ГЛАВА 39. Мари. Бить или не бить — для некоторых не вопрос. Быть или не быть — вот в чём вопрос…
Не знаю на что я рассчитывала. Наверное, на то, что Ник изменится после нашего совместного вояжа в Париж. Во всяком случае, мне хотелось в это верить. Ведь он был так искренен в своём признании в любви.
Тем горше было осознание того, что ничего не изменилось. Стоило вернуться домой и всё вернулось на круги своя. Снова ранние подъёмы, изматывающие тренировки в иметис и неукоснительное следование правилам ритена, а в награду за все мои старания — постановка на колени или крита, причём за малейший промах, даже за минутное опоздание в столовую. И ни словечка одобрения, когда я делала успехи. Неужели так трудно сказать, какая я молодец, что уже выдерживаю в иметис целых десять минут, несмотря на все его старания достать меня плетью? Да и по части домашних правил я уже не делаю ошибок. В общем, обидно до соплей.
Иногда мне казалось, что Ник специально испытывает меня — не знаю почему, но возникло стойкое ощущение, что он хочет, чтобы я взбунтовалась. Неужели он не понимает, чем это кончится? Война есть война. Даже если в ней участвуют только двое, всё равно она несёт смерть и разрушение. Неужели он не боится, что жертвой этой войны станет наша любовь? А так оно и будет, если он продолжит в том же духе.
Короче, кто-то из нас должен был проявить благоразумие, и я взяла на себя эту неблагодарную роль. Как могла, я терпела заскоки Ника, но, если честно, уже из последних сил. Вот только изменить что-либо я не могла, во всяком случае, мне так казалось.
Время шло, доказывая народную мудрость, что человек ко всему привыкает. К тому же случались и радости. В ментале наметился явный прогресс и Ник уже не мог с прежней легкостью проломить мой щит. И как только я почувствовала уверенность в своих силах, связь с ноосферой значительно упрочилась, что привело к наращиванию ментальной мощи. Конечно, до Ника мне ещё далеко, но я уже была не столь беспомощна как раньше. Вдобавок на иметис закончилась унизительная беготня от криты и мы перешли к полноценному бою на мечах. По первости Ник напяливал на меня такое количество защитной амуниции, что я чувствовала себя средневековым рыцарем, с головы до пят упакованным в доспехи. Естественно, двигалась я с грацией железного болвана, и он гонял меня в хвост и в гриву. Позже я научилась пользоваться облегчёнными доспехами, усиленными защитным полем, которое генерировало специальное устройство. Обалденная штука! Движения почти ничем не стеснены, а эффективность даже лучше, чем у прежней защиты. Главная закавыка состояла в том, чтобы настроить поле так, чтобы свести к минимуму риск серьёзных ранений, но оставить возможность почувствовать удар противника.
Бой на туаши был моей любовью, к тому же я столько тренировалась в виртуале, что вскоре уже Нику приходилось отступать и пускаться на хитрости, чтобы не попасть под мой удар, что, естественно, не могло не радовать.
Я и радовалась. Причём настолько, что в предвкушении поединка вскакивала раньше положенного времени. Правда, теперь уже Ник частенько опаздывал, но, в отличие от него, я его не терроризировала. Знаю, что у него до черта работы и он засиживается далеко за полночь. Насколько я могу судить по его немногословным оговоркам, у него постоянно всплывают какие-то проблемы по устройствам, необходимым для звездолёта, а стоит ему довести опытный образец до ума, начинаются сложности с оборудованием для их сборки на заводах. К тому же его постоянно теребят разработчики щита для Земли.
От постоянного недосыпа Ник основательно спал с лица, тогда я снова предложила ему свою помощь, и он снова отказался. Единственно, что мне оставалось, это роль заботливой домашней клуши. Такое положение по-прежнему не устраивало меня, но я перестала донимать его по мелочам, что хорошо сказалось на наших взаимоотношениях.
Конечно, Ник не был бы Ником, если бы полностью изменил своим привычкам, так что под настроение мне всё же прилетало, но, в основном, за дело. Обижалась, конечно, но зла не держала.
Понимая важность его работы, я, насколько он позволял, окружала его заботой и вниманием, и при этом не замечала, что постепенно теряю себя. Беда заключалась в том, что я его любила — очень любила, и потому прощала то, что прощать нельзя.
Прозрение наступило после одной знаменательной встречи.
Занятый делами, Ник не часто баловал меня своим обществом, разве что совместные трапезы и секс под настроение, да и то поздно ночью. В остальное время я была предоставлена самой себе. С его заданиями я справлялась всё быстрей и от нечего делать начала самостоятельно изобретать себе занятия. Какое-то время я развлекалась тем, что решала ребусы из эрейских исторических хроник и положений их законодательства, которое, видимо, не менялось тысячелетиями. Несмотря на то, что я уже довольно прилично знала язык, там было столько идиом, что смысл написанного временами ускользал. До сих пор горжусь, что без подсказок догадалась, что означает выражение «собака рыжая от хвоста до неба». Так предки обозвали собрание торговых представителей свободных эрейских государств. Судя по прозвищу, ушлая была публика и, судя по ожесточённым дебатам, попортила немало крови напыщенным представителям Священных королевств.
Когда мне осточертело рыться в делах давно минувших лет, я переключилась на прогулки за пределами дворца и однажды наткнулась на невидимую стену. Тайная надежда рухнула. Клетка оказалась несколько больше, чем я ожидала, так что о побеге можно было забыть, полностью и окончательно. Тогда я переключилась на дворец и как привидение целыми днями бродила по его многочисленным парадным залам и служебным помещениям, стараясь понять их назначение.
Тот день не заладился с самого утра. Похоже, Ник разозлился, что я победила его на иметис, и за завтраком закатил мне скандал — мол, своим вмешательством я испортила настройки автоповара и теперь, видите ли, у еды эрейской кухни не тот вкус, что был раньше. Когда он ушёл, несолоно хлебавши, я попробовала несколько блюд, которые были мне знакомы. На мой вкус, абсолютно ничего не поменялось — если честно, та же несъедобная субстанция, что и раньше.
Сбоев у автоповара не было. На всякий случай я перепроверила рецептуру блюд и технологический процесс их приготовления — всё было в полном порядке. Во всяком случае, ядовитая гамма блюд на тарелке полностью соответствовала картинке. Ума не приложу, что может быть не так.
В общем, настроение было так себе. Если у блюд действительно изменился вкус, Ник так просто это дело не оставит и отыграется на мне по полной.
К сожалению, я не ошиблась. За обедом стоило ему попробовать приготовленную еду, и он смахнул её на пол, вместе со столовыми приборами. Мои оправдания, естественно, он не услышал. И поскольку к тому времени его диктат уже сидел у меня в печёнках, то я не выдержала и вместо того, чтобы встать на колени и просить прощения, по его примеру шваркнула оставшиеся тарелки на пол. Высказав всё, что накопилось на душе, я выскочила из столовой и понеслась, куда глаза глядят.
Они привели меня в незнакомую часть дворца. Странно. По-моему, раньше здесь была стена, а сегодня вдруг открылся проход. Чудеса да и только. Несмотря на взведённое состояние я удивилась, а затем разозлилась. Скрытая часть помещений? Ну, понятно! Ник и раньше не ограничивал себя в женщинах, так с чего вдруг ему менять привычки? Как будто мои чувства что-то значат для него!
Я подлетела к первой попавшейся двери, но не успела взяться за ручку, как она сама распахнулась, и под ноги мне свалился полуголый белобрысый парень. Опешив от неожиданности, я отпрыгнула назад, а затем мелькнула мысль, что Нику ничего не стоит завести себе любовника, а не любовницу. Впрочем, всё это глупости, вызванные ревностью. Парень вонял как скунс и, судя по выпирающим рёбрам, находился на последней степени истощения. Нет, свою сексуальную игрушку Ник в чёрном теле держать не будет. Наверное, это кто-нибудь из тех недоумков сепаратистов, что напали на нас, рассчитывая сделать из меня разменную монету в переговорах с отцом.
При виде многочисленных шрамов на теле жертвы Ника во мне шевельнулась жалость. Здорово же он его уделал!
Поскольку у бедолаги была такая поза, будто он уже отдал богу душу, я наклонилась и тронула его за плечо.
— Эй! Ты как, ещё живой?
К моему удивлению, парень поднял голову и его потрескавшиеся кровоточащие губы разъехались в широченной улыбке.
— Мари! — просипел он, глядя на меня карими слезящимися глазами.
Я порылась в памяти. Нет, не помню такого. Конечно, видок у парня ещё тот, но я бы узнала, будь это кто-то свой.
— Мы встречались? — спросила я для очистки совести.
— Не узнаёшь? Я же Мирон, — он остро глянул на меня. — Помнишь гнездо Владислава?
«Мирон из гнезда Владислава?» — в памяти что-то шевельнулось, причём что-то очень нехорошее. Я поднапряглась, ища хоть какую-то зацепку. Может, он из моих обидчиков? Тогда непонятно, чего он сияет так, будто я ему земля обетованная. Нет, здесь что-то другое, но что? Что-то крутится на периферии сознания, но… Ладно, посмотрим, что скажет внутренняя полиция. Я присмотрелась к парню. Нет, его вид не вызывает у меня неприязни.
— Похоже, ты слегка поехал по фазе и принимаешь меня за другую, — ответила я.
— Да? — Мирон, или кто он там, часто заморгал, как это делают, прогоняя пелену перед глазами, и посмотрел на меня. — И правда сбрендил! Извини, перепутал тебя с другой девчонкой.
— Неужели? — усмехнулась я. — И её тоже зовут Мари?
— Нет, — парень вздохнул. — Я один из тех, кто участвовал в твоём похищении, и поскольку Старейший основательно порылся в моей башке, выдирая из неё чипы, не мудрено, что в мозгах всё перемешалось.
— Понятно, — я посмотрела на эту жертву Бухенвальда и на меня снова накатил приступ жалости. Merde! Неужели Ник морит его голодом?
— Есть хочешь? — спросила я.
— Хочу! — с готовностью ответил Мирон и завозился на полу, пытаясь подняться.
— Сейчас я что-нибудь принесу…
— Не нужно! — перебил он меня и виновато улыбнулся. — Не хочу здесь оставаться. Если ты поможешь, я дойду до вашего пункта кормёжки.
Я заколебалась. Человеколюбие могло мне дорого обойтись. Впрочем, семь бед один ответ. И мы пустились в путь — доходяга и его поводырь. Мы дошли бы гораздо быстрей, если бы этот осёл не упрямился и позволил его донести. А так не прошло и часа как мы доползли до столовой, и я усадила Мирона за стол. Прежде чем дать ему еду, я заставила его выпить моей крови — иначе эта трапеза могла стать последней в его жизни.
Парень оживал буквально на глазах. К десерту он уже довольно бодро передвигался на своих двоих и даже помог мне донести поднос со сладкой всячиной, которую он основательно подчистил по пути к столу. Когда он наконец более или менее утолил голод, в нём проснулся интерес к окружающему, и он с заинтересованным видом завертел головой, разглядывая окружающую обстановку.
— Так вот где окопался Старейший, — произнёс он и добавил с глубокомысленным видом: — Так и знал, что он инопланетянин.
— Ты ошибаешься, он землянин.
Недоверие, отразившееся на лице Мирона, было вполне понятно. На его месте я бы думала то же самое.
— Просто он из цивилизации, которая существовала двести пятьдесят миллионов лет назад, — пояснила я.
— Шутишь? — изумлённо воскликнул Мирон.
— Какие уж тут шутки. Так что в какой-то мере Ник всё же инопланетянин, — я пригубила чашку с кофе. — Скажи, за что он морил тебя голодом?
Не спеша отвечать парень допил апельсиновый сок и, поставив стакан, некоторое время крутил его в руках.
— Хотел соврать, но не буду. Старейший не морил меня голодом, я сам отказывался от еды. И если я до сих пор не умер, это его заслуга. Он кормил меня внутривенно.
— Что ему нужно от тебя?
Мирон налил себе ещё одну порцию сока.
— Не имею понятия. Я уже выдал ему всё, что знал о сепаратистах и… своих изобретениях, но он по-прежнему держит меня в живых, хотя я был уверен, что он прикончит меня, как только выкачает всю полезную информацию.
Конечно, я заметила его заминку и мне показалось, что это как-то связано с гнездом Владислава. Данное словосочетание всё больше беспокоило меня, да и Мирон держался так, будто мы знакомы. Чует моё сердце, это неспроста. Чем дольше я смотрю на него, тем больше кажется, что мы действительно знакомы. При общении с совершенно незнакомым человеком возникает чувство некоторой первоначальной неловкости, а с ним этого нет. И ещё одно, парень сам признался, что участвовал в моём похищении, а у меня нет настороженности в его отношении. Более того мне кажется, что он — друг, что уже ни в какие ворота не лезет.
— Какова твоя роль в моём похищении? Я не видела тебя среди остальных, — спросила я, не спуская глаз со странного сепаратиста. Он говорил о своих подельниках так, как говорят о посторонних людях.
— Я руководил операцией, — заявил Мирон, причём без малейших угрызений совести на физиономии.
Вот гад, чуть не угробил меня, а теперь сидит себе и спокойно ест у меня за столом. Я выхватила у него стакан.
— Всё! Вали в свою клетку, меня уже тошнит от твоего запаха.
Мирон умудрился покраснеть и с непонимающим видом захлопал глазами.
— Мари, я чем-то обидел тебя?
Он ещё спрашивает!
— А то! Твои придурки проломили мне череп и это чудо, что я осталась жива.
— Прости! — воскликнул белобрысый дурень, чуть не плача. — Поверь, я бы никогда не причинил тебе вреда! Если бы я знал, что Лукас войдёт в группу захвата, я бы эту сволочь загодя убил!
Лукас? Знакомое имечко. В мозгах снова что-то забрезжило, кажется, ещё немного и я вспомню… Но нет, гадостный привкус остался, а ясности не прибавилось.
Зато с Мироном всё ясно. Этот дурак по уши влюблён в меня и это не любовь на расстоянии. Изображение может понравиться, но любят конкретного человека. Значит, мы всё же встречались. Тогда вопрос, почему я не помню его?
— Чего ты хотел добиться моим похищением? Переговоров с моим отцом?
— Нет! Зачем мне это? Я хотел освободить тебя из лап Старейшего! Мари, он же сумасшедший. Беги от него пока не поздно!
Тоже мне, спасатель нашёлся! Сначала спаси себя сам, затем советуй. Борясь с усиливающейся головной болью, я глотнула кофе.
— Уже поздно.
— Вот именно, — подтвердил Ник, вошедший в столовую.
Он направился к автоповару и налил в стакан какой-то эрейской дряни. Всё же нужно будет набраться терпения и выучить названия блюд и напитков. Чёрт бы побрал вкусовые изыски давно почившей цивилизации. Нет, чтобы вместе с ней кануть в Лету… Боже! Как болит голова, аж искры из глаз.
— Вы тут побеседуйте за жизнь, а я пойду…
— Алин! — предупреждающе сказал Ник.
Пропади он пропадом! Нашёл, когда строить меня. Я же вот-вот в обморок грохнусь… Ладно, проще попросить прощения, чем препираться с ним, да и ещё с риском заработать критой по спине. Я привычно опустилась на колени и только тут вспомнила, что мы не одни.
***
Думаю, мне никогда не забыть потрясение Мирона, даже на смертном одре. На его лице были написаны такая боль и отчаяние, что мне самой поплохело. Господи! Неужели я выгляжу настолько жалкой в его глазах? Видимо, да — судя по тому, что он набросился на Ника, норовя вцепиться ему в горло.
Когда доходяга-вампир без чувств распростёрся на полу, я встала с колен и подошла к нему. Я не хотела ни о чём думать. Просто стояла и смотрела на того, кто знал меня, но кого не знала я. Пока не знала. Но однажды я узнаю, и это будет катастрофа, я в этом уверена.
— Он жив? — наконец спросила я.
Ник не ответил, и я направилась к выходу из столовой.
— Лучше бы он был жив, — сказала я, прежде чем выйти.
Что думает Ник по этому поводу, я не узнала. Не проявила тонкость натуры и не дала ему возможность объясниться. Что тут поделаешь? Такая уж хамка я уродилась. Бессердечная тварь и подлая сука, как кто-то сказал про меня. Правда, не помню кто и по какому поводу, но это не исключает правдивости самого высказывания.
Тянущая пустота в сердце и пульсирующий гул в больной голове были невыносимы. И ещё страх — непонятно чем вызванный он сводил меня с ума. Я была готова на всё, чтобы избавиться от него.
Не помню, как я оказалась за пределами дворца, а затем на краю глубокого ущелья.
Не отдавая себе отчёт, я раскинула руки и шагнула в бездну. Это не было намеренным самоубийством или импульсивным действием, вызванным обидой, я всего лишь хотела избавиться от гложущего меня страха — страха всё вспомнить. Внутреннее чувство говорило, что там, в прошлом, прячется настолько мерзкое чудовище, что проще умереть, чем примириться с его существованием. Стоит ему выползти наружу и оно испачкает мне душу и отравит сердце.
И всё же полёт, даже если он последний, это здорово! В лицо бил поток холодного воздуха, настолько плотный, что перехватило дыхание и слезились глаза при попытке их открыть, а смотреть приходилось в оба. Убиться, не долетев до дна ущелья, было как нефиг делать. Воздушным течением меня прижимало к краю расселины, и я лишь чудом увернулась от острого выступа, возникшим на моём пути. Спасибо парашютным прыжкам и вингсьюту. Акробатический этюд с толчком от каменной стены вынес меня в относительно безопасное пространство и… я упала в невидимые воздушные объятья. Видимо, подспудно я ожидала этого, поэтому удивления не было, лишь облегчение, что всё благополучно закончилось.
Спасательная платформа вынесла меня наверх, и я попятилась при виде Ника. У него было такое лицо, что я пожалела, что не разбилась. Убедившись, что я цела, он так отхлестал меня критой, что я потеряла сознание. Этим дело не ограничилось. Неделю я провалялась в жесточайшей лихорадке, находясь по большей части в беспамятстве, поскольку Ник отключил мои внутренние регенерационные механизмы.
Урок оказался весьма болезненным и запоминающимся. Наше племя избаловано тем, что можно погасить болевой импульс, вызванный защитным механизмом организма, поэтому такая сильная и, главное, длительная боль чуть не свела меня с ума.
Очнулась я в восстановительной капсуле и, слава богу, без единой отметины на теле. Но эти семь дней запомнились мне надолго. Бедные люди! Не знаю, как они выдерживают в случае серьёзных ранений. Это же такая пытка, что можно сойти с ума.
Ник поступил со мной жестоко, но своего он добился; впоследствии, как бы не было мне плохо, больше я не предпринимала попыток самоубийства.
В психологическом плане его безжалостная порка тоже даром не прошла. Я была само послушание и старалась ни в чём ему не противоречить. Вот только он злился по любому поводу и угодить ему становилось всё трудней. Бедные мои колени! Если дальше так пойдёт, то скоро на них образуются непроходящие мозоли, а сама я превращусь в попугая, который то и дело трещит о прощении. Вот только не похоже, что я его получу, во всяком случае, в ближайшее время. Хорошо хоть после приснопамятного случая с ущельем Ник больше ни разу меня не ударил. Вопрос, как надолго его хватит. Я же вижу, временами его так и подмывает взяться за криту, но он сдерживается — видимо, боится, что не сумеет вовремя остановиться и снова ухлещет меня до полусмерти.
Не понимаю, что с ним творится, но определённо что-то творится. Он как локомотив, у которого отказали тормоза, — несётся вперёд, сметая всё на своём пути. Похоже, между нами нечто большее, чем временная размолвка. Такое чувство, что он хочет выкинуть меня из своей жизни, как выкинул мои вещи из своих комнат. Теперь я живу в своих прежних апартаментах, и он ко мне даже не заглядывает. В общем, какой-то кошмар.
Несмотря ни на что я любила Ника, поэтому отбросила гордость и несколько раз пыталась вызвать его на разговор, но он каждый раз уходил от него — в прямом и переносном смысле. Самое печальное, что после этого стало только хуже. Ник перестал приходить в столовую, и я даже не знала дома он или куда-то улетел. Господи! Если бы я знала, к чему это приведёт, я бы саму себя отхлестала за дурацкий прыжок. И всё же, меня берёт обида. Ну почему не дать мне объяснить, что именно сподвигло меня на суицид? А вдруг я решу повторить? Или ему уже всё равно, что со мной будет?
Если бы не Мирон, я бы окончательно пала духом. Вот он неукоснительно являлся в столовую и после бодрого приветствия бросался мне помогать. Поначалу его рвение вызывало у меня культурный шок, — ведь из-за сволочного ритена я уже отвыкла, что особи мужского пола могут вести себя как нормальные люди.
Некоторое время я относилась к нему насторожённо: боялась, что он послужит спусковым крючком для тех воспоминаний, которых я панически боялась. К счастью, страхи оказались необоснованными, и я успокоилась.
Кстати, Мирон довольно быстро оправился и теперь сносно выглядит. Конечно, ещё слишком тощий, но это дело поправимое, лопает он — будь здоров. Внешность у него в стиле а-ля рюс — правильные, но мягкие черты лица, выразительные карие глаза в окружении обалденно-длинных ресниц, и густые светло-русые волосы. В общем, натуральный Алёша Попович с картины Васнецова, разве что без бородки и усиков. «Молодой красавец, полый отваги и смелости, душа-парень и большой выдумщик», — как сказано в описании к знаменитым васнецовским богатырям. Так и есть — красавец и душа-парень. Насколько он молод, не берусь судить: за редким исключением вампирская братия вся молодо выглядит.
О том, откуда Мирон меня знает, я всё же не спрашиваю и вообще не касаюсь нашего совместного прошлого. Он тоже обходит эту тему стороной. Значит, чутьё меня не подводит, что-то неладно с этим гнездом Владислава. Ну и чёрт с ним! Не помню — не брежу. Пусть и дальше так остаётся.
Сам по себе Мирон не вызывает у меня отрицательных эмоций, наоборот, мы с ним довольно быстро подружились. Знаю, он в меня влюблён, но это не мешает. Парень тактичен и старается не показывать свои чувства, что вполне меня устраивает. Так что мне с ним очень спокойно и комфортно. Жаль, что Ник ограничил его передвижения только столовой и гостевыми комнатами; я бы хотела, чтобы он сопровождал меня в прогулках за пределами дворца.
Я удивилась, когда узнала, что ему разрешено пользоваться тиараном, но, оказалось, что он такой же помешанный на технике, как и Ник. И поскольку два сапога пара, то всё свободное время Мирон роется в технических достижениях эрейской цивилизации и даже начал учить язык.
Видя его растущий интерес к древнему миру, я прочитала ему несколько ознакомительных лекций по истории и культуре Священных королевств — чтобы он лучше понимал, каким народом были эрейцы, и меньше нарывался на неприятности. Судя по следам криты, ему основательно достаётся.
Мирон ещё не догадывается, что его ждёт, и лелеет планы по присоединению к спецам Академии. Бедняга! Думаю, Ник вознамерился сделать из него личного помощника, а это значит, что свобода ему не светит. Правда, обнадёживает то обстоятельство, что ему запрещено обрезать волосы, так что рабство исключено и слава богу! Если Ник так обращается со мной, своей будущей женой, то страшно представить, как он ведёт себя с теми, кто в его глазах всего лишь движимое имущество. Конечно, в эрейской художественной литературе мне попадались сентиментальные истории о любви между хозяевами и рабами, но я склонна доверять не выдумкам, а попавшимся мне на глаза документам по ведению хозяйства в Риоголизе Дома Лета. Одной из самых крупных статей расходов оказалась плата за кровь, то есть денежное возмещение за убитых рабов, которое выплачивалось их родным. Там не говорится кто конкретно их убил, но, судя по раздражённой приписке рая Таятана, приказавшего управляющему удержать эти деньги из содержания виновников гибели рабов, это не его рук дело. Под подозрением находятся райта Нида, Ник и Риза. При эрейском домострое вряд ли королева посмела бы раздражать мужа, значит, остаются принц и принцесса. И поскольку у эрейцев культ детей, уверена им многое спускали с рук. Поскольку в приписке короля речь идёт именно о виновниках, значит, по части убийства рабов отличились оба: и Ник, и моя мать. Короче, оба хороши.
Зная характер Ника, я постаралась внушить Мирону, чтобы он не слишком его провоцировал. Хотя он посмеивается над моими опасениями — мол, не так страшен чёрт, как его малюют — тем не менее есть ощущение, что он согласен со мной. А ещё есть ощущение, что он ненавидит и в то же время восхищается Ником; дай ему волю и он будет часами рассказывать о его изобретениях и гениальных находках. Так что есть надежда, что они всё же поладят. Главное, чтобы у Ника не иссякло терпение, а Мирон выдержал его дрессуру. Он хоть и спокойный, но упрямый и, сорвавшись, способен выкинуть какую-нибудь глупость, которая может плохо кончиться для него.
Двухнедельное отсутствие Ника благотворно сказалось на моей психике. За что я во многом обязана Мирону, именно его неизменная галантность, вежливость и предупредительность залечили мои душевные раны и вернули мне ощущение собственного достоинства.
И поскольку птице можно обрезать крылья, но не стремление к свободе, то я встретила Ника во всеоружии, то есть сделала вид, что не заметила его отсутствия. Тем не менее я не смогла себя переступить и продолжала вести себя как идеальная райдиэль. У меня возникла новая фобия — меня мутило от одной мысли о физической боли, поэтому я боялась расстаться со своей защитной оболочкой. Страх был столь велик, что по возможности я старалась избегать общества Ника.
Похоже, Мирон понял, что со мной творится, и по мере своих возможностей старался отвлечь внимание Ника от меня. Под любым предлогом он заводил речь о его работе и поначалу это срабатывало. Сначала неохотно, а затем, увлёкшись, Ник переключался в режим наставника и объяснял, в чём суть его задумки, а я терпеливо ждала, когда они покинут столовую, чтобы уйти вслед за ними и продолжить свои расчёты. С некоторых пор я тоже работала — приводила в порядок своё открытие. И то верно, хватит уже бездельничать, занимаясь всякой ерундой. Пора менять приоритеты. Жизнь — это не только любовь, это ещё и ответственность. У меня намечены лишь основные положения моей ТВП, она же теория временных потоков. В отпуске я посмотрела сайт нашей Академии — там уже наваяли кучу вопросов к ней, а некоторые подарки вообще утверждают, что она из области фантастики и с действительностью не имеет ничего общего.
Ну, тогда я вас поздравляю. Если моя ТВП не верна, то к месту назначения долетит лишь наш прах, да и то лишь при условии, что материалы звездолётов выдержат столь длительный полёт. Правда, есть ещё один вариант развития событий. По примеру Ника мы будем законсервированы в звездолётах и фиг знает сколько времени проболтаемся в космосе. Возможно, когда нас отпустит стасис-поле включённых двигателей, наша солнечная система уже перестанет существовать и не дай бог вместе со всей Вселенной.
Вот такие дела. Значит, я должна доказать, что права я, а не скептики.
Некоторое время я ещё осторожничала и выполняла роль заботливой хозяйки дома, а затем с головой ушла в работу и порой целыми сутками не вылазила из капсулы сопряжения. Правда, привычка — вторая натура, и рано поутру я продолжала заниматься с туаши. Когда мы встречались в тренажёрном зале, Ник ничего не говорил, точней, мы оба делали вид, что не замечаем друг друга. И никаких поединков в иметис — мы занимались по отдельности. Не знаю, как он, а я была счастлива.
Пара месяцев ударной работы и моя теория обрела стройную систему. Вот теперь к моей ТВП уже никто не подкопается — всё настолько разложено по полочкам, что лишь дурак будет утверждать, что она не жизнеспособна.
Довольная собой я решила, что такое событие нужно отметить. В конце концов, хватит уже играть в молчанку, пора помириться с Ником.
Сказано — сделано. Я привела себя в порядок и направилась в столовую, где соорудила праздничный ужин и села за стол в ожидании сотрапезников.
Первым появился Мирон. При виде меня он просиял.
— Мари! Слава богу, с тобой всё в порядке! — обрадованно воскликнул он и похромал к своему месту.
Свежие следы криты говорили сами за себя, и я стиснула зубы. Вот сволочь! Пока я работала над ТВП, этот гад отыгрывался на нём.
Аккуратно опустившись на стул, Мирон предостерегающе глянул на меня.
— Не беспокойся, Мари, со мной всё в порядке. Это выглядит страшней, чем есть на самом деле. К тому же мне попало за дело.
Глаза затуманили слёзы. За дело, да? Надо же, какая знакомая песня! Я тоже это говорю себе, ведь ничего другого не остаётся.
— Тихо-тихо! Не плачь, малышка! Всё будет хорошо, — попытался он меня успокоить.
— С чего вдруг? — всхлипнула я. — Вечно ты обещаешь, а лучше не становится.
Мирон быстро глянул на меня, а затем потянулся за хлебом. Не удержав хлебницу, он вслед за ней уронил графин с клюквенным морсом. Умный дом тут же выслал подмогу и уборочный автомат заелозил по полу, собирая осколки стекла и намокшие куски хлеба.
— Чёрт! — Мирон виновато улыбнулся. — Извини! Что-то я сегодня как слон в посудной лавке.
— Ну-ка, встань!
Смахнув слёзы, я подошла к нему и, невзирая на его протесты, исследовала суставы рук, ног, а затем рёбра. Слава богу, переломов не было, одни вывихи.
— Тиаран, аптечку скорой помощи. А ты давай раздевайся, — сказала я Мирону.
Он было снова запротестовал, но я велела ему заткнуться и делать, как велено. При виде обширных синяков и многочисленных следов криты на его теле меня затрясло от злости. Убить мало этого ископаемого садиста!
Как могла, я вправила вывихи и наряду с обезболивающим закачала в него лекарственный комплекс, ускоряющий восстановление организма. Судя по тому, что его торс вновь начал обретать скелетные очертания, его война с Ником идёт полным ходом, и он снова голодает.
— Регенерация совсем на нуле? — спросила я, хотя и так было ясно.
— Ничего страшного, — Мирон беспечно улыбнулся. — Не грузись, я и не в такие переделки попадал.
Как будто это возможно. Этот упрямый баран будет бодаться с Ником до тех пор, пока тот его не прикончит.
— Да уж, тебя и раньше били будь здоров, — я вздохнула. — Садись, ешь. И будь осторожен, постарайся ко всему прочему не заработать заворот кишок.
— Спасибо, мой ангел. Твоя забота для меня дороже всех сокровищ мира.
Естественно, Ник не мог пропустить такой момент и вошёл именно тогда, когда Мирон по-джентльменски целовал мне руку.
— Оба на колени! — приказал он.
Ну вот, начинается! Я встала на колени и потянула Мирона за собой. «Сделай милость, хоть ты не кочевряжься и не порти мне праздник», — мысленно сказала я ему. «Ладно, только ради тебя», — ответил он, но опустился лишь на одно колено, как это делали европейские рыцари перед своими сюзеренами. Кстати, то обстоятельство, что он владеет мысленной речью говорит о том, что он уже вышел из возраста молодняка.
Я сказала требуемую формулу прощения, Мирон промолчал, но Ник, слава богу, не стал лезть в бутылку и разрешил нам сесть за стол. Он даже был столь любезен, что спросил по какому поводу праздник. Я сказала, что по случаю доказательства абсолютной верности теории временных потоков, и за столом вновь воцарилась тишина.
Этим же вечером Ник пришёл ко мне, и я без колебаний бросилась в его объятия. Как слепец, я гладила его по лицу и плечам, а потом с чувственным наслаждением пропускала сквозь пальцы его переливчатые тёмные волосы, гладкие и упругие как звёздный шёлк. С сердечным трепетом я подняла голову и утонула в глубине его глаз. Ник любил, в этом не было сомнений. Я потянулась к его губам, и он ответил мне страстно и нежно.
Это была сумасшедшая ночь. Мой прекрасный принц превзошёл самого себя. Я умирала раз за разом, чтобы снова воскреснуть и вознесись к вершинам наслаждения.
Тем горше было проснуться и обнаружить, что я снова одна.
У меня заныло сердце. Ник ушёл и, вполне возможно, навсегда. Он — эреец и этим всё сказано. Вдруг, несмотря на любовь, он не простил моего предательства? Я знаю, что именно так он расценил мой прыжок в ущелье, но старалась убедить себя, что ошибаюсь. И вот доказательство.
Господи! Если это была ночь прощания, то лучше мне умереть!
Теперь, когда во весь рост встала угроза его потерять, у меня будто открылись глаза. Да, Ник далеко не подарок. Он расчётлив и жесток. Добиваясь своего, он идёт не просто по головам, он идёт по трупам, но не потому, что ему нравится убивать, а потому что он так воспитан. Если бы меня с пелёнок заставляли думать о благе государстве, безжалостно вытравляя всё, что может этому помешать, я была бы такой же, как он. Власть коверкает душу, особенно потомственная власть. И всё же Ник не чудовище, хотя многие не согласились бы со мной. Ну и пусть! Мнение остальных меня не волнует, главное, я его понимаю, а раз так, то нужно действовать!
Не в силах вынести неизвестность, я быстро собралась и со всех ног понеслась в тренажёрный зал. Птицелов был готов отпустить меня на свободу, да вот беда, без него она мне не нужна, и я должна сказать ему об этом!
Больше книг на сайте - Knigoed.net