за плавающих на небосклоне туч и засияли золотисто-бурым светом.
Небольшой, размером с луну Деймос был плоским и ровным, словно бусина из бижутерии мамы Лины, которую та потеряла в поисках деда Асая. Фобос, видимо, названный древними в честь бога страха, напротив, темнел кратерами и руслами давно погибших рек. В центре массивного диска торчала носовидная гора, скалившаяся тем, кто на нее смотрел, гнилыми зубами высохших предгорий.
Прямая, под уклоном дорога закончилась, начался первый поворот самодельного, выдолбленного в скале, серпантина.
— Ты звал Улунхана? Кто это? — полюбопытствовал Хорос и вытер пот со светлой, почти белой, кожи. Он едва поспевал за длинными ногами и молодостью иноземца.
— Личный покровитель, которого дали мне боги в ночь инициации. А что?
— Ничего, — отрицательно качнул головой любознательный житель Трио. — Ты им командуешь? А дед, которого ты кликал потом?
Мархи остановился. Снял с пояса бурдюк с водой и подал собеседнику.
— Будешь?
— Нет, — ответил тот и указал на площадку, где частенько останавливались путники, идущие из аула на кладбище и обратно. Обычно в этом месте они поминали усопших сладким вином и ирилкой. Время от времени здесь разбивали ночлег влюбленные парочки.
— Пора б отдохнуть. А покась просиживаем штанины, поведай-ка о покровителях, стариках, которые подмогают колдунам. Ужасть, как интересно.
Не в силах сдержаться, Мархи рассмеялся так, что зазвенела серьга в ухе, ударившись о кольцо, на котором висела. Блеснула чеканка медвежьей морды.
Мужчины присели.
— Смотри не усни, пока будешь слушать. Хотя я попробую покороче.
Мироздание камов состоит из трех пластов: Верхнего мира, где обитают Западные боги — тэнгри, их сыновья — ханы и дочери — хаты. Они создали людей и животных, наделили тварей частицами звезд и полюбили как родных детей. Кроме них в небожителях ходят злые Восточные тэнгри и их потомство. Они борются за власть с Восточными и ненавидят людей с начала времен.
Второй пласт соткан из материи. В нем живут человеки, осколки душ и остальная живность. Это Срединный мир. Он не один. Их великое множество. И разбросаны они повсюду, словно грибы в осеннем лесу.
И третий мир…
Аулец не выдержал и нетерпеливо перебил.
— Загробный?
Мар снял со спины бубен и показал карту, нарисованную им на оленьей коже восемь лет назад. Три тонкие линии, виляя и подпрыгивая, шли вдоль рисунка, потом резко поворачивали и превращались в единую спираль, соединенную в центре образом человекоподобного зверя с рогами, пронзающими все эти прожилки. Кам указал на нижнюю линию, по которой в опрокинутом к остальному зверью виде бежало стадо чудовищ.
— Нижний, где живут души умерших людей, зверей и растений, злобные демоны.
— Обожди. — Смутился Хорос. — Это как же так? Частицы звезд, осколки душ и души в Нижнем мире. У человека же одна душа? Кудай-ть вы, камы, столько напридумывали?
— Мы знаем — их три. Три осколка, которые, соединяясь, создают единый облик, единую сущность из тела, «Я» и божественной искры. Сунесу, сульде и бессмертная ами, вот, как их называют.
Кроме обычных душ у таких, как я, есть помощники, покровитель и… Ну… Хранитель. Покровителем нельзя управлять, он из Верхнего мира и дарован тэнгри; помощников каждый набирает по силам и по способностям, а хранитель — часть души, ее звериное воплощение. Живет с человеком от рождения до смерти.
— Эка загнул. Однако ж смотрю, как ты управляешься со своими подсобниками, и диву даюсь. Веру меняю на вашу.
— Чарип молился червю. Кто это? Ваше божество?
Хорос почесал затылок, откашлялся. Было понятно, что слова ему даются с большим трудом. Пару дней назад он верил в богов чарипа, как в самого себя, но после тумана, родившегося из ниоткуда, невидимых птиц, да и того чуда, что на земле низкоросликов появился гигант с пепельными, как султанские монеты, волосами, в нем родилось сомнение.
— Верно. Триольцы султана Рослана верят в четырнадцать богов. Одного из них кличут Червь. Он и взаправду червь. Тот, кто из каменного пустыря изладил плодородную землю. Грыз, грыз и вот те на: травушка вылезла, зеленушка всякая.
— Понятно. Неплохая животинка.
— А то! — воскликнул Хорос и хлопнул по колену. — Всяко лучше разрушителя могил.
Велес сидел недвижимый и едва дышал. В воздухе комнатушки, заменяющей семье аульца прихожую, кухню и гостиную, расплылся горьковатый запах полыни и грибов. Слегка тлели зажженные травы.
Перед Велесом на вязаной половице сидел Мархи. Глаза его были широко распахнуты и мертво таращились слепыми зрачками в то место, где стоял стул. Мар не видел, Мар не шевелился. Он одеревенел. Только руки, большие и безупречно молодые, держали бубен и громко били в звонкую кожу, ни на секунду не прерывая выверенного веками темпа.
Из темноты Нижнего мира появился огромный, больше Мара, человек. Принюхался. Шаман нервно дернул плечом и тихо попросил деда Асая заковать свое тело в латы. Что-то подсказывало, что договориться с духом шансов довольно мало.
Старик из дымки превратился в металлические защитные пластины и поймал внука в свои объятия. Сколько бы ни было лет Максиму, для старика он навечно остался мальчиком из больничной палаты.
Блестящая броня сделала молодого человека наглее, и он подошел ближе к незнакомому существу.
Зрачки шамана, расширились от удивления, рот приоткрылся. Из сумрака Мара обдало светом двух синих глазков, которые, не моргая, просканировали его с макушки до пят. Остановились безучастными светлячками на человеческом лице. Морда, похожая на кору немолодого вяза сморщилась, захрустела.
Послышалось тихое шипение и звуки трещотки гремучей змеи. Сначала одной твари. Потом второй.
— Медведям не место в юдоли мести, — сказал древовидный и выпустил в Мара пару рук-змей, которые до сей поры прятались за массивным телом в мешковине.
Мужчина увернулся, отпрыгнув пару шагов. Перекатился через спину. И встал. Натренированные мышцы, связки работали, словно пружины.
Последовал новый выпад. Клыкастые конечности кровожадно раскрыли пасти и попробовали языком человеческий запах. Он был рядом, так близко, что любое удачное приземление могло оказаться последним для еще живого сульде.
Раздался грохот, мраморная поверхность, на которой стояли противники, слегка затряслась, и что-то металлическое покатилось к трехметровой живой коряге.
— Чжурчжэнь? Не ожидал увидеться снова.
Их темноты выступил Улунхан, могучий воин, закованный в панцирный доспех и пластинчатый шлем. На кожаном ремне у бедра звякнули бубенцы в виде змеиных голов.
— Без меня юному ойуну не справиться.
— Тогда покажи ему пример, — с издевкой посоветовал дух и тут же получил окольцованным кулаком по одной из извивающихся лап. Пресмыкающееся пискнуло и прикрыло веки.
Улунхан подпрыгнул, скрывшись в небытие, потом метеором опустился на древовидного и пригвоздил того к блестящему полу.
«Или к потолку?» — подумал Мар, когда то, что было под ним, неожиданно перевернулось, превратившись в верх и сбросило с себя воинственную троицу.
Мархи начал падать, все быстрее набирая скорость и не ведая, как остановиться. Пространство растянулось резиной, поехало вкривь, отчего рамки его полетели к чертям.
В Нижнем мире не существовало законов бытия. Каждая вылазка была сюрпризом и чаще всего не особо приятным. Ведь что может быть располагающего в измерении, где измерений-то никаких не существовало? Только долгое, безмерное пространство, потерянное во времени и сотворенное на миг фантазиями тех, кто здесь ютился.
Неожиданно ногу обвила упругая лиана. Мархи качнуло один раз. Второй. На третий он отлетел с такой силой и скоростью, что, даже увидев перед собой стену, не смог защититься.
В руке хрустнула кость, и парень судорожно сжался. Боль пронзила каждый миллиметр тела и невыносимо запульсировала там, где возник перелом.
«Чушь! Чушь! Чушь! Меня нет! Меня еще тут нет!» — завопил Мархи сам себе и… Очнулся.
Худой, изможденный череп чарипа почти вплотную приблизился к его лицу, и теплое дыхание согрело щетинистые щеки.
— Ты как, аватар? — спросил просвещенный пастырь и сдвинул брови. Вглядываясь в красивые, но такие чужие черты упрямого гиганта, он сочувственно прошептал:
— Кричал больно сильно. Пришлось разбудить.
— Тебя преследует бурхан. Один из тех, кто приходит за расплатой. Ты кого-нибудь когда-нибудь проклинал?
Велес напрягся и не в силах более контролировать тело, снова упал на стул, врученный ему главой на время камлания.
— Было, но я не знал. Не думал, что будет, — чарип заплакал и спрятал лицо под мозолистыми ладонями.
Потом будто решился на что-то, растер остатки влаги и без того замасленным рукавом и начал рассказ.
— В молодости я был простым скотоводом и не помышлял о служении богам. Как-то раз на берегу бурной речушки мне встретилась Янса. Дочь шуси, богатого торговца. Она искала своего ослика, сбежавшего со двора. И я, как истинный хозяин стада, быстро нашел на заезженной вдоль и поперек земле ее любимца. И если думаешь, что я получил за это медяк и сладкий поцелуй первой красавицы, то ты прав.
Время шло. Мы любили друг друга до беспамятства, каждый день, каждую ночь. Пока отец Янсы не вернулся из столицы и не привел с собой знатного богача. Вельможу.
Она пришла перед рассветом в ту же ночь и сказала, что согласилась на брак со стариком, что больше нам не по пути. «Он не красив и не умен, но любит меня и отвезет ко двору султана», — успокаивала себя Янса и убивала в моем сердце всякое тепло и человечность.
Я горевал. Долго. До безумия. И очнулся, лишь когда услышал об их свадьбе.
У венчального шатра, где шел праздник и пили лучшее вино из погребов повелителя, я потребовал, чтобы гнусный вор вышел. Гости и стражники пытались успокоить меня, заламывали руки. Но жених все таки услышал вопли и поспешил на буйство сам. Не страшась и не скрываясь.
Что тебе надо, старый шакал? — заорал я и плюнул ему под ноги. Мужчине, который годился мне в отцы и был богаче в тысячи, сотни тысяч раз. — Возьми все, только отдай Янсу!
Вельможа вытаращил глаза и промолчал. Выбежала Янса и приказала прогнать меня. Твердила, будто я — местный дурачок, опасный безумец.
И в тот момент мысли мои спутались, в груди расцвела такая ярость, что я собрал последние силы и проклял новую семью, проклял старика.
Через год, будучи учеником в главной молильне, я услышал новость, от которой до сих пор бегут мурашки: супруг Янсы сошел с ума и выбросился из окна. Что стало с любимой, мне не ведомо, так как боле не возвращался на родину. Злость, разочарование и глубокая обида прошли, но стыд за свои поступки глубоко въелся в кожу, стал частью сердца. Долгие годы, будто язва или оспа, он беспокоил израненную душу и сейчас вернулся с той же силой.
От пасмурных мыслей лицо Мархи посуровело, в уголках губ появились уже привычные морщинки. Не сказать то, о чем он думал и что знал, молодой шаман не мог, однако произнести тяжелые, роковые слова оказалось делом непростым. Чарип — славный человек, верой и правдой служивший народцу аула, совершил одну оплошность и, как назло, она-то и привела его к последствиям, от которых даже опытному каму становилось не по себе.
— Победить бурхана шансов никаких. Он не злобный дух, не демон. Даже тэнгри не берутся за такое.
— Так кто же они? И что делать? Меня ожидает смерть? — обреченно спросил Велес и, посмотрев на четки в руках, опустил вещицу на стол.
— Бурханы принадлежат к касте стражей. Они охраняют священные места, врата в иные миры и законы божеств. Любое существо, будь-то человек, призрак или деймос, может попасться под горячую руку, если осквернит миропорядок или не подчинится ему.
— Значит, погибель. Я понял. — Чарип махнул рукой и встал.
Четки так и остались на столе: чужие, одинокие, потерявшие всякую магию.
Мар кивнул, но решил закончить свое повествование не безнадежностью, но добром.
— Сын неба милостив и дает право оправдаться любому. Иди в деревню и найди свою Янсу. Быть может, она простит, и ты сможешь расплатиться за грехи с ней, а не с бурханом проклятий. И, быть может, он примет этот жест за чистую монету покаяния.
Глаза Велеса снова наполнились слезами. Ничего не сказав на прощание, он решительно вышел из дома и направился к Горе.
Через сутки, прибыв на кладбище вместе с аульцами, Мар увидел, что вещей старого чарипа нет, лишь на столе лежит молильная книга и в углу валяется огрызок расплавленной свечи. Тела Мокшинии, Богора и других обитателей кладбища аккуратно уложены в короба и стоят в ряд около пресловутого сарайчика.
— Ушел наш чарип. Нового кликать? — спросил Хорос у шамана, пока тот с другими аульцами опускал короба на днища могил.
Мар вытер пот со лба, расстегнул черную рубашку. Из-под плотной ткани выглянула морда медведя, выбитая на груди каким-то дивным умельцем, оскалилась. Глава поднял глаза и встретил спокойный и добродушный взгляд иноземца.
— Кликайте. У Велеса теперь новая жизнь там, где он нужен гораздо больше. В семье.
— В семье? В какой семье?
— В своей, — Мар улыбнулся. — Янсе очень нужна помощь с непослушным подростком, который собрался идти учеником в главную молильню и взбунтовался против женитьбы на местной девушке.
— Ай да старый прохвост наш Велюша, — рассмеялся Хорос и хлопнул в ладоши, сам не понимая, чему так радуется.
Потом резко помрачнел и обратился к шаману уже без улыбки:
— Кам, один вопрос меня гложет с тех пор, как мы сидом сидели и речи вели о мирах и душах. На твоем бубне четыре мира, а ты мне поведал о трех. Где ж еще один?
— Это мир, из которого ты меня вызвал. Но о нем не будем. Слишком опасно. Мана должна спать спокойно.