— Избавился… — выдавила Маша и с хрустом откусила солёный огурец, а у самой по щекам побежали слёзы.
— Кровиночка, девочка моя дорогая, ты чего, он же любит тебя до безумия! Он сразу сказал, что ни за что тебя здесь не оставит! Это я, я дура старая настояла! Я же тебе в еду воду святую подливала, и крестиков накупила, везде по дому разложила, и тебя всё заставляла носить! Но ты же — ни в какую! Пока сама не пришла!
— Поэтому меня никто и не трогал?
— Думаю, поэтому, кровиночка! Да и хоронятся они, осторожные уж больно!
— Лучше бы он меня с собой, на север забрал… — глотая слёзы, проговорила Маша.
— Нельзя туда! Нельзя, понимаешь?! Говорила ж тебе, вопрос стоял так: либо детский дом, либо сюда…
— Мама бы так не поступила… Она любила меня…
— Да что ж ты душу мне рвёшь! — вдруг запричитала женщина, вскочила и обняла внучку за голову.
Та усиленно жевала картошку, вкуса которой не ощущала, и от внезапной ласки, которой она всегда сторонилась, слёзы полились ещё сильнее.
— Вот и пусть меня стратилат сожрёт… Я всё равно одна… Так хоть какое-то время побуду нужной…
— Машенька, Маша, кровиночка, ты что! — бабушка покрывала поцелуями голову девочки и у самой в глазах стало влажно. — Мы все тебя любим, оберегаем! Ты не одна!
— Одна… Мамы нет…
— Горе, ой горе-то… — заскулила Аграфена Степановна. — Ни за что тебя упырю этому не отдам! Ни за что!
Так прошло несколько минут. Они плакали, раскачивая тела в скорбном такте, и, когда острая боль отпустила, когда Маша захлюпала носом, бабушка произнесла:
— Я и забыла сказать тебе со всем этим… Папка-то наш звонил!
— Звонил?! Когда?! — встрепенулась девочка и едва не вскочила со стула.
— Да на прошлой неделе ещё… Помнишь, ты просила меня забрать тебя из лагеря? Вот за пару дней до этого и позвонил…
— И ты мне не сказала?
— Да замоталась я, забыла, Машенька! Ты уж прости меня, дуру старую! Я же не со зла! Я же всё для тебя стараюсь делать, кровиночка ты моя!
— Что он сказал? Когда он приедет? — игнорируя мольбу о прощении, жёстко спросила Маша.
— Там связь такая плохая была, я ничего не разобрала! Но, кажется, у него всё хорошо, он скучает по тебе.
— А про приезд ничего не говорил?
— Не поняла я, не знаю! — виновато опустила глаза бабушка. — Может, и говорил! Да там не слышно ничего! Один скрежет!
— Спасибо за ужин, — после небольшой паузы сказала девочка и высвободилась из объятий. Она ушла в комнату и больше не выходила.
Аграфена Степановна неподвижно сидела за столом, горестно подперев рукой лоб. В горло кусок не лез да она и не думала ужинать. Вот как бывает в жизни, оберегаешь, сдуваешь пылинки, стараешься наладить давно потерянную связь, а потом оказываешься предательницей, лгуньей, от которой хочется сбежать.
Глава 16
23 июня 1979, суббота
Маша беспокойно ворочалась в кровати, ещё не понимая — пора вставать или на улице раннее утро. Погода не менялась, и хмурая серость неизменно тащилась изо дня в день. Девушка нехотя разлепила глаза и внезапно вспомнила сон. Как будто за окном её комнаты стоит высокий мужчина. Его голова торчит над подоконником, а лица не видно. Но от незнакомца веет такой замогильной жутью, что кровь в венах обращается в кристаллы льда. Неприятное впечатление надолго забралось в Машу, и она вышла в столовую такая уставшая, точно не спала.
— Машуля! Доброе утро! — выглянула из кухни бабушка.
— Здравствуй, — ответила та, мгновенно стирая сон и воскрешая вчерашний вечер.
— Кашки рисовой сварила! Будешь?
Девушка без желания села за стол и не ответила. Морить себя голодом казалось ей глупостью, но принимать еду из рук женщины, которая скрыла от неё слишком много важных вещей, также шло вразрез её чувствам. Не успела она додумать дальнейшие действия, как перед носом стукнула о стол тарелка. Из неё поднимался тёплый и такой желанный в непогоду пар, что у Маши собралась слюна. В конце концов, не с голоду же ей умирать…
Аграфена Степановна села напротив и с аппетитом запустила в рот ложку, полную каши.
— По-моему, сахарку маловато, — сказала она и насыпала ещё немного полупрозрачного песка. — Добавь, Машуль.
Но девочка не ответила и ничего не сделала.
— Давай мы сегодня сходим на почту и позвоним папе?
Глаза Маши загорелись, и она впервые открыто посмотрела на бабушку.
— Да? Хороший план? — обрадовалась та, угадав желание внучки. — И спросим, когда у него отпуск. А, может, его вообще обратно переведут!
— Пойдём после завтрака?
— Пойдём, кровинка, обязательно пойдём!
В дверь глухо постучали, и Аграфена Степановна изменилась в лице. Она поймала настороженный взгляд внучки, встала и произнесла:
— Что-то к нам зачастили…
Женщина вышла, а девочка поспешно посмотрела в окно. Но гость стоял слишком близко к ступеням, и Маша никого не увидела.
— Заходите, Константин Петрович! — донёсся радостный голос бабушки, и через пару мгновений в плохо освещённую столовую вошёл председатель. А вместе с ним влетел приятный запах одеколона, свежесть утра и неизменно чудесное настроение!
— Ах, простите, я отвлёк вас от завтрака! Давайте попозже зайду?
— Ничего страшного, проходите, садитесь! Хотите, я и вам кашки положу? Свеженькая, только сварила!
Мужчина размышлял несколько секунд, и на его красивом лице отражалась вся гамма эмоций. Затем он энергично махнул рукой, захохотал и опустился на стул:
— А давайте, Аграфена Степановна! Я сегодня не завтракал! И, не поверите, никто не предложил!
— Как так не предложил? — поддержала его задорный тон женщина.