Привезённая с базы коллекция фильмов не могла остаться без внимания, ведь посмотреть что-то новое всё же интереснее, чем по десятому кругу пересматривать старое, даже если полюбившееся. И вот, когда часть картин была перезаписана на новый носитель, в комнате отдыха собралась под вечер уже знакомая компания: Мицеры с Тенеаном, Эндрю с Ми-Эр, явно незаинтересованной, но не сумевшей отказаться, Шон, Римма и Илен, Калле с недавно разбуженной Инкери, а также Ноэль, чудом уговорившись присоединиться Маргарет.
Что именно смотреть не выбирали, включили первый попавшийся фильм. Им оказался романтический мюзикл. Шон, как только осознал это, закатил глаза с недовольным видом, но не ушёл, успев стать подушкой и опорой для Илен и Риммы. Калле быстро переключил внимание на приготовленные Ноэлем закуски, так что ему было совершенно без разницы, что смотреть, а Инкери уснула уже на первой песне, привалившись к нему.
Миранда видела мало фильмов, а подобный и вовсе впервые, поэтому наблюдала за всем внимательно, с интересом. Слова в песнях, правда, с трудом разбирала, так тут ведь опыт нужен. Несмотря на простоту сюжета, тот мог затянуть, если не знать классических для жанра ходов. Мира их не знала. Зато пыталась вникнуть, как раньше выглядели отношения, пусть даже в несколько идеализированной форме.
На базе тоже встречались пары. Даже своих родителей Мира могла назвать таковой — в их отношениях всё же присутствовало то, что можно назвать любовью, а не просто товариществом, дружбой. Только проявления чувств ныне всё равно отличались от прошлых, выглядели более сдержанными в романтическом плане. Особенно когда дело касалось не только людей. Вот Римма явно неровно дышала к Шону, Ноэль — к Мэгги. Да вот проблема: у киборгов часто встречались проблемы с чувствами; в этом плане они располагались где-то между пробуждёнными людьми и полностью лишёнными данной системы андроидами, в зависимости от того, насколько сильно механизировано тело. Много факторов влияло на конечную картину: от простых, когда сильные чувства не находили физического отражения, до повреждений мозга с последующей механизацией отделов. Тут и пряталась ещё одна причина, почему оппозиция так хотела воссоздать чувствующих роботов — чтобы и киборгам вернуть эмоциональную полноценность.
Миранда придвинулась к Тенеану. То, что происходило на экране, вызывало явное недоумение. И… Смущение? У неё — техника, который по работе так часто сталкивался с обнажёнными людьми (андроидами), что даже после пробуждения не обрёл в этом плане ни грамма лишней скромности.
— Что они делают? — тихо спросила Мира, наблюдая за людьми, которые словно перепутали друг друга с помидорами или хурмой.
Тенеан прикрыл рот кулаком и тихо рассмеялся. В прошлом он в подобной ситуации задал такой же вопрос Рейндису. Первый создатель изрядно повеселился бы, узнав, что роботу придётся просвещать человека даже в таких вещах.
— Это поцелуй. Неужели ты никогда о них не слышала?
— В книгах такое встречала… Но не знала, что это выглядит именно так. И в жизни не видела.
Когда Миранда встречала в тексте упоминания поцелуев, то либо описание ограничивалось соприкосновением губ, либо у неё не хватало воображения, чтобы представить процесс, казавшийся странным, неестественным, возможно даже бессмысленным. Все эти сминания, кусания губ, переплетения языков, а то и проблемы с дыханием… Миранда честно пыталась представить почему, зачем и как, но всё закачивалось вздёрнутой в недоумении бровью.
Сказать по правде, сцена из фильма понимания не добавила. Процесс взаимного поедания показывали как что-то красивое, приятное и важный этап отношений. Видимо, это что-то такое, что можно понять, только пережив на себе, но никак не разумом.
«О, а это что такое?» — продолжая размышлять о поцелуях, Миранда опустила взгляд.
Внизу подле дивана, притащив подушек из угла, утроился Эндрю. Ему предлагали занять что-то поудобнее пола, но тот упёрся, сказал, что ничего они не понимают, и ещё Ми-Эр рядом с собой усадил. Теперь же Эндрю то и дело поглядывал на неё, причём так, будто очень хотел остаться незамеченным, а своими пальцами почти коснулся чужих.
Интересно получалось. И тоже непонятно. От киборгов ещё можно ждать ответных чувств, от Ми-Эр — даже надеяться не стоит, в ней такой системы отродясь не было. Как и того, чем можно заинтересоваться, ведь от любого другого андроида они отличалась только лицом. Даже оно и модель поведения, списанная с реального человека, человечности не добавляли. Единственное, что шло на ум — при виде Ми-Эр Эндрю попадал во власть воспоминаний о дорогом человеке из прошлого — Кире. Даже болезненное отключение, зародившее недоверие к людям, не смогло окончательно перечеркнуть те чувства.
«Но от неё ты не получишь ответа, на который втайне надеешься… По крайней мере, пока мы не научимся изменять андроидов».
В этот момент Миранда решила, что «систему пробуждения андроидов» хотела бы в числе первых испытать именно на Ми-Эр. Ведь она видела того, кто ждал её пробуждения. В некотором смысле клон повторял судьбу оригинала, только лучше обойтись без смерти ещё одного робота.
Фильм подошёл к концу. Главные герои вместе, все проблемы решены, а финальная песня наполняет радостью и верой в лучшее будущее. И хотя местами история казалась затянутой из-за отсутствия активных действий, хотя сюжет достаточно прост и прозрачен даже для новичка, а философский подтекст нужно притягивать намеренно, что-то в картине смогло очаровать, оставив приятное послевкусие и лёгкость на душе.
Иногда нужно позволить себе отдохнуть и наивно поверить, что дальше обязательно будет лучше. Вот просто взять и поверить. Без размышлений о том, как этого достичь, с каким количеством трудностей придётся столкнуться. Мира никак не могла унять улыбку. Они обязательно достигнут своего счастливого конца и встретят ясный рассвет, сидя на крыше. Такая простая мечта. Такая наивная вера.
Этой ночью Миранда видела сон. Она гуляла в лёгком пёстром платье по ярким и оживлённым улицам города из фильма. Среди таких же разноцветных людей, под гудки машин и музыки, доносящейся из магазинчиков с притягивающими взгляд витринами. У прогулки не было ни смысла, ни цели, только желание как можно лучше запомнить это ощущение жизни. Разной, бурной, накрывающей волной и бескомпромиссно, с головой утягивающий в свой поток.
Хотелось, чтобы сон не заканчивался. Чтобы это оказалось реальностью, а не картинами, сгенерированными мозгом под впечатлением от мира. А эта стерильная, затихшая реальность наоборот стала всего лишь сном. Пусть затянувшимся, но каждый сон рано или поздно заканчивается. Другой вопрос — чем.
***
Не для всех эта ночь выдалась столь чудесной. Впрочем, Ноэлю с чудесными ночами часто было не по пути, ведь именно во снах любило оживать то, о чём очень хотелось забыть. Он резко дёрнул одеяло и укрылся с головой, словно то умело спасать не только от воображаемых монстров, но и от воспоминаний. Не помогло. Никогда не помогало.
Ноэль сел и, подтянув к себе колени, обхватил их. Очень болели ноги, но от этого не помогло бы даже самое сильное обезболивающее, ведь больные части давно отсутствовали. Иногда он думал — безосновательно, полагаясь на слепую надежду, — что если не чинить протезы, если довести те до состояния абсолютно нечувствительного металлолома, боль уйдёт. Если бы оно так работало! Казалось, становилось только хуже. Чем меньше чувствовали протезы, тем отчётливее становились фантомные боли.
Он сжал зубы, впился пальцами в одеяло до побелевших костяшек. Крик застревал в горле, превращаясь в тихий жалобный скулёж. Жгло, словно по венам пустили кипяток, словно свежие раны засыпали солью. Слишком реальные ощущения, которые раз за разом возвращали в тот день, когда пробудился Ноэль, когда из-за всеобщего равнодушия чуть не погибла Маргарет.
Тогда они были просто непримечательными деталями под именами Но-А и Мэ-Г. Два техника в группе исследователей других планет с целью поиска полезных ископаемых, новых видов растений и животных, которым тоже можно будет найти применение, несущее пользу человечеству и прогрессу.
С минуты на минуту должен быть начаться ливень с огромным градом. Исследователи взбирались по очень крутому склону, который вскоре станет непроходимым из-за воды. Хруст, треск, глухой удар. Услышав это позади сквозь вой ветра, Но-А обернулся. Почему? Зачем? Его задача — продолжать путь несмотря ни на что, как можно быстрее достичь верха, добраться до лагеря. Однако что-то заставило посмотреть назад, где должна находиться Мэ-Г. Её не было. Она сорвалась. Но за растениями не увидеть, что внизу, как она.
Но-А поднял взгляд. Остальные исследователи продолжали путь, словно ничего не случилось. Ничего удивительного. Так надо. Так правильно. Рисковать группой из-за одного человека — нерационально. Кто может, те должны спрятаться, пока погода окончательно не испортится. Мэ-Г знает, что делать. Пусть даже это грозило повреждениями, она сможет пережить непогоду. Когда станет спокойнее, тогда и можно отправляться на поиски.
Только если она в порядке, в состоянии о себе позаботиться. А если нет? Падение могло травмировать. Мэ-Г уже могла оказаться на грани смерти. От этой мысли Но-А пробила дрожь, он сам чуть не разжал руки.
Не понимая собственного поступка, он поспешил спуститься. Без намёка на план действий, с полным осознанием, насколько это глупо, рискованно, неправильно. Не вписывалось во выбитый с рождения на подкорке алгоритм. Сейчас это резко потеряло всякое значение. Мысль о возможной смерти Мэ-Г одним точным выстрелом что-то убила в Но-А. Сломала деталь, породила ошибку в системе.
Склон постепенно становился всё более пологим, позволяя крепче стоять на ногах и не хвататься за всё руками. Только Мэ-Г всё не видать. Но-А чувствовал, как сердце бьётся в горле, и тяжёлый ком чего-то такого незнакомого, очень сильного. Тревога, паника, страх. Чтобы их испытать, названия знать необязательно.
В чувство привели шипы, впившиеся в ноги. Шипение, искажённое респиратором. Но-А посмотрел вниз. Охваченный беспокойством о Мэ-Г, он не заметил, как угодил в ловушку. Флиджия — редкое хищное растение, прячущееся в углублениях, обычно скрытых густой травой. Стоило кому-то ступить туда по неосторожности, как лианы с острыми толстыми шипами тут же впивались в жертву. От них не спасала даже плотная ткань униформы. Но-А тут же обрубил лианы ножом и отскочил в сторону. Резкое движение мгновенно отдалось жгучей болью. Слой соли на содранной коже.
Пришлось сесть на землю и поднять штанины. По обеим голеням спиралями поднимались глубокие кровоточащие отметины. И если бы дело было только в них! Шипы флиджии покрыты сильным ядом. Очень специфичным. Чтобы его нейтрализовать, нужно как можно скорее вернуться в лагерь, где есть полевая лаборатория. По листьям уже начал стучать дождь. Но-А понимал, что если уйдёт, то не сможет вернуться за Мэ-Г. Оставался единственный выход.
Скинув рюкзак, он достал аптечку. Когда «универсальное» противоядие бессильно, оттянуть время можно блокиратором. Но-А распылил тот по ногам. И тут же сверху — кровоостанавливающее средство и обезболивающее. Так яд не распространится по организму, удастся избежать кровопотери и попадания другой заразы. Можно собрать рюкзак, обратно заправить штаны в берцы и продолжить путь, сцепив зубы.
Где же Мэ-Г? Но-А спускался всё ниже. Дождь становится сильнее. Сквозь листву пробились первые градины, пока только размером с горох. Внизу склона деревьев больше, есть шанс найти укрытие.
— Мэ-Г, — позвал Но-А. — Мэ-Г, слышишь? Отзовись! Мэ-Г, ты где?
Он продолжал звать. Чем громче становился голос, тем яснее в нём слышалось отчаяние. Но-А едва вспоминал смотреть под ноги, чтобы не запнуться, снова куда-то не угодить. На себя ему стало всё равно, но отрезвляло осознание, что любое промедление могло стать приговором для Мэ-Г.
Вот на глаза попался слетевший рюкзак. А чуть дальше… Да, она. Но-А кинулся к Мэ-Г. Та не шевелилась, но хрипло дышала, а ещё выглядела так, словно пыталась отползти в сторону. Он посмотрел в том направлении и заметил густое переплетение древесных крон. Там можно спрятаться. Туда нужно перебраться, прежде чем предпринимать что-то ещё.
Первым делом Но-А обнаружил порванный, сломанный респиратор, который тут же заменил запасным. Только понимал, что уже поздно. Эту планету впору называть обителью ядов, даже воздух здесь опасен для человека. Поэтому приходилось носить респираторы со специальными фильтрами. Без них — вдыхаешь дольше пяти минут — будь готов к поражению лёгких. Насколько сильному? А тут уже смотря сколько вдыхал. Но у Мэ-Г точно прошло больше пяти минут. Её лёгкие точно придётся заменить искусственными, но для этого ещё надо выжить и выбраться.
После возвращения СИЗОД, он достал из рюкзака Мэ-Г брезент и расстелил. Потом из него можно сделать дополнительный навес, но пока лучше раздевать не на голой земле. Множество гематом по всему телу, особенно страшная — на пояснице — заставила содрогнуться и подумать о худшем.
В аптечке имелись фиксаторы на любой случай, для любого участка. Но-А не мог с уверенностью утверждать, цел ли позвоночник, но таким образом можно нивелировать смещение. Он нанёс на гематомы рассасывающую и обезболивающую мазь, обработал раны на лице, обмотал фиксаторами колени, локти, лодыжки и запястья. Пальцы опухли. Похоже, пострадали из-за того, что Мэ-Г прикрывала голову руками. Пришлось надеть фиксирующие перчатки.
Закончив, Но-А одел Мэ-Г, сделал из второго куска брезента навес, и лёг рядом с ней, обнял, пытаясь согреть. Из-за яда поднялась температура. Мэ-Г не приходила в себя и мелко дрожала. Дыхание поверхностное, хриплое, почти неслышимое за шумом дождя и града. Страшного града. В стороне от укрытия можно разглядеть комки от пяти сантиметров в диаметре.
«Надо переждать. Потом можно выбираться», — повторял мысленно Но-А.
Рассуждения о дальнейших действиях помогали взять себя в руки, переключиться с крика непонятных, мешающих чувств на холодный и ровный голос разума. Но каждое вздрагивание Мэ-Г порождало новые трещины на ложном спокойствии.
Писк часов. Сработал таймер. Прошло два часа. Значит, подходит к концу действие блокиратора. Но-А сел, закатал штанины и снова нанёс спрей. Чего делать на самом деле нельзя. Блокиратор не только задерживал яд, но и, как побочное действие, ограничивал кровоток в обработанной области. Поэтому мог использоваться только как временное решение проблемы, небольшая отсрочка, чтобы успеть найти или создать антидот. Если увлечься, в конце останется только ампутация. Однако Но-А сделал свой выбор в тот момент, когда решил отправиться за Мэ-Г.
Даже с обезболивающим болело до зубного скрежета сильно. Так странно. Чувство, словно ниже колен ноги онемели, пальцы уже совсем не слушались, но болел каждый миллиметр, а раны пульсировали. И очень сильно чесались. Пришлось впиться пальцами в брезент, чтобы побороть желание дальше некуда всё испортить.
Ещё через два часа снова пропищал таймер, снова время обновить блокиратор. Голени приобретали синюшный оттенок, который Но-А старательно игнорировал. Дождь слабел. Вскоре пришла в сознание Мэ-Г. Мутным, непонимающим взглядом она посмотрела на того, кого не должно было оказаться рядом. В бессмысленном жесте потянулась к нему рукой, но опустила ту, схватив пустоту — пробел в логике, дырку в рациональности.
— Ты как? — спросил Но-А. Несмотря на то, что голос был искажён респиратором, в нём всё равно улавливались хрипота и обеспокоенность.
— Неисправно. — Мэ-Г закашлялась, временно стянула респиратор, прикрыла рот рукой. На перчатке осталась кровь. — Ноги. Не чувствую.
— Можешь пошевелить?
После недолгой паузы она отрицательно качнула головой. Опасения Но-А подтвердились — тело ниже пояса парализовало. Он поджал губы, нервно размышляя. Мэ-Г не такая уж тяжёлая, а он — не слабый. Можно донести. Даже если лишняя нагрузка усилит боль в ногах, он не бросит товарища в беде, не уйдёт один. Мэ-Г слишком пострадала и может не дождаться помощи.
Возможность связаться с лагерем тоже отсутствовала — Но-А уже проверил. Сигнал улавливал только локатор. И это был единственный способ определить верное направление. Из-за дождя по склону сейчас не смог бы подняться даже здоровый человек, что уж говорить о двух калеках. Придётся обходить. Это дольше, но, возможно, в какой-то момент появится связь.
— Скоро будем возвращаться, — сказал Но-А, слушая, как стихает дождь.
— Не смогу, — отрезала Мэ-Г. Она была не в состоянии даже сесть, хотя пыталась поднять себя за счёт рук.
— Знаю. Понесу.
— Неразумно. Рискуешь. Одному выбраться легче.
— Нужно вернуться вместе.
— Почему?
Но-А не нашёл, что ответить. Ведь логического обоснования у его решения не было. Он делал так, как не должен, по причине, которой не знал. Не узнавал себя, не понимал себя. И твёрдо осознавал только одно — иначе поступить нельзя. Если спасаться, то только вместе, погибать — тоже. Если выживет только он, внутри точно сломается что-то ещё.
Когда прекратился дождь, Но-А собрал брезент, переложил всё самое нужное в один рюкзак и повесил тот на грудь, а на спину взвалил Мэ-Г. Шёл по локатору, постоянно посылая сигнал в лагерь. Каждые два часа приходилось отдыхать, по таймеру нанося всё новые порции блокиратора. С ногами ниже колен уже можно попрощаться, только боль не покидала ни на минуту. Однако стоило глянуть на Мэ-Г, чьё состояние едва ли улучшали лекарства, как появлялись силы двигаться дальше, молча терпя.
Прошёл день, прежде чем из лагеря поступил ответный сигнал, только Но-А не заметил этого, потеряв сознание. Мэ-Г же не приходила в себя с прошлого привала. Но вскоре их нашли, вернули, тут же отправили в медчасть. Ему ампутировали голени — спасать там было нечего. Её напичкали лекарствами и подключили к системе жизнеобеспечения, так как дальнейшее лечение можно было провести только по возвращении в цивилизованный мир. Из-за травмы позвоночника пришлось провести кибернизацию опорно-двигательной системы, из-за яда — заменить лёгкие и печень, а также натянуть на голову искусственную кожу. Потому что потребовалось провести трепанацию черепа для подключения нового позвоночника к мозгу и потому что от всё того же яда безвозвратно выпали волосы.
Так Мэ-Г стала киборгом, а Но-А обзавёлся кошмарами. Так они сломались, превратившись в неисправные детали. Пробуждение проявило бытовую неуклюжесть Но-А, а та в свою очередь однажды привлекла внимание оппозиции. И вот эти двое оказались в рядах мирных. Уже не как детали, а как Ноэль и Маргарет.
Чем больше Ноэль пробуждался, тем сильнее боялся воспоминаний, тем чаще видел кошмары. Маргарет знала об этом — когда они спали в одной комнате, она застала один из беспокойных снов. Тихий скулёж, холодный пот, болезненное выражение на улыбчивом в течение дня лице.
— Ноэль, проснись! — настойчиво повторяла Маргарет, пытаясь растрясти. — Ноэль!
Он открыл глаза и после недолгого замешательства криво, вымученно улыбнулся. Закрыл лицо руками, скрывая слёзы.
— Это сон, — глухо пробормотал Ноэль. — Это снова был всего лишь сон. Ты всё ещё здесь.
Мэгги села рядом и ласково погладила его по волосам. Да, сон. В реальности она жива. И обязательно будет жить, ведь знала, что её смерть — главный страх Ноэля. Как и его смерть для неё. Если они выживут, то вместе. Если погибнут — тоже.
Как бы Ноэль ни старался скрыть свои переживания, свою слабость и уязвимость перед событиями давно минувших дней, Маргарет всегда добиралась до правды, всегда приходила, чтобы вырвать из ледяных рук призраков этого поломанного, самого драгоценного для неё человека. И раньше, и сейчас.
Ноэль попытался встать с кровати — если бесполезно надеяться на обезболивающее, стоило попробовать хотя бы снотворное. Крайняя мера, его нельзя принимать часто, иначе снова случится привыкание. И так уже мало что помогало. Но и часто жертвовать сном — не вариант. Да только встать не получилось — Ноэль не смог заставить себя опереться на ноги. Вцепившись пальцами в край кровати, смотрел на пол так, словно тот покрыт раскалёнными гвоздями. Попытка подняться. Глухой грохот от падения.
Дверь открылась. Зажёгся свет. На пороге стояла Маргарет. Она спала в соседней комнате, Ноэль в очередной раз надеялся, что не разбудит своим шумом. В отличие от него, Мэгги спала достаточно крепко. Кроме подобных случаев. Ничего не говоря, она подошла к Ноэлю и пересадила того на кровать, сама опустилась подле и осторожно коснулась голени рукой. Медленно провела, заставляя переключиться на реальные ощущения, вернуться в настоящее.
Ласковая улыбка, беспокойство в серых, искусственных и не знающих слёз глазах — в какой-то момент Маргарет начала резко терять зрение, поэтому их тоже пришлось заменить. Встрёпанные после сна волосы, свисающие запутанными, беспорядочными прядями. Ничего общего с той Мэ-Г, которая сорвалась в прошлом, умирала во снах. Маргарет другая. Маргарет в безопасности.
— Снова? — тихо спросила она. Всё повторялось так часто, что нет надобности в уточнениях. Ноэль слабо кивнул в ответ. — Пойдёшь к Вильену. И по врачам.
— Д-да не стоит… Всё не так плохо… — Он сам не верил тому, что говорил, но постоянно врал, не желая признавать перед Мэгги, насколько всё плохо, не желая усиливать её беспокойство.
— Стоит. Я знаю, что ты прячешь в столе. И больше не могу верить в твоё благоразумие. Поэтому возражения больше принимать не буду.
Что он мог на это сказать? Только криво улыбнуться, признавая поражение. Она уже показала непреклонность в этом вопросе, когда отнесла в мастерскую Мицеров. Продолжать стоять на своём бесполезно.
Маргарет вздохнула, подвинулась и заставила Ноэля устроить голову у неё на коленях. Пальцы правой руки запустила в волосы, а левой огладила щёку и положила на грудь. Он поймал прядь, щекотавшую концами шею, и приложил к губам.
— Мэгги, а почему синий?
Она ненадолго поджала губы, проявляя непривычное смущение.
— Из всех цветов, что были мне доступны в тот момент, этот больше всего напоминал твои глаза. Они мне нравятся. И… Я хотела, чтобы нас связывало что-то ещё. Что-то кроме одновременной поломки.
Ноэль удивился и тихо усмехнулся. Маргарет — киборг. Её чувства ослаблены, и нет смысла предаваться слишком наивным ожиданиям. Поэтому бесполезно надеяться на полную взаимность. Но когда она проявляла такую человечность, он понимал, почему всё ещё жив.
— Спасибо, что ты рядом.