Хмурясь и нервно облизывая губы, Миранда в который раз перечитывала пришедшее ей сообщение. Это было ожидаемо, вот только что теперь делать — непонятно. Ни одной идеи, а если ничего не сделать, то все старания отправятся прямиком в бездну. Тенеан, который помогал осматривать пришедшие детали, заметил изменения в лице Миры и окликнул ту, спрашивая, что случилось.
— Они заметили, — отрешённо ответила она, прикрыв глаза. — Во время обследований врачи заметили, что что-то не так. Мне прописали процедуры.
— Но что в этом такого? Совершенно нормальное явление, — удивился Тенеан, подходя и заглядывая во всё ещё открытое письмо. Ничего странного или подозрительного он там не увидел.
— Просто ты не знаешь, что именно они хотят сделать. Помнишь, я рассказывала тебе о П.П.? — Миранда и внимательно посмотрела в глаза Тенеану. — Конечно, не все люди хотели этого, но несогласных было меньшинство. И им предложили два варианта: смерть или принятие нового мира. Тем, кто не хотел умирать, грубо говоря, промывали мозги. Тем самым избавлялись от того, что было лишним в новом мире… — Поджав губы, она ненадолго замолчала, снова посмотрев на экран. — Сейчас, чтобы ситуация была под контролем, проблему уничтожают в зародыше. Всем людям время от времени требуется посещать врача, проходить обследования. Если во время них находят отклонения, то назначают процедуры, чтобы «вернуть организм в идеальное рабочее состояние». По факту — та же промывка, только теперь её делают аккуратнее.
Если бы роботы умели бледнеть, с Тенеаном точно произошло бы сейчас подобное, но он просто широко раскрытыми глазами смотрел то на Миранду, то на монитор, не зная, что сказать. Услышанное казалось ему страшным и бесчеловечным.
— Думаю, ты уже понял, к чему я веду. Этими процедурами они загубят всё то, что ты смог во мне пробудить. Они снова сделают из меня Ми-Эр. Но есть кое-что, что делает ситуацию ещё хуже. Если процедуры не будут приносить результата, они либо примут более жёсткие меры, что может навредить организму, а особенно разуму, либо меня просто… — Она не договорила и только криво усмехнулась. Да, если проблему не удаётся исправить, значит, надо просто от неё избавиться.
— И что теперь? — робко спросил Тенеан, невольно опираясь на стол. Он неожиданно почувствовал какую-то слабость в ногах.
— Не знаю, — Миранда с горькой улыбкой покачала головой, — я не знаю, как быть. Не знаю, получится ли после процедур вернуть всё это, или они полностью заглушат во мне человека. Это займёт дня три, от силы пять. Сегодня, ближе к вечеру, я пойду туда в первый раз. После меня заберут на несколько дней, позволяя возвращаться только для работы. — Тяжело вздохнув, она вернулась к работе.
После тех слов они молчали, думая о своём, хотя в целом мысли сводились к одному. К тому, что светлое время закончилось и с этим вряд ли можно что-то поделать. Ведь действительно, на что они надеялись? Что этот «идеальный механизм» проигнорирует изменения, возникшие в детали, которая более и не желает таковой являться? Как же это наивно и глупо. Слишком слаб и беспомощен человек в сравнении с обществом, а особенно обществом слаженным, единодушным. И бездушным.
Миранде было трудно сосредоточиться на работе, так как она то и дело вспоминала о том, что ей предстоит. Зная о том, что такое процедуры в принципе, конечно же, она понятия не имела, что те представляют из себя в реальности. Можно ли как-то обмануть врачей? Можно ли избежать влияния? Но даже если бы и знала — времени на какую-либо подготовку нет, а потому легче просто смириться и принять свою участь. В конце концов, жила же она как-то раньше в роли Ми-Эр, значит, сможет и дальше жить так, как было предписано с самого рождения.
В этом была какая-то ирония нового мира: люди вольны быть кем угодно, заниматься, чем хотят — никто не запретит; но у людей нет желаний, а потому они следуют тому пути, который определили за них. Определили такие же люди, потому как никаких властей в этом мире не было — мир не нуждался в них. И никто «сверху» не прикажет исправить «сломавшуюся деталь» — люди сделают это сами, потому что это «правильно». Утопичная антиутопия.
Да, всё правильно. Всё так и должно быть. Но как ни старалась Миранда убедить себя в этом, всё равно оставался неприятный осадок, горькое послевкусие и странная тупая боль, не имевшая физического источника. Ей было совестно. Совестно перед Тенеаном, что она оказалась такой слабой, что ничего не может поделать, что вынуждена снова оставить его наедине с этим механическим миром. Теперь Миранда немного лучше понимала своего предка, Рейндиса Мицера, который был вынужден отключить робота. И ещё более она понимала то, насколько силён духом оказался предок, насколько сложно ему было решиться на подобное.
— Т-тенеан, — окликнула она, стоя на пороге. — П-прости меня…
— За что? — удивился тот, изогнув брови. Несмотря на то, что Тенеан пытался сохранять спокойствие, делая вид, что всё в порядке, его выдавал взгляд. Растерянный, опечаленный, испуганный… Всё же для робота он умел выражать слишком много эмоций.
— Я не смогу… Отключить тебя. Теперь я понимаю, почему предок сделал это. Но не смогу поступить так же. Я… Слишком слаба для такого шага. Прости, — выпалив последнее слово, Миранда тут же выбежала на улицу, боясь снова посмотреть в глаза Тенеану. Слишком тяжело ей от этого становилось, посмотрит — не сможет успокоиться, а это только испортит ситуацию.
Во время первого визита стоило показать себя максимально спокойной, уравновешенной, обычной. Вряд ли это действительно поможет, но участь способно было немного облегчить: появлялся шанс, что будут применять более щадящие методы. Слишком сильная промывка могла повредить память, полностью лишить способности к ощущениям и даже превратить во что-то, больше напоминающее овощ. В общем, негативных последствий заработать можно было массу, убив последнюю надежду на то, что удастся снова исправиться, очеловечиться.
Однако надежда и без того достаточно успешно умирала. Если, уходя, Миранда пыталась заставить себя быть спокойной, то по возвращении она стала спокойна по-настоящему. Она осознавала, что поступает правильно, что и думать не нужно о каких-то других вариантах. Их нет. Просто нет, и не может быть. И не должно. На еду она посмотрела с каким-то недоумением, словно этим говоря: «Зачем так изощряться? Почему нельзя сделать что-то нормальное?» На вопросы Тенеана отвечала пока ещё вполне нормально, но инициативы уже не проявляла, а отправляясь спать, Миранда активировала подачу газа.
Слава современной медицине и её эффективности! И ведь это только начало, впереди ещё пять дней. Пять дней в обществе врачей и работы. Да, надежда умирает хорошо.
О Миранде многого не скажешь, так как она просто возвращалась к своему состоянию, переставая воспринимать происходящее через чувства и возвращаясь к убеждённости в истинности превосходства разума. Действия снова делились на полезные и бессмысленные, она делала только то, что нужно, а слова снова казались лишними.
Тенеан же очень странно ощущал себя все эти дни. Ему было страшно из-за того, что происходило с Мирандой, которую он видел только в мастерской, и одиноко, потому что он снова чувствовал себя неуместным в этом мире. До этого всё же было немного легче, у него появился тот, кто его понимал. Ещё раньше он — теперь это стало куда яснее — также чувствовал себя немного лучше. Наверное, причиной этого было то, что присутствовало некое неосознанное смирение с происходящим, а сейчас его словно сбросили со скалы, на которую он с трудом забрался. Это порождало неправильные мысли, которые казались слишком естественными, словно внесёнными кем-то в программу.
Робот пытался разговаривать с хозяйкой, пытался вызвать хоть какую-то реакцию, но всё было безуспешно. Он снова видел перед собой Ми-Эр, которая на имя отзывалась лишь потому, что ей было всё равно, как обращаются, как называют. Что-то внутри болело из-за всего этого, тоскливо скрипело и, кажется, выходило из строя. Мысли становились всё навязчивее, всё больше походили на кем-то внушённые, но в то же время такие родные. И нет никакого способа хотя бы на время забыться, уйти от этой реальности. Создатель, почему же ты не подарил своему творению возможность спать?!
— Процедуры закончились? — спросил Тенеан, когда Ми-Эр поднялась из мастерской в квартиру. Счёт дней у него немного сбился.
Та только молча кивнула, проходя на кухню. Нельзя отходить от обычного распорядка. Еда, ванная, сон, — привычная схема вернулась на место. Ничего лишнего, никаких отхождений, никакого бессмысленного произвола.
Пробуждение, ванная, завтрак, — Ми-Эр снова знала, что будет делать в следующую минуту. Так и надо. Так гораздо удобнее. Иначе бы эта схема не прижилась, была бы заменена на более рациональную. Почему она вдруг позволяла себе нарушать привычный режим? Она не знала, память о прошлых днях осталась, но сильно притупилась, отошла на второй план, а потому не беспокоила. И теперь Ми-Эр не даст слабину. Так ведь? Её ведь чинили знатоки своего дела.
Первую неделю после процедур всё шло как надо. Как ни странно, но Тенеан ничего не предпринимал — ему было слишком трудно находиться рядом с Ми-Эр, с головой творилось что-то непонятное, из-за чего всё чаще происходили сбои: угасало на несколько мгновений сознание, пропадало зрение, невозможно было что-то слышать из-за шума. Однако он всё равно старался быть поближе, следил, всё ещё на что-то надеялся. И надежда эта убивала.
Так почти что прошла вторая неделя, но вечером Ми-Эр пришлось снова совершить недопустимое — нарушить режим. Дело было в том, что слишком уж настойчиво Тенеан просил составить ему компанию в наблюдении за звёздами. Не понимая, в чём вообще суть происходящего, она в итоге согласилась, осознав, что иначе её и далее не оставят в покое.
Для любования небом они отправились на крышу другого здания, что робот объяснил очень просто: там будет лучше видна та часть, которая его интересовала. Помня о том, что Тенеан в принципе странный и какой-то нелогичный, Ми-Эр просто последовала за ним. Завтра выходной, а потому, так уж и быть, она допустит эту нелогичную трату отведённого на сон времени; но только заранее было объявлено, что это первый и последний раз. Тенеан возражать не стал, просто поблагодарил за согласие. Он стал теперь непривычно молчаливым и каким-то задумчивым. Странная перемена, но Ми-Эр не обратила на это никакого внимания. Ей, как и положено, было всё равно.
Пока Ми-Эр стояла, безразлично смотря куда-то в сторону тёмного города, в котором почти не встречались пятна света, Тенеан сидел на самом краю, что-то выискивая на небосводе. Со стороны могло показаться, что он хочет высмотреть каждую звёздочку, дабы сохранить в памяти самый полный вид ночного полотна, какой только может представиться взгляду. И отчасти это было верно, хотя в куда большей степени он старался прийти к согласию со своими мыслями, чтобы исполнить задуманное. Навязчивая идея превратилась в цель, против которой не давала пойти сама его сущность.
— Миранда, можете подойти? — позвал он, оборачиваясь.
Ничего не говоря, Ми-Эр сделала несколько шагов к краю крыши. Ветер, ставший сильнее, приводил её волосы в ещё больший беспорядок, заставлял невольно ёжиться, так как был прохладным. Робот поднялся и пытливо заглянул в карие глаза, снова казавшиеся холодными.
— Миранда, я понимаю, что то, что я сделаю сейчас, будет ужасно. Что это слабость и трусость. Но это последнее, что я могу сделать для вас, для вашего возвращения. Вам, конечно, сейчас всё равно и, наверное, будет безразлично и далее… — Тенеан протянул к ней руку и коснулся щеки. Ми-Эр слабо вздрогнула, рука робота как обычно была холодной. — Я… Я любил вас. И люблю. Но понимаю, что ничтожен и ничего более не могу сделать. У меня нет другого пути. Всё же я — робот, а у робота есть программа. Против неё нельзя пойти. Да, Рейндис пытался максимально уподобить меня человеку, но, видимо, это слишком нереально. — Он вздохнул и опустил взгляд. Немного помедлив, решаясь, Тенеан ещё больше приблизился к Ми-Эр и поцеловал её в щёку.
Она не смогла в тот момент сохранить обычное ровное выражение на лице — изогнула в удивлении брови и в недоумении посмотрела на робота, но тот снова отдалился и теперь с кривой ухмылкой глядел в сторону города.
— Помимо прочего, программа требует, чтобы я вас кое о чём попросил. Если вам будет не всё равно, пожалуйста, извлеките информацию из той фоторамки. Это может помочь. Почему-то сейчас я точно знаю это… Миранда… — последнее слово Тенеан прошептал с каким-то благоговейным трепетом, который не скрылся даже за характерными механическими нотками.
Смотря Ми-Эр прямо в глаза и слегка улыбаясь, он сделал шаг назад. Шаг в пустоту.
Где это видано, чтобы робот сбрасывался с крыши? Где это видано, чтобы машину посетила мысль о самоубийстве? Пожалуй, Тенеан недооценивал себя, утверждая, что всё ещё далёк от людей. О, нет, он был подобен им настолько, насколько это возможно при ещё несовершенном теле и при вполне человеческом разуме. При наличии души, которую, если всё же предположить существование чего-то подобного, нельзя создать искусственно.
Губы дрогнули, глаза защипало. Что-то странное, что-то совершенно незнакомое. Даже обращаясь к глубинам памяти, хранящим в себе «дни человека», она не могла понять, что сейчас чувствует, что с ней происходит. Некая мысль упорно ускользала и, в то же время, осознание было слишком ясным. Осознание смерти того, кто был очень дорог, очень важен. Да, именно. Даже будучи снова равнодушной ко всему, Ми-Эр отличалась от себя в прошлом — Тенеан стал совершенно естественной частью её жизни, а теперь эта часть пропала. Так резко. Мгновение, и вот она совсем одна вместе с так не вовремя проснувшимися чувствами. С осознанием произошедшего и сопутствующим ему сожалением.
Слёзы побежали по щекам, Миранда, шмыгнув носом, попыталась вытереть глаза ладонями. Она плакала. Впервые в жизни. Впервые она оказалась способна на столь сильные чувства, потому что не менее сильно оказалось влияние смерти. Он умер, он точно умер, ведь даже то, что он робот, не спасёт от падения с такой высоты. Ноги стали ватными, захотелось просто упасть на крышу и зарыдать в голос, но Миранде пришлось взять себя в руки. Она ещё могла что-то сделать, но на это было очень мало времени.
Вынужденная постоянно вытирать глаза, так как из-за слёз ничего не было видно, Мира поспешила вниз. Надо добраться до обломков до того момента, как их уберут. Она, конечно же, не сможет унести всё, но это и не нужно было. Главное — память, которая у роботов обычно защищена сильнее всего а там… Быть может, удастся сделать хоть что-то. Только бы она не оказалась повреждена…
При виде обломков защемило сердце, а слёзы потекли ещё сильнее, даже дышать получалось только через рот, но дыхание было неровное из-за спазмов, позволявших заглатывать воздух только небольшими порциями. Стараясь не упасть, Миранда опустилась на колени и принялась осматривать обломки, при этом постоянно вытирая рукавами лицо. Царапая об острые края пальцы, она пыталась отыскать блок памяти и очень-очень боялась, что ничего подобного не обнаружит. Тело робота можно воссоздать заново, пускай в данном случае это и будет совсем непросто, но если не вернуть старую память, то всё будет бессмысленно. Это будет уже некто совершенно другой, только с той же внешностью, которая второстепенна. К сожалению, те системы, что по предположениям отвечали за способность чувствовать, восстановлению не подлежали однозначно; они и без того были довольно уязвимыми, как то бывает с очень точными механизмами, так что не было и речи, чтобы что-то подобное пережило падение с большой высоты.
Блок оказался цел и даже относительно в порядке, если не считать вмятину на защитной оболочке, но это не должно было отразиться на содержимом. Дрожащими руками подняв устройство, Миранда бережно прижала его к груди. Не отдаст. Она никому ни за что не отдаст последнее, за что можно было зацепиться, в надежде хоть что-то исправить. Больными от слёз глазами она окинула обломки, пытаясь высмотреть, уцелело ли что-нибудь ещё, и обнаружила справа от себя объект в форме шестиугольной призмы. Подозрительно целый, будто его защите тоже намеренно уделили больше внимания. А ещё появилось ощущение, что здание определённой высоты было выбрано заранее, чтобы после падения сохранились только эти устройства.
Только Миранде было сейчас не до подобных рассуждений. Подобрав призму, она с трудом поднялась и поспешила домой, часто спотыкалась, чуть ли не падала, но шагу не сбавляла. Отчего-то стало очень страшно одной на улицах, а ещё страшнее было находиться возле обломков. Словно то был труп человека, а не бесполезная теперь груда металла, глядя на которую с трудом можно догадаться, что когда-то это было гуманоидом.
Казалось, что за каждым углом пряталось аморфное чёрное нечто, ожившая тьма, желавшая поглотить робототехника, забрать с собой в мёртвую неизвестность. И не было никого, кто помог бы унять страх, сказал, что это лишь игры расшатавшихся нервов и встревоженного сознания. Остатки того, кто не так давно помог побороть внезапно возникший страх темноты, она прижимала сейчас так, словно это было самое дорогое в мире сокровище, малое дитя, последнее спасение для умирающего человека.
Спеша по одинаковым безликим тёмным улицам, всё ещё плохо видя из-за слёз, Миранда всё же добралась до дома. Спрятав подобранные устройства в хранилище, она поднялась наверх и обессилено упала на кровать. Обняв подушку, снова зарыдала, так как осознание случившегося захлестнуло её с новой силой. Однако как бы тяжело и больно не было Мире, сон всё равно незаметно подкрался к ней, окутав временным забвением, которое позволило бы в новый день более трезво взглянуть на всё, что случилось.