Позже, возвращаясь мыслями к двум неделям, проведенным в доме Владимира, Таня вспоминала их как самые счастливое время в Илибурге. Оно было наполнено простым трудом, душевным общением, обедами в кругу друзей и обучением. Просыпались они рано, Росси сразу отправлялась протапливать печи, а Таня готовила незамысловатый завтрак, стараясь управиться с непривычной твераневой плитой. Она жарила яичницу и чесночные гренки к ней, заваривала травяной чай, а Влад приносил к нему булочки из ближайшей пекарни. Лаборатория, ставшая их убежищем, располагалась далеко от главных улиц, поэтому волнения горожан оставались в стороне, за пределами их внимания. Влад отпустил учеников в отпуск, не доверяя их любопытству, и обходился помощью новых наперсниц. Пока он сидел в лаборатории, корпя над новой вакциной и проводя испытания, Росси прибиралась в доме, а Таня выполняла задания по драконьему языку. Ей и в голову не приходило, что это занятие довольно бессмысленное, ведь она со дня на день должна была отправиться домой, где больше ничего не услышит ни о драконах, и о Илирии. Но упражнения и каллиграфия занимали ее ум и отвлекали от волнения, которое все больше и больше разрасталось в груди.
В занятиях была особая прелесть: когда Влад и Росси заканчивали ежедневные дела, они садились за стол к Тане и разбирали то, что она успела сделать. Смеялись над ошибками, объясняли непонятные слова и рассказывали забавные истории. Уютно горела твераневая лампа под зеленым абажуром, трещали дрова в печи. В доме пахло печеными яблоками, и иногда запах еды перебивал запах дезинфицирующих средств. Влад опускал жалюзи, и казалось, что их дом — это стойкий маяк, а внешний мир с его драконами, бунтами и жестокими правилами — темные волны, которые бились в каменные стены и не могли их разрушить.
О том, что Мангон ушел, девушкам сообщил Влад.
— И когда он вернется? — с безразличным видом спросила Таня, хотя в глубине души она прекрасно знала ответ.
— Никогда, — просто ответил Влад. — Он планирует навестить других членов Великого Совета, заручиться их поддержкой и отправиться к Кейблу. Потребовать от него ответа за предательство. Думаю, на этом путешествие Мангона закончится, ведь он не может обращаться, и Кейбл с легкостью с ним справится. А если обратится, навряд ли снова станет человеком, и ему останется только отправиться в Доэрон, в земли диких драконов.
— И что, он просто так отказался от Северянки? — Росси оторвалась от платья, которое она чинила, и удивленно посмотрела на Влада.
— По крайней мере, он не изъявил желания забрать ее, — криво усмехнулся Влад.
Тут Влад лукавил: Мангон собирался взять Таню с собой, и пусть он уверял, что не позволит причинить ей вред, они оба знали, что она — последняя надежда на сохранение человечности. Влад уперся, словно рогами:
— Я не позволю забрать Таню!
Мангон, без черного плаща, а значит, снова холодный и уравновешенный, только поднял брови:
— Вот как? И какое ты имеешь на это право?
— Считай меня ее названным отцом. Я не дам таскать ее среди бунтующих толп и тем более пихать в жерло вулкана.
— В жерло вулкана, — Мангон потер лоб. — Что за дикие у тебя представления?
Он уже собрался в дорогу. На нем был камзол из плотной ткани, в кармашке которого прятались часы на цепочке, драповое пальто и длинный коричневый шарф. И где он только умудрился все это достать? Особенно добротные кожаные сапоги с высоким голенищем.
— Не смотри так. У Тени много друзей, и он без проблем нашел одежду. На диване лежат чехлы, в них платья для Росси. В конце концов, она осталась на улице без вещей из-за меня.
Такая забота со стороны равнодушного Мангона сбила Влада с толку, он привычно нахмурился, но не отступал:
— Я все равно не отпущу Таню с тобой.
— То есть ты решил отказать дракону? — в словах Адриана Владимир услышал угрозу, а может быть, он просто переволновался.
— Хочешь, разорви меня на месте. И тогда можешь забирать ее. Но пока я жив, она останется со мной, — а потом добавил, уже тише: — Ты опасен для нее.
Мангон вскинул голову, посмотрел на Влада сверху вниз.
— Вы что-то с ней задумали? Вы же были знакомы раньше. Я слышал, как вы разговариваете по-русски.
Влад почувствовал, как похолодел затылок, но мысленно приказал себе держаться, разве что лицо на мгновение болезненно скривилось.
— Не знаю, о чем ты. Я впервые увидел Таню в твоем замке.
— Влад, давай обойдемся без лжи. Сейчас это лишнее.
Владимир внимательно посмотрел на Мангона, пытаясь предугадать, что он может сделать, когда узнает, что его старый знакомый — сам пришелец из оборотного мира. Бесполезно, по этой маске чопорного благородства что-либо прочесть было невозможно, а в свете недавних странных изменений с ним Влад вообще отказывался что-либо угадывать об этом человеке.
— Я не лгу, я правда не знал Таню до встречи в Сером Кардинале. Но оказалось, что мы пришли из одного мира, более того, из одной страны. Если бы ты знал, каким счастьем было снова говорить по-русски! Теперь ты понимаешь, что она для меня больше, чем просто одинокая девчонка, которую вы все обрекли на смерть? Я не могу отпустить ее с тобой.
Снова повисло молчание. Мангон поправил шарф, застегнул пальто, надел неведомо откуда взявшийся цилиндр.
— Позаботься о ней, — сказал он наконец. — Надеюсь, мы еще встретимся, Влад Странник.
— Надеюсь, это будет добрая встреча, — отозвался Влад, не задавая лишних вопросов. Он протянул Мангону руку, и тот сжал его локоть.
— До свиданья, — сказал Адриан по-русски, как его учила Таня, и приподнял цилиндр в знак прощания, оставив доктора одного в темной прихожей его дома.
Всего этого Влад девушкам не рассказал, ограничившись простым “он ушел”. Опытным взглядом он замечал, что между Мангоном и Таней непростые отношения, густо замешанные на страхах и влечении, нездоровые в корне своем, и боялся, что Таня, как любая молодая девушка, поддавшись бурным эмоциям, начнет расспрашивать его, допытываться, может, на ее глазах появятся слезы. Но ничего такого не произошло. Он просто кивнула, восприняв уход Адриана как данность, и Влад вздохнул с облегчением, приняв эмоциональную беспомощность за мудрость и силу.
Спустя неделю умиротворенной жизни произошло событие, принесшее смуту и радость в спокойствие лаборатории. Вечером раздался стук в дверь. Владимир никого не ждал: горничная принесла продукты еще с утра, ученики были или в отпуске, особо политически активные выполняли задания подальше от города, и поздние гости не означали ничего хорошего. Влад достал из шкафа пистолет, тот самый, который отдал ему Мангон, и кивком головы велел девушкам спрятаться в задней комнате. Таня бы пошла с ним, но предпочла побыть с Росси, которая сразу спала с лица и принялась дрожать.
Влад возвел курок и медленно прошел в прихожую. Стук повторился, более настойчиво. Держа пистолет у лица, Влад подошел к двери и громко спросил:
— Кто там?
— Ох, вы дома! — раздалось снаружи. — Слава Великой Матери! Это я, дэстор Влад, Жослен.
Владимир не опускал пистолета, пока не убедился, что за дверью действительно стоял Сен-Жан. Он стоял в одиночестве под моросящим осенним дождем, в промокшем пальто, с кудрями, прилипшими к голове, а в руках держал большой чемодан с разноцветными ярлыками.
— Дэстор, зачем пистолет? — несчастным голосом спросил он.
— Потому что мы никого не ждали, а на улицах сейчас опасно, — проворчал Влад. — Ну, что стоишь, бродяга, заходи.
Жослен вошел в прихожую, оглядываясь, пока доктор аккуратно запирал вход на все замки. Вода капала с его пальто на пол и собиралась в лужицы. В дверях гостиной появилась Таня с суровым видом, но увидев друга, расплылась в улыбке и бросилась ему на шею, не заботясь о том, что его не мешало бы сначала выжать.
— Жослен! Я так рада тебе! — она отошла на шаг назад, чтобы лучше рассмотреть его. — Ужасно выглядишь!
— Спасибо, — ухмыльнулся Жослен. — Стиль бездомного мятежника, популярен этой осенью.
Услышав голоса, вышла Росси. На ней было простое, но добротное платье из хорошего материала, одно из тех, что оставил ей Мангон, и она казалась в нем особенно хрупкой и красивой. Она замерла, распахнув глаза, а затем расплылась в улыбке.
— Жослен…
Росси не бросилась к нему, ничего не закричала, удивленная его появлением и оглушенная своими чувствами, и только когда Жослен распахнул объятия, со вздохом облегчения рухнула в них.
— Как же я рад вас всех видеть, — дрожащим голосом сказал Сен-Жан, и капли с его волос падали на макушку Росси.
— Ну давай, раздевайся, — махнул рукой Влад. Выглядел он не очень довольным. — Нечего заливать мой коридор.
Позже они все сидели в гостиной, а на столике стоял горячий чайник. Жослен переоделся, вещи в чемодане стали чуть волглыми от дождя, но по сравнению с тем, в чем он пришел, это было совсем не страшно. Его волосы быстро высохли в теплом доме и снова закрутились в тугие кудри.
— Кажется, пришло время рассказать, как ты тут оказался, — сказала Таня, когда гость по всем правилам был обогрет и накормлен. Жослен, до этого привычно шутивший, вмиг поник и принялся крутить чашку в длинный ладонях.
— Я поссорился с мастером. И думаю, больше не вернусь к нему.
Он замолчал, и Таня сочувственно потрепала его по плечу.
— Он сделал тебе плохо?
— Не то, чтобы это было в первый раз, — криво усмехнулся Жослен, — он всегда меня задевал.
— О, поверь, это было видно.
— Правда? — скривился Сен-Жан, а Влад шикнул на нее за бестактность. — Но мы вернулись в его студию, и это все стало таким огромным. Я имею в виду, его самомнение, презрение ко всем, желчь. Он обнаружил в сарае с садовыми инструментами какого-то парня, наверное, из тех, что бродят по улице. Сломал ветку и отстегал его ею. Он бил по рукам и лицу и гнался за ним до самых ворот. Я сразу вспомнил твою историю, Северянка, как ты пыталась просто немного отдохнуть в саду, представил, что на месте этого бродяги могла оказаться ты. Я больше не мог уважать своего мастера, а для меня это все равно, что небо упало на голову. С ним стало невозможно разговаривать. Как бы я не тянулся к нему, я получал, как тот парень. Не буквально, конечно, но от этого не легче.
Он снова замолчал, думая о чем-то своем. В тишине было слышно, как далеко, в центре города, а может, на другой его окраине что-то бахнуло, будто салют, но все подумали, что шансов на праздничные взрывы маловато.
— И что ты планируешь делать? — спросил Влад, единственный, кто подходил к ситуации с сознательной, взрослой стороны.
— Вернусь в Лориш. Сам я не оттуда, из городка в пятидесяти милях. У меня там родители и три сестры. Но я хочу попробовать найти себе другого учителя. Проблема в том, что мастер Вашон тоже собирается возвращаться в Лориш, и он может здорово подпортить мою репутацию, — он вздохнул. — Но это не беда, поеду в другую страну, например, на юг, в Талию. В тальских художественных школах не любят Лориш, и им будет все равно, что там обо мне думают. Осталось только накопить деньги и выбраться из Илирии.
Росси все это время вертелась рядом с Жосленом, взволнованная, раскрасневшаяся.
— Да что ты переживаешь! — воскликнула она. — Дэстор Влад возьмет тебя к себе ассистентом, будешь ему помогать хоть за небольшие деньги и скоро накопишь на билет.
Жослен тут же посмотрел на Влада, как странник в пустыне, которому сказали, что доктор прячет в рукаве бутылку воды. Владимир откашлялся.
— Это вы здорово придумали, конечно, но напомню, что я всего лишь врач, причем с довольно сомнительной репутацией. Конечно, у меня есть пациенты и гранты от медицинской коллегии, но я не так состоятелен, как вы думаете. Особенно в такое время. Ну-ну, чего нос повесил? — он заметил, что Жослен сник, услышав его слова. — Придумаем и с тобой что-нибудь. Не на улицу же тебя выгонять в таких пальто модных.
Так Сен-Жан стал четвертым человеком, поселившимся в лаборатории Влада Странника. Он с особым рвением помогал доктору в его исследованиях, пытаясь доказать, что может быть полезен и заслуживает свою миску супа. Модные свитеры оказались сложенными в шкафу, Жослен повязал кожаный фартук подмастерья, туго стянул волосы в пучок и работал, не покладая рук. Росси, которая добровольно взяла на себя хозяйственные дела, все чаще забегала в лабораторию просто поболтать или принести домашний лимонад, или угостить Влада и Жослена бутербродами. Она расцвела и была почти счастлива, взяв на себя почти все дела по дому, получая искреннее удовольствие от возможности ухаживать за Сен-Жаном и всеми остальными, конечно, но по остаточному принципу, и для Тани почти не осталось дел. Она все чаще бесцельно слонялась по дому, помогала в каких-то мелочах Владу или Росси, пыталась читать книги или просто смотрела в окно, и ленность впервые не смущала ее. Она нуждалась в передышке, отдыхе от безумных приключений и душевных потрясений, и в маленьком обиталище Владимира наконец обрела их.
Однажды Таня, уже собираясь наверх, в комнату, которую снова делила с Росси, заметила, что в гостиной горел свет. Она подошла к двери и тихонько толкнула ее. В гостиной сидел Жослен. Он пододвинул кресло к печи и пил вино прямо из бутылки. Таня тихо постучала.
— Можно войти?
Жослен оглянулся. Кудри падали на глаза, под которыми залегли тревожные тени. Красивый рот уродливо кривился. Жослен выглядел как человек, сердце которого сыпалось по кусочкам и который никак не мог собраться с силами. Он был несчастен.
— Проходи, Татана. Я предаюсь унынию, — он поднял бутылку.
— Это опасно — пить одному, — сказала Таня, подходя ближе. Сен-Жан поднял на нее взгляд, его глаза раскраснелись то ли от жара, то ли от слез, которых он не стеснялся.
— Если честно, я не лучший собеседник сейчас. Я бы предпочел сидеть в тишине и молча ненавидеть себя.
— Скажи, и я уйду, — предложила Таня. Она хотела положить руку на плечо друга, но не решилась.
— Нет, я бы не отказался, чтобы кто-то побыл со мной. В тишине. Будешь? — Жослен протянул бутылку. — У меня есть еще. Влад разрешил взять в погребе.
— Давай.
Таня достала из серванта бокал, протерла его и протянула Жослену, а затем устроилась прямо на полу, привалившись спиной к креслу.
— За тебя, — она подняла бокал, и Сен-Жан тихонько стукнул по нему бутылкой.
— За тебя.
Некоторое время они пили молча, слушая, как в тишине гостиной трещат, догорая, поленья в печи. Было тепло, и алкоголь быстро потек по жилам. Жослен был уже давно пьян, поэтому Таня не особо удивилась, когда он спросил:
— Как думаешь, мужчина может любить другого мужчину?
— Я не знаю много драконьих слов, чтобы говорить на такие темы, — призналась она, — но у меня дома так бывает.
— У тебя дома таких мужчин отправляют в лечебницы?
— Уже нет. Их не любят, но не все думают, что они больные.
Жослен кивнул, будто понимал, о чем идет речь. Ему потребовалось несколько минут, чтобы собраться с духом и признаться:
— Фабрис сказал, что отправит меня в лечебницу.
— Кто?
— Фабрис. Так зовут Вашона. Я сказал, что люблю его, и он пригрозил, что отправит меня лечиться.
Таня до боли закусила губу: ей стало до невозможного жаль Жослена. Он доверял своему мастеру и восхищался им, и тот мог бы обойтись с бурными чувствами ученика по-доброму. Таня протянула руку и сжала пальцы Жослена.
— Знаешь, что? — сказала она пылко. — Я думаю, твой Вашон — бурундова трещина, — это было единственное ругательство, которое она выучила на драконьем. Жослен нервно расхохотался:
— Да, тот еще ублюдок! — он сделал глоток вина. — Знаешь, я ведь теперь даже не уверен, кого люблю. Фабриса или его образ? Или его гения? Работы? Себя рядом с ним?
— Если Вашон нормальный человек, он бы говорил с тобой об этом. Спросил, что за чувства ты имеешь. Помог бы тебе, а не ходил по твоему сердцу грязными ботинками. И я очень злюсь на него!
— Да, я тоже.
Жослен налил еще вина Тане, и они снова подняли тост.
— За то, что ты имеешь меня, и Росси, и Влада. А Вашон пусть сидит один между своих картинок! — она сделала глоток.
— Я вижу, что Росси влюблена в меня, — сказал Жослен после короткого молчания.
— Конечно, ты же имеешь глаза, — фыркнула Таня.
— Она — красивая девушка. Милая и добрая. Какие у нее волосы! Она была бы хорошей женой. Но я боюсь, я не смогу никогда полюбить женщину.
— Как жаль для женщин! Ты красивый, думаю, ты нравишься многим. Что ты смеешься? — возмутилась она. — Я говорю честно. Ты красивый.
— И ты могла бы влюбиться в меня? — спросил Жослен неожиданно бархатным голосом, перегнувшись через подлокотник кресла. Его лицо оказалось совсем рядом, Таня чувствовала, как от него пахнет вином и лекарствами, с которыми он возился целый день. Он смотрел на нее из-под опущенных ресниц, свет лампы ронял на его лицо тени, и оттого он казался еще более томным.
— Нет, конечно! Ты как… Эмм… Будто у нас одни мама и папа.
— Брат?
— Брат! Ты мой брат, — объявила Таня.
— Это хорошо на самом деле. Я бы расстроился, если бы и ты в меня влюбилась, — и он снова упал в кресло, а Таня рассмеялась во весь голос. Ей было хорошо и легко рядом с Жосленом, и было радостно видеть, что его грусть немного треснула, обнажая обыкновенную для него веселость.
— Это потому, что я не красивая? И не имею длинные волосы?
Жослен нагнулся и не больно стукнул ее по плечу.
— Хватит говорить глупости! Ты красивая, яркая и сильная, и даже Мангон это видит. А еще ты серьезная, — продолжал Жослен. — Не делаешь глупости, как я. Ты бы никогда не призналась человеку, что любишь его, если бы знала, что между вами ничего не возможно.
— Это потому, что я бурундова трещина, — прыснула от смеха Таня. — Хочешь, расскажу про глупость? — она зашептала. — Я танцевала с Мангоном в этой… как её? Таверне!
Жослен удивленно открыл рот.
— Ты с Мангоном? С этим я-дэстор-кусок-льда?
— Да! Он надел черный плащ и танцевал, будто у него нет замка или дракона внутри. И я с ним! Представляешь?
— Нет, — честно признался Жослен. — Ладно, твоя глупость почти такая же, как моя. Какие мы глупые, Татана, — он сполз с кресла на ковер, подвинулся к Тане и обнял ее. — Молодые и глупые, и оттого все равно счастливые. Намного грустнее быть старым и глупым, как Влад.
— Эй! Не говори про Влада плохое, — нахмурилась Таня.
— А я и не говорю. Он связался с нами, разве он умный?
— Трудно спорить, — согласилась она, удобно устраиваясь у Жослена под мышкой. — Давай еще бутылку откроем?
Они долго сидели на полу гостиной, пили и смеялись. К ним пришел Ильич, погрелся у огня и ушел. Догорели дрова в печи, и сквозь решетку за двумя друзьями наблюдали красные зрачки угольев. Таня и Жослен разошлись уже под утро, когда солнце подобралось к самому горизонту, готовое окрасить его линию в бледно-серый цвет, оба довольные вечером и друг другом.
С утра, пока Таня ворочалась в кровати, мучаясь от отголосков головной боли, Владу принесли письмо. Оно лежало в конверте из дорогой плотной бумаги, запечатанное сургучом с оттиском в форме кристалла. На лицевой стороне размашистым почерком было написано: Владу Страннику от Магистра Сквирла, Лесная улица, дом 5. Влад заперся в лаборатории и аккуратно вскрыл конверт ножом. Он помедлил, боясь увидеть, что написано на гербовой бумаге, коротко воззвал к Богу и вытащил листок.
“Уважаемый доктор, дэстор Влад Странник,
надеюсь, что письмо мое застанет вас в добром здравии. Я слышал, что замок, в который вы отправились лечить неведомую болезнь, сгорел в мятежном огне вместе с его хозяином. Впрочем, говорят, что свет в ваших окнах горит, и к вам даже можно попасть на прием, поэтому я надеюсь, что вы живы, здоровы и планы ваши не поменялись.
Если это так, то я готов вам оказать всю помощь, которая только есть в моих слабых старческих руках. Я получил камни, они будут стоить вам сущие копейки — девятьсот агортов, и еще пятьсот за мое скромное участие в переносе вашей племянницы в оборотный мир. Понимаю, что вы оцениваете мои услуги намного выше, но смею вас заверить, что не возьму и монеты больше заявленного, все-таки вы мой друг и бесценный лекарь нашего города.
Предлагаю вам посетить мою лабораторию завтра, в 23 день месяца Темного дракона, в три часа дня. Я буду готов и буду ждать вас с вашей очаровательной племянницей.
За этим прощаюсь с вами,
ваш верный друг, архимагистр Свирл”.
Письмо заканчивалось размашистой подписью, щедро украшенной закорючками, и датой: 22 число Темного дракона. Влад погладил бороду. Тысяча четыреста агортов! Его средний доход до оплаты всех налогов составлял всего триста агортов в месяц. И Свирлу еще хватает наглости понимать, что его услуги стоят намного выше. Хотя, честно признаться, техномагов на всем свете сыщется едва ли дюжина, уж слишком сложная эта наука, а в Илибурге он был вообще один, поэтому он мог устанавливать любые суммы, которые ему заблагорассудятся.
Таких денег у Влада не было. Он открыл сейф и вытряс оттуда ровно тысячу двести пятьдесят агортов, еще пять сунул в карман, чтобы купить еды на праздничный ужин. Он планировал попрощаться с Таней, как полагается. Владимиру пришлось отправиться к другу, торговцу травами, и занять у него еще сто пятьдесят агортов, чтобы хватило на оплату услуг Свирла. На обратном пути, ежась под холодным ветром, он поймал себя на мысли, что, возможно, его затея того не стоит, что можно найти другой способ отправить Таню домой. Или вообще не отправлять, она вполне успешно приживается в Илибурге в его доме. Влад даже замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Он ясно представил себе эту картину: Таня останется в его лаборатории, станет ему помогать, может быть, пойдет учиться. У него наконец появится настоящая семья, о которой он столько мечтал. Это видение было таким солнечным и приятным, что сердце его зашлось от тоски. Но Влад тут же одернул себя. Что за блажь? У девочки есть своя семья, отец, о котором она говорила. Она так мечтает попасть домой, да и кто бы не мечтал на ее месте? Лишить ее этого — значит поступить, как последний мерзавец, а Влад Странник был кем угодно, но не мерзавцем. Нет, он никогда не стал бы обманывать маленькую Таню, пусть возвращается домой, подальше от драконов и их козней, и будет счастлива. Забормотав проклятия в свой адрес, он поспешил домой.
***
Таня спустилась вниз только к обеду. Заглянула на кухню, схватилась за кувшин воды.
— Что, хорошо вчера провели вечер с Жосленом? — спросил Влад и хитро улыбнулся в усы. Он резал овощи, и все руки у него были красные от свеклы.
— А что вы делали с Жосленом? — тут же вскинулась Росси, которая помогала Владу готовить богатый ужин.
— Разговаривали. И пили. И все! — поспешила она заверить, видя, как вспыхнули гневом глаза подруги. Влад тихонько смеялся, и плечи его подрагивали. Он сам чувствовал себя моложе в компании Тани и ее друзей, вспоминал свою молодость, студенчество в медицинском институте и скудные на еду, но щедрые на выпивку вечеринки.
— Жослен тоже выпил целый кувшин, — сказал он. — Я отправил его подмести площадь перед домом, пусть воздухом подышит.
— А зачем праздник? — спросила Таня, воруя с доски кусок моркови и отправляя его в рот.
— В честь твоего возвращения домой.
Таня замерла, и Влад на нее посмотрел долгим и грустным взглядом.
— Да, милая, сегодня я получил письмо от Свирла, и он готов провести перемещение завтра.
— Уже завтра? — проговорила Таня. — Так быстро…
— Мне тоже не хочется расставаться, но такой шанс выпадает очень редко. Мы не должны его упустить, — с этими словами Влад ссыпал свеклу в глиняный горшок. — Однако сегодня я прошу тебя не грустить. Сегодня у нас праздник в честь того, что мы есть друг у друга и что одна большая мечта завтра сбудется: ты наконец-то вернешься домой.
Таня кивнула, чувствуя, как сжало грудь, и крепко обняла Влада. Тот стоял, далеко раздвинув испачканные свеклой руки, и старался не расчувствоваться.
— Все, больше не буду грустить, — пообещала Таня, отступая. — С этого момента будем веселые.
— Северянка, хватит отвлекать Влада, — судя по тону, Росси все еще сердилась на подругу за ее ночные разговоры с мужчиной ее мечты. — Бери нож и присоединяйся к нам. Мы режем виньрет.
— О, винегрет? — радостно переспросила Таня, выбирая себе деревянную доску и нож. — А рыбка будет к нему?
— И рыбка, и мясо, и все, что твоя душа пожелает.
— А оливье? — с замиранием сердца спросила Таня.
— И оливье. Докторской колбасы тут не сыскать, зато я купил маленького фазана, и мы будем есть салат, как в лучших домах, — ответил Влад, демонстрируя кусок плохо ощипанной тушки.
— А оливье — это мясо такое? — поинтересовалась Росси, ловко нарезая картофель.
— Ох, оливье — это сказка, — мечтательно проговорила Таня, и Влад принялся объяснять Росалинде традиции их с Таней родины.
Вернулся Жослен, растрепанный, пахнувший прохладой и сухими листьями. Он снова схватился за кувшин воды, Влад продолжал беззлобно комментировать их с Тане ночные посиделки, а Росси — вздыхать, пока Жослен не догадался коротко поцеловать ее в макушку. День обещал быть по-семейному теплым, и Таня то и дело откладывала нож, чтобы посмотреть еще раз на друзей, запечатлеть в памяти каждую черточку их лиц, а в душе — ощущение от их близости.
***
На следующий день, когда она в компании друзей пробиралась по улицам Илибурга, пряча руки от холода в складках плаща, воспоминания о прошедшем вечере согревали ее. Это было теплое прощание за простым, но сытным столом, на котором горели толстые восковые свечи. На нем илирийские блюда соседствовали с русскими, соленые огурцы смешались с крупными талийскими оливками, и Влад даже достал бутылку крепкого алкоголя, который получил с помощью своего замечательного оборудования, но никто его попробовать не решился. Владимир достал гитару, и они по очереди с Жосленом пели песни обоих миров. Расхрабрившаяся после двух бокалов вина Росси рассказывала страшные сказки, а Сен-Жан непрестанно шутил, прогоняя жуткие тени. А потом они принялись вспоминать свои приключения, и смеялись, а Росси плакала из-за грядущего расставания, и друзья вместе с Владом утешали ее. И когда на следующий день они всей компанией вышли под низкое серое небо, им было не о чем жалеть: все происходило так, как должно.
Лаборатория Свирла, не в пример убежищу Влада, располагалась в богатой части города. Им пришлось пересечь Илибург по диагонали, и на протяжении всего пути им не встретилось ни одного экипажа, чтобы согреться и добраться до места назначения быстрей. Пока Таня пряталась у Влада, город продолжал страдать в агонии. Улицы были пусты, ветер гонял по ним мусор. У одного из домов лежала разломанная повозка, словно труп чудовища. Витрины магазинов, которые хозяева не удосужились заколотить, осыпались осколками на мостовую, и их большие окна напоминали открытые от ужаса беззубые рты. Мятеж прошелся по улицам, словно ураган, срывая все великолепие, лишая Илибург красок, и небоскребы с молчаливым укором взирали из-под облаков.
Перекресток Центральной улица с Тридумовым проспектом был одним из самых красивых мест в городе. Дороги здесь сворачивались в кольцо, посреди которого за кованой оградой жались друг к другу красно-желтые деревья. Их было видно издалека, взрыв цвета посреди серой безысходности, отчаянный пожар, единственный, который той осенью не принес никому горя. Над тонкими белоствольными деревьями с яркими бордовыми, красными и желтыми листочками взлетала стелла, и на вершине ее сидел каменный дракон. Он держал в руках полупрозрачную синюю сферу, и хвост его обвивал каменную опору, а крылья распростерлись над изнывающим от человеческой глупости городом. Посреди круговой дороги лежало огромное бесформенное нечто. Издалека его можно было принять за кучу хлама, тряпок или другого мусора, но по мере того, как Таня приближалась к нему, становилось понятно, что нечто имеет приятный голубой цвет, у него есть уши и усы, а еще оно отвратительно пахнет. Резкий порыв ветра принес тошнотворный запах разножения, и тут же Владимир сдавленно вскрикнул и закрыл рот рукавом.
— Уэлл!
— Уэлл? — пискнула Росси. Она морщила прелестный носик и вглядывалась вперед, а Жослен рядом прошептал строки неизвестной Тане молитвы.
Когда до голубоватого нечто оставалось не больше тридцати шагов, стала очевидна страшная правда: посреди дороги под взглядом каменного дракона лежала голова. Огромная чешуйчатая голова с продолговатыми ушами, вытянутой мордой, с которой свисали и падали на грязную дорогу вибриссы, стеклянные глаза, отражавшие безучастное серое небо. Под ней некогда собралась лужа крови и растеклась в разные стороны тонкими ручейками, но они успели высохнуть и застыли пугающими свидетельствами чьего-то преступления.
— Кто это? — сдавленным голосом спросила Таня.
— Уэлл. Водный дракон, Великий Библиотекарь, — ответил Влад. — Изверги, тупые звери, что же они с ним сделали?
Он сорвался с места и за считанные секунды оказался рядом с головой Уэлла. Глазные яблоки облепили мухи, во внутренностях шеи кто-то копошился. Прикрывая нос и рот рукой, Влад стоял над мертвым драконом и качал головой. Всхлипнула Росси: вид смерти внушал ей ужас, и она не могла справиться со слезами. Даже Тане, выросшей на фильмах ужасов, стало нехорошо.
— Никто не заслужил такого, — проговорила она по-русски. — Дракон или человек — так нельзя поступать.
— Ты права! — отозвался Влад на драконьем. Он был уже рядом и дотошно вытирал руки платком, хотя даже не касался головы. — Уэлл был самым безобидным из Великого Совета, обитал в Библиотеке, заботился о книгах и знал, наверное, все на свете. Он даже не умел изрыгать огонь. А эти… твари. Мятежники, Бурунд их забери! Убили самого слабого и бросили гнить посреди улицы.
— Можно мы уйдем отсюда, — взмолилась Росси. — Пожалуйста. Мне так его жалко. А еще он пахнет ужасно, — добавила она, смутившись.
— Да, вы правы, — нахмурил брови Влад. — Не на что тут больше смотреть. Надеюсь, Мангон этого не видел.
И они отправились к реке, ветер с которой уносил запах чужой мести прочь. Лирой, приток Отолуры, на котором стоял Илибург, неспешно нес свинцово-серые воды на запад, к великой реке, закованный в гранит набережных. Каждые несколько кварталов берега Лироя стягивали массивные мосты, и большинство фонарей на их опорах были разбиты. Влад провел друзей по одному из мостов, над которым ветер свирепствовал особо сильно, вдоль молчаливых богато украшенных фасадов к лаборатории Свирла. Она располагалась также в проулке, но совсем близко к большой улице, и ее стены украшали искусные мозаики с изображением алхимиков за работой.
— Мы пришли, — выдохнул Влад, останавливаясь перед высокими деревянными дверями.
— Наверное, здесь мы с вами прощаемся? — проговорила Таня, а сама сцепляла и расцепляла руки, пытаясь справиться с волнением.
— Зачем же? Я пойду с тобой к Свирлу, оплачу его услуги. И провожу тебя, помашу на прощание, — вымученно улыбнулся Влад.
— А можно мы тоже пойдем? — спросил Жослен. И Росси, которая цеплялась за его пальто, согласно кивнула.
— Надо спросить у Свирла, но не думаю, что он откажет. Все-таки Таня много значит для всех нас, — ответил Владимир. Он протянул руку к стукалу и ударил несколько раз. Дверь распахнулась почти сразу.
На пороге стоял лакей в идеально выглаженной ливрее. Его высокомерный вид не вязался с атмосферой алхимической лаборатории настолько, насколько это было возможно.
— Влад Странник, — представился доктор.
— Проходите. Магистр ждет вас.
За дверью оказался просторный холл с высокими потолками, с которых свисала огромная люстра. Паркет сменялся мраморными плитами, а стены украшали обширные полотна неизвестных Тане мастеров. Эта лаборатория настолько была не похожа на скромную обитель Странника, что друзья на секунду потеряли дар речи, осматривая богатое убранство.
— Сюда, пожалуйста, — лакей провел их мимо широкой лестницы по коридору в приемную Свирла. Постучал и распахнул дверь.
Архимагистр сидел за широким дубовым столом. Он поднял голову, и Таня увидела вытянутое, покрытое складками лицо, будто кожа была ему велика. Свирл не выглядел старым, ему на вид нельзя было дать больше пятидесяти лет, его волосы и куцая борода были черными, как в молодости. Брови, такие же черные, выгнулись в причудливые дуги над темными глазами. Тяжелое темно-фиолетовое одеяние сверкало в свете большой электрической люстры вышитыми бриллиантами созвездий.
— Доктор Влад! — Свирл растянул длинные губы в улыбке. — Вы пришли большой компанией.
— Добрый день, магистр, — поприветствовал его Влад. Он не мог не заметить, что хозяин кабинета не встал и не подал руки. — Это моя племянница Таня, а это ее друзья. Мы пришли, чтобы попрощаться.
— Как это мило, — протянул архимагистр. Его гладкие руки с необычайно длинными ладонями покоились на столе, сцепленные в замок. Гости же мялись в дверях, изнывая от волнения. — Думаю, разговоры излишни? Мы все знаем, зачем мы здесь. Давайте утрясем наши взрослые дела, а Таню и друзей проводят в комнату с переходным колесом.
— Им можно будет проводить Таню домой?
— Конечно, — сладко улыбнулся Свирл. — Они все очень ценны.
— Я скоро приду, — шепнул Влад, погладив Таню по руке. Она с тревогой посмотрела на его широкое доброе лицо, справилась с внезапно нахлынувшим желанием обнять названного отца и просто кивнула. Что за вздор, еще будет время для прощаний. Лакей молча показал, куда надо идти, и Влад остался со Свирлом наедине.
— Прошу, садитесь, — магистр указал на кресло напротив. Влад не стал отказываться. — Это наш договор, — на столе появилась стопка дорогой шелковой бумаги. — По нему я обязуюсь доставить вашу племянницу — как ее зовут?
— Татьяна? — Владимир почувствовал, что у него сухо во рту.
Свирл приготовился писать, но его брови сползли к переносице:
— Как вы сказали?
— Татана, — вздохнул Влад. — Татана Странник.
— Та-та-на, — магистр вписал ее имя в договор знакомым размашистым почерком. — Я обязуюсь отправить вашу племянницу в целости и сохранности в оборотный мир, о котором вы писали мне. Взамен вы оплачиваете расходные материалы — девятьсот агортов — и мои услуги — еще пятьсот. Итого тысяча четыреста агортов. Подпишите здесь.
Свирл развернул к Владимиру две бумаги с гербом наверху. Договор был простым и содержал всего несколько пунктов.
— А если с ней что-то случится?
— Доктор, — одна бровь поднялась выше другой, но голос магистра был тягучим, как патока. — Вы сомневаетесь в моих знаниях? Тогда к чему это все?
Влад понимал, что Свирл просто манипулирует им, даже не стесняясь, но его сердце сковала отчаянная решимость. Сейчас или никогда. Таню нужно спасать, вытаскивать из мира Мангона, пока есть такая возможность, потому что с Кейблом ему не совладать, и он обязательно явится за своей жертвой. И Влад поставил подпись.
— Ваши тысяча четыреста агортов, — он выложил на стол кожаный кошелек с банкнотами.
Дверь открылась, и в приемную вошел знакомый ему молодой человек. В щеголеватой одежде, сытый, напомаженный, Ястин выглядел намного лучше, чем в охваченном ветрянкой замке дракона.
— Ястин, мальчик мой, познакомься, это Влад Странник, известный своими нетрадиционными методами доктор.
— Мы знакомы, — неприятно улыбнулся Ястин, протягивая руку.
— А это Ястин, мой племянник. Так же дорог мне, как вам, — он глянул в документ, — Татана. Ну что ж, — Свирл поднялся и оказался на удивление высоким, пожалуй, он мог бы поравняться с Мангоном, а благодаря черной мантии он казался еще выше. — Татана отправится в свой мир, договор заключен, и вы можете с чистой совестью отправляться домой.
— Как это — домой? — Влад тоже поднялся. Он выглядел растерянным. — Я хотел попрощаться с ней и лично убедиться, что портал открылся и она благополучно вернулась в свой мир.
— Это исключено, — мотнул головой Свирл. — Мне не нужны лишние люди в лаборатории, это может привести к непредвиденным последствиям.
— Я должен увидеть Таню, — с нажимом повторил Влад. — И забрать ребят домой.
— Она уже готова к переходу, — вступил в разговор Ястин, и голос его был холоден, как день за окном. Он перегородил дорогу и смотрела на врача сверху вниз, всем видом показывая свое превосходство. — Не нужно ее беспокоить.
— Ястин прав, — магистр все так же сладко растягивал слова, но теперь в них чувствовалась угроза. — Вам лучше отправиться домой, и все будет хорошо.
Влад посмотрел на Свирла, потом на Ястина, и страшная догадка обожгла его нутро. На лбу разом выступил пот, желудок скрутило от дурного предчувствия.
— Татана, — почти прошептал он. — Что с ней?
— С ней все хорошо, — Свирл еще пытался его успокоить, но явно начинал злиться. — Она отправится туда, где ей место, и если вы сейчас уйдете из моего дома, с вами тоже все будет в порядке.
— Нет, Татана. Татана! — Влад кинулся к двери. Он должен ее найти, должен спасти! Влад не понимал, что происходит, но чувствовал, что его Тане угрожает опасность, и он сам, старый дурак, привел ее на заклание. Кровь стучала в ушах. Только бы выбраться из кабинета, а дальше он найдет путь!
Но ему не позволили уйти. Ястин в два шага догнал его, обхватил за грудь, сильно прижав к себе. Он хотел успокоить старика, дать ему шанс уйти, но тот больно пнул его локтем по ребрам и снова рванулся вперед. Охнув от боли, Ястин потянулся вперед, схватил край развевающейся мантии. Влад споткнулся, стал заваливаться назад и устоял на ногах каким-то чудом. Ястин уже был за спиной. Он отточенным движением достал из-за пояса тонкий кинжал и всадил доктору в шею.
Влад замер, широко распахнул глаза, будто силясь увидеть всю сцену целиком. Успел сделать пол оборота на носках, но Ястин тут же вытащил кинжал. Из горла бурным потоком сквозь пальцы полилась кровь, и Владимир рухнул на пол.
— Ястин, ну что ты наделал? — скривился Свирл. — Мой ковер…