После визита незнакомки заживление пошло заметно быстрей. На третье утро после вторичного перелома я вышел на плац. Трещины заросли и ребра вновь стали единым целым. Я снова могу свободно двигаться и продолжать тренировки, чем, естественно, и воспользовался сенсей. Тренировки «приятно» разнообразились различными ушибами и порезами, а мне было объяснено, что травмы необходимо заживлять с максимальной скоростью, не отвлекаясь от выполнения упражнений. Я быстро научился пользоваться местной анестезией и замораживанием порезов, и снова чуть не отморозил руку.
Вскоре начались тренировки с оружием. У сенсея появился новый способ истязаний. Нет, спаррингов не было, а вот отстоять полдня и ночь с занесенной для удара тяжеленной дубиной мне пришлось. Руки потом болели сутки, несмотря на помощь Силы и притирания монахов. Кстати, изменилось и отношение монахов. Раньше на меня смотрели как на пустое место, сейчас же замечали, что в этом месте что-то есть, нечто среднее между жабой и коровьей лепешкой.
Но были и хорошие моменты. Мне неожиданно понравилось метать ножи. Правда, ножи были лишь одним из пунктов в обширной коллекции средств дистанционного лишения жизни, вываленной на меня учителем. Здесь было все, что могла вообразить моя фантазия и гораздо больше: ножи, иглы всех форм и размеров, метательные пластины, колючие шары, различные бомбы, колбы с ядами, цепочки с грузами и без, металлические ленты, кольца и еще много чего малопонятного. С большей частью мне тренироваться не пришлось, сенсей мне выдал весьма небольшой набор… всего двадцать две разновидности.
Сильно выручала печать познания. Взяв в руки очередное смертоносное произведение человеческого гения, я понимал, как им пользоваться… теоретически. Но это не спасало. Как бы я ни старался ошибки были неизбежны, как и боль наказания. Cенсей то бросал меня в океан боли, то молча, равнодушно поправлял. Я не знал, когда и за что меня могут наказать, и эта неизвестность пугала и заставляла выкладываться полностью.
Мышцы, уже казалось, приученные ко всему, снова начали болеть. Легким не хватало воздуха, пальцы дрожали и выпускали рукоятки, но учитель продолжал меня терзать до тех пор, пока я не падал подобно загнанной лошади. Состояние полутранса стало привычным, как дыхание.
Постепенно я привык к новым нагрузкам и упражнениям, а коллекция оружия, с которым приходилось заниматься, сократилась. По странному совпадению осталось именно то, что мне больше всего нравилось.
Легкое копье, примерно двух с небольшим метров длиной. Линейки у меня не было, я мог ориентироваться только на свой рост и глазомер. Это копье, тедх — как называли его местные, у меня почему-то ассоциировалось с рогатиной. Только перекладину заменяли широкие металлические крюки, загнутые вперед, а плоским длинным, остро заточенным наконечником можно наносить как колющие, так и рубящие удары.
Номером два в программе шла цепь — акс, тонкая, прочная, пяти метров длиной, со сменными грузами. Если копье мне чем-то напоминало посох, и, работая с ним, я вспоминал о первом дне в монастыре, то цепь была похожа на змею. Гибкая, быстрая, готовая ужалить в любой момент, свивающаяся в кольца, и тут же распрямляющаяся в стремительном броске.
На третьем месте меч, изящный и легкий с виду, а на самом деле довольно увесистый. Узкий слегка изогнутый клинок полметра длиной, очень удобный для рубящих и режущих ударов. Рубящий конец явно утяжелен. Впрочем, на ширину лезвия это мало повлияло и колющие удары наносить вполне сподручно. Рукоять длинная, свободно умещаются две руки, с изогнутым под девяносто градусов навершием. Вместо гарды — толстая полоса метала, что только придает симметричность и стремительность клинку. Легкий изгиб рукояти, гармоничный зацеп навершия так и подталкивают руки на всевозможные финты с перехватами и вращательно-секущими движениями. Ксан’ра, или «Ус дракона» — так называли этот меч.
В паре к мечу шел нож, к'тха — «клык». Клинок, примерно двадцати сантиметров длинной, изгибами напоминающий язык пламени. Лезвие плавно перетекает в довольно массивную для ножа крестовину. Спереди крестовина загибается над рукоятью, защищая указательный палец, сзади изгибается зацепом к клинку. Очень удобная, с выемками для пальцев, рукоять. Гармоничность и хищность во всем облике.
И напоследок перевязь с дюжиной метательных ножей — небольшие, ухватистые, свободно умещающиеся на ладони с Т-образной короткой рукояткой. Ножны на перевязи оснащены удобными фиксаторами, надежно удерживающими клинки и позволяющими их доставать свободно, одним быстрым движением. Все оружие выполнено с мастерством и любовью, с качеством и чувством смертоносности, говорящим о поколениях опыта.
Лезвие к солнцу. Шестигранная металлическая пятка описывает полукруг. Вдогонку спешит острие. Песок плаца тяжело скрипит под ногами. Меня ведет танец… Танец копья и огня. Перехват — полукружье стали на уровне шеи. Перехват — резкий удар в горло снизу вверх. Разрыв дистанции — отсекающий вниз, пяткой копья в колено. Выпад. Удар. Парирование и уход. Каждое движение наполнено смыслом, завораживающим ритмом.
Иногда, в такие моменты мне слышится музыка. Тихая, едва различимая. Она гармонично вплетается в скрип песка и свист разрубаемого воздуха. Она задает ритм и ведет меня. Почти каждый танец из задаваемых мне Мастером, имеет свой ритм, свою гармонию и свою музыку. Порой было достаточно прислушаться и пойти за музыкой. Разум отключается, и тело само следует мелодии, уходя куда-то за грань.
Музыка убыстряется, скрип песка становится постоянным. Копье порхает, выписывая замысловатые зигзаги. Свист рассекаемого воздуха, скольжение полированного древка, расплескивающиеся блики заточенной стали. Нисходящая спираль — широкая дуга. Лезвие почти задевает белый песок плаца и тут же возносится вверх. Пятка копья тяжело зарывается в песок. Выдох… Долгое мгновенье тишины… Танец закончен.
Несколько мгновений покоя — единственный отдых, который я могу себе позволить. Взгляд начинает искать черную фигуру сенсея… А вот и он — на краю плаца, а рядом с ним небольшая угловатая фигурка в серых одеждах. Странно, обычно слуги стараются держаться подальше, ужасного Мастера Тени они боятся, как ночного кошмара. Впрочем, монахи от них недалеко ушли.
— Копье в стойку, подойди сюда, — так можно перевести краткую шипящую фразу.
Еще пара мгновений, и я замираю перед сенсеем и девочкой в сером. Мышцы расслаблены, взгляд опущен, голова почтительно склонена. Краем взгляда я успеваю заметить ничем не примечательное полуазиатское лицо с набором веснушек. Девочке нет и пятнадцати — зачем она тут?
— Меч. Шея. Рубящий удар! — серия лающих команд вспарывает воздух.
Короткий подшаг вперед. Теплая рукоять тычется в ладонь. Рука мягко и стремительно поднимает меч. Разворот плеч, косой росчерк полукружья стали. Голова манекена улетает вправо. Отшаг назад. Кистевым взмахом стряхнуть капельки крови. Тело манекена неуклюже валится на песок. Меч скользит назад в узкое устье ножен. Мышцы расслабляются, руки вдоль тела, взгляд опущен, из обрубка хлещет кровь.
Только тут до меня откуда-то издалека доходит, что это вовсе не манекен. Я только что, действуя на полном автомате, убил девушку. Ни в чем не повинную девушку, которую видел в первый раз в жизни… Кровь… Кровь на белом песке… Бордовые пятна расползаются, серое марево приходит из ниоткуда и застилает глаза. Очертания предметов мутнеют и расплываются.
— Круг восходящего солнца и луны. Двадцать раз, — шипящий голос прорывается сквозь завесу. Мое тело самостоятельно разворачивается и следует к перекладинам одного из десятков тренажеров. Я же… Я же нахожусь не здесь, я где-то рядом. Отстранённо наблюдаю за происходящим. Мыслей нет. Одна пустота. Глухая и беззвучная.
Тело напрягается, выполняет затверженную последовательность движений. Подтянуться, рывком перекинуть ноги, переворот… назад, повторить в обратном порядке. Так это было сотни раз до этого, так это будет сотни раз после. Я словно вижу себя сбоку и сверху. Мысли пусты, тело продолжает бездумно повторять нужные движения.
Серое безразличие колыхается и откатывается назад, но недалеко. На плацу новые гости — одна белая фигура, в сопровождении двух черно-синих.
Белоснежное свободное кимоно, седая борода и белый же посох. От идущего впереди старика в белом веяло уверенностью и силой. Чувствовалось, что он в любой момент может ударить, стремительно и точно. Словно сжатая пружина, многих десятилетий опыта и силы. Двое сопровождающих ему подстать. Уверенные в себе воины, в расцвете силы молодости и уже обожжённые огнем схваток. От них шла уверенность, агрессия… и знание, что сейчас они могут встретиться с более сильным противником.
Темная фигура учителя на их фоне выглядит невзрачно, безобидно. Она теряется среди силуэтов тренажеров, ее затмевают яркие ауры пришедших. Однако диалог начинается на равных. Даже с преимуществом невзрачной тени моего учителя.
Яркая белая фигура просит, именно просит, пусть настойчиво и твердо, но просит. Она говорит, что нельзя нарушать гармонию священного места, напоминает, что тень всего лишь гость здесь. Так, во всяком случае, до меня доносится перевод вычурных фраз официального языка. Темная фигурка выслушивает их, и сообщает, что их пожелания будут приняты во внимание… может быть.
Белая фигура, ничем не высказывая своих эмоций, молча удаляется. За ней следуют две агрессивные темно-синие фигуры. Тень безразлично смотрит им вслед. Потом разворачивается и бросает на меня взгляд — словно кипятком ошпаривает.
Я прихожу в себя уже в своем теле. Задыхаюсь и глотаю такой вкусный свежий воздух. Сенсей стоит недалеко и задумчиво смотрит сквозь меня.
— Большой круг Сатха, и на сегодня все, — команда прерывает неловкое молчание. Сейчас сенсей говорит почти без шипения.
Тень беззвучно отдаляется, расплывается в сером мареве. Я опять один и впереди цикл упражнений на три часа. Впрочем, мне все равно… Отступившая было пустота, вновь накатывает, накрывает, словно толстым одеялом, гасит все эмоции. Мое тело старательно выполняет все необходимое. Лишь один раз отвлекается на двух слуг, что уносят тело.
Все когда-то заканчивается, закончился и большой круг. Я вновь стою на плацу. Ноги гудят от усталости, подкрашенное красным небо заливает двор мягким розовым светом. На взрыхленном песке пятна крови выглядят почти черными.
Мое внимание привлекает небольшой продолговатый предмет. Подойдя поближе, я различаю что это… На подсвеченным розовым песке лежит обрубок косы той девочки. Темные, почти черные волосы перевязаны тонкой голубой лентой. Все срезано чисто, под единый ровный скос. Хороший меч… и хороший удар… сенсей, наверное, доволен.
Возвращение в келью выпало из памяти. Просто выпало. Вот я смотрю на срезанную косу, а вот уже лежу на кровати и бездумно пялюсь в потолок. Серый потолок, кровавые отблески заката. Кровь на моих руках… Нет, у меня нет душевных терзаний, каких-то мук совести. Просто как-то пусто. Нет мыслей, чувств… ничего нет.
Я лежу на кровати. Секунды и минуты медленно текут мимо… По стене ползут отблески заходящего солнца. Где-то далеко надрывается местный сверчок. Пару раз слышится птичий крик. Легкое движение воздуха через открытое окно. Скоро станет совсем темно. Странно, сколько вещей вокруг просто не замечаешь. Шум постоянно мчащихся мыслей, сиюминутные желания заслоняют все, ослепляя и оглушая. Подменяют собой все окружающее. И человек живет в вымышленном, созданном своими руками, суетном бессмысленном мире. Впрочем… меня это уже не волнует. Я равнодушно смотрю на серые камни потолка, секунды и минуты медленно текут мимо…
Тихонько скрипнула дверь, в комнату зашла знакомая прекрасная незнакомка. Небольшая лампа в ее руке слегка разогнала сгустившиеся тени. В отблесках язычка пламени лицо кажется еще более неземным и красивым. Невольно я залюбовался игрой света и тени. Дрожащими бликами, падающими на неизменное темно-коричневое платье. Рыжими волосами, что отсвечивают красным золотом в свете заходящего солнца. И глазами, загадочными изумрудными глазами.
Я не заметил, как лампа очутилась на столе, а незнакомка присела ко мне на кровать. Может это мое восприятие снова играет со мной, а может это она двигается настолько гармонично, что я не замечаю происходящих изменений.
Моя рука оказывается в ее изящных ладонях. Ее тонкие, почти невесомые пальцы, скользят по огрубевшей коже. Почему-то мне стало неловко из-за шрамов, грубости кожи и мозолей. Неловко и вместе с тем неожиданно спокойно и хорошо. Хорошо просто лежать, смотреть на ее руки, ощущать воздушные, нежные прикосновения. Смотреть, как играет свет на мерцающих золотом прядях. Любоваться отражением пламени в изумрудных глазах. И ни о чем не думать…