ГЛАВА 37. Ностальгия по детству
Когда ничего не подозревающая Эльза убежала к дому, Рени направилась в противоположную сторону. Куда и зачем она идёт, она не задумывалась, просто следовала своей интуиции. Ранее проведённая разведка сослужила ей добрую службу. Она благополучно миновала установленные датчики и при этом ни разу не попала в поле зрения камер — ни стационарных, ни тех, что были установлены на беспилотных дронах.
Ночь была безлунной и за пределами поместья темнота оказалась настолько плотной, что даже ночное зрение вампиров давало лишь смутные очертания предметов. Поскольку это были горы, пусть старые и пологие, всё равно Рени была предельно собрана: из-за темноты любой неосторожный шаг грозил падением и, как следствие, переломом, а ей не хотелось загонять себя в безвыходное положение. Спустя некоторое время ей под ноги попалась тропинка, скорей всего проложенная овцами, которая привела её на макушку притора.
Рени встала на самом краю обрыва. Внизу бесновался и прыгал по камням бутылочно-зелёный горный дракон, которого звали Катунью. Она засмеялась и полной грудью вдохнула чистый воздух, пахнущий снежной свежестью и свободой. Следующий порыва ветра принёс с собой запахи человеческого жилья, которые показались ей настолько знакомыми, что у неё защемило сердце. Рени ощутила себя так, будто спустя долгие годы вернулась в отчий дом. «Может, это неспроста и здесь действительно моя малая родина? Иначе откуда мне знать, что я стою на втором приторе, а дальше есть более пологий первый, с которого зимой удобно спускаться на лыжах? Кстати, где-то между ними находится паром, который связывает между собой прибрежные деревеньки», — подумала она и грустно усмехнулась. — Похоже, я очень вовремя ушла. Если начали пробиваться заблокированные воспоминания, значит, мои дела совсем плохи».
Чтобы проверить себя, она направилась к первому притору, и когда спустилась в ложбину между взгорьями, действительно увидела пристань и паром. Больше она уже не сомневалась, что вернулась туда, где прошло её детство. «Слава богу, я дома!» — мелькнуло в её мыслях.
Уже никуда не спеша, Рени поднялась на вершину гряды, которую называла первым притором, и позабыла обо всём. Зрелище огромного гористого пространства объяло её душу неизъяснимым восторгом и грустью, и она долго простояла наверху. По-прежнему светили только звёзды, но тьма будто отступила, или с её глаз упала пелена. От края до края она увидела древний мир, охваченный сонным оцепенением. Это был мир, возникший в незапамятные времена, и этот мир жил по законам, отличным от тех законов, что установили ему разумные твари.
Королева вампиров больше не чувствовала себя одинокой. Величественное спокойствие древних гор пробудило в ней осознание неразрывной связи с природой, и на её душу снизошли покой и умиротворение, а вслед за тем всё земное начало отпадать от неё, как пустая шелуха. «Счастье и любовь, мечты и надежды, страх и отвага — всё мимолётно. Как прошлогодняя трава, они ничего не значат», — говорил Рени внутренний голос, и она уже сознательно обрывала живые нити сердца, так как это умеют делать камикадзе, идущие на смерть.
На глаза ей попалась плоская вершина в горной гряде. «Ещё одна старая знакомая — Столовая гора, — бесстрастно отметила она. — Уверена, что рядом с ней по вечерам встаёт луна, которая в полнолуние кажется просто огромной. По видимым размерам она не меньше, чем на юге. Впрочем, оно неудивительно, ведь здесь довольно близко к южным широтам». В её воображении возник золотой диск, тепло южных ночей и ровный шум прибоя, а вслед за тем ей вспомнились есенинские строчки:
Золото холодное луны,
Запах олеандра и левкоя.
Хорошо бродить среди покоя
Голубой и ласковой страны.
…
Жить — так жить, любить — так уж и влюбляться
В лунном золоте целуйся и гуляй,
Если ж хочешь мёртвым поклоняться,
То живых тем сном не отравляй.
Это пела даже Шахразада, —
Так вторично скажет листьев медь.
Тех, которым ничего не надо,
Только можно в мире пожалеть.
«Правильно говоришь, Сергей — крестьянский сын, — холодно подумала Рени. — Жить — так на всю катушку, любить — так без оглядки. Красивые слова, красивые мечты. Жаль, что сам ты растранжирил свою жизнь впустую. Родные крестьянские корни утерял, а на городской почве так и не прижился — оттого и тосковал непомерно. Если бы не стихи, то с чем бы ты остался? Очередной безродный Иван в погоне за жар-птицей удачи. Странно живут люди. Они похожи на перекати-поле, не имеющие своих корней и нам, вампирам, их не понять…»
Она ещё немного постояла наверху. «Ладно. Наплевать на человечество, что-то я не о том думаю. Лично у меня «отзвенел давно звеневший сад» и «теперь ей ничего не надо». Пора мне отправляться в путь, чтобы избавить близких от поклонения мёртвым. Ёжась от порывистого ледяного ветра, Рени начала спускаться по пологому боку притора, в виднеющуюся рядом долину. Поскользнувшись на пожухлой траве, присыпанной снежной крупой, она заметила под каменным выступом зеленеющий дикий лук, и в её памяти всплыло его местное название «черемша». Внимательно оглядевшись, она заметила и куст дикого крыжовника. На его колючих голых веточках висело несколько сморщенных ягод. Она сорвала их и, разжевав, сморщилась. Даже сейчас они показались ей страшно кислыми, совсем как в детстве.
Рени замерла, напряжённо глядя перед собой. Она до боли напрягла память, и внезапно туманная завеса исчезла. Весенним половодьем её затопили воспоминания человеческого детства.
«Ну, надо же! Оказывается, я тоже из породы перекати-поле и в детстве поменяла двенадцать школ. Правда, не по своей воле, а благодаря матери-непоседе, переезжающей с места на место. То-то я так любила фильм «Шоколад»! В принципе — это же моя история жизни. Только с позиции несчастного ребенка, не имеющего своего дома, а не романтично настроенной матери, шляющейся по миру в поисках несбыточного счастья. Кто бы мог подумать! — Рени устало опустилась на камень. — В наших с матерью цыганских скитаниях, куда нас только не заносило. Пожили мы и здесь на Алтае. Правда, недолго всего два года, но я настолько прикипела сердцем к этим удивительным местам, что, уехав, ещё долго тосковала по ним. И вот сейчас вернулась. Значит, это — прощальный подарок судьбы, — ей перехватило горло и на глаза навернулись слёзы. — Теперь понятно, почему я находила причины не ездить сюда, к Томасу. Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Мир детства должен храниться в душе неизменным, и светлая память о дорогих местах не должна разрушаться новым взрослым взглядом… — она горько усмехнулась. — Вот только умирать всё равно тянет на родину, и невидимый компас безошибочно ведёт тебя к ней, как и всех живых существ. Наверно, здесь душе проще взмыть в горние высоты, видя вокруг родное и близкое. Даже то, что время изменило лик детства, уже не нарушает душевного спокойствия. Ведь всегда что-то да остаётся неизменным: старое ли разрушенное здание, или… просто занесенная первым снегом стерня в поле».
Встав на краю небольшой скалы, Рени с новым чувством вгляделась в ночную темень. Там светились редкие огоньки небольшой деревушки, окружённой голыми почерневшими полями, на которых торчала ещё не совсем занесенная первым снегом жесткая стерня. «Невеселое времечко выпало мне для последнего путешествия, — грустно подумала она. — Жаль, что я ухожу за грань не весной. Легче было бы умереть, видя вокруг радостный расцвет природы, но ничего не поделаешь» И она, легко прыгая по камням, направилась к селению. По промерзлой земле шагалось легко, под её ногами ничто не треснуло. Наверное, так в своё время ходили знаменитые индейцы Фенимора Купера — свирепые охотники за скальпами бледнолицых, осквернивших их землю и древнюю культуру.
Рени подошла к околице и, осторожно двигаясь по центральной улочке, подошла к развалинам небольшого домика. «Что ж, он и раньше был в запустении. Удивительно, что он до сих пор сохранился, — с печалью подумала она. — Мы там играли с подругами в куклы, или танцевали. Помню, как на спор девчонки садились на шпагат. Отсюда моя самая близкая подружка Нина выскочила, бледная как смерть и, трясясь, сказала, что кто-то позвал её по имени из развалившейся печки. А вон там женщины увидели, как в поле поднялся огромный горящий крест… блазни, блазни! Чего только не бывает на Алтае!»
В этом же дворе стоял жилой домик побольше. Подойдя к нему, Рени заглянула в слабо светящееся окно. В бедно обставленной комнатке за колченогим столом сидела девочка лет двенадцати и увлечённо читала книгу. Неожиданно электрический свет погас, и в комнате затеплилась свеча. В темноте, едва разгоняемой слабым огоньком, девочка вновь взялась за книгу. Находясь в полном одиночестве, она опасливо косилась в сторону тёмного подполья у русской печки, но вскоре так увлеклась выдуманным миром, что, позабыв о своих страхах, с головой ушла в переживания героев. Азиатское личико девочки с примесью европейской крови живо отражало все её переживания, оно то улыбалось, радуясь находчивости героев, то горестно морщилось, сочувствуя их бедам. Неожиданно она оторвалась от книги и тревожно посмотрела прямо на Рени, и та застыла, боясь напугать ребёнка неосторожным движением. «Всё хорошо, мой светлый ангел! Никто не обидит тебя!» — сказала она и девочка, будто услышав её через толщу лет, застенчиво улыбнулась. Успокоившись, она снова погрузилась в чтение своего основательно потрёпанного бумажного сокровища.
«Прощай, моя хорошая! Удачи тебе в жизни!» — сказала Рени. Оставив прошлое позади, она вышла на центральную улочку и направилась к другому концу деревни. По дороге её не покидало ощущение недоброго взгляда в спину, который настолько тревожил, что несколько раз она быстро оборачивалась и внимательно оглядывалась по сторонам. Но на пустынной улице не было ни единой живой души, и даже вездесущие собаки не лаяли. Ментальное сканирование тоже ничего не дало и она, подавив неосознанный страх, продолжила свой путь. Пройдя по деревянному мосту через небольшую речку, Рени обогнула огромный валун на дороге. Наконец, увидев пустынный взгорок с крестами, она потрясённо замерла — это был конец пути, к которому её вело внутреннее чувство.
«Ну, вот! От чего ушла к тому же вернулась, — горестно подумала она и в одно мгновение взлетела наверх.
На сельском кладбище царили печаль и запустение. Под холодным порывистым ветром гнулись сухие метёлки почерневшей полыни и поскрипывали пластмассовыми листьями вылинявшие цветы на могилах. «Да, последнее пристанище выглядит крайне неприветливо», — подумала Рени с тоской на сердце и, посмотрев на покосившиеся оградки и кресты, зябко поёжилась. Ей стало невыносимо жутко. «Господи, я не хочу здесь умирать! И чего я так рвалась сюда? Вот дура! Больше не зови меня, кладбище, я не вернусь!» Смахнув слёзы, она бросилась к дорогим ей людям.
Палевский облегчённо выдохнул и неслышно отправился следом за ней. Как и Рени, он тоже ощутил недобрый взгляд в спину и резко обернулся, но вокруг простиралось пустынное голое поле, и только ветер уныло завывал, свивая у его ног снежную позёмку. «Неужели так быстро действует ртутное отравление? Не может быть!.. — он усмехнулся. — Бедное местное население! Наверняка оно поголовно страдает галлюцинациями, живя среди природных залежей алхимического металла».
Невзирая на таинственных пришельцев, деревенька в горах мирно спала, и лишь на самом её краю, в одном из убогих домиков, по-прежнему теплился огонёк. Ночная тьма, сгустившись, двинулась к нему и заглянула в окно с отодвинутыми ветхими занавесками. Вслед за Рени чудовище совершило путешествие в прошлое и чуть слышно вздохнуло, увидев увлечённо читающую девочку-подростка. На миг загорелись его недобрые красные глаза, но тут же погасли, а рассеявшаяся было тьма, вновь сгустилась уже у дороги, терпеливо поджидая намеченную жертву.
Атака непонятной твари оказалась настолько стремительной что, даже почувствовав опасность, Палевский не успел среагировать. К тому времени он почти догнал Рени и замедлил шаг, чтобы она не заметила его слежки, как вдруг неясный силуэт, больше похожий на клуб чёрного дыма, сверкнул красными глазами и с такой силой ударил его в грудь, что у него парализовало дыхание, а затем возникло ощущение, что он находится в безвоздушном пространстве. Перед тем как окончательно потерять сознание Палевский увидел, что непонятная тварь оставила его и стремительно движется к Рени. В последний момент она повернулась к чудовищу и что-то яростно выкрикнула, но её тут же поглотила чудовищная тьма.
На рассвете Палевский очнулся оттого, что его тело заледенело от холода и вдобавок свело мышцы от лежания в неудобной позе. Он включил боевой режим, и по его венам стремительно побежала кровь, возвращая подвижность окостеневшим суставам. Буквально взвившись в воздух, он бросился к месту, где в последний раз видел Рени и, стоя на коленях, с недоумением вгляделся в оставленные ею отпечатки. Отчётливо видимые на свежевыпавшей снежной крупе, они резко обрывались посередине дороги. Причём рядом с ними он не заметил никакого намёка на другие следы. Палевский пошел по спирали, надеясь найти хоть что-то, что укажет ему на присутствие чудовища или жены, но кругом простиралось нетронутое снежное покрывало. Сделав приличный круг, он вернулся к месту, где лежал сам, и у него сжалось сердце от дурного предчувствия. Рядом с местом его падения, тоже напрочь отсутствовали чьи-либо следы, кроме его собственных. Ночная тварь не оставила после себя ничего, по чему он мог бы судить, что же она такое. «Матка боска, какая-то мистика! — подумал он, озирая открытое пространство. — Остаётся лишь одно, а именно, эта тварь левитировала в воздухе. Тогда что же она такое и, главное, где теперь искать Рени?»
***
Элитные подразделения Службы безопасности СС исследовали каждый миллиметр в радиусе нескольких километров от места исчезновения жены Палевского, и они же с помощью ментальных радаров, прочесали несколько сот километров. Ник тщательно проверил ноосферу Земли, но не нашёл ни малейшего намека на присутствие Рени, и это обстоятельство больше всего удручало её близких. Оно говорило о том, что её либо нет в живых, либо кто-то очень могущественный сумел скрыть её присутствие. Кто был способен на такое, помимо них самих, Ник и Палевский даже предположить не могли, потому оставалось только первое. Правда, уповая на то, какое странное существо похитило Рени, они питали слабую надежду на чудо.
Божественный киднеппинг
Яркий золотой свет, ясно видимый даже сквозь сомкнутые веки, заливал окружающее пространство. Свернувшись, как ребёнок в утробе матери, обнажённая Рени плавала в этом солнечном эфире и была абсолютно счастлива. Затем к ней вернулись мыслительные способности и испытываемое ею блаженство пошло на убыль. На смену безмятежности явилась тревога, а вслед за ней вернулись воспоминания:
Бег по тёмному тихому поселку и чувство немотивированного страха, будто кто-то недобрый смотрит ей в спину. Не выдержав, она оборачивается и тут выясняется, что угроза реальна. Над дорогой всплывает бесформенное чудовище с красными глазами. Оставив неподвижно лежащего Палевского, оно стремительно несется в её сторону. Сердце Рени пропускает удар, на этот раз её переполняет страх за мужа. Она бросается к нему и всё — дальше темнота беспамятства.
«Мика!!! Мой ангел, где ты? Отзовись, любимый! — мысленно завопила Рени и взмолилась: — Господи, умоляю тебя, пусть он будет жив и здоров!»
Она распахнула глаза, и они заслезились от непереносимо-яркого света. Тем не менее нечто заметило её пробуждение и раздался мощный глас:
— Не беспокойся, милая, с твоим мужем всё в порядке. Он жив и здоров. Скажи, как ты себя чувствуешь?
Громоподобная палитра необычного голоса оказалась настолько богатой, что заставила трепетать в унисон каждую клеточку тела и Рени скрутило от невыносимой боли. Мало того, её рот наполнился кровью, а из ушей и носа потекли струйки крови. «Господи! Что же это такое?» — подумала она, беспомощно сглатывая кровь.
— О, прости, малышка! Я уже подзабыл, что бывает со смертными созданиями при звуках моего голоса. Потерпи немного, сейчас я постараюсь сделать его более приемлемым для тебя, — добродушно прогудел всё тот же голос, но Рени уже потеряла сознание.
Спустя некоторое время она вновь очнулась, и обнаружила что заключена в прозрачный кокон золотого света, который куда-то летит, причём на небольшой высоте. Движения воздуха не чувствовалось, но внизу стремительно проносились тёмные верхушки оголённых деревьев и заиндевевшие крыши домов. Внезапно кокон остановился, и мягко опустился на землю. Коснувшись ослабевшими ногами промёрзшей почвы, Рени не удержалась и упала. Холод и чувство собственной беспомощности так подействовали на неё, что она не удержалась и всхлипнула. Тогда воздушный поток спеленал её своими объятиями и, подняв на ноги, больше не дал упасть. «Создатель! Опять я дал маху, — сокрушённо произнёс мягкий телепатический голос. — Всё время забываю, насколько слаба ваша телесная форма», — добавил он в качестве извинения.
Ночная тьма сгустилась, образовав бесформенную фигуру, и в лицо Рени заглянули недобрые красные глаза. В тоже мгновение на неё нахлынул нестерпимый и какой-то животный ужас, слабый отголосок которого она уже ощутила в деревеньке. У неё подвело живот, и к горлу поднялась желчная рвота, оставляя горький привкус во рту. С трудом преодолев необъяснимую панику, она выпрямилась, и гневно посмотрела на диковинное существо.
— Что тебе нужно?
— Так лучше, милая? Скажи, мой голос больше не вызывает у тебя болезненных ощущений? — произнёс такой знакомый и любимый голос, что Рени быстро огляделась по сторонам, хотя понимала, что это обманка и мужа рядом нет. Вслед за разочарованием её вдруг захлестнула мощнейшая волна любви и нежности. Задохнувшись от непереносимого наплыва чувств, она вновь провалилась во мглу беспамятства.
Очнувшись в очередной раз, Рени сердито посмотрела на чудовище.
— Ещё раз спрашиваю, кто ты такой и какого чёрта тебе нужно?
Чудовище мигнуло призрачными красными глазами и сгусток тьмы, выпустив щупальце, коснулся её лица. Прикосновение не было материальным, лишь ощущение пронзительного холода в том месте, где кожа соприкоснулась с живой тьмой. Рени усмехнулась про себя: «Будь я суеверной, подумала бы, что это привидение. С другой стороны, когда стоишь так близко к грани, то поневоле начинаешь верить во всякую чепуху».
— Нет, я не призрак, — опровергло чудовище её предположение. — Теперь к вопросу о том, что мне нужно. Милая, я нуждаюсь в адепте, который отдаст за меня жизнь.
— Я так понимаю, тебе нужна жертвенная овца? — осведомилась Рени и будто невзначай шагнула к камню, лежащему поблизости.
— Да, — подтвердило чудовище и добавило: — Не бойся, я тебя не убью. Ты должна добровольно принести себя в жертву.
— Ну это вряд ли! — схватив камень, Рени попятилась прочь. — Не подходи! — предупредила она.
Чудовище покачало бесформенной головой.
— Какая тебе разница? Ведь так или иначе, ты всё равно умрёшь.
— Да, но смерть смерти рознь. Я хочу умереть в спокойствии, а не быть сожранной непонятной тварью.
— Клянусь, я не собираюсь тебя есть!
— Возможно, вот только у меня нет причин тебе верить.
— Милая, я тебе не приказываю, я тебя смиренно прошу.
Несмотря на сказанное, в голосе чудовища прозвучали предупреждающие нотки, а ещё Рени уловила в нём высокомерное презрение, и это не на шутку её разозлило. В странном собеседнике было что-то такое, отчего её не покидало ощущение собственной неполноценности.
— Да неужели? — саркастически вопросила она и жёстко добавила: — Ведь ты уже опробовал на мне свои чары, да только ничего у тебя не вышло.
— Было такое дело, — созналось чудовище. — Но это не значит, что я не могу заставить тебя исполнить свою волю.
Рени почудилось, что оно пребывает в нерешительности и она, желая перехватить инициативу, перешла в атаку.
— Почему я должна жертвовать последними днями своей жизни ради твоей прихоти? Ты какой-то инопланетный сатанист? Ищешь себе подходящую жертву на Земле? И вообще, какого чёрта ты спёр мою одежду? Прикарманил её в качестве сувенира для своей красноглазой подружки?
Это был добрый мужской смех, а не злобное ликование злодея и Рени вновь заколебалась. Она интуитивно знала, что в чудовище нет зла и все неприятности, которые оно причиняет ей, идут оттого, что оно не может соизмерить свои силы с её возможностями.
— Ты права, милая, — последовал добродушный ответ и щупальце тьмы вновь коснулось щеки Рени.
На этот раз прикосновение чудовища было вполне материальным и… неописуемо прекрасным. Это было как атласная гладкость лепестков роз, запах спелых яблок, хмельное чудо мёда и блаженная истома любви.
С огромным трудом поборов состояние неземного блаженства, Рени попыталась гневно глянуть на чудовище, но из этого ничего не вышло. В её душе по-прежнему плескалась море безбрежной любви и светлой грусти.
— Послушай, может уже хватит? И так тошно, а тут ещё ты со своими фокусами, — беззлобно проворчала она и ощутила, что по её щекам неудержимым потоком струятся слёзы. — Чёрт знает, что такое! Это твоя работа?
— Да, моя, — подтвердило чудовище. — Ведь кроме меня её некому исполнить.
Оно с сочувствием посмотрело на смертную женщину, которая тщетно пыталась остановить льющиеся слёзы.
— Да что ж это такое? Никогда не была плаксой, а тут какой-то неиссякаемый фонтан, — пробормотала Рени, раз за разом вытирая мокрые щёки.
— Милая, здесь нечего стесняться. Это плачет твоя душа. Дай ей освободиться от груза накопившейся боли, — прозвучал ласковый голос, несущий успокоение. — Чтобы стало легче, читай молитву, мантру или что там у вас предписано религией.
— Я атеистка, — сказала Рени, поборов сильнейший приступ болезненной тоски. — Неужели ты веришь в доброго боженьку и в существование души? — язвительно заметила она.
— Мне нет нужды верить или не верить, — вздохнуло чудовище. — Конечно же, душа существует. Поверь, тебе легче было бы расставаться с жизнью, будь ты верующей. Религия, несмотря на все свои недостатки, очень поддерживает в трудную минуту. Но ты ни о чём не беспокойся. Я обещаю, всё будет хорошо.
Из сгустка тьмы, которым представлялось чудовище, начали прорываться тоненькие золотые лучики. Их становилось всё больше и больше, пока они не взорвались единым фонтаном слепящего света. Когда он потускнел, глазам Рени предстал прекрасно сложённый светловолосый мужчина, окружённый сияющим ореолом. Ростом он был под три метра, и она отступила, чтобы видеть его лицо. Когда за его спиной распахнулись белоснежные крылья, она, несмотря на скепсис, с трудом подавила благоговение.
— Кто ты? — снова спросила она.
— Ты знаешь, — улыбнулся её удивительный собеседник. — Может, этот облик скажет тебе больше?
Прекрасное тело скрыл белый хитон и над головой мужчины вспыхнул ослепительно яркий нимб.
«Надо же, какой амбициозный тип! Ангел ещё куда ни шло, но Бог?» — развеселилась Рени.
— Неплохое представление! — насмешливо заметила она. — Вот только я не уверена, что Всевышнему есть дело до нас, простых смертных.
Мужчина кивнул.
— Ты права, богам нет дела до смертных, но здесь особый случай, — он шагнул к Рени, и она попятилась от него. — Лишь неофитка сможет мне помочь. Милая, ты должна поверить в меня, — воззвал он к ней, больше не приближаясь
«Вот ведь проходимец!» — усмехнулась Рени. Она подняла голову и пристально глянула на того, кто претендовал на роль бога. Разумом она не верила, считая всё увиденное наведённой иллюзией, в которых вампиры сами были мастерами, и всё же её точил червячок сомнения. Одно не вызывало у неё сомнений: существо, с которым она беседовала, не было ни человеком, ни вампиром.
— Тогда ты должен доказать, что твои претензии обоснованы. Дай мне веру в высшие силы, и ты получишь то, что желаешь, — выдвинула она встречное требование и мужчина согласно кивнул.
— Смертные всегда требуют доказательств, и ты их получишь, — уловив тень надежды на лице Рени, он сочувственно улыбнулся. — Да, я мог бы даровать тебе исцеление, но это не в моих интересах. К тому же в чудеса ты всё равно не поверишь и будешь считать их техническими достижениями чужой цивилизации. Думаю, единственный способ доказать тебе, что я не проходимец, это дать прикоснуться к той силе, что вы зовёте божественной.
Он взял Рени за талию и, приподняв над землёй, привлёк её к себе. Нежный до целомудренности поцелуй был из тех, какими родители одаривают детей, но этого хватило, чтобы в её сердце мгновенной радугой вспыхнула такая всеобъемлющая любовь, что она задохнулась от наплыва чувств. Но и это было ещё не всё. Вокруг разлилось золотистое сияние и в воздухе поплыли ароматы цветов и свежескошенной травы.
Когда ноги Рени коснулись земли, она ощутила под ступнями не мёрзлую почву, а что-то живое и упругое, что по-змеиному льнуло к ней. Это из земли стремительно лезли упругие зелёные ростки и, как в ускоренной съемке, раскрывали листья и лепестки цветов; причём растения тянулась к её могущественному собеседнику, как к солнцу.
— Теперь ты мне веришь? — спросил он снисходительным тоном, но уловил тень сомнения в своей будущей неофитке и это вызвало всплеск его гнева. — Ничтожная букашка! Хочешь, чтобы в доказательство я забрал у тебя всё, что ты имеешь? — прогремел он своим прежним голосом, а не голосом её мужа.
Рот Рени вновь наполнился кровью, но она не потеряла присутствия духа.
— Я почти мертва, так о чём мне жалеть? — ответила она, бестрепетно глядя в горящие гневом синие глаза.
— Самоуверенная гордячка! Воображаешь, что тебе нечего терять? Так ты ошибаешься! Что скажешь, если я заберу у тебя любовь к мужу?
— О нет! — вскрикнула было Рени, но тут же взяла себя в руки и печально улыбнулась. — Забирай, что хочешь. Забирай всё: мою любовь, мою гордость, мою жизнь… — она замолчала и, подняв голову, пытливо глянула в лицо с нечеловечески красивыми чертами. — Но если ты тот, кем представляешься, то дай мне ещё раз увидеть Мика, и мы с тобой будем в расчёте.
— Жалкая тварь! Ты смеешь со мной торговаться?!
— Смею и что с того? — с полным самообладанием заявила Рени. — Или ты настолько привык к поклонению, что не приемлешь иные отношения со своей паствой?
— Что?.. Так ты веришь, что я бог?
— Естественно! — на лице Рени промелькнуло удивление. — Почему ты сомневаешься? — спросила она и с кошачьим любопытством воззрилась на золотоволосого гиганта.
Он хлопнул себя по лбу и с его лица исчезло сердитое выражение.
— Вот дурак! Прости, малышка, что накричал на тебя. К своему стыду, я подзабыл, как действует настоящая любовь, — произнёс он покаянным тоном и виновато улыбнулся.
— Выходит, она перекрывает канал чтения мыслей даже у богов? — осведомилась Рени и по её губам скользнула ехидная улыбка. — Гляди-ка, совсем как у нас, вампиров, — она помолчала. — Так ты дашь мне увидеться с Миком или нет?
Поймав непроницаемый взгляд того, кого она признала богом, Рени осторожно улыбнулась и в то же мгновение её скрутил такой приступ любви к нему, что она упала на колени и начала целовать край его хитона. При этом, несмотря на осознание унижения, в её душе бушевал чистый, ничем незамутнённый восторг. Внезапно сумасшедшая любовь исчезла, но оставила в её сердце кровавую незаживающую рану, и она горько разрыдалась. Когда, вне себя от горя, она стала биться головой о камень, также внезапно исчезло чувство потери.
«Слава богу!» — Рени растянулась на земле, приходя в себя.
— Ну как, я прошла проверку? — спросила она язвительным тоном.
— Да, — не стал увиливать бог и, убирая её рану, коснулся разбитого лба. — Я дам тебе возможность попрощаться с мужем. В конце концов, даже Ваатор разрешил его первой жене попрощаться с семьёй.
Напоминание об Эльжбете, первой жене Палевского, неприятно царапнуло Рени.
— Кто такой Ваатор? — поинтересовалась она.
— Ты его знаешь, как Сатану, — последовал ответ и ей захотелось ущипнуть себя за руку, чтобы проверить, не спит ли она.
«Проклятье! — вздохнула Рени. — Интересно, это только мне так повезло или все видят богов перед смертью? Кстати, богословы не соврали и души грешников действительно утаскивает Сатана. Интересно, что ждёт меня рай или ад?..»
— Милая, тебе пора, — раздался голос бога, прерывая её размышления о загробных делах, неожиданно обретших реальность в её глазах.
— Хорошо, — кивнула Рени и, помедлив, решилась задать вопрос, который не давал ей покоя. — Того, кто приходил две тысячи лет назад, звали Иисус Христос, а ты…
— Меня зовут Этан, — прервал её бог и на его лице промелькнуло нетерпеливое выражение. — Нет, творец вашей вселенной не я. Милая, иди уже, если хочешь успеть попрощаться с мужем, — добавил он с некоторым раздражением и Рени, уже усвоившая, что её божественный собеседник не отличается долготерпением Христа, без промедления нырнула в ноосферу.
Стоило ей погрузиться в ментал и золотое сияние, окружающее Этана, сразу же погасло. Боясь привлечь внимание Ареса, бога-убийцы, он, как последний скупердяй, экономил каждый ман божественной силы, украденный из ноосферы. Вслед за светом ушло неурочное тепло, и зима вновь вступила в свои права. Травы и цветы поникли и почернели от холода, и Этан озабоченно глянул на смертную женщину, лежащую у его ног, Он вновь завернул её в тёплый воздушный кокон и, ожидая, когда она вернётся, принял форму хаоса, которая почти не требовала усилий для поддержания. Оживший сгусток тьмы вновь мигнул жуткими красными глазами.