Шёл третий день. Лоранд нашёл мастера, договорился, да вот незадача — нужный предохранитель заметно отличался от базовых и изготовлялся на заказ, поэтому оставалось только ждать. Римма всё время находилась рядом с Шоном, выходя только когда приходила замена, чтобы поесть и принять душ. Несмотря на предложения нормально отдохнуть, спать она уходила обратно на чердак. Прямо на полу, положив голову Шону на грудь, ведь только так можно услышать тихую работу механического сердца — доказательство, что он ещё жив. Конечно, если аварийное отключение сработало вовремя, то нет смысла бояться за жизнь, но Римма ничего не могла поделать с тревогой. Не покидало чувство, что худшее ещё может случиться.
Информация, добытая при помощи считывателя, пришлась очень кстати — благодаря ней Шарли смогла составить список мест для проверки. Но чтобы перейти к активным действиям всё равно нужно дождаться возвращения в строй Шона. Не только для возобновления связи. Товарищи — не расходный материал, не инструмент, который можно выкинуть после поломки, взять новый.
Киборг — это только звучит пафосно. Сила робота и свободомыслие человека. На самом же деле гибрид являет собой не только смесь достоинств, но и уязвимостей. Каждая сильная сторона идёт в комплекте со слабостью, которой вид изначально лишён.
Римма в который раз взяла Шона за руку. Был ли у неё шанс предотвратить подобную ситуацию? Скорее всего нет. Ведь для этого следовало заметить триггер первой и не дать посмотреть в ту сторону. И совсем не факт, что проблему удалось бы опознать.
Губы дрогнули, сложившись в кривую, болезненную улыбку. Выбор киборгов был сильно ограничен, тогда как людей, подходящих для миссии куда лучше, чем Римма, более чем достаточно. Единственная стоящая причина выбрать её — Шон. Чтобы держать его эмоции под хоть каким-то контролем. Но даже с этим она в итоге не справилась. Охватившие бессилие и потерянность напомнили об их первой встрече.
Римма — одна из бракованных. Тех людей, для чьего пробуждения не требуется сильный толчок, с ними это происходит само, просто зачастую медицина оперативно обнаруживает неисправность и эффективно заглушает человеческие порывы. Либо же бракованные умирали, не выдерживая одиночества и своей неуместности. Она всегда чувствовала себя неправильной, просто не умела понимать чувства, которые были недостаточно сильны.
В тот день Ри-Эм должна была отправиться с родителями на другую планету, но будучи в космопорте потеряла их из виду… И запаниковала, осознав это. А ведь ничего страшного не случилось! Она знала, куда идти, могла сориентироваться по указателям. Но не знала, что делать с охватившими чувствами, заглушившими здравомыслие.
Двенадцатилетняя девочка металась среди людей, покрасневшими глазами пытаясь высмотреть родителей. Никому не было до неё дело. Стало страшно от всепоглощающего чувства одиночества, потерянности. И дело не в космопорте с множеством табло и указателей, а в обострившемся осознании своей непохожести на окружающих. Ри-Эм испугалась, что даже если найдёт родителей, всё равно останется одна, что даже если и есть люди, подобные ей, слишком мал шанс с ними столкнуться.
Хотелось упасть на пол, свернуться в клубок. И пусть забьют чемоданами те, кому она мешает на пути. Пусть кто-нибудь накричит, разразится руганью. Пусть посмотрит с жалостью как на душевнобольную. Любая реакция подарила бы Ри-Эм надежду, а если нет… Какой смысл жить в мире, в который не вписываешься?
В момент, когда она была готова расплакаться, упав, появился Шон. И первым делом похлопал её по волосам. Особенно ярким в свете ламп космопорта.
«Мне показалось, ты горишь», — сказал он со смешком, убирая руку.
Шону тогда было шестнадцать, он пробудился три года назад и ещё оставался самым что ни на есть человеком. Уже работал с оппозицией, а по характеру заметно отличался от того, что можно наблюдать сейчас. Был дружелюбнее, улыбчивее, спокойнее.
Ри-Эм всё-таки расплакалась, вцепившись в Шона так, что ему не оставалось ничего, кроме как взять её с собой. А что до родителей… На тот момент они ещё не пробудились, поэтому им хватило сообщения от дочери, в котором она сообщила, что нашла другое дело. Ведь на самом деле двенадцать лет — это только физическая детскость, умом в этом возрасте положено быть взрослой. Через два года они тоже пробудились, и тогда состоялось счастливое воссоединение семьи.
Римма попала на базу, где хвостиком ходила за Шоном, а он терпеливо объяснял, как теперь жить, там же познакомилась с Илен. Та почти не изменилась с годами, только погрустнела и обзавелась сильной нелюбовью к радикалам.
Считается, что к первому чувствующему, встреченному после пробуждения, возникает особенная привязанность. Необязательно должно доходить до любви, просто сильная эмоциональная связь. Как к другу, родителю, наставнику, — вариантов хватает. Данная закономерность, справедливая для многих, не обошла стороной и Римму. Вот только для Шона первой и особенной была не она. А Ларие — чудесная, мягкосердечная, очаровательная девушка. Погибшая на той самой миссии, после которой Шон стал киборгом.
Он изменился. Римма не знала, в чём основная причина: несовершенстве чувств киборгов или потере особенного человека. Смерть, против которой он оказался бессилен и потому возненавидел слабость. Шон долго не мог принять, что Ларие больше нет. Часто звал по привычке, говорил, как о живой, заваривал её любимый чай с лимоном, который потом, остывшим, выпивал сам, хотя терпеть такое не мог.
Римме каждый раз становилось больно от вида, каким растерянным и безжизненным взглядом Шон смотрел на кружку, когда понимал — некому её отнести. Он часто срывался на других, кричал, грубил, став вулканом и минным полем, но внутри будто умер, опустел. Толку-то от громкого голоса и перекошенного лица, если взгляд совсем потух? Римма и Илен пытались вытянуть его из этой пучины, вот только даже сейчас не знали, удалось ли. Возможно, именно поэтому у него не случалось ранее перегрузок из-за эмоций?
Когда-то Римма работала вместе с Шоном, пока не пришлось сменить деятельность после рождения Рионы из-за желания проводить больше времени с сестрой. Всё это время она был той, кого защищали, тогда как он едва ли берёг свою жизнь, всегда выглядя тем, кто без раздумий и сожалений подставится под удар. Особенно вместо неё. Шон часто жил так, словно завтра никогда не наступит. Римму пугало это безрассудство, печалила невозможность отплатить за спасение.
— Я знаю, что никогда не стану тебе так дорога, как ты — мне, — прошептала Римма, подняв взгляд к окошку, в которое стучал дождь. С погодой сегодня не задалось. — Просто хочу, чтобы однажды ты снова начал ценить свою жизнь.
Когда послышались шаги, Римма по обыкновению насторожилась, рука рефлекторно дёрнулась к оружию. Но раздался знакомый стук, успокаивая, а вскоре появился промокший и вместе с тем довольный Амадеус. Без вопросов понятно — предохранитель готов.
Пока шли приготовления к работе, Римма сидела в стороне и перебирала ампулы с успокоительным, снова пребывая в сомнениях о том, стоит ли расспрашивать Шона. Чтобы избежать в будущем… Да, звучит разумно, только казалось, что так просто ситуация не повторится, а если это всё же случится, предотвратить снова окажется проблемой. Так стоит ли затея с сомнительным успехом того, чтобы проходиться наждачкой по едва покрывшимся корками ранам?
Подобрать успокоительное требовалось в любом случае. После аварийного отключения всегда сложно предсказать, в каком состоянии окажется система на момент включения, а второй поломки подряд никому не хотелось.
Амадеус быстро закончил с заменой, заклеил кожу, и в то время, как он убирал инструменты, Римма вколола Шону раствор, параллельно засекая время. Десть минут. Девять. Восемь… Система постепенно приходила в обычное состояние, лучше имитирующее живого человека. Пять. Четыре… Справедливо ли говорить об имитации? Ведь у киборга всё ещё есть части от человека. Потому и пришлось выделить их как отдельный вид, что слишком сложно понять, когда это ещё можно назвать человеком, а когда уже машина. Две. Одна.
Шон вздрогнул всем телом и сдавленно воскликнул, распахнул глаза, растерянно, ошарашенно посмотрел по сторонам, на Римму, на Амадеуса. Для него ведь такое отключение тоже в новинку, сложно сходу понять, что случилось, почему так резко изменилась обстановка. Пока Римма пребывала в невнятной растерянности, Амадеус коротко обрисовал ситуацию: что случилось, сколько времени прошло, какие новости появились за последние дни.
— Шон… — Она замешкалась, отвела взгляд. — А что… Что случилось с тобой перед отключением? Ты что-то заметил в городе?
Он смотрел на неё таким ровным взглядом, что по спине пробежал холодок. Шон молчал, сохраняя непроницаемое выражение — такое непривычное, но гораздо лучше отражающее внутреннее состояние, чем обычная гримаса. Потом прикрыл глаза и тихо вздохнул.
— Неважно. Это не повторится.
— Ты уверен? — с явным сомнением уточнил Амадеус. — До этого мы считали, что риск перегрузки минимален, однако это всё равно случилось. Так что в будущем возможно всякое.
— Всякое, может, и да, но не это. — Шон раздражённо отмахнулся. — Если я снова увижу то же самое, то так сильно уже не отреагирую. А что-то другое и сам не предскажу.
— Хорошо. Но если что-то всё же пойдёт не так, то скажи. — Римма не могла полностью поверить услышанному, просто поняла, что он не расскажет большего, сколько ни проси. Лучше согласиться и замять неприятную тему.
— Если смогу, — тихо буркнул он.
— Тогда сегодня приходи в себя, а завтра вернёмся к заданию. Как раз погода должна исправиться. — Она снова подняла взгляд к окну. — Нечего мокнуть. Да и долгое пребывание на улице странно выглядеть будет.
***
С того момента, как пропала связь, Эндрю не находил себе места. Обычно находившиеся рядом Эрика и Илен пытались его успокоить, но первая плохо представляла, как это делается, а вторая сама плохо скрывала волнение. Все, кто знал о миссии, беспокоились об её участниках. Да, один раз пришло сообщение от Лоранда, но уже шёл четвёртый день безо всяких вестей. За это время могло случиться всякое, а могло и ничего, но ведь воображение с завидным упорством предлагало самые мрачные варианты развития событий.
В комнату зашёл Тенеан — принёс обед для Илен. Как и Эндрю, она старалась по минимуму куда-либо отходить, ведь группа может напомнить о себе в любой момент, и будет очень плохо, если тогда никто не сможет ответить. Вообще-то существовали оповещения, а ещё дежурить можно поочерёдно, но эти двое слишком нервничали чтобы внять голосу разума.
— А, спасибо, — растерянно откликнулась Илен, заметив Тенеана только когда он поставил поднос и коснулся её плеча.
— Ты хотя бы спать отсюда уходишь? — спросил он беспокойно.
— Да, конечно… Мне же нужно возвращаться к Рионе. Ещё бы не ворочаться полночи…
— Печально, что у тебя не получается нормально отдыхать. Это может помешать в работе. — Тенеан вздохнул, смотря в усталые глаза Илен. Она всегда выглядела так, словно не высыпается, теперь же стало очевидно, что раньше всё было нормально. Покачав головой, он перевёл взгляд на Эндрю. — А ты отсюда и вовсе не уходишь?
— А… А что я?! — Эндрю дёрнулся, почти подскочил. — З-зачем мне уходить? Мне же не нужно спать и всё это вот человеческое. И… И я это делаю не потому, что так о них беспокоюсь! Мне проще всего дежурить, вот и всё!
— Но ведь ты беспокоишься, — возразила Эрика. — Мои данные говорят, что твоё поведение является признаком именно этой эмоции.
— Да с ч-чего бы мне вдруг?! Они там не дети малые. И этот жираф тоже там! Должен же он свою самоуверенность чем-то в деле оправдывать.
— Не знаю, с чего. Но ты точно беспокоишься.
— Ложь и провокация!
Эндрю вскочил с дивана, смотря на Эрику так, словно его обвинили то ли в государственной измене, то ли в походе голышом по центральной площади. То ли показали всем дальним родственникам альбом с детскими фотографиями, на половине из которых он в костюме Адама.
Эрика и Тенеан отвернулись, пытаясь сдержать смех, даже Илен немного просветлела. Эндрю от такой реакции готов был снова разразиться возмущениями, как вдруг загорелся монитор. Группа на связи!
Увидев сигнал, он метнулся к компьютеру и подключился. Глаза на мгновение загорелись оранжевым: успешная синхронизация. Медленно, словно пребывая в трансе, Эндрю опустился на стул. Сейчас он воспринимал реальность лишь краем сознания, в остальном почти став частью компьютера. Это давало возможность взаимодействовать с техникой при помощи мыслей, что во много раз быстрее. Полезная и вместе с тем опасная для обладателя способность, ведь ценой столь лёгкого слияния становилась уязвимость собственных файлов.
— Да, слышу, — ответил Эндрю, рукой поманив Илен и Тенеана, чтобы те надели гарнитуру.
— Глушители сломаны, поэтому нормальная связь невозможна, — раздался голос Шона в более механической версии.
Точнее, такой голос был у синтезатора, который преобразовывал передаваемые им сигналы в слова. Ведь, подключившись к сихнронизационной станции, Шон фактически передавал мысли, но зашифрованные так, что только Эндрю мог провести обратное преобразование.
— Что с ними случилось?
— А я знаю? Сейчас передам данные, сам посмотришь.
Просмотр файлов заставил слегка нахмуриться. Вирус. От радикалов стоило ожидать подобного, а их навыки в данной области заметно улучшились. Хотя местами можно познать, какие творения Деструктора были взяты за основу — потому и решить проблему Эндрю мог быстро. Отформатировав предоставленный Шоном носитель, он передал туда программу для защиты.
— Установите её на остальные глушители и можете спокойно их перепрограммировать. Вы ещё можете оставаться на одном месте?
— Ага. Собираешься залезть в сеть?
— Да, хочу осмотреться.
Синтезатор не смог ясно воспроизвести недовольное бурчание Шона, однако Эндрю воспринял как согласие всё ещё поддерживаемую связь. Можно ненадолго войти в киберпространство. Поскольку от Шона в этот момент требовалось только оставаться подключённым, Илен позволила себе задать вопрос:
— Что-то случилось? Вы долго не выходили на связь.
Молчание, сопровождаемое обрывками невнятных звуков — отголоски мыслей, которые не удалось до конца отделить от передаваемых.
— Ничего особенного. Просто обстоятельства не позволяли незаметно подключиться.
Илен нервно облизнула губы и потупила взгляд. Как и Римма, она достаточно хорошо знала Шона чтобы распознать ложь, которую он не станет развеивать. Лучше не допрашивать и просто порадоваться улучшению ситуацию. Теперь они в порядке — это главное. При желании докопаться до правды лучше выбрать более удачные время и место. Когда будет легче справиться с последствиями любопытства и взять за них ответственность.
Тем временем Эндрю продирался через цифровые лабиринты, всё более и более теряя связь с внешним миром. Даже разговоры слышал лишь потому, что служил для них проводником. Но компьютера перед собой, например, уже не видел. Всё, что сейчас могло тело, так это сохранять статичное положение в пространстве.
Цифровой разум преобразовывал киберпространство, придавая форму сигналам, строчкам кода. Складывал из блоков проходы, которые передвигались, меняли цвет, исчезали и появлялись. Если дотронуться, можно проникнуть глубже в структуру блока, рассмотреть, скопировать или даже переписать его содержимое. Здесь не было ни верха, ни низа — лабиринт простирался во все стороны. Законам физики тоже не нашлось места. Можно просто перевернуться и не заметить отличий. Подняться, опуститься, лечь на бок… Даже в воде изменение положения в пространстве не воспринималось так спокойно.
Состояние чем-то напоминало осознанный человеческий сон. Ты вроде как разум, отделённый от собственного тела, но всё равно наделён некой оболочкой, способной взаимодействовать с окружающим миром. Такой же ненастоящей, как и всё вокруг.
Сейчас Эндрю мало интересовало бесчисленное множество обычных блоков — он озирался в поисках «границы». Она точно должна быть. Стена без конца и края, разительно отличающаяся своей неподвижностью от других «живых» конструкций. Черта, разделяющая киберпространство.
Дальше. Глубже. Ещё. Радикалы не могли оставить внутренние данные без защиты. Если немного изменить направление, попробовать пройти через цепочку блоков, старательно игнорируя их содержимое, репейником цепляющееся к разуму… Да, это точно где-то рядом. Вот первые защитные блоки. В обычном случае пришлось бы потратить время на взлом, но в киберпространстве их можно просто обойти. Только в конце поджидал непреодолимый межсетевой экран.
Эндрю приложил к нему руки. Обычные блоки легко пропускали через себя, но здесь нужны ключи доступа, добыть которые можно только по другую сторону. Чтобы беспрепятственно проходить туда-сюда, сначала требуется напрямую подключиться к другой части пространства. Сейчас есть возможность только рассмотреть код и подумать над ним на досуге.
«Защита сделана хорошо. И, кажется, лучше не углубляться, пытаясь пройти её самостоятельно. Здесь точно есть несколько очень противных старых приёмов…» — заключил Эндрю.
Пора уходить. В этом тоже прослеживалась связь со сном: чтобы выйти из киберпространства, надо заставить себя «проснуться». Мысленным усилием вырвать сознание из несуществующей оболочки, снова начать воспринимать реальное тело и мир вокруг него.
— На сегодня я закончил, — отчитался он. — Тогда, если ситуация не потребует вмешательства, позовите меня уже когда доберётесь до той сети.
— Без радости, но обязательно. Услышимся, — откликнулся Шон и отключился.
Эндрю тоже отключил себя от компьютера и откинулся на спинку стула. Что-то не удавалось припомнить, когда ещё после таких прогулок гудело в голове. Неприятное ощущение, которое в принципе больше не возвращалось после ремонта.
— Всё в порядке? — Эрика с беспокойством смотрела на то, как он хмурится, потирая виски.
— Да-да. — Отмахнулся, натягивая недовольную улыбку. — Просто отвык немного. Ещё и связь держать — удовольствие сомнительное. Вообще не прикольно! У каждого компьютера предел мощности есть!
— Ладно… Ты тогда лучше не перетруждайся. И отдохни наконец.
— Ага. Этим и займусь. Пока явно без меня обойдётесь.
Эндрю встал и поспешил выйти. Наверное, ему действительно просто требовался отдых, ведь даже если ему не нужен сон, иногда системе требуется побыть в состоянии покоя.
«Послышалось что ли?» — подумал он, уловив какой-то внутренний щёлк, но звук не повторился, поэтому Эндрю просто продолжил путь до комнаты. Мало ли, люди вон пальцами забавы ради хрустят, но ничего же страшного от этого не происходит.