Сегодня цивилист Пьет отвез меня на своем автобусе в М. Семь голубых пакетов для мусора и два ящика с моими пожитками ему пришлось дотащить до моей комнаты. Это рядом с кладовкой. Жить я буду с еще одной девочкой, ее зовут Ви-
виан. Вивиан на год старше меня и еще до меня успела побывать в той же самой клинике. Почему? Конечно же из-за булимия что меня слегка напрягает, потому что она наверняка будет за мной следить и контролировать, сколько я съедаю за день и так далее. И все равно она очень симпатичная, мы сразу же нашли общий язык. Всю вторую половину дня мы обустраивались, вешали картины и болтали о психушке. Управились только к вечеру. Теперь наша комната самая красивая во всем доме. Она большая, просторная. Достаточно светлая хотя и в подвале. А для меня это очень важно. Комната должна быть светлой! Темноты мне было вполне достаточно дома.
Каждый день дежурят два воспитателя. Сегодня был тот, с классной задницей, Янос, и еще Карлотта. Похоже, что Карлотта умеет владеть собой и хорошо контролирует ситуацию. Сразу видно, что она строгая. Она, конечно, не холодная, этого нет, но стоит ее увидеть, как сразу же понимаешь, что это личность авторитетная. Да и внешность у нее соответствующая. Сегодня Карлотта упакована в черный брючный костюм. Ее густые светлые вьющиеся волосы зачесаны на левую сторону, а одна прядь постоянно падает на глаза. Привычным движением головы она отправляет непокорную прядь на место, а если это не помогает, то дальше следует затренированное движение рукой. Этот процесс я имела возможность пронаблюдать за сегодняшний день раз пятьдесят. У нее широкое лицо и очень большой рот. Когда она его открывает, то кажется, что перед тобой широкоротая лягушка. Но еще хуже, когда она смеется, потому что широкоротая лягушка как по волшебству превращается в широкоротого носорога. Но ведь всем известно, что носороги весьма симпатичные животные, разве не так?
Янос совсем другой, он как старший брат. Если бы я захотела, я бы могла влюбиться в его зад. Но меня не тянет влюбляться в чей-то, пусть и весьма выразительный, зад.
Сегодня мы с воспитателями идем гулять в лес. Здесь это называется «групповое мероприятие». Было бы очень скучно, но, к счастью, мы мало знакомы, поэтому куча времени ушла на то, чтобы четыре раза поведать собственную историю и выслушать восемь чужих. Это совсем непросто, при таком количестве новых лиц и историй соотнести их друг с другом.
Сначала я разговаривала с Катей, толстой несимпатичной девахой. В первые же пять минут она успела поведать, что была беременна и сделала аборт. А потом еще показала и шрамы на руке. Шокировать меня это не могло, потому что, во- первых, я и сама этим занималась, а во-вторых, в клинике я видела сотни таких, кто успел разре-
зать себе руки. Похоже, что Катя очень гордится своими ранениями. В то время как я постоянно пытаюсь как можно лучше спрятать свои шрамы, эта корова носится с ними и приветствует каждого словами: «Привет, я Катя, вот это мои глубокие раны, а ты кто?» Такое поведение не может не отталкивать.
Ангелина — девочка со светлыми локонами и голубыми глазами. Ей всего четырнадцать, но она мне нравится. Похожа на ангелочка, так и хочется ее потискать. Но я уже знаю, что она совсем не ангелочек. У нее за спиной восемь лет детского _Лр. дома. * 307
Мне кажется, что с двумя девочками не всё в порядке. Я имею в виду Франку и Елену. Как только на горизонте появляются особи мужского пола, они начинают очень громко смеяться. А так только и делают, что кудахчут: «У тебя тушь смазалась! Ничего если я сотру ее своими слюнями? А вот у меня тушь водостойкая!» И ничего больше. Они из тех, с кем ни при каких обстоятельствах нельзя вести нормальный человеческий разговор. Обе перекрашены в блондинок и сильно намазаны. Одной пятнадцать лет, второй шестнадцать.
Самый старший — Давид. Тоже побывал в психушке. Кажется достаточно умным и образованным, и хем не менее не какой-нибудь задавака, а клевый парень. Мы с ним долго разговаривали.
и у нас даже нашлось кое-что общее. Например, травка. Но он уже успел попробовать кокаин. Хорошо хоть в этом мы разные.
Тут есть парень по имени Рональд он настоящая шиза, по крайней мере выглядит и ведет себя соответственно. Рассказал мне, что хочет разводить кактусы, и перечислил штук десять латинских названий тех кактусов, которые стоят на балконе у его родителей. Остальные его игнорируют, но мне паренек очень даже понравился. У него насильственный невроз, он тоже был в клинике. До сих пор может повторить наизусть «UO текст, написанный на бутылках с яблочным соком, который давали в психушке. Я так рада, что у меня нет навязчивых идей, я бы сошла с ума. Но мне можно не забивать свою бедную голову фразами типа: «Ингредиенты: сахар, 70 % фруктового нектара, аспаркам, витамин С напиток изготовлен на основе фруктового сока», в моей башке достаточно другого хлама: «Я такая гадина, я снова растолстела, я такая гадина, я снова растолстела, я такая гадина, я снова растолстела, я такая...»
Мне объяснили, что мое чувство собственного достоинства должно стабилизироваться.
А еще есть Мартин. На полгода младше меня, у него оттопыренные уши (как у меня). Это ярко выраженный тип «постоянно не в себе». Имен-
но Мартин вчера был в бегах. Ночью полиция сцапала его на Главном вокзале Мюнхена и вернула сюда. Теперь ему запрещено выходить.
Четверг, 29 октября 1998
Сегодня дежурили Луис и Адела. Мне весь день было скучно, я уползла в свою комнату и сидела там, пока остальные не вернулись из школы.
После еды у меня заболел живот, и Луис накапал мне специальных капель, уверяя, что они должны помочь. Когда они все-таки не помогли, он принес какие-то травы.
Луис из Франконии и говорит «по-франкски». Типичный Иванушка-дурачок. Ест корни и травы и бог знает что по этому поводу себе воображает. Описать его внешность невозможно, он выглядит так, как должны выглядеть Луисы. Так, как я всегда представляла себе Луисов: незаметный, в глаза не бросается, тихий, ничего особенного. У него такой вид, как будто его никто никогда не любил и никто никогда не радовался тому, что он есть.
Поскольку живот продолжал болеть, Луис сел со мной в гостиной и спросил, почему же он болит. Я решила, что, видимо, это из-за салата, потому что
я добавила в него иного уксуса, у меня очень чувствительный желудок.
Но Луис проявил упрямство и хотел знать, нет ли чего-нибудь, что меня не устраивает; может быть, меня что-то гнетет, иначе бы живот не болел. «Наверняка что-то произошло, просто так желудки не болят! Знаешь, говорят: у меня желудок ухнул вниз? Я абсолютно уверен, что это у тебя что- то психосоматическое. Подумай». Мне ничего не пришло в голову, вообще ничего! В конце концов Луис сжалился надо мной: «Поразмышляй над мо- ими словами, если что-нибудь надумаешь, мы еще « J- U разок побеседуем».
Я решила, что больше у меня ни разу в жизни не будет болеть живот, а если уж так случится, то я ни за что никому об этом не скажу. А травы помогли.
Сегодня «Вечер родины». Мне кажется, что это идиотское выражение. Напоминает уроки из серии «Знай и люби свой край», это изучают в начальной школе. Там проходят размножение кротов или устройство человеческого уха. Или это я путаю с биологией?
Но мы не исследуем кротов, мы играем в социальные игры, которые в один прекрасный момент превращаются в полный хаос.
Вторник 3 ноября 1998
Куда я лопала? На помощь, выпустите меия отсюда!
Среда, 4 ноября 1998
Я живу здесь неделю, а кажется, что уже полгода. Бывают моменты, когда я чувствую себя очень комфортно, но через мгновение хочется бежать отсюда куда подальше.
В прошлую пятницу была генеральная уборка. Q ] Это не шутка, это совершенно серьезно. Я делала уборку, чистила, мыла и драила, поставила на место каждую мелочь, все было в полнейшем порядке. Я хотела управиться побыстрее, потому что договорилась в семь вечера встретиться в Мюнхене со своей кузиной Жасмин.
Дежурство в кабинете самоподготовки, которое мне навязали, не спросив, тоже было уже закончено. Я пропылесосила весь огромный зал, протерла столы, вымыла окна, полила цветы, вынесла мусор, вытерла пыль с подоконников... Я была абсолютно убеждена, что теперь, когда все блестит, имею право позвать Карлотту и продемонстрировать ей плоды своего труда, чтобы потом отправиться «на выход».
Но Карлотта так не считала. В мусорной ведре в ванной оказалась ватная палочка. Какой скандал! Мусор я вынесла несколько часов назад, и кто-то уже успел кинуть туда эту проклятую палочку. Так я и сказала Карлотте. Но Карлотта развыступалась и наорала на меня: «Тебе еще придется здесь многому научиться! Если ты и дальше будешь себя так вести и не прекратишь искать виноватого, толку из тебя не будет. И подумай о том, почему ты всегда сваливаешь вину на других». Я на это только усмехнулась.
А поскольку до семи часов вечера мне так и не прнщдо в голову разумное объяснение, почему у меьцърсегда виноват кто-то другой и почему я высме«.о г(9 авторитетную личность, мне пришлось отменить встречу. В этот вечер у меня много раз было такое чувство, что в любой момент у меня может поехать крыша и я сойду с ума.
В субботу нам выдали деньги на одежду. Каждому четыреста марок. К сожалению, такое бывает только три раза в год. В апреле триста марок, в июле триста марок и в ноябре четыреста. Мы с Валери и Вивиан вышли в город и покупали, покупали, покупали... На улице был дикий холод, но ведь в магазинах же топят! Вечером я осталась дома. Решила, что не имеет смысла куда-то идти, потому что мне разрешено отсутствовать только до половины одиннадцатого, а Валери до полови-
ны десятого. А Вивиан вообще не подходит для ночных вылазок.
На воскресенье назначили самоподготовку. Я понятия не имела, к чему мне готовиться, потому что сейчас я и ни в какую школу не хожу и ни по одному предмету у меня нет таких пробелов, чтобы их нужно было восполнять. На следующую неделю я записана в экономическую школу. Тысячу раз я говорила Яносу, что не хочу ни в какую экономическую школу, но мне его не переубедить. Здесь решили, что я буду ходить в экономическую школу и получу среднее образование. _ _ _ В следующий раз мне бы все-таки хотело", -рм- нять участие в решении вопросов, связанна лично со мной. Ладно, я соглашусь, то единственная возможность получить среднее образование, ведь посреди учебного года никто меня уже не возьмет. Хотя лично я не виновата, что опоздала. Вечно мне не везет, всегда приходится заниматься тем, к чему не лежит душа. Все началось еще в пятом классе, когда мы выбирали факультативные предметы. Я выбрала искусство. Но остальные двадцать восемь предпочли ручной труд, домоводство или рукоделие. Я столяр?! Ну какой из меня столяр! После того как я вместе с шестнадцатью дикими мальчишками из моего класса полгода провозилась с пожарной машиной и разругалась с Железным Дровосеком, который называл
себя учителем труда, этот самый труд для меня закончился. Неоново-желтую повязку на лоб, которую я должна была вышивать на уроках рукоделия, я подарила своей однокласснице. Домоводство мне навязали уже в седьмом классе. Как я его ненавидела! Ведь все, что мы готовили, нужно было есть самим! Я не умела готовить, я не хотела готовить, и учиться этому я тоже не хотела, не говоря уже о том, чтобы есть. Я хотела заниматься только искусством, здесь бы я всех заткнула за пояс! Но мне не позволили. Рисовать я не имела права даже в своей тетради для домашних работ. Мне постоянно делали замечания и даже кричали, а в табеле ежегодно писали: «Смышленая ученица, успешно работает на уроках, имеет хорошие результаты, работы выполняет аккуратно и прилежно. К сожалению, на уроках часто отвлекается или рисует, что мешает ей следить за объяснениями учителя. В классе пользуется уважением и любовью».
А сейчас? Все то же самое. Если бы меня в этом проклятом бюрократическом государстве взяли бы в школу, в которой я бы смогла выбрать эстетическое направление! Но нет, только потому, что из-за своей чертовой болезни я слегка свернула с обычного пути и не смогла получить аттестат до октября, только потому, что я отстала от других на два месяца, я должна идти в какую-то экономическую школу! Как противно! У меня будут экономика предприятия, бухучет и стенография! Сплошь предметы, на которых я смогу развивать свои творческие способности! Ха, ха!
В понедельнику меня был первый индивидуальный сеанс терапии с Рафаэлем. Ребята говорят, что ему нужно что-нибудь рассказывать, а он сообщит тебе свое мнение по этому поводу. Я впала в панику, потому что понятия не имела, что ему рассказывать. Кабинет для индивидуаль- ной терапии находится напротив помещения, где «АО проводят групповые занятия. Я легла на черный кожаный диван. Рафаэль дал мне желтую салфетку и велел положить ее себе под голову, потому что до меня на этой подушке успели полежать сотни голов. Я лежала и смотрела на стену. Напротив меня раскачивалась стеклянная змея с сине-желтым узором, слева висело несколько картин. На первой было изображено только одно- единственное серое облако. Что на другой, я даже не запомнила. Справа от дивана — скульптура волка. Рафаэль сел наискосок от меня в огромное темно-зеленое кресло, спинку которого можно опускать и поднимать нажатием кнопки. Он закурил, глотнул вина и через пару минут захрапел. Я разозлилась, потому что все время что-то
рассказывала, а он не проронил по этому поводу ни слова.
Через десять минут он меня прервал и уверенно сказал: «Знаешь, София, кого ты мне напоминаешь? Маленького птенчика, выпавшего из гнезда». Господи, он попал в точку! Не знаю почему, но это меня тронуло. Мне показалось, что Рафаэль, несмотря на свой храп, понял всё. Он сделал еще пару замечаний, и я убедилась, что он абсолютно прав. Он кажется невероятно умным и знающим. Я вышла из кабинета с чувством огромного облегчения. И уверена, что это чувство легкости и свободы вызвал во мне Рафаэль, вернее, его слова. Позже мне пришло в голову, что я почувствовала облегчение только потому, что благополучно пережила терапию: меня никто ни в чем не обвинял, и не пришлось выслушивать примитивные упреки.
Групповая беседа во вторник оказалась не в пример хуже.
Мартина заставили объяснять, почему он сбежал. Он сказал, что боялся групповой беседы (чему тут удивляться!). Это его и сгубило. Он сидел, уставившись в белый ковер, Рафаэль сделал из него сплошной фарш: это неблагодарность по отношению к общине, он не в себе, потому что снова принялся за марихуану, и он не что иное, как «абсолютно тупая, идиотская задница». Я была среди тех, кто не сидел на скамье подсудимых, а два часа подряд торчал рядом, стараясь вести себя как можно тише: кто-то сравнивал носки, выясняя, кто из нас носит их неправильно, кто-то крутил свои волосы, кто-то выделывал что-то пальцами, хотя Карлотта кидала злые взгляды, призывая нас вести себя прилично. А мне так хотелось вскочить с места и заорать: «Оставьте его в покое, не мучайте его!»
Вместо этого я сидела и ждала, когда все закончится. Как и все остальные. Никто не осмеливался вступиться, из страха, что с ним будет то же самое, что и с Мартином. Я молчала несколько часов. Я смотрела, как у девяти молодых людей, и у меня в том числе, отнимают гордость и достоинство. После такой групповой беседы чувствуешь себя не человеком, а маленьким глупым существом, которому в большом и широком мире просто нет места, поэтому он обязан жить в таком вот далеком от реальности доме, чтобы с ним обращались так, как нужно обращаться с подобными существами. Без всякого уважения!
После групповой беседы у меня чуть не случился нервный срыв. Я ревела под одеялом и едва могла дышать от сильного волнения и страха.
Сегодня я должна была объяснить Эрвину, почему групповые беседы выводят меня из себя. Я не могла дать ему никакого ответа, только