Во время дождя лес затихал, не было слышно ни пения птиц, ни стрекотания насекомых. Катя гладила себя по большому животу, наблюдая как по листу, скрывавшему её скромное убежище, стекали ручейки воды.
Обычно хранители не прятались во время дождя, да и зачастую спали на ветвях деревьев, но для бывшего человека сделали небольшое исключение. Катя получила в свое распоряжение небольшую хижину на дереве с гнездом и люлькой, прикрепленной к потолку. Конечно, не дворец, но вполне уютно и чувствуешь себя хоть немного защищенным, когда есть дверь и окна. Да и вещи было куда сложить, хотя Катя и не могла похвастаться каким-либо богатством.
Хранители хоть и разбирались в точных науках, но как таковой экономики у них не было, поэтому и накопительством не занимались. В их личных убежищах, а по совместительству рабочих кабинетах стояло только самое необходимое. По сути лес был домом для очень и очень большой семьи, где у каждого имелись домашние обязанности.
И Кате, как жителю большой цивилизации к обществу хранителей было привыкнуть нелегко. Да и по дому она скучала. Ей уже объяснили про то, что она не только в другой мир загремела, но еще и в другое время. В её мире она даже еще не родилась…
На коже Катиного живота иногда проступал отпечаток маленькой ножки. Катя с улыбкой погладила её указательным пальцем. Ножка сразу спряталась. Жаль, бабушка внука не увидит…
Спящий рядом Эфо перевернулся, уткнулся лицом в Катино плечо и положил когтистую руку на её живот.
— Эфо.
— М-м-м? — сонно отозвался хранитель.
— Ты меня любишь? — задала один из самых банальных вопросов Катя.
По телу разлилось приятное тепло и умиротворение, уносящее тревогу, сомнение и страх будущей матери.
— Это такое своеобразное «да?» — уточнила она.
— Катя, по человеческим меркам мне почти пятьсот лет, — лениво отвечал хранитель.
— И каждая твоя женщина задавала тебе этот вопрос? — без дальнейших пояснений поняла Катя.
Эфо открыл глаза и осторожно переместил голову на живот супруги, чтобы смотреть на неё во время разговора.
— Каждая, — всё-таки продолжил Эфо. — Они все хотели услышать подтверждение, что они желанны и любимы. И каждой из них я говорил, что безумно их люблю. Но знаешь в чём истина? Когда умерла Марис, а с ней у меня были самые длинные отношения, в душе я обрадовался, что она больше не будет отравлять разум моих дочерей человеческой ересью.
— Лучше бы не спрашивала…
— Все женщины, которым я признавался в любви, давно мертвы. Кто-то умёр от страсти, другие — от болезни, третьи — по глупости. Но я… не испытал ничего кроме облегчения. И знаешь, может, это суеверно, но тебе я никогда не скажу то, что говорил им, — он поцеловал её в живот и щекотно потерся носом о кожу.
— И не боишься, что я отравлю человеческой ересью нашего ребёнка?
— Не-а, — в уголках его глаз появились морщинки, — у тебя милая ересь. Да и сыновей у меня еще не рождалось. Для меня, как и для тебя, это будет первый опыт.
— Откуда ты знаешь, что будет мальчик?!
— Мальчики, — поправил Эфо, со смехом показывая два пальца.
— О, нет! Скажи, что ты пошутил! Я одного не знаю, как родить!
— Не переживай, я буду рядом.
— Будешь смотреть как я корчу страшные рожи и ору на тебя матом? Ты точно этого хочешь?
— На это будет забавно посмотреть…
***
Проснувшись, Катя вытащила бумажку из-под подушки и смяла её. Заметка не помогла увидеть то, что ей действительно было нужно. Видение ни капли не приблизило её к разгадке перемещения между мирами, а всё больше погружало в стокгольмский синдром. Возникали подозрения, что видения ей навязывали. Да и как можно влюбится в маньяка и душегуба? Она не верила в роман в стиле тёти Оли, где злодей исправлялся под действием великой силы любви.
Днём Пётр Иванович принес ей материалы и несколько костяных иголок. С добродушным выражением лица он поставил корзинку перед Катей и вручил ей одну из иголок.
— Вот, ты просила работу, — торжественно произнес прадедушка. — Будешь шить куклы, а Екимир будет их продавать.
Катя замялась, не зная, стоило ли признаваться Петру Ивановичу, что шить совершенно не умела и что у неё чёрный пояс только по вязанию спицами.
— Я попробую, — не решилась расстраивать прадедушку Катя, ковыряясь в корзинке с тканями и похожим на вату материалом.
— Вот и ладненько, вот и хорошо, — крайне довольный собой Пётр Иванович хотел уйти.
— Можно нескромный вопрос? — оставила рукоделие Катя.
— Задавай.
— А кроме торговли травами, чем вы зарабатываете на жизнь?
— Земля и лес кормит.
— И это все?! За то время, что я у вас живу, к вам… никто не обратился за помощью. Вы же колдун!
— Варенька, люди придут ко мне за помощью, только если будут умирать и им не сможет помочь никто другой.
— И что, мало желающих сдохнуть? — фыркнула Катя, крутя в руке иголку. — Да у вас тут рассадник болезней! Они же моются раз в полгода!
Поперхнувшись, Петр Иванович постучал себе по груди:
— Катя, в городе есть целители. Зачем обращаться к безбожному колдуну, если можно пойти к благословенному богами целителю?
— Я думала, раз у вас есть магия…
— То это сразу обогатит меня?
— Ну, да…
— Какая же ты наивная.
— Как тогда вы меня смогли купить?!
— Ну, Вотор мне задолжал много денег до того, как стал работорговцем.
— Хотите сказать, что он и был тем случаем подыхающего клиента, у которого не было денег на хорошего целителя?
— Да.
— Су-у-упер!
— Я пойду, займусь своими делами, а ты шей. Заодно от скуки избавишься.
Катя исколола все пальцы, пока ей удалось сшить первую очень страшную куклу с глазами пуговицами и кривоватой улыбкой.
— Больше похоже на куклу-вуду, чем на детскую игрушку, — вслух прокомментировала она, придирчиво разглядывая работу.
— А мне нравится, — материализовался красный дух.
Он взял со стола куклу и погладил большую пуговицу.
— У меня была такая же игрушка в детстве, — тепло улыбнулся хранитель. — Для меня её мама сделала.
— Ваша мама тоже шить не умела? — не удержалась от скептического вопроса Катя.
— Ни шить не умела, ни петь, — продолжал Дахир, не поднимая взгляда с игрушки. — Когда она рассказывала нам с братом сказку перед сном, звери разбегались в ужасе, а папа затыкал уши. Он маму нежно любил, но всегда говорил, что голос у неё отвратный. Странно прозвучит, но я долгое время не засыпал без её отвратного голоса. И сейчас… мне хочется её услышать.
Катя нахмурилась, недоумевая над словами хранителя.
— Что? — отклонился назад Дахир. — Дахот уже накормил тебя сказкой о прекрасной Дахите, у которой съели сердце?
— Нет… я об этом читала в книге, которую он сжёг. Значит, историю про Дахиту он выдумал?
— Да, а еще сотню других похожих, про маму он не любит говорить — слишком личное, — он повернул игрушку к Кате. — Моя сгорела в огне, я могу забрать твою?
— Конечно! — ответила Катя, едва не ляпнув, что игрушку всё равно никто не купит.
— Что хочешь взамен?
Катя печально вздохнула:
— Вернуть же домой вы меня не можете?
Дух отрицательно покачал головой.
— Тогда ответьте на мои глупые вопросы без жертвоприношений.
— Задавай.
— Где спит Эфо? Его спрятали, случайно, не во мне? Почему я слышу его голос, вижу сновидения с его участием? У меня провалы в памяти. Я никак не могу их объяснить, кроме того, что кто-то берет над моим телом контроль и задвигает моё сознание куда подальше.
— Что ты помнишь о дне, когда тебя принесли в жертву? — Дахир спрятал игрушку за пазуху.
— Как Эфо засунул в меня руку… ну, то есть…
— Я понял, — перебил её хранитель, — а дальше?
— Было больно и мне показалось, что я видела свою маму…
— Тебе вырвали сердце, — продолжил Дахир. — Как ты думаешь, раз тебе вырвали сердце, а значит, переломали кости, разорвали ткани и сосуды, повредили легкие…
— Я не должна была выжить, — закончила за него Катя. — Меня как-то исцелили?
— Сломать легко, но вот починить то, что сломано очень трудно, даже для нас.
Он провел рукой по её грудной клетке, словно снимая невидимую ткань. Катя увидела на груди чёрную кляксу, заполняющую дыру и соединяющуюся с покрасневшей на краях кожей.
— Ты права, Эфо спит в тебе. Заменяет сосуды, повышает иммунитет, восстанавливает кости. И если сейчас пробудить Эфо, до того как он закончит лечить поврежденные ткани…
— То мне конец, — закончила Катя, теряя оптимизм.
— Верно.
— Как так получилось? Чем заплатил Пётр Иванович, чтобы в меня подселили Эфо?
— Не только Эфо лечит тебя, но и ты Эфо. Только ты лечишь душу Эфо, а он — твое тело. Такова цена.
— Да неужели? Что-то слишком просто. Есть еще какая-то причина. Дело в моем даре?
Дахир кивнул.
— В тебе находится очень могущественный хранитель, который усиливает твой дар обманщика времени. Ты можешь прыгнуть не на десять лет и не пятьдесят лет в прошлое…
— Например, на триста лет в прошлое.
Довольный её ответом Дахир сложил руки на столе с самым невинным видом.
— И вы хотите, чтобы я прыгнула?
— Я хочу. Все остальные против. Потому что очень велик риск, что Эфо застрянет в прошлом вместе с тобой и не добьется успеха.
— Наверняка, у обманщиков времени была какая-то хитрость, которая помогала им возвращаться.
— Ты же понимаешь, что я не могу тебе рассказать об этой хитрости из-за правил леса? Пока ты человек и живешь среди людей, важные тайны леса я тебе не имею права раскрывать, иначе меня накажут, а тебя убьют.
— Ваша мать была обманщиком времени, значит, вы знаете, как мой дар работает, — задумчиво проговорила Катя, постучав себе пальцем по подбородку.
— Его надо немножечко подстегнуть, — подмигнул Дахир. — Если я удовлетворил твоё любопытство, то мне пора работать. Деревня сама себя не защитит, а фруктовые деревья надо бы подлечить от паразитов.
— Если я сошью для вас еще одну игрушку, вы мне ответите еще на пару вопросов?
— Я подумаю, — хранитель исчез в красном тумане.
Катя с энтузиазмом взяла иголку и материал, чтобы продолжить шить…