ГЛАВА 31. Убийство любви — плохая примета. Трудности межрасовой любви, или бедная Лиза
У Палевского не было конкретной цели, он ехал наугад. Послушный его воле мерседес с ровным урчанием нёсся по ночному городу. Поначалу за стеклом автомобиля мелькали огни уличной рекламы, затем широкие проспекты сменили старинные узкие улочки, где было относительно тихо и темно.
Переехав Сампсониевский мост, мерседес свернул направо и остановился рядом с пустынной набережной. Странным образом дорога привела короля вампиров к штаб-квартире, хотя его сейчас меньше всего волновала работа. Некоторое время он сидел в машине, раздумывая, стоит ли здесь оставаться, но затем выбрался наружу и направился к Неве. Облокотившись на гранитный парапет, он бросил взгляд на тёмную реку, которая с вековечным спокойствием несла свои маслянистые воды.
Заразившись величавым равнодушием Невы к суете смертных, Палевский окончательно пришёл в себя. Правда, сколько он ни старался не думать о Старейшем, ему это не удавалось. Поневоле его мысли возвращались к удивительному гостю, но теперь он уже гораздо спокойней воспринимал его рассказ. Единственно, что легло ему на душу тяжёлым грузом, это сообщение о том, что по крови Эльжбета приходилась ему дочерью. Палевский был воспитан в традициях католичества и, хотя он уже давно не верил ни в чёрта ни в бога, от этого ему было не легче.
«Грех есть грех, независимо от того веришь ты или нет», — Палевский полез в карман за сигаретами. Он успокаивал себя тем, что фактически Эльжбета была ему никто. «Вот только она так не считала», — угрюмо подумал он и перед его внутренним взором прошло множество сцен, которые ему закатывала первая жена, и то как он терялся в догадках, не понимая, чем они вызваны. «Теперь всё встало на свои места. Эльжбета видела во мне отца, причём отца любимого, судя по оговоркам, оттого ей было горько вдвойне, но мне-то было откуда знать? — в раздражении Палевский отшвырнул сломанную сигарету и достал из пачки новую. — Бред какой-то! Нет, мы не отец и дочь. В конце концов, я родился неизмеримо позже, чем она… Дьявол! Тогда почему меня не покидает чувство, что это была кровосмесительная связь?»
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей он попытался проанализировать, прав ли Старейший, говоря, что Эльжбета манипулировала его сознанием. «Милый, к чему столько думать об улучшениях? — услышал он мягкий и в то же время энергичный голос первой жены. — На мой взгляд, ты уже создал замечательную расу, хватит доработок, они нескончаемы. Ведь ты не только учёный, ты глава Совета. Пора уже вплотную подумать об укреплении власти, и для начала хотя бы избавиться от угрозы вмешательства Старейшего. Когда исчезнет нездоровое двоевластие, тебе будет гораздо легче управлять вампирским сообществом. Пойми, сейчас мы вынуждены действовать с оглядкой на него, а это тормозит наш прогресс. Зато объединённые единой властью вампиры будут непобедимы, ты же понимаешь, что при наших способностях нам нет равных на планете».
Палевский грустно усмехнулся:
«Понимаю, действительно нездоровое двоевластие. Да, моя королева, слишком близко я подпустил тебя к управлению. Точней, я оказался слишком беспечен и не придавал значения тому, с каким упорством ты рвалась к властному Олимпу, попутно устраняя других конкурентов; меня же ты оставила на закуску. С другой стороны, откуда мне было знать, что ты способна на такое? Ведь ты была моей душой, моим сердцем. Ослеплённый любовью, я ничего не замечал…
Я даже не замечал, что Эльжи незаметно переключала меня с лирической волны, и мы вели беседы только о политике. Действительно, о чём ещё со мной говорить? Не о чувствах же в самом деле! Ими только я как дурак бредил. Понимаю, моя королева, сие для тебя было страшно скучное занятие.
Матка боска! Я был настолько ослеплён любовью, что не стал бы бороться с Эльжбетой за власть!.. Значит, пришла пора завязывать с этим безумием юности».
Палевский щёлкнул зажигалкой, но горечь сигаретного дыма не смогла перебить ту горечь, что отравляла ему душу. Несмотря ни на что он любил первую жену и ничего не мог с этим поделать. Вдобавок, стоило ему немного ослабить контроль и она, как встарь, тут же воспользовалась его слабостью.
Будто наяву он увидел ту, которую столько лет пытался забыть. Поворот изящно посаженной головы, синий сумеречный взгляд из-под полуопущенных ресниц и его сердце затопила безбрежная как море тоска. «Уйди, Эльжи! — взмолился он. — Уйди по-хорошему! Ты занимаешь не своё место! Ведь столько лет уже прошло, теперь моё сердце принадлежит Кошке, а не тебе!» — «Да? Ну так попробуй, выгони меня, — сказала Эльжбета и её губы тронула слабая улыбка. — Смирись, Михаэль! Или вырви себе сердце. Хочешь ты или нет, но оно моё навечно». Палевский стиснул зубы: «Что ж, если нет иного выхода, то я его вырву!» — «Правильно, милый! Убей его, ведь оно — источник твоей слабости. У тех, кто бессердечен, есть громадное преимущество: никто не смеет сказать, что они марионетки в чужих руках». — «Замолчи! Это всё гордыня!» — «Гордыня? Михаэль, ты даже не человек, какое тебе дело до их бога и его заповедей?»
— Ну да! Как же я забыл? Ко всему прочему, я ещё чужой среди своих! — Палевский оглянулся по сторонам. — Проклятье! В этом городе есть хоть одна урна? — проворчал он, не находя искомого.
Ближайшая урна обнаружилась около штаб-квартиры и он, выбросив окурок, снова сел в машину. Возвращаться домой ему не хотелось. «Бедная Кошка! Прости, милая, но сейчас в моей душе царит такой раздрай, что я боюсь обидеть тебя неосторожным словом или, хуже того, делом, а ты ничем не заслужила такого к себе отношения, — повинился он перед той, которую добросовестно пытался полюбить. — Ведь совсем чуть-чуть и дружеская привязанность переросла бы в нечто большее… но нет. Возможно, я слишком осторожничал, боясь, что за поступками Рени кроется такой же расчёт, что у Эльжи. Ну а теперь уже поздно о чём-либо сожалеть».
Мерседес плавно тронулся с места и, вывернув на мост, остановился. Палевский распахнул дверцу у пассажирского сиденья.
— Садись! — приказал он, и девушка беспрекословно забралась внутрь. — Позволь узнать, какого дьявола ты здесь делаешь?
Ответа он не получил. Лиза, замерев, смотрела исключительно перед собой.
— Впрочем, не важно, — мрачно произнёс Палевский, покосившись на девушку.
Лихорадочно блестящие глаза выдавали, что она до крайности взволнована, что вызвало у него дополнительное раздражение. «Матка боска! Сейчас мне только очередного влюблённого феникса не хватает для полного счастья! — сердито подумал он. — Причём опять та же девчонка. В третий раз уже встречаемся. К чему бы это?»
Машина резко рванулась с места, и девушка испуганно вскрикнула: на повороте её швырнуло на дверцу.
— Пристегнись! — сказал Палевский и сбавил скорость. — Что ты возишься? Ремень пристегни! Или это непосильная задача для твоего умишка? — рявкнул он, видя, что его пассажирка суетится, а воз и ныне там.
В результате девушка опустила руки и судорожно всхлипнула и тогда он, потеряв терпение, сам пристегнул ремень.
Видя, что её трясёт как в лихорадке, Палевский вздохнул.
— Хватит клацать зубами! Не бойся, не съем, — он потянулся к бардачку, где у него лежала бутылка коньяку. — Возьми стакан… да вот он, стоит прямо перед тобой! Пей! Пей всё, до дна!
— Я вас не боюсь, я нервничаю, — спустя некоторое время пролепетала Лиза, набравшаяся храбрости.
— Да? А есть разница? — фыркнул Палевский и приложился прямо к горлышку бутылки.
— Вы что делаете? — всполошилась девушка. — Вы же за рулём, вам пить нельзя!
— Мне всё можно, — Палевский бросил на ней оценивающий взгляд. — Адрес!.. Вот ведь!.. Милая, я спрашиваю, где ты живёшь?
Спохватившись, Лиза хотела ответить, но вместо этого хватанула ртом воздух и закашлялась.
Видя, что она пытается вытереть рукавом забрызганную панель, Палевский бросил ей блок с салфетками.
— Не занимайся ерундой, машину почистят. Если нужно, возьми салфетку.
— Спасибо.
Сконфуженная девушка вытерла заалевшее лицо и сжала в ладони салфетку, не зная, куда её деть.
— Не нужно нервничать, для человека ты выглядишь вполне нормально, — машинально произнёс Палевский и открыл одно из отделений. — Бросай сюда. Итак, где ты живёшь?
Лиза назвала адрес в спальном районе города у метро «Ломоносовская», и он отметил, что девушка живёт на другом конце города. Быстро считав её мыслефон, он недовольно поморщился: «Дела обстоят именно так, как я и думал».
— З-зачем вам это? — судорожно вымолвила Лиза и Палевский задался тем же вопросом, а именно, на кой чёрт ему эта девчонка.
— Не переживай, я не покушаюсь на твою честь. Просто отвезу тебя домой, — ответил он и предупредил: — Впредь не ходи здесь ночью, для человека это небезопасно.
— Вы так говорите, будто сами не человек, — робко заметила Лиза.
— С чего вдруг? — усмехнулся Палевский и взял себе на заметку, что девушка всё же не дура и поскольку ей не стереть память, то стоит быть осторожней, чтобы не давать ей пищу для ненужных размышлений.
***
По ночному городу, свободному от пробок на дорогах, они довольно быстро добрались до дома Лизы. Она жила на улице с красивым названием «Бульвар Красных зорь». Вот только в самой улице, застроенной панельными пятиэтажки, ничего красивого не было. Остановившись у нужного подъезда, Палевский выбрался из машины и открыл дверцу со стороны Лизы. С любой женщиной, независимо от происхождения, он держался как истинный джентльмен. Таким его воспитали приёмные родители, которые были мелкопоместными дворянами и гордились тем, что они шляхта.
Когда девушка выбралась наружу, он собрался было уехать, но она набралась храбрости и пригласила его в гости.
После краткого раздумья Палевский согласился. Он решил, что ему не мешает развеяться, окунувшись в новую для себя обстановку. Тем более он ещё не видел, как живут простые петербуржцы.
Как оказалось, жили они не очень. В тёмном подъезде пахло сыростью и нечистотами. Лифта не было и на пятый этаж им пришлось подниматься по лестнице с раскуроченными железными перилами. «Хватает же у кого-то силёнок на подобную глупость!» — насмешливо подумал Палевский, стараясь ни к чему не прикасаться.
На тесной лестничной площадке девушка открыла дверь, и они оказались в крошечной прихожей её квартирки.
Войдя в комнату, Палевский с любопытством огляделся. «Стыдливая нищета», — резюмировал он. Действительно, в комнате было чистенько, но убого. Стены, поклеенные выцветшими бумажными обоями, когда-то были зелёными, но время превратило их в грязно-фисташковые. Из обстановки главенствовала мебель из прессованных опилок, сошедшая с конвейера ещё в застойные времена; её полосато-лаковая квадратура удручала своей кричащей безвкусицей.
— Хотите чаю? — робко спросила Лиза.
Палевский пожал плечами, не понимая, что он здесь делает, но девушка восприняла это как знак согласия и убежала в кухню. Оставшись один, он походил по комнате и, снова подивившись царившей здесь нищете, подошёл к окну.
Не найдя там тоже ничего достойного внимания, он сел на бугристый древний диван, который жалобно скрипнул под ним. «Уйти, что ли, пока девчонка возится на кухне?» — тоскливо подумал он, но тут на пороге комнаты появилась девушка и отрезала ему путь к бегству.
В руках у Лизы был большой металлический поднос и проголодавшийся Палевский, глянув на него, пожалел, что по дороге не заехал в супермаркет. Судя по угощению, с едой в этом доме было также плохо, как и со всем остальным. На подносе стояли две разнокалиберные чашки с обещанным чаем и белое блюдце с печеньем и конфетами, каких он никогда не видел.
Радостно-взволнованная девушка водрузила свою ношу на шаткий стол и посмотрела на него сияющими глазами.
— Извините, я никого к себе не ждала, потому могу предложить только это.
Услышав её мысль-опасение, что печенье настолько старое, что им можно сломать зубы, Палевский отдёрнул руку.
— Ничего страшного! Я не настолько голоден, чтобы соблазниться раритетным угощением.
После его реплики, девушка густо покраснела. Пребывая в возбуждённом состоянии, она не отдавала себе отчёт, каким образом гость отвечает на её невысказанные мысли.
— Ой, простите ради бога! Я давно уже не была в магазине. Когда ты один, то много не нужно… — смущённо пробормотала Лиза и вскочила на ноги. — Подождите, хорошо? Я только сбегаю в «24 часа»! Это совсем близко. Куплю что-нибудь свежее к столу и сразу же назад.
Прикидывая, на что ей хватит денег, девушка замешкалась. До получки оставалось всего ничего и, как всегда, перед ней в её кошельке царило безденежье. «Боже мой! Кажется, последние деньги я истратила сегодня в столовой, в надежде перехватить в займы у Ларисы Павловны. Стыд-то какой! Мне же ни на что не хватит оставшейся двадцатки! Что же делать? — всполошилась Лиза, но тут же на её личике появилось решительное выражение. — Не беда, займу у соседки! Разбужу её несмотря ни на что, даже если она пригрозит вызовом милиции в такой поздний час! Вымолю тысячу взаймы, хоть стоя на коленях!»
Покачав головой, Палевский потянулся было за бумажником, но вспомнил, что оставил его в машине.
— Давай сходим вместе, — предложил он, но девушка энергично затрясла головой.
— Нет-нет! Вы же гость, как можно? Просто подождите меня, честное слово, я скоро!
Лиза сорвалась с места… и уткнулась в грудь гостя, выросшего на её пути.
Взяв за плечи, Палевский развернул девушку к столу.
— Сядь! Не нужно никуда ходить, мне хватит того, что есть. Давай просто посидим и побеседуем.
— И о чём вы мы будем беседовать? — осведомилась Лиза, бросив на него быстрый взгляд.
— Дай подумать… — Палевский напрягся, считывая более глубокие слои её памяти. — Давай поговорим о том, почему ты видишь меня в своих снах, — проговорил он, с удивлением глядя на разворачивающиеся перед ним действо.
Какая-то мистика, подумалось ему. Он не жил во времена Людовика XIV, поскольку родился в девятнадцатом веке, но то что хранилось в памяти девушки выглядело пугающе реалистичным.
Хотя люди часто не узнают себя, видя со стороны, Палевский узнавал свои привычки в привычках двойника. У него была та же манера обращения с окружающими и оружием, тот же почерк и те же пристрастия в еде.
Единственно, что выпадало из общего ряда это явная склонность двойника к девушке, что сейчас сидела напротив него и смотрела на него влюблёнными глазами.
«Вот дьявол! Это уже ни в какие рамки не лезет!» — обескураженный Палевский уставился на Лизу, ища чем бы она могла привлечь его внимание и ничего не находил… кроме сходства с Рени. Тем не менее страстные сцены, подсмотренные в снах девушки, зажгли кровь в его жилах, хотя несколько минут тому назад он считал такое невозможным.
«Подойди!» — велел он девушке. Сначала его поцелуй был нежен, а затем он грубо впился ей в губы. «Живо в ванну!» — последовал приказ, и ошарашенная Лиза, отпрянув, мучительно покраснела. Когда она скрылась за убогой дверью, Палевский тихо засмеялся. «Так-так! Человеческая самка — это нечто новенькое в моей жизни. Чего вдруг меня пробрало? Интерес к тому, что нашёл в ней мой двойник? А ведь он её любил, это видно по всему. Что ж, посмотрим, стоит ли она таких жертв».
Король вампиров с сомнением посмотрел на диван, служивший Лизе кроватью, и раздумал снимать рубашку. Стоило ему лечь и в спину их величеству тут же впилась вылезшая пружина. «Да уж! Совсем как в молодости, секс в военно-полевых условиях», — вздохнул Палевский и, подложив руки под голову, закрыл глаза. Отсутствие привычных удобств не помешало ему и он, воспользовавшись передышкой, тут же задремал.
— Ну, в чём дело, милая? — вопросил он, ощутив присутствие девушки. — Так и будешь стоять? Ложись!
— Я бы легла только некуда.
Открыв глаза, Палевский подвинулся.
— Сними этот жуткий халат, — потребовал он.
Девушка подчинилась и он, оглядев её обнажённое тело, понял, что зря не послушался инстинктов. Вид, запах — всё отвращало его от неё. Тем не менее он привлёк девушку к себе, но после неудачного соития всё же был вынужден признать своё поражение.
Огорчённый Палевский никак не мог уснуть. Спустя некоторое время он повторил попытку, но с тем же результатом. Безотказный с вампирками, его дружок был настроен решительно и, наплевав на самолюбие хозяина, отказывался иметь дело с человеческой самкой.
Тогда Палевский попытался хотя бы поспать, но и здесь его ждала неудача. Как он ни вертелся, пытаясь улечься поудобнее, в тело ему обязательно впивалась одна из пружин старого дивана. Устав от поисков, он лёг на спину и в неё вонзилась уже не одна, а сразу несколько железок, и он беззвучно выругался. Когда вдобавок ко всему сонная девушка прижалась к нему спиной, в его душе полыхнула багровая ярость. Он злился на убогую обстановку и глупую девчонку, которая только и делала, что бредила любовью к нему.
Чтобы избавиться от раздражения, Палевский прибег к испытанному способу и переключился на работу. В первую очередь девушка была интересна ему как менталист и он задумался почему её память не поддаётся стиранию. «Судя по всему, она уникум, — пришёл он к выводу и пожалел, что она раньше не попалась вампирским патрулям. — Это могла быть новая генетическая линия. Интересно, какими именно процессами в мозге может быть обусловлен данный парадокс? Нужно будет пройтись по её сиональным плоскостям, хотя сомнительно, что это поможет разгадать её загадку…» Когда он начал прикидывать каким образом и на каком оборудовании исследовать девушку, его вдруг осенило, что он не может отправить её в институт.
«Девчонка как открытая книга, попадётся на глаза Бернштейну или другому старейшине из медицинской братии и всё, пиши пропало. Вмиг растрезвонят, что я с ней переспал… Проклятье! Если бы переспал! Узнают в Совете старейшин, стыда потом не оберёшься. Affront! В глаза, конечно, ничего не скажут, но за спиной будут смеяться», — расстроился Палевский и его взгляд невольно устремился к шее Лизы. Но отчего-то ему не хотелось убивать девушку и не только из-за того, что он уже составил целый план по её исследованию, но и из-за той мистической связи, что возникла у него с двойником из её снов.
«Ладно, ликвидировать девчонку я всегда успею. В конце концов, что мешает поселить её отдельно от остальных менталистов и устроить ей индивидуальное исследование?.. Пожалуй, так даже лучше. Запихать её в клетку к остальным подопытным кроликам будет слишком уж чёрной неблагодарностью. Она и так ничего хорошего в своей жизни не видела, так пусть хоть узнает, что есть совсем другая жизнь. Главное, чтобы Кошка ничего не разнюхала, а то она вмиг придушит моего трепетного кролика…»
Довольный найденным решением Палевский сладко зевнул и спустя пять минут уже спал сном младенца и никакие пружины ему больше не мешали. Во сне он обнял Лизу, и она вскрикнула от боли, когда он инстинктивно выпустил когти и они пропороли кожу на её груди.
Король вампиров слизнул кровь с её тела и, подогреваемый хищническими инстинктами, наконец-то справился со своей фобией к человеческим самкам. Правда, в сексе он не отличался нежностью (это давал о себе знать его предок рай Реотан), так что будь Лиза меньше влюблена в него, она бы испугалась его повадок, граничащих с садизмом.
Правда, наутро всё вернулось на круги своя. В Палевском вновь проснулась фобия. Вспомнив свои ночные подвиги, он с досадой глянул на девушку, но она просто лучилась счастьем и это несколько смягчило его сердце. Вот только стоило ей прикоснуться к нему, и он с трудом скрыл охватившее его омерзение. Но влюблённая девушка ничего не замечала, в том числе и смертельной опасности, которой только что избежала. При её прикосновении первым порывом короля вампиров было отшвырнуть её от себя, что при его силе наверняка закончилось бы трагически.
С каменным выражением на лице Палевский заявил, что ему пора, но девушка обняла его и он замер, борясь с желанием её убить.
— Лиза, я спешу.
— Погоди, не уходи! Дай мне ещё немного побыть принцессой из сказки, — счастливо прошептала девушка и, заглянув в лучащиеся холодом глаза короля вампиров, заметно сникла. — Ты женат? — спросила она упавшим голосом.
— Да! — резко ответил Палевский и попытался высвободиться из объятий девушки, но она ещё крепче прижалась к нему.
— Постой! — она вскинула голову и жалко улыбнулась. — Михаил, я всё понимаю! В твоей жизни нет места для меня и всё же, пожалуйста, не отнимай у меня надежду. Чтобы дальше жить, я должна хоть изредка видеть тебя… Нет-нет, дай мне ещё минутку! Пусть потом я не смогу посмотреть тебе в глаза, но я должна сказать!
— Милая, давай не сейчас, — поморщился Палевский, не склонный выслушивать очередное признание в любви.
— Умоляю! — с отчаянием воскликнула девушка. — Я хочу, чтобы ты знал, я влюбилась в тебя с самой первой нашей встречи. Никогда не забуду, как ты вышел из машины и закурил. Потом у тебя развязалась лента, и её унёс порыв ветра с Невы. С летящими по воздуху волосами ты показался мне волшебным принцем. Нет, я узрела ангела, спустившимся с небес! В этот момент ты был так красив, что у меня разболелось сердце… казалось, ещё немного и я умру от счастья.
Лиза потеряно улыбнулась.
— С той поры я сама не своя. Я больше не живу, а постоянно грежу о тебе. Наяву и во сне, — сказала она и судорожно вздохнула. — И с каждым разом мне всё трудней проснуться. Ведь там, во сне, мы вместе, и ты меня любишь. Прости! Я знаю, что чересчур навязчива, но ничего не могу поделать с собой.
«Во всяком случае, это прозвучало искренне, — оценил Палевский признание Лизы. — Всё больше убеждаюсь, что врачи древности правы, и любовь — это действительно болезнь». Признание девушки тронуло его, но он поймал себя на мысли, что его симпатия к ней сродни симпатии к домашним животным. «Что не диво, девчонка похожа на взлохмаченного несчастного щенка. Дьявол! Теперь постоянно преследует ощущение, будто я страдаю зоофилией», — вздохнул он и, взяв Лизу за талию, поставил её на пол.
— Милая, любовь любовью, а завтрак по расписанию. Будь добра, приготовь мне кофе и, пожалуйста, покрепче.
— Кофе?.. Покрепче? — эхом повторила девушка и, схватив халат, попятилась от него. — Хорошо, я сейчас!.. Тебе с молоком? — донёсся из кухни её голос.
— Нет, чёрный! — отозвался Палевский и, открыв дверь в ванную, брезгливо поморщился. — Н-да, к сексу в военно-полевых условиях прилагается такое же мытьё… Ну да, ладно! Бывал я в норах и похуже этой. Проклятье! — зашипел он, стукнувшись локтем о бетонный выступ. — В мышеловке и то больше места, чем здесь.
— Неправда! Это стандартная для пятиэтажек ванна, — возразила девушка и её рука, просунувшаяся в образовавшуюся щель, протянула ему розовый махровый лоскут. — Вот, держи полотенце.
Пока Палевский мылся, Лиза тем временем решала непростую задачу, а именно, где взять обещанное ему кофе. Как всегда, перед зарплатой она осталась без денег и дотягивала до дня получки на подножных запасах. Поставив чайник на газ, девушка схватила табурет и приступила к планомерному обыску верхних полок. К её великой радости, там нашлась стеклянная банка, чья броская красно-золотая этикетка гласила, что это кофе. Она смерила взглядом остатки слежавшегося светло-коричневого порошка и решила, что на одну чашку его должно хватить. После придирчивого осмотра самой чашки — не дай бог на ней будет хоть пятнышко! — она высыпала в неё растворимый кофе и залила его кипятком.
«Фу, слава богу!» — облегчённо выдохнула Лиза и, подумав, поставила на поднос блюдце всё с тем же раритетным печеньем. Затем она бросилась к ящику и вытащила полотняную салфетку, расшитую васильками. Когда чашка и блюдце перекочевали на её поверхность, она взяла поднос и, копируя походку моделей на подиуме, направилась в комнату. В прихожей она задержалась и, глянув на себя в зеркало, тихо ахнула. Пристроив поднос на столике, она плотно запахнула халат и, затянув до предела его пояс, схватила помаду.
— Лиза, где у тебя фен? — донёсся голос из ванной, и девушка замерла с расчёской в руке.
— Ой, прости! Я отнесла его в ремонт, а то он чего-то забарахлил! — крикнула она, а про себя добавила: «Если честно, то у меня его никогда не было, но тебе ни к чему это знать».
«Надо же, какой лживый кролик, — усмехнулся Палевский. — Вот и верь после этого признаниям женщин».
— Принеси мне какой-нибудь халат! — выкрикнул он.
«Халат?» — запаниковала Лиза и в расстройстве потянула было за поясок своего халата, но тут до неё дошло, что на гостя он не налезет. «Боже мой, боже мой! — заметалась она по квартире. — Где же взять мужской халат? Может, у папы было что-нибудь похожее?» Она вытянула из шкафа синий рабочий халат и обрадованно вскрикнула.
— Вот! Правда, он мятый! Но если подождёшь, то я его поглажу!
— Нет, не нужно.
Выйдя из ванной Палевский, глянул на себя в зеркало и скептически хмыкнул, найдя, что ему только резиновых сапог и разводного ключа не хватает. «Вот и девчонка находит, что из меня получился бы крайне гламурный сантехник», — подумал он и глянул через зеркало на улыбающуюся Лизу. Взяв с подноса чашку, он принюхался к её содержимому.
— Это что такое?.. Нет, милая, это что угодно, но только не кофе.
— Честное слово, это очень хороший растворимый кофе! — запротестовала Лиза. — Правда, я не сама покупала, мне подарили его на день рождения.
— Хорошо-хорошо, я тебе верю, милая. Видимо, я не привык к такому сорту.
«Чёрт знает что! На завтрак какая-то бурда и печенье времён неолита», — проворчал Палевский про себя. Он умирал от голода, но не притронулся к предложенному угощению.
— Прости, больше мне нечем тебя угостить, — расстроилась девушка.
— Не переживай, я перекушу где-нибудь по дороге.
Палевский сбросил халат и начал одеваться.
— Эй, стеснительный кролик! — окликнул он смущённую девушку и когда она повернулась к нему, протянул ей чёрную пластиковую карточку, похожую на визитку. — Позвони мне сегодня. Позвони ровно в пять вечера, ни раньше ни позже. Поняла? Да, на работе скажи, что увольняешься. И собери вещи, ты переезжаешь. Лишнего не бери, возьми самое необходимое и то, что дорого как память. Всё остальное тебе купят.
— Кто купит? — вырвалось у Лизы.
— Не имею понятия, но кто-нибудь да купит, — хладнокровно ответил король вампиров и, справившись с запонками, поднял глаза на девушку. — Поможешь завязать галстук?
— Что?.. Да! — очнулась она и озадаченно посмотрела на нарядный шёлковый лоскут, украшенный именной монограммой.
«Боже мой! Чтобы я ещё умела его завязывать!» — впала Лиза в панику, которая уже становилась привычным для неё состоянием.
— Спокойно! Сейчас я зачитаю тебе инструкцию, а ты постарайся точно следовать её указаниям, хорошо?
— Хорошо, — пальцы девушки вцепились в концы галстука. — Только, чур, не ругать меня, если результат будет не очень, — предупредила она.
— Не буду, — согласился Палевский. — Да, ещё одно. Если я хоть раз увижу тебя у моего офиса, то оторву голову. Нет, милая, я не шучу. Будет лучше, если ты сразу уяснишь, что мои указания следует исполнять беспрекословно.
— Шаг в сторону и расстрел? — нерешительно улыбнулась Лиза, устрашённая не столько его словами, сколько серьёзностью его лица.
— Если будешь осторожна, однажды ты поймёшь, что есть вещи гораздо худшие, чем расстрел, — усмехнулся Палевский и, повернувшись к зеркалу, поправил галстук. — Спасибо. Узел кривоват, но терпимо… Кстати, не понимаю, почему жёны так боялись Синюю Бороду. Ведь он предупредил, что всё будет хорошо, пока они не будут совать свой нос, куда не нужно.
— Он же знал, что они обязательно откроют запретную дверцу, — возразила Лиза.
— Нет, не знал. Это был их выбор. Кстати, почему ты считаешь меня Синей Бородой?
— Ну а кто обещал оторвать мне голову? — осведомилась девушка и тихо добавила: — Может, ты будешь добрым Синей Бородой и оставишь ключик при себе?
— Ключ — это часть договора, ты обязана его взять.
Мерседес короля вампиров, стоящий во дворе дома, никто не тронул. Шпана, не задумываясь, обходила дорогую иномарку стороной.
Забравшись внутрь машины, Палевский с удовольствием закурил и мысленно пробежался по списку необходимых дел. О девушке он вспомнил только тогда, когда подумал о графике работ с подопытными ментальниками. «Хорошо бы девчонку тоже прогнать через пограничные состояния и посмотреть, как изменятся характеристики её мозговых полей. Надеюсь, у неё здоровое сердце и она выдержит…»[1]
Входная дверь захлопнулась и Лиза, не подозревающая о кровожадных планах Палевского, бросилась к зеркалу. Собравшись с духом, она распахнула халат и первым делом осмотрела грудь.
Никаких повреждений на теле не было, и девушка облегчённо перевела дух. «Так и знала, что это ерунда! Разве у человека могут быть когти? Но я же видела… — вновь засомневалась она. — И что ты видела? Что? Ну давай! Будто у Михаила когти на руках? Совсем сдурела? Он тебе что, вампир или оборотень? Нет, подружка, пора завязывать с фэнтези, а то ещё не такое пригрезится!» Тут ей на глаза попались зреющие синяки, оставшиеся от ласк ночного гостя, и она вздохнула: «А вот это уже не сон. Слава богу, что сегодня суббота и не нужно на работу. Интересно, Михаил действительно хочет, чтобы я уволилась и переехала к нему или сказал просто так, чтобы утешить дурочку, что вешается ему на шею?»
Лиза критически осмотрела себя и, надев халат, полезла в карман за карточкой, которую ей оставил Палевский. На чёрной матовой поверхности не было ни без единой надписи. «Вот тебе и ответ! Нужна ты ему как собаке пятая нога», — горько подумала она.
Расстроенная девушка побродила по квартире, ища следы пребывания ночного гостя, а затем подошла к входной двери, за которой он скрылся, и, прислонившись к ней спиной, сползла вниз и заплакала. Плакала она как ребёнок, нисколько не заботясь о том, как выглядит со стороны — плакала громко, навзрыд, размазывая по лицу сопли и слёзы.
Сгоряча Лиза бросилась в кухню и швырнула карточку в мусорное ведро, но тут же упала перед ним на колени. Найдя своё сокровище, она радостно вскрикнула и, поцеловав, прижала карточку к груди. «Пусть это обманка, но это подарок Михаила!»
Когда стрелки древних часов с кукушкой показали без пяти пять, девушка, чувствуя себя последней дурой, достала карточку и, моля о чуде, уставилась на неё.
И её ожидания не были обмануты. Вместе с надтреснутым «ку-ку!» на поверхности карточки появилось изображение темноволосой зеленоглазой девушки. Она внимательно глянула на Лизу и слегка улыбнулась: «Bonsoir, mademoiselle! Если вы готовы, то водитель сейчас поднимется и поможет вам с вещами».
Не в силах что-либо ответить Лиза лишь кивнула и изображение тут же погасло. Спустя минуту раздался требовательный звонок, и она деревянной походкой направилась к входной двери.
На площадке стоял очень симпатичный молодой человек, одетый в стильный светлый костюм. Он глянул на неё с тем же удивлением, что и девушка на карточке, и вежливо поздоровавшись, спросил, чем ей помочь. Первым порывом Лизы было сказать, она никуда не поедет, но, на своё счастье, она превозмогла панику. Попросив подождать, она бросилась обратно в комнату. Прощаясь, девушка с тоской посмотрела на родные стены — что-то ей подсказывало, что она сюда больше не вернётся — и взяла приготовленную сумку.
«Это всё?» — спросил водитель и Лиза, кивнув, густо покраснела: «Вот дура! Нужно было взять больше вещей, а то подумают, что я нищенка, которая спит и видит, как бы поживиться за счёт богатого покровителя», — укорила она себя.
«Подождите, я захвачу кое-что из одежды…» — воскликнула она. «Не стоит! — быстро ответил молодой человек. — Михаил Янович велел отвезти вас в Гостиный Двор, чтобы вы выбрали себе новую одежду. Ну и всё остальное, что нужно. О деньгах не беспокойтесь, за всё будет заплачено».
«О нет! Мне ничего не нужно! Просто подождите! Хорошо? Я быстро!» Как и обещала, спустя несколько минут девушка появилась. Тяжело дыша, она тащила большую клетчатую сумку. «Нет-нет, я справлюсь!..» — «Давайте! Я подожду вас в машине». Молодой человек отобрал у неё сумку и неся её так, будто она ничего не весила, начал спускаться по лестнице. Лиза смахнула пот со лба и, закрыв квартиру, побежала следом за ним, но так и не догнала. Когда она выскочила из подъезда, машина уже подъехала, и он распахнул дверцу, приглашая её сесть.
Пристегнувшись, девушка закрыла глаза. «Мог бы сразу сказать, что это мобильник и не делать из меня дуру!» — мелькнула у Лизы мысль. «Господи! Зачем и куда я еду?» — потеряно подумала она и постаралась отогнать тревогу. Слишком уж много загадочного было в её новом знакомом, чтобы она чувствовала себя спокойно, да и тот факт, что он женат, не добавлял ей оптимизма.
___________________
[1]Заметки на полях или эссе о неприятии родства
Берегитесь, люди! Берегитесь! И не гонитесь за теми, кто показался вам прекраснейшей мечтой! Знайте, что устремляясь в погоню за недостижимым идеалом, вы можете нарваться на вампира, и тогда берегитесь! Знайте, что вы для него — все равно, что прах под ногами. Для сверхчеловека значим только сверхчеловек. Подобное признает только себе подобное.
Забавно, но нетерпимость вампиров к ближайшим родственникам перекликается с чувством неприятия человечеством своего родства с высшими приматами.
Конечно, слишком многое во внешности обезьяны говорит человеку о том, что они — близкородственные виды. Но при виде их карикатурных тел и мерзких ужимок у среднестатистического homo sapiens возникает сильнейшее желание откреститься от такого близкого родства.