Лида мгновенно напряглась, застыла, маленькими рывками повернула голову к дороге и приоткрыла рот. Там, из влажной серости тумана, показались две фигуры. Одна — тонкая, угловатая, ветром дунешь — упадёт, и другая — коренастая, округлая и очень звонкая.
— Это кто? — удивилась Маша.
Но подруга почему-то не ответила. Она сорвалась с места и кинулась к разгульным силуэтам.
— Нет!!! — донеслось категоричное заявление, и плотно сбитая тётка с лёгкостью поволокла на себе пушинку-мужичка, обходя девочку вокруг.
— Смотрите-смотрите, — донеслись смешки, — это ж мамка Лидкина…
Заинтересованные ребята зашушукались, утренний сон как рукой сняло. И только одна фигура в разношёрстной толпе школьников выделялась иным отношением: Люда с торжеством глядела на разгоравшийся позор. И тут Маша ответила на все свои вопросы…
Из интерната вышла Валентина Михайловна в тёмном шерстяном костюмчике. Она живо уловила в воздухе скандал и посмотрела на дорогу. Лида шла спиной вперёд и что-то яростно втолковывала маме, но та ни в какую не соглашалась и лихо тащила на себе местного алкаша Николая. Впрочем, тот был не против и любовно закатывал глаза, когда доярка обращала на него мимолётное внимание.
— Я просто спрошу, как тут моя дочура! — убеждала Лиду мама, когда троица оказалась в ста метрах от интерната.
— Не надо, просто иди домой, — втолковывала девочка, и у Маши от жалости стиснуло в груди — такой растерянный и подавленный был голос у подруги.
— О! Валентин Мхална! — отодвинула в сторону дочь женщина. — Как моя Лидуся?
Учительница опешила, не зная, как себя вести, а затем то ли получила приказ от пиявицы, то ли разозлилась сама:
— Как вам не стыдно! Вы почему пришли сюда в таком виде?
— А ты меня не учи! У самой-то, небось, тоже рыло в пуху?
— Мам, пожалуйста, уходи, — Лида вцепилась в руку матери и пыталась оттащить её назад, но дядя Коля позорно щёлкнул её по лбу. Тогда девочка отстала.
— Вот они, умные-образованные! — уткнула руки в бока мама Лиды. — А мы, значит, хуже тебя?! Мордой не вышли?!
— Простите, я забыла, как вас зовут? — учительница подошла немного ближе.
— Лизавета я, — сообщила женщина, а затем, гордо выпятив грудь, добавила: — Викторовна!
Ребята захихикали, и Валентина Михайловна строго на них посмотрела.
— Елизавета Викторовна, вам лучше уйти. Сейчас мы умываемся и идём завтракать, а затем…
— Так мы с вами пойдём, да, Коль? — пихнула женщина алкаша в бок и залилась противным смехом. — По пути и побалакаем!
Лида, бледная и затравленная, на каменных ногах вернулась к умывальникам. Она не смела поднять глаз, но боковым зрением прекрасно видела, как Верка Исаева беззвучно пародирует её мать.
— Не расстраивайся… — тихо подбодрила Маша, и подруга сжала кулаки.
— Не понимаю, почему она это сделала… Она же не пьёт… Что на неё нашло?.. Дядь Коля во всём виноват… Постоянно к нам шастает… Но раньше она его выгоняла… Почему сейчас не выгнала?..
— Твоя мама ни при чём, — одноклассница взяла Лиду за руку и заставила поднять голову. — Это Люда.
Подругу точно ударила молния — она посмотрела на мать, которая не переставала пререкаться с учительницей на потеху ребятам, а затем на комсорга. Та не просто светилась от удовольствия, а сияла как бенгальские огни.
— Я её убью! — рванула Лида к пиявице, и Маша с трудом её удержала.
— Она это не сама! Её заставляют, понимаешь?
— Никто её не заставляет! Она могла выбрать любую тушку, но хочет меня!
— Если ты ей поддашься, то… — девочка не договорила и ошеломлённо уставилась на подругу.
Лида оттягивала на шее нить и уже не слушала Машу. Её внимание было слишком далеко, чтобы снова до него добраться.
— Я! Я вырастила её одна! — закричала Елизавета Викторовна и рванула на себе халат, из-под которого вылезли чашечки бюстгалтера. — Мне никто не помогал! Все рожу воротили! Плевали, как на собаку! Нет! Хуже! Собаке хоть кость перепадала, а мне что?!
Пьяные глаза женщины пылали. В них плескались не только боль и возмущение, но и вызов, раздражение, праведный гнев. Эти чувства, как и многие другие, копились в сердце много лет, а теперь излились на самого неподходящего человека.
— Пожалуйста, успокойтесь, — подняла ладошки учительница, но вместо того, чтобы принять этот жест как примирение, Елизавета вдруг существенно толкнула Валентину Михайловну в плечо. Крепкая рука доярки заставила простодушную женщину покачнуться и едва не упасть.
Все вокруг затихли.
— Не могу больше… — прошептала Лида и сдёрнула крестик.
Пиявица сверлила девочку глазами, но как только единственная защита пала, она подошла к Елизавете Викторовне и совершенно серьёзно произнесла:
— Идите домой, выспитесь. И вам следует извиниться перед нашей учительницей.
В тот же миг выражение лица доярки прояснилось, и в нём отразился ужас и стыд.
— Простите меня, бога ради! — искренне прижала она руки к груди и оттолкнула от себя сухопарого Николая. — Не понимаю, что на меня нашло…
— Лиз-з-за, — плохо ворочая языком, позвал алкаш. — Идё-о-ом. У меня там эт-та… Эта… Там… — Он неуклюже махнул рукой на деревню. — Спрятано… О! — Мужчина икнул и осоловело пошатнулся. — Там у меня… — повторил он непонятно кому. — Пошли, кароч…
— Да отстань ты! — совершенно очнулась доярка. Она стыдливо запахнула халат, нашла глазами дочь и виновато махнула ей на прощание.
— До свидания, Елизавета Викторовна, — испуганно сказала учительница и как можно быстрее вернулась к притихшим ребятам.
— Лида, что ты наделала… — прошептала Маша, когда представление было закончено.
— Так надо…
— Она же этого и добивалась! Нельзя подчиняться шантажисту!
— Я же говорила — сама снимешь, — подошла к девочкам комсорг. Она смотрела на одноклассниц свысока и не скрывала этого.
— Ты совсем обалдела?! — накинулась на неё Маша.
— Не надо, — убито остановила Лида. — Она победила…
— Нет! Не вздумай так считать!