— О бешеном быке! — понизила голос та.
— И что с ним? — не смогла унять любопытство Маша.
— Он насмерть забодал несколько человек, сбежал и бродит где-то в колхозном саду… — перешла на шёпот Лида, а Иванова вдруг расслабилась и улыбнулась.
— Очередная глупая страшилка.
— Не веришь?
— Конечно, нет.
— Но ты же знаешь, кто такие быки-производители?
— Что-то слышала…
— Знаешь, какие они злые?
— Не злее обычных животных, — не согласилась Маша. Испугать её такой ерундой было невозможно. В жизни она видала и пострашней…
— Хочешь, я тебе его покажу? — с деланной лёгкостью спросила Лида, а у самой едва сдерживалась улыбка.
— Да не очень…
— Испугалась, городская фифа? — зло ухмыльнулась одноклассница, и Маша с тоской поискала в толпе Новосёлову. Вот где она, когда так нужна?!
— Ничего я не испугалась. Просто мне это не интересно.
— Испуга-а-а-алась, я же вижу! — подзадоривала Козичева.
— Можешь думать, как тебе хочется.
— А Машка у нас трус! — во весь голос заявила Лида, и все вокруг стали с любопытством оборачиваться и прислушиваться, ожидая продолжения. — Она боится идти смотреть бешеного быка!
— Фу-у-у! Тру-у-у-ус! — подхватила Вера Исаева, и кто-то рядом с ней загоготал.
— Да пожалуйста, показывай своего быка! — не вытерпела Маша, у которой уже неистово колотилось сердце.
— Нет уж, ещё помрёшь со страху! А мне потом отвечать! — язвительно улыбнулась Лида и ускорила шаг, чтобы нагнать Иришу.
Сконфуженная, разочарованная и разозлённая Маша отстала и волочилась позади всех. Нет, она никогда не найдёт своего места в Аничкино, да и не хочет находить. Она хочет домой, в город, в свою комнату с пожелтевшими обоями, к письменному столу и зеленой настольной лампе, к книжному шкафу и маленькой кровати у стены. Чтобы папа возвращался с работы, а она разогревала ему суп, который неумело сварила вчера, а потом они немного поговорят о школе, о делах, вспомнят маму… Сердце Маши болезненно ёкнуло, глаза защипало, и она настойчиво отогнала грустные мысли. Не сейчас, не время и не место предаваться горю.
Проголодавшиеся и оттого разбуянившиеся школьники ввалились в колхозную столовую, просторную, но душную, со множеством светлых столов и стульев. На широкой стене между окнами висело два плаката. На одном краснолицая девочка зазывала за собой, а над ней горели красным буквы: «Полевые работы не ждут!». На другом усатый дядька спрашивал, как ты сегодня поработал, а в глазах стоял такой укор, что аппетит едва не улетучился. К счастью, остальные стены не воспитывали, не взывали к чувствам стыда и вины и не отвлекали от насущных потребностей организма. Ребята выстроились в очередь. У раздачи стояла дородная женщина в поварском колпаке, с носом-картошкой и шустрыми глазами. Она с готовностью подняла тарелку для первого и шмякнула туда нечто красное, с торчащей во все стороны соломкой.
— О, борщ! — довольно и очень быстро потёр ладошки Толик Карпов. Он локтями продрал себе дорогу к поварихе, а если кто-то не хотел пропускать, то показывал два маленьких, но очень крепких кулака.
Люда Новосёлова незаметно вздохнула и покорно приняла свою порцию, когда подошла её очередь. Она выбрала крайний столик с четырьмя стульями, нашла глазами своих девочек и кивнула на найденное место. Как только все оказались в сборе, Ириша, с аппетитом прихлёбывая борщ, тайно поделилась:
— Вы слышали, что Тоня Харитонова из 10 «А» отказалась идти в колхоз? А за ней и весь класс…
Людмила перестала дышать. Она удивлённо посмотрела на одноклассницу и сказала:
— Не может быть.
— Да может! Мне только что девчонки рассказали.
— Она поступила не подумав.
— Почему не подумав? — вмешалась Иванова, так и не притронувшись к борщу.
— Ты задаёшь странные вопросы, Маша! Колхозу нужны новые люди! — поспешно оттарабанила Люда. — А Тоня всех подвела!
— А это случайно не та девочка, которая шла на золотую медаль?
— Да, это именно она, поэтому ей должно быть стыдно вдвойне! — не унималась комсорг.
— То есть человек, который прекрасно учится и который может стать даже учёным, обязан терять целый год и идти доить коров? — резанула Иванова. Лида оторопело уставилась на неё, а потом криво улыбнулась и опустила глаза.
— Так пусть сначала отдаст долг…
— А кто сказал, что она должна отдавать долг? Да и кому? Колхозу? А даже если и должна, то почему именно так?
— Человек должен трудиться, Маша. Это правильно и почётно, — нахмурилась Новосёлова.
— Не спорю. Но почему он должен трудиться там, где не хочет?
— Он обязан хотеть.
— Ну а ему не хочется.
— Нет, хочется!
— Нет, не хочется, — твёрдо, но раздражённо сказала Иванова и чтобы чем-то себя отвлечь, поводила ложкой в борще.
— И ей дали плохую характеристику… — подкинула дров в огонь Ириша и наивно захлопала глазами.
— Ну и гады, — тихо произнесла Маша. — Человек всё равно не сможет проявить себя там, где ему плохо.
— Но в колхозе не плохо, — парировала Люда и с трудом проглотила последнюю ложку борща, от чего её лицо тошнотворно перекосило. — Просто нужно понимать, что ты делаешь полезное дело, на благо всех, тогда и желание появится. А она не понимает.
— А разве Тоня не принесла бы больше пользы, если бы пошла учиться, например, на врача? Сразу, после школы! И лечила бы твоих колхозников гораздо лучше, чем доила бы коров?
— У тебя в голове одна каша, — мягко, но всё же свысока ответила Новосёлова.
— А по-моему, не у меня.
Комсорг уже открыла рот, как повариха позвала получать второе неожиданно звонким и добродушным голосом, который никак не вязался с боевитой внешностью. Школьники вновь потянулись к раздаче, выстроив башню тарелок из-под первого.