***
Ник прыгнул мгновением позже. Он на лету поймал девушку и его браслет выстрелил крохотным конусом. Взлетев, ловчая нить упала рядом со Штейном, свесившимся через парапет. Прежде чем крохотные присоски специального приспособления успели срастись с поверхностью, он подставил руку и кончик нити ускользнул внутрь его браслета, который был двойником браслета Ника. Сматываемая с двух сторон, она с удвоенной скоростью поднимала свой груз, поэтому никто из прохожих не успел заметить необычное происшествие.
— Фу! При таком мизерном запасе высоты я уж думал, что будет два трупа вместо одного! — Штейн протянул руку, помогая Нику выбраться на крышу. — Как она? — спросил он, забирая у него неудавшуюся самоубийцу.
— Спит.
Штейн кивнул.
— Это хорошо, хватит с нас её фокусов.
— Идите за мной! — распорядилась Рени и направилась к комнате Мари.
Когда Штейн положил девушку на кровать, она накрыла её одеялом и, наклонившись, с нежностью коснулась губами бледного холодного лба. «Господи, спасибо Тебе, что не дал умереть моему ребёнку!» — возблагодарила Рени создателя и, выпрямившись, повернулась к Нику.
— Она точно не проснётся?
— Нет, мадам. Это не просто сон, это искусственная кома.
— Хорошо. В таком случае давайте спустимся вниз и продолжим беседу.
В гостиной, когда они расселись по своим местам, Рени на мгновение прикрыла глаза, а затем с таким выражением лица воззрилась на Ника, что он внутренне поёжился.
— Рассказывай! — приказала она со сдерживаемым гневом. — Рассказывай и будь ты проклят! Что такого ты сделал моей девочке, что она больше не захотела жить?
— Слово райделина, у меня не было злого умысла, когда я отправил Мариэль в гнездо Владислава, — ответил Ник и надменно выпрямился.
Больше он не чувствовал угрызений совести. «Жить ей или умереть решаю только я и никто другой», — подумал он и с холодным спокойствием глянул на пару, сидящую напротив. В этот момент он так походил на её мужа, что гнев Рени пошёл на убыль.
— Сколько ей было лет на тот момент? — спросила она уже более мирным тоном.
— Пять, — ответил Ник.
И он с видимой неохотой приступил к своему рассказу:
— Когда обнаружилось, что Риза беременна, некоторое время я не знал, что делать. В то время эмоции ещё не перегорели, и я без колебаний убил бы сестру, но жизнь научила меня предусмотрительности. На всякий случай я решил оставить её биоматериал, тогда и обнаружилась, что она на первой неделе беременности. Дети в нашей культуре занимали особое место и поднять на них руку, значило подписать себе смертный приговор. Мне ничего не стоило убить сестру, но я не мог убить её ребёнка. Поэтому я оставил всё как есть. Лишь перед тем, как мне стукнуло в голову выпустить Ризу на волю, я извлёк эмбрион и дорастил его в маточном репликаторе. Это была своеобразная страховка — способ держать её в узде, но и здесь я просчитался. Риза, узнав о дочери, заявила, что она ей не нужна. Правда, однажды она явилась ко мне и попросила её показать. При этом она не очень-то обращала внимание на дочь и всё больше расспрашивала меня о планах на будущее.
Если честно, то я был страшно рад, когда Мариэль родилась. Это уж потом, когда она подросла и я увидел, что она копия своей матери, у меня пошло отторжение. Фобия усугублялась, и я начал избегать девочку, что было довольно сложно. Стоило мне появиться на базе, и она каким-то чудом находила меня. Отвязаться от неё не было никакой возможности: как щенок, она повсюду бродила за мной. Я сдавался и некоторое время терпел её присутствие, но затем какой-нибудь жест, движение или выражение личика напоминали мне Ризу, и я удирал с базы.
Всё чаще оставаясь одна, Мариэль совсем притихла и понемногу начала чахнуть, потому я решил, что лучше отдать её приёмным родителям.
После зачистки в горах остались несколько диких вампирских гнёзд. Я хотел проверить, как идёт развитие вампирских признаков в ограниченной группе, о чём теперь сожалею. Нужно было их всех перебить. Но тогда я решил, что на свежем воздухе Мариэль быстрей поправится. Вдобавок мне казалось, что с сородичами ей будет лучше, чем с людьми. Они могли испугаться её необычных способностей и начать плохо к ней относиться. Не все же такие, как приёмные родители Михаэля.
Гнездо Владислава показалось мне самым подходящим пристанищем для Мариэль. Они забрались далеко в горы и были очень осторожны с людьми. Я счёл безопасным их местоположение, а поведение разумным.
Запустив пальцы в волосы, Ник вздохнул.
— Мне даже в голову не могло прийти, что они способны такое сотворить с маленьким ребёнком! Если бы я знал, что Владислав и его жена будут издеваться над Мариэль, я бы сразу оторвал им головы.
— В чём именно выражалось издевательство? — отрывисто спросила Рени. — Они её били?
— Не только. Они обращались с ней, как с криа… с рабыней.
— Они что, её насиловали?
— Да, — признался Ник. — В детстве Мариэль была рослой девочкой и выглядела старше своих лет.
— Хочешь сказать, что этот скот насиловал мою девочку с самого начала?
Ник промолчал и Рени побледнела. Видя, что она в полуобморочном состоянии, Штейн хотел её обнять, но она оттолкнула его руку.
— Я в порядке. Как долго это длилось? — продолжила она допрос дрожащим от ярости голосом.
— Долго. Я закрутился с делами…
— Мне не нужны оправдания! Сколько эти мерзавцы измывались над ней?
— Мариэль исполнилось пятнадцать, когда я…
— Что? Над моим ребёнком издевались целых десять лет, и ты об этом так спокойно говоришь? — прорычала Рени и, ощерившись, выпустила когти.
— Тихо-тихо! — Штейн сгрёб её в охапку. — Девочка, успокойся! Мика нас всех размажет по плинтусу, если с тобой что-нибудь случится.
— Томас! А если бы это был твой ребёнок? Что бы ты сейчас чувствовал? — воскликнула Рени, сверкая глазами.
— Очень надеюсь, что мне повезёт, и я не узнаю этого никогда. И всё же, Кошка, будь объективной! — воззвал Штейн к её разуму. — Не забывай, как воспитывали Реази. Он же с молоком матери…
— Кормилицы, — поправил Ник.
— Хорошо, с молоком кормилицы он впитал в себя, что ему не нужно ни о чём особо заботиться, для этого у него была куча слуг.
— Слуги слугами, но у моего отца не особо забалуешь, — поморщился бывший принц и, решившись, добавил: — Так что я с себя ответственности не снимаю. Да, это я виноват в том, что Мариэль к тому времени сошла с ума.
— Что?! — хором воскликнули Рени и Штейн.
— Она не вынесла издевательств и убила жену Владислава. Прикончив диких так, что им мало не показалось, я забрал Мариэль, но непоправимый вред был уже нанесён. Четыре года я бился с ней, пытаясь привести в чувство, но всё без толку. Несмотря на все мои усилия, она была невменяемой, притом буйной. Чтобы не держать девчонку на лекарствах или связанной, пришлось уложить её в хронокапсулу. Когда Михаэль поостыл после смерти Ризы, на что ушло довольно много времени, я оставил её в институтской лаборатории, где он работал. Мне подумалось, что она пригодится ему в качестве подопытного кролика…
Сообразив, насколько бездушно прозвучали его слова, Ник поморщился и добавил:
— К тому времени я уже потерял надежду на благополучный исход. Стопроцентно я был уверен, что к ней не вернётся разум, но каким-то чудом Мариэль оправилась от душевной травмы. Возможно, сказалось действие хронокапсулы, чьи возможности ещё не изучены. Ну а затем повторная инициация и нормальная семейная обстановка довершили начатое. Она вернулась в нормальное состояние.
Штейн вопросительно на него посмотрел.
— Я так понимаю, ты наложил блокировку на травмирующие воспоминания?
— Да, — кивнул Ник. — Ума не приложу, почему она всё вспомнила. Может, моё появление спровоцировало спонтанную разблокировку. Может, это особенность её мозга. Я больше практик, чем теоретик, потому у меня нет внятного ответа. Если тебе интересно, спроси у Михаэля. Думаю, он найдёт объяснение.
— Нет, это так, пустой интерес. Другое дело, что теперь делать с девчонкой, если она снова пойдёт вразнос?
Ник повернулся к Рени. Она всё ещё сердилась, но её глаза больше не горели опасным огнём, и он понадеялся, что сумеет вернуть её расположение — а ему очень хотелось его вернуть. Новая жена Михаэля даже внешне чем-то напоминала его мать райту Ниду, которую Ник очень любил и по которой до сих пор тосковала его душа.
— Я бы восстановил блокировку, если мадам Рената позволит.
Прежде чем ответить Рени смерила его долгим взглядом и выражение её лица смягчилось. Она видела, что юный Старейший, как назвал его Штейн, нисколько не раскаивается в содеянном, но… то как он смотрел и слушал, как он был внимателен к её настроению — всё говорило о том, что он хочет ей понравиться. Причём интуиция подсказывала ей, что это скорей неосознанное стремление, чем расчёт, что, естественно, не могло не вызвать симпатии. «В конце концов, все мы ошибаемся, — вздохнула Рени. — К тому же он кровник Мика, а это значит, что мы теперь одна семья», — рассудила она и сердито свела брови:
— Ну так займись делом! Чего тянуть время? И учти, дорогой, если с Мари что-нибудь случится, я тебя и на том свете достану!
Это было так похоже на его мать, что Ник спешно опустил ресницы, пряча заблестевшие глаза.
— Не беспокойтесь, сентано Рената! Клянусь, в долинах предков ничто не будет омрачать вашу душу, — смиренно проговорил он и на этот раз его глаза блеснули торжеством.
— Тогда лады, — сказала Рени и уголки её губ дёрнулись в улыбке.
«Хоть и Старейший, а мальчишка мальчишкой. Этот красивый поросёнок воображает, что если спрятался за ментальный щит, то никто не догадается, что у него на уме. Наивный! Пока ты, милый, тасовал у себя на базе формулы и чашки Петри, мы с Томасом перетасовали кучу народа, вытаскивая из них такие потаённые желания, о существовании которых они даже сами не подозревали», — насмешливо подумала она и Штейн ухмыльнулся, закрывая её мысли от Ника. «Кошка, ты недооцениваешь парня. Конечно, он малость отстал от жизни, но он умён и быстро учится. К тому же не забывай, что он из иной культуры и кто знает, что может взбрести ему в голову. Потому будь осторожна и не слишком дави на него. О'кей? Видишь же, что эго у парня размером с Эверест». Рени чуть заметно дёрнула плечом: «Можно подумать, что у вас с Миком оно меньше! Но спасибо за предупреждение».
— Мадам Рената, — Ник поднялся из-за стола. — Пожалуй, я пойду. Спасибо вам за гостеприимство.
— А как же Мари?
— Чтобы помочь ей мне нужна кое-какая аппаратура. Не беспокойтесь, я вернусь и довольно скоро. Не нужно, не провожайте! Кажется, вы не слишком хорошо себя чувствуете. Я бы посоветовал вам прилечь.
— Подожди, я дам тебе ключи…
— На столике в прихожей я видел карточку, с логотипом «РП».
— Да? — Рени наморщила лоб, вспоминая. — Верно! Это мои ключи, можешь их взять.
Когда гость вышел из гостиной, она повернулась к Штейну.
— Томас, ты тоже иди. Судя по осунувшейся физиономии, тебе тоже не мешает поспать. И вообще, женился бы ты, наконец, а то станешь первым вампиром-алкоголиком. Не нужно сверкать на меня глазами, — устало улыбнулась Рени, — а то я не знаю, сколько ты выжираешь водки перед сном.
Раздосадованный Штейн картинно вздохнул.
— Не нужно было звать тебя убираться у меня. Всё равно ты приходила ровно к тому времени, когда я был уже в стельку. Интересно, ты специально дожидалась, когда я буду мало на что способен?
— Не ври! Просто ты знал, что со мной твои фокусы не пройдут, вот ты и прикидывался пьяным.
— Вообще-то, я неплохо понимаю язык пощёчин, то есть, когда женщина бьёт для поощрения, а когда недвусмысленно сообщает: «Отвали! Ты мне не интересен».
— Тем более не понимаю, чего ты добивался, приглашая меня к себе.
— А вдруг? Женщины они такие, сегодня: «Пошёл вон!», а завтра: «Добро пожаловать, милый!» и даже с завтраком наутро.
— Неужели? — усмехнулась Рени. — Я и Мика не баловала завтраками, так что в любом случае твои ожидания были безосновательны.
— Видимо, я был слишком стеснителен с тобой, — сказал Штейн, с расстроенным выражением на физиономии, причём довольно натуральным, но Рени не сочла нужным заметить это.
— Томас, не смеши меня! Уж мне ли не знать, что ты и стеснительность — это несовместимые понятия.
— Дура ты, Кошка! — воскликнул Штейн с досадой. — Между прочим, ты мне действительно очень нравилась, — добавил он и с любопытством воззрился строптивицу, ожидая, что она ответит на это, в общем-то, искреннее признание.
— Какая есть, — фыркнула Рени и отпихнула его от себя. — Руки прочь! А то попрошу Совет ввести в наше законодательство статью за домогательство, и ты падёшь её первой жертвой.
— Ну и поганка! — обиженный Штейн вместе со стулом уехал подальше от неё и сложил руки на груди.
— Я достаточно далеко от тебя? — уточнил он. — Или для верности мне выйти в соседнюю комнату?
— Для верности тебе нужно пойти домой. Томас, честное слово, я не загнусь до прихода Мика.
Несмотря на уговоры, Штейн не уходил. Спустя полчаса он прислушался. «Быстро он обернулся! Видимо, его логово не так уж далеко», — подумал он и картинно зевнул.
— Если ты меня гонишь, пожалуй, я пойду. Только дай слово, что не будешь дожидаться Мика и ляжешь спать.
«Слава богу!» — обрадовалась Рени, не знающая уже как выставить его из дома.
— Клянусь жизнью Мари, — пообещала она.
Видя, что она собралась его провожать, Штейн заставил её снова сесть.
— Ишь чего удумала! — проворчал он. — Я тебе не гость, нечего таскаться следом за мной. Не бойся, я не сопру ваше фамильное серебро.
Штейн напоследок обнял её и, поцеловав в щеку, бесшумно вышел из гостиной. Провожая взглядом красивую, атлетически сложенную фигуру шефа СБ у Рени промелькнула странная догадка, настолько неожиданная, что она постаралась не заострять на ней внимание, решив, что чрезмерно устала и в голову лезет всякая дурь.
Хотя Старейший сказал, что девушка не проснётся, она на всякий случай поднялась наверх. Ник был уже там и повернулся к ней, когда она вошла в комнату. В руке у него была тёмно-коричневая кожаная сумка, очень похожая на старинный саквояж врача. У Палевского тоже была похожая сумка, которую он хранил как память о прошлом.
«Понятно, Томас передал вахту и лишь тогда ушёл домой», — усмехнулась Рени. Присев рядом с девушкой, она отвела упавшую ей на лоб прядку волос. Судя по трагическому выражению лица и заметному подёргиванию лицевых мышц, сон не принёс ей успокоения.
— Как она?
— Не очень хорошо. Мариэль не отличает сон от яви и заново переживает всё то, что с ней случилось в детстве. Нужно срочно заблокировать воспоминания, пока они не обрушили её психику.
— Можешь показать, что она видит?
— Нет!.. Не могу и даже не просите! Тут такое, что я жалею, что эти подонки уже сдохли и их нельзя убить дважды.
— Тогда покажи мне, что ты сам увидел в гнезде диких, — потребовала Рени.
— Вряд ли это хорошая идея.
— Дай мне увидеть этих мерзавцев! Если существует загробный мир, я их обязательно отыщу и такое им устрою, что ад покажется им раем.
С сомнением посмотрев на её усталое лицо, Ник всё же решился. Он закрыл глаза и передал картинки увиденного в горах. Когда мыслепередача закончилась, он тут же пожалел, что поддался на уговоры.
— Боже мой, какие мерзавцы! — прошептала Рени, и по её щекам покатились слёзы. — Бедная моя девочка! Оказывается, они калечили её не только душевно, но и физически! Господи, а я всё гадала, откуда у Мари неисчезающие шрамы на лодыжках. Ужас! Ребёнок терпел такие издевательства целых десять лет! Милый, как ты мог? Ведь она не сделала тебе ничего плохого.
— Мадам Рената, я же не знал! — с отчаянием воскликнул Ник, не зная куда деваться от вопрошающего взгляда той, что стала его совестью. — В конце концов, я сделал всё, что в моих силах, чтобы её вылечить!
Рени подошла к Нику и неожиданно для него обняла.
— Я тебя не виню, дорогой! И это правда. В жизни всего не предусмотришь. Уж мне ли не знать? Мы всего лишь люди, значит, нам свойственно ошибаться. И ты здесь не исключение, — она отстранилась и заглянула ему в глаза. — Ник, умоляю тебя, пожалуйста, забудь о своих счётах с сестрой и спаси Мари. Ведь ты сам сказал, что дети не в ответе за родителей. Вспомни ту малышку, что была настолько к тебе привязана, что даже заболела, когда ты перестал обращать на неё внимание. Мари и сейчас в душе ребёнок. Несмотря на весь свой эпатаж, она очень ранима, ей хочется любить и быть любимой и в то же время она страшно боится, что её не примут и оттолкнут.
Порыв Рени был искренним, но её горячая просьба не стёрла отчуждённого выражения с лица Ника.
— Я постараюсь, — сказал он бесстрастным тоном и, дистанцируясь, шагнул назад. — Мадам Рената, вам нужно отдохнуть…
— Зови меня Рени.
— Хорошо, Рени, а теперь идите. Мне нужно подготовить аппаратуру и настроиться. Да, и проследите, чтобы до утра никто сюда не заходил, иначе все мои труды пойдут насмарку.
— Я предупрежу мужа и Аннабель, а прислуги в доме нет.
— Спасибо, и не забудьте принять лекарства.
Перед тем как уйти Рени снова подошла к девушке.
— Я на минутку! Можешь её разбудить? Или в этом есть смысл — мучить её гнусными воспоминаниями?
Ник нахмурился, но всё же выполнил её просьбу.
Выпущенная из ментального плена Мари открыла глаза и уставилась в потолок. Рени ласково коснулась её мертвенно-белой щеки (она и на ощупь была как мрамор) и у неё сжалось сердце.
— Детка, как ты себя чувствуешь? — спросила она, стараясь не выдать тревогу.
Девушка, к удивлению Ника, среагировала на её голос и повернула голову. Взгляд её был пуст и ни на что не направлен.
— Maman, ты не пугайся, я справлюсь. Это я сдуру прыгнула. Больше этого не повторится, — проговорила она с большими паузами между словами.
— Родная, помни, что я, Мика, Аннабель — мы все тебя любим. Забудь обо всём и думай лишь о тех, кому ты дорога́, — с силой проговорила Рени.
— Я стараюсь… я очень стараюсь, — Мари с жалобным стоном заметалась по кровати, — но они приходят вновь и вновь…они терзают моё тело… они терзают мою душу… они растоптали моё достоинство, мою гордость, моё уважение к себе… Они не оставили мне ничего… совсем ничего…
— Детка, они больше не придут. Они не посмеют! Теперь у тебя есть я. Хоть я не Сюзанн, внучка Смерти, но я тоже неплохо орудую кочергой. Забудь всё! Это всё неправда! Дурной сон, галлюцинации, вызванные кровавым бешенством. Ничего этого не было!
— Всё, хватит! — сказал Ник безапелляционным голосом и погрузил девушку в сон. — Простите, Рени, но вам пора.
— Хорошо, я ухожу, — прошептала она и нашла в себе силы выйти с гордо поднятой головой.
Лишь спустившись вниз и войдя к себе в спальню, королева вампиров схватилась за косяк и бессильно поникла. В последнее время она так уставала, что порой держалась исключительно на одной силе воли.
После лекарств и краткого сна Рени стало значительно легче. Обнаружив, что муж ещё не вернулся, она встала и на всякий случай заглянула в гостиную. Служба банкетов поработала на совесть. Остатки еды и грязная посуда были убраны. На столе, накрытом новой чистой скатертью, стоял букет роз, подаренный Палевским, все остальные цветы куда-то исчезли.
Она подошла к лестнице, ведущей на второй этаж, но внутреннее сопротивление не дало ей подняться наверх. «Похоже, Ник не ограничился устным предупреждением и подстраховался, поставив запрет на вход к Мари», — мелькнула у неё мысль.
Вернувшись в спальню, Рени побродила по громадному ковру, мягко пружинящему под её босыми ногами — без мужа ей было слишком пусто и одиноко. Подойдя к окну, она настежь распахнула его створки. «Моя любовь, где же ты? — беззвучно позвала она. — Отзовись, ты мне нужен! Возвращайся скорей! Скажи мне как помочь Мари… и тебе, мой ангел!»
Вместо ответа в лицо ей ударил тёплый южный ветер, насыщенный дождём и палящим солнцем. Он позвал на свободу, и она жадно вдохнула воздух, отдающий вездесущей бензиновой гарью.
Несмотря на ночное время и хмарь, небо на горизонте отливало чистейшим ультрамарином. Когда растущий месяц выглянул из-за облака и лукаво ей подмигнул, Рени решилась. Она надела комбинезон-хамелеон и, чтобы не беспокоить охрану, через окно ускользнула на улицу. Как и её четвероногие собратья, Кошка любила гулять по крышам.
Никем не видимая, Рени с лёгкостью птицы перелетала с дома на дом. Она направлялась к Неве. Оказавшись на Стрелке Васильевского острова, она миновала Дворцовый мост и пошла вдоль Университетской набережной. Гуляющие там люди не видели королеву вампиров, но они чувствовали её присутствие и расступались, давая ей дорогу. Дойдя до пришельца из древних Фив, она покровительственно похлопала его по гранитному лбу и тот довольно заурчал, приветствуя живущую в ней Бастет. Усевшись на спине сфинкса, Рени обняла ладонями колени и замерла. Сначала её немигающий взгляд (не менее загадочный чем у того, кто служил ей своеобразным троном) устремился к свинцовым водам реки, а затем ускользнул в иные, запредельные дали — туда, куда нет хода обычным смертным.