После обеда мы с Яной и Марком ходили гулять к реке. Мы уже знаем каждую тропинку в лесу, вокруг леса, к реке, вдоль реки и обратно.
У нас появилось две новеньких. Патриция и Ина. У обеих булимия. Девчонки маленькие, тихие, робкие, обеих во время еды контролируют. Похоже, обе довольно милые. Патриция из закрытой клиники.
Сегодня вечером Ева сделала мне дреды. Смотрится и правда неплохо. Интересно, что по этому поводу скажет Ахтылапочка. Одной девушке по приказу Ахтылалочки дреды пришлось немедленно распустить.
Пятница, 5 апреля 1996
Мой вес 46,9 килограмма! Я смогу поставить рекорд по максимально быстрой выписке!
Отделение как вымерло. Сильвия, Марк, Феликс Лео, Йела и Маргит уехали на праздники к родителям. А у меня нет никакого желания ехать домой. Разве что к друзьям или к Пикассо. Но какой в этом смысл, слишком далеко!
Итак, теперь нас снова всего десять человек.
Я уже писала про Марину? Она самая лучшая подруга Эвелин. Обе такие злюки!
У Марины психоз, сегодня у нее был приступ. Она бегала по отделению, распахивала все двери и несла какую-то чушь: «Марс мой брас.. Все индейцы твои братья». Сплошные глупости.
Сегодня в полдень пришлось закрыть отделение, потому что она собрала вещи и хотела уйти. 8 общем, психоз — это действительно смешная болезнь! Но я уверена, что многие точно так же думают про истощение.
Пятница, 24 мая 1996
Вот уже почти две недели я вешу 53,1 килограмма. В понедельник меня выпишут. За это время уже отправили домой Сильвию. Феликса и Сару. За последние недели здесь многое изменилось. Я толстела, толстела и толстела. По счастью, сейчас каникулы, у меня достаточно времени, чтобы придумать, что рассказать одноклассникам, когда я вернусь домой.
Какая я все-таки дура! Все последние недели из кожи вон лезла, чтобы выбраться отсюда, а теперь.
когда я так близка к цели, мне вдруг кажется, что совсем не хочу домой. Отец явно не одумался. „ велик риск, что в нашем семейном гнездышке я бу. ду путаться под ногами у матери. Интересно, у меня все еще есть друзья? Неужели все будет как раньше? С большинством из ребят я часто говорила по телефону, и все равно мне как-то не по себе. Зато как я рада тому, что наконец увижу Пикассо!
Понедельник, 27 мая 1996
Сегодня у меня были последние беседы с врачами. Все они считают, что я здорова. Но я то знаю, что это совсем не так!
В 13 часов 27 минут приехал отец, и мы отправились домой. Он все время задавал мне дурацкие вопросы.
Вел себя со мной так, как будто я вернулась с каникул. Господи, как странно снова подниматься по лестнице и входить в нашу квартиру!
А в самой квартире всё по-старому. Правда, пыли стало еще больше, да и горы мусора тоже не провалились сквозь землю. Но бутылок от водки и вина больше нет — наверное, их унес отец.
В моей комнате жалюзи все еще опущены. Да и что толку их поднимать! Все равно жуткая темень. Как и во всей квартире.
Благодаря терапевтическим сеансам мне стали понятны наши домашние проблемы. Но теперь, когда я снова оказалась в своей дыре, у меня осталось одно-единственное желание: убежать прочь, как можно дальше отсюда!
Я даже не разобрала вещи — просто швырнула на матрац. Ведь кровати у меня нет. Мои родители всегда считали, что это дорого. Как и телевизор. Каждая нормальная семья имеет телевизор. Но куда нам до телевизора! К тому же какая мы нормальная семья!
Вечером я встретилась у Никки со всеми своими друзьями. Я так обрадовалась, что вижу их снова! Амелию, Никки, Майка, Даниэля, Басти и Фио ну.
Здесь, в нашем городе, существует четыре большие группировки. Вейденфельдеры — это несколько парней с окраины города, они постоянно носятся на своих мотоциклах. С ними у нас нет проблем, нам нечего делить.
Еще есть мафия. Собственно говоря, против них никто ничего не имеет. Это русские, которые считают, что все их терпеть не могут. Поэтому они и стараются держаться вместе.
Команда Аша — к ним все относятся с уважением. Никто даже рта не раскроет, чтобы сказать что-нибудь против них. Их никто не любит, но все молчат — кроме вейденфельдеров, тем ад по барабану.
А мы штернталеры. Звучит, конечно же, и тупо, и смешно. Так нас прозвали, потому что мы из нижней части города, которая называется Штернталь. Кому это в голову пришло, я не знаю. Конечно же, в нашем городе есть полные придурки и ботаники, но с ними никто не связывается. Они нам настолько не интересны, что мы о них даже не сплетничаем. А вообще-то все сплетничают друг о друге. Мы, штернталеры, больше всего сплетничаем о девицах Аша. Мы их до смерти терпеть не можем, этих задавак. Сплошные ути-пути!
На если честно, то я не могу сказать что их ненавижу. Просто я их почти не знаю. Я думаю, это скорее ревность. Все эти девицы на пару лет старше нас у них просто больше опыта в том, что касается отношений с парнями.
По крайней мере, так было до того, как я лопала в клинику. А тут вдруг все мои друзья спелись с ребятами Аша. Они теперь не разлей вода.
А я ведь с ними незнакома. Это меня ужасно злит. Но самое отвратительное — это Аш, самый чокнутый задавака, которого я знаю, к тому же он по уши втрескался в Амелию, и она теперь разво-ображаяась. А младший брат Аша учится в моем классе. Уверена, скоро Амелия и Аш будут вместе. А это настоящая катастрофа.
Никки и Фиона тоже считают его чокнутым.
Я бы лучше общалась с вейденфельдеровски- ми мальчишками. Там есть один из девятого класса, который мне почти нравится. У него черные волосы и темно-карие глаза. Его зовут Юлиус, ему шестнадцать лет. Из-за него я даже сперла хрестоматию.
Дело было так. В начале учебного года нам поставили замещение в кабинете восьмиклассников. Я как всегда сидела на одном из лучших мест в последнем ряду, потому что там легче болтать, ногти можно красить, завязывать бантики, делать самолетики, писать записки, просто что-нибудь разглядывать. Поскольку мне, как всегда, стало скучно, я начала рыться в вещах под партой — в смысле вещах того ученика, который обычно сидит на этом месте. Я нашла пустую бутылку из-под «Фанты», тетрадь по географии, какой-то странный журнал и хрестоматию, которой в восьмом классе пользовался Юлиус. Внизу стояла его подпись. Я не смогла удержаться, я просто не могла ее не взять! Бедный парень из восьмого класса!
Сегодня вечером я не пошла домой. Переночевала у Никки. Мой отец очень разволновался, но пока он делает это по телефону, а я вне досягаемости, мне плевать. Маме Никки не мешает, что я ночую у них. Она сейчас в нервной клинике. У Никки спокойные каникулы. Как ей хорошо!
Вторник,, 28 мая 1996
С утра мы с Никки все время торчали в ванной. Из окна там видно, когда мой отец уходит из до. ма. Как только он сел в свое ржавое корыто, мы с Никки бросились к нам в квартиру, я взяла кое- что из одежды и несколько жизненно необходимых вещей. Мы с Никки решили, что каникулы я проведу у нее. Мой отец больше не может мной командовать. Хотя мне всего тринадцать, но я считаю, что он вообще не имеет права ничего мне говорить. То, что он на двадцать лет старше, совсем не значит, что у него достаточно мозгов, чтобы меня воспитывать. Уж лучше я обойдусь без его воспитания!
Я сказала Никки, чтобы она вернулась к себе, а я приду чуть позже. Она ушла, а я решила поесть.
На меня просто жор напал, я даже сама ничего не поняла: две булочки с «Нутеллой», два сливочных пудинга, пачку «Тоффи», несколько медвежат- гамми, яблоко, половину пиццы, пол-огурца, помидор, вареное яйцо и ванильное мороженое. Если бы я умяла это хотя бы в течение суток — так нет, я заглотила всё сразу. Вчера я не ела целый день, а теперь мне ужасно захотелось сладкого. Конечно, мне тут же стало плохо, поэтому пришлось заесть несладким. В результате меня вырвало. Как мне было плохо! Но потом стало лучше.
Рвота — это внутреннее очищение. К тому же я никогда не умела есть нормально. Я просто не могу есть нормально!
Сегодня вечером к нам пришли Даниэль и Майк. Конечно же у них было с собой курево. Я первый раз в жизни сама свернула самокрутку. Она получилась классная и очень вкусная. Мы все окосели, валялись в гостиной и пытались хотя бы воспринимать звуки. Было клево!
Даниэль накачался до такой степени, что пытался вешать мне лапшу на уши, как будто я его великая любовь. Не знаю, верить ли ему. Мне действительно очень нравится Даниэль, он умеет не лезть в душу, у него приятное лицо. Но мне от него ничего не нужно. Со мной всегда так. Именно поэтому у меня никогда не будет друга. Мне многие нравятся, но я никогда не влюбляюсь. Или же я влюбляюсь в парней, которые намного старше и недосягаемы, в таких, которые не хотят иметь ничего общего с тринадцатилетними малявками и видят во мне ребенка, а не женщину. Даже в мечтах я не становлюсь женщиной. Никки всего на полгода старше меня, а месячные у нее начались больше года назад. Амелия на месяц младше, но у нее уже было целых три раза; Фионе пятнадцать. у нее месячные уже два года. Боюсь, что я так никогда и не стану женщиной. Теоретически это возможно, если я так и не научусь есть нормально. Эта Эвелин из клиники — ей уже восемнадцать, а месячные у нее начались только в психушке, когда ей стали колоть гормоны. Если голодать долго, то можно даже лишиться мозга. У нее так и было, я это знаю из надежных источников.
Но такие вещи в мои планы не входят. Я бы с удовольствием обзавелась грудью, но придется ждать, пока не поправлюсь еще. Итак, существует две возможности: потолстеть и стать женщиной, или пусть меня так и рвет дальше, тогда я сохраню детское тело.
Но решение я приняла уже давно: я не могу стать женщиной, я слишком боюсь изменений в своем теле.
Да это и неважно, все равно Даниэль не мужчина моей мечты. Он, конечно, достаточно высокий, но ужасно худой, слишком худой для парня, кожа да кости. У него рука наверху как мои бедра, а бедра у меня в обхвате всего тридцать один сантиметр. А вот у Никки целых пятьдесят девять сантиметров. Это почти в два раза больше, хотя она всего на три сантиметра выше меня. Да никто и не скажет, что Никки толстая.
Что тут говорить, в любом случае у нас с Даниэлем ничего не будет, если он не поработает над своей фигурой. Я ведь над своей работаю. Даже если он этого пока не замечает.