От увиденного меня затрясло. На одном снимке лицо ребенка выступало совершенно отчетливо. Бедняжке лет десять, не больше. Мне стало его ужасно жаль. Постепенно до меня дошло, что Лоренц замешан в криминале. Потому что не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что именно на кассетах.
Мне стало так плохо, что чуть не вырвало прямо в автобусе. А потом началась паника; я снова убрала фотографии в конверт, снова засунула конверт в чемодан и снова задвинула чемодан в нишу. А потом закрыла машину и вернулась до- 138 мой. Если бы я увидела Лоренца, я бы не смогла посмотреть ему в глаза. Меня бы вытошнило прямо ему на ноги.
Но я отдала предпочтение туалету. А потом заперлась в комнате и попыталась реветь. И даже зареветь не смогла, в таком трансе была я от этих фотографий. Так жалела этих детишек! И казалась сама себе такой мерзкой, потому что всё знала и ничем не могла им помочь.
Или все-таки могла? Надо было пулей лететь к копам и настучать на Лоренца.
В понедельник и вторник я еще вполне нормально ходила в школу и пыталась по мере сил выкинуть всю эту историю из головы. Но у меня ничего не получилось, потому что я чувствовала свою ответственность за этих малышей.
Во вторник вечером я все-таки собралась с духом и стала действовать решительно. Написала отцу письмо, в котором рассказала всё. Была убеждена, что отец и сам прекрасно поймет, что делать, стоит только ему узнать о подобном свинстве. К тому же у него появился бы наконец интересный материал для газеты. Ну, скажем, так: «Четырнадцатилетняя девочка раскрывает преступление и выводит на чистую воду извращенного растлителя малолетних!» Или еще что-нибудь в этом роде.
А потом я приняла полпачки антидепрессанта. Таблетки остались еще от матери. Мне стало плохо, появилась тошнота, в глазах потемнело, и я потеряла сознание.
Пришла в себя, когда меня везли на «скорой» в больницу города Д. Вокруг вертелись санитары, мне было просто мерзко; пришлось осознать, что я еще жива. Я совсем не боялась. И снова потеряла сознание.
Второй раз я очнулась, когда мне собирались промывать желудок. И тогда я решила, что больше никогда, никогда, никогда не буду пытаться отравиться таблетками. Промывание желудка — это отвратительно.
Когда я снова пришла в сознание, я спросила медсестру, кто меня нашел. Нашел меня отец. Таким образом я убедилась, что он прочитал письмо.
Я должна была остаться в Д. еще на день. (Теперь я знаю эту больницу лучше, чем собственный дом!)
В четверг за мной приехал отец. И я пережила одно из самых больших разочарований в своей жизни. Он подошел к двери и спросил, как я себя чувствую. Проинформировав его о своем состоянии, я спросила, прочитал ли он мое письмо. Отец посмотрел на меня как на ту самую австралийскую пиявку и только прошипел: «Ты знать ничего не знаешь, поняла, детка? Ты никогда не видела никаких фотографий, слышишь? И ты никому, слы- X rrU шишь, никому ни словом об этом не обмолвишься!
Врубилась?» Я остолбенела. Но отец еще не всё сказал!
«Ты получишь все, что захочешь! Теперь у твоего отца есть деньги! До тебя доходит или нет? Ты можешь получить все, о чем мечтала. Телевизор, кучу тряпок, всё, понимаешь ты или нет?! Ноты заткнешь свой рот, иначе будет плохо! Поняла? Стоит тебе только открыть свой поганый рот, и случится нечто ужасное, в этом можешь быть уверена!» Своим носом он чуть ли не тыкался в мой. Грязная свинья!
Я снова и снова спрашивала себя, почему мой отец такая мразь. Я могла ожидать от него чего угодно, но мне никогда не приходило в голову, что он мучает детей. Такое могло присниться
только в самом ужасном сне. А теперь он еще и меня втянул.
Сейчас стало понятно, чем он занимался в Австралии. Какая мерзость!
Я совершенно не представляю, что делать. И даже попытка самоубийства не спасла меня от этого свинства.
В больнице сказали, что мне может помочь курс психотерапии.
Я должна ходить туда каждую неделю и рас- _ сказывать о своих проблемах! Просто здорово! А тс J. Как будто я могу говорить с каким-то психопатом о делах моего отца. Он же сразу донесет!
Хорошо хоть сейчас каникулы. С тех пор как я вернулась из больницы, я снова живу у Никки. Ее мать уже неделю ошивается в нервной клинике.
Если задуматься, то я не единственная в нашем городе, у кого мерзкие, опустившиеся родители.
Родители Никки в разводе, ее отец дарит ей все, что она захочет, кроме внимания и заботы. У ее матери постоянные нервные срывы, в которых она обвиняет Никки. Именно поэтому сестра Никки уехала от них, как только ей исполнилось восемнадцать лет. После того как ей исполнилось двенадцать, она не сказала матери ни
слова, и Никки приходилось быть между ними посредником.
Мать Амелии лишила себя жизни год назад. Теперь Амелия живет с отцом, бабушкой и сестрой, которая на восемь лет старше. С сестрой они довольно неплохо понимают друг друга и даже могут общаться. Бабушка наполовину слепая и все время ругает свою умершую невестку. А отец Амелии вообще ничего не говорит по этому поводу. Своего старшего сына он потерял в автокатастрофе. Амелия никогда не знала старшего брата.
Родители Фионы разошлись уже несколько лет назад. Ее отец постоянно работал, его никогда не было дома. Мать тоже пьет. Каждый вечер. Фиона сама мне рассказывала.
Но по Фиониной матери это не так видно, как по моей. Она всегда ухожена, готовит, убирает квартиру и работает в специализированном магазине, в котором продают сыр.
Родители Рамина развелись только в прошлом году. Потому что отец пьет и у него есть любовница. Рамин все время об этом знал, но не мог рассказать матери — отец его шантажировал.
А я тут распустила нюни от жалости к самой себе. Новый год проведу с друзьями, Рамин го- товит праздник у себя в подвале.
Я до сих пор считаю всю эту историю гнусной и понятия не имею, что делать, но все равно где- то в глубине души рада, что осталась в живых. После попытки самоубийства все друзья дали мне понять, что я им еще нужна. А это придает бодрости.
Четверг, 2 января 1997
Новый год прошел суперски! Собственно говоря, это был совершенно нормальный Новый год, но мне так давно хотелось праздника. Яда- АлпО же выпила, но это не повредило ни мне, ни другим. Были даже Юлиус и вейденфельдеры. Господи, как я разнервничалась, когда он оказался рядом! Вместо того чтобы нормально с ним пообщаться, я все время убегала, стоило ему только обратиться ко мне. Какая я трусиха! Если буду так себя вести, я никогда не найду себе мужа. Черт!
У меня такое чувство, что постепенно все группировки нашего города начинают сближаться. Что-то витает в нашем воздухе, что-то необычное, и как будто говорит нам всем: «Объединяйтесь, вы должны что-нибудь предпринять против своих предков!» Словами этого не объяснишь, это нужно прочувствовать.
В новогоднюю ночь я даже разговаривала с Каро о ее семье. Она рассказала, что ее мать работает в городской администрации и показывала ей статистику, из которой следует, что в процентном отношении наш город обогнал большинство близлежащих городов по количеству потребляемых наркотиков и самоубийств.
Наверное, над нашим городом висит проклятие.
Не могу понять, в чем дело. У нас чудесная рыночная площадь. Фонтан, маленькие переулочки и запутанные улицы, древний замок, который кажется красивым даже мне. А еще у нас есть лес.
Вроде бы жаловаться не на что. Но разве озеро, фонтан или замок могут быть интересны для молодежи?! Нет, конечно, нет. Зато в боковых улочках и в лесу хорошо курить марихуану. И пока ночью бредешь по темной дороге к замку, то, по крайней мере, тоже есть чем заняться. Кого удивляет, что здесь все колются! Не хочу ни в чем обвинять нашего бургомистра, но ведь мог бы сделать хоть что-нибудь для молодежи. Например, парк, где мальчишки могут кататься на скейтбордах, кинотеатр, бассейн, молодежный центр или что-то в этом роде! Но ничего подобного! Вместо этого он постоянно нас упрекает, что мы болтаемся у фонтана и производим плохое впечатление на приезжающих летом туристов. Он только и занят
что Альпийским союзом. Обществом игроков в кегли. Союзом стрелков и Обществом хранителей национального костюма. Плюс к этому еще и Молодежное объединение! Но кто примет участие в подобной ерунде? Разве только противные послушные ботаники, которые ходят по воскресеньям в церковь и при этом ласково так улыбаются ему, бургомистру.
Интересно, кто его выбрал? Да наши ненормальные родители!
Я уже несколько раз была у этой терапевтши, к которой должна ходить после попытки само- убийства. Она очень приятная, но я с ней особо не откровенничаю. У нас слишком разные взгляды, я бы с ней только спорила. Вполне хватает того, что раз в неделю я вешаю ей на уши какую-нибудь простенькую лапшу, а она довольна и не действует мне на нервы.
Вторник, 7 января 1997
Я все время задаю себе вопрос, что бы сделал мой отец, если бы я открыла рот. Он купил телевизор с видиком, новый кухонный стол и кучу новых ковров. А мне перепала кровать. Я подумала, что могла бы потребовать гораздо больше, чем кровать. Он должен предложить мне много чего.
чтобы я держала рот на заике. Это значит, что меня можно купить, но сейчас мне на все начхать, я плюю на моральные принципы и постараюсь высказать все свои желания.
Четверг, 23 января 1997
Теперь наша квартира как с иголочки. Сплошь новая мебель, даже новая посуда.
Мы завели уборщицу с огромным задом. А у меня теперь классный компьютер. Супер. Правда! Теперь у меня есть даже контакт с Тедом в Австралии. Мы ежедневно шлем друг другу письма по электронной почте. Как здорово, что я могу с ним общаться! Но все равно грустно, потому что быть с ним я не могу.