Я живой — прямо сейчас? Или был жив тогда, до встречи с разорвавшими меня тварями? Или, быть может, буду позже?
В том мире, что до сих пор никак не отпустит память, существовала страна, подарившая всему миру искусство глупых мультиков, ещё более глупой музыки и откровенно дурацких изречений. Как бишь там было?.. Однажды во сне я, неизвестный, лицезрел себя собакой — радостно гавкающей за убегающими по шоссе шинами, и вовсе не считающая себя неизвестным. А потом я проснулся и понял, что я — это я, неизвестный. И теперь никак понять не могу, то ли я неизвестный, которому приснилось, что он гавкает за шинами, то ли это собаке что-то привиделось, и непонятно теперь — а вдруг это в самом деле сон собаки?
Ладно, кроме шуток. Я видел собственный полуобглоданный труп у самой границы гигантской пиро, не позволяющей пещере выстывать до нуля по ночам. Значит, тот я был по-настоящему, я лишь унаследовал его горький опыт и ненависть к пёстрым пятнам. И вспоминая о парадоксе корабля Тезея, я, наверное, уже и ненастоящий. Запасная флеш-карта для данных, ненастоящий чело…
«Цветочек» на запястье шевельнулся, на миг налился чернотой, и знакомый уже голос в памяти произнёс:
— Эпистрофи. Эпитахинси.
Я больше не рисковал писать прямо на камне. И мой импровизированный «счётчик Гейгера», и пиро явно научили беречься от любых материалов, способных в случае взрыва сильно навредить. И пусть фульгуритовая трубка до сих пор лежит неподалёку, готовая к новой зарядке газом, пусть ничего с моим писчим камнем не случилось — я больше не рискую.
Тем более, радиационное заражение я способен уловить собственными органами чувств. Писать же вполне можно на кусках древесины, чешуйках коры…
На верхней чешуйке два стилизованных треугольника смотрели влево, объединённые плавными обводами гидро. На нижней — её родная сестра, смотрящая вправо, объединённая аэро. Плавные обводы, резкие углы — соблюдая законы природы, мы, тем не менее, планируем некое насилие. Может быть, милосердная память, может быть, настройки местного репликационного центра — но я почти не помнил подробностей собственной гибели, а незаписанные юнан, если я их и выводил, из памяти выцвели почти полностью. Это некий механизм самозащиты, спасающий от возможных стрессовых расстройств, болевого шока и посмертного безумия. Логика простая — та жизнь закончилась, и тебе по хорошему лучше вовсе о ней не помнить.
Так-то оно, конечно, так. Но не имея ни клыков, ни когтей, ни хотя бы штанов, единственное, что позволит мне выжить здесь и сейчас — информация. Эти волшебные заклинания, замаскированные под якобы соблюдающие законы физики изящные формулы-обводы.
— Ладно, пробуем.
Я разметил аэро хицу в точности подобную собственному «цветочку» на писчем камне: расставил обломки обсидиана, кремния, солей селитры, несколько травинок с невычищенной белой дрянью, что чуть не растворила меня в прошлой жизни, фульгурит и крохотный кусочек янтаря.
Резанул себя по ладони острым куском обсидиана, почти уже не морщась от резкой боли. И, окунув в накопившуюся в ладони кровавую кляксу, вывел эпитахинси.
И крайне вовремя поднял перед лицом пострадавшую руку! Потому что камень, налившись ослепительным бело-голубым сиянием, взорвался! Меня отшвырнуло к стене, ладонь прошило насквозь несколькими каменными осколками — я еле успел наклонить голову, спасая глаза. И, чувствуя, как глаза заливает кровь с рассеченного лба, отключился, почти не чувствуя боли.
Новые юнан я не синтезировал в результате мозгового шторма, даже не выудил из прошлого. Тот голос, предлагавший полностью убрать воспоминания, всё же слукавил — события до смерти помнились отвратительно. Если что-то не успел нацарапать — скажи «прощай». Я бы забыл и гидро, и аэро, и пиро, не останься их силуэты в местах, где я их однажды проставил.
Гео я вовсе вспомнил уже отправляясь за провиантом. А ещё помнил, что если подняться повыше — можно различить несколько совсем гигантских юнан, надо полагать, берегущих местный биом от чего-то похуже, чем ледяной дождь, разумная плесень, радиационные всплески и далее по списку.
Так что память сделала ручкой. И, наверное, именно из-за этого я так старательно обращаю внимания на, казалось бы, незначительные детали, мелочи, символы. Там, в репликационной утробе, я увидел четыре символа. Два из них представляли собой нечто достаточно сложное, что поизучать бы, по-хорошему, дольше, чем несколько секунд перед напутственным пинком во враждебный мир. Но два попроще я запомнил — пара треугольников в основе плюс несколько росчерков.
В условиях дефицита информации оба символа я запомнил накрепко, несколько дней потратил на их воспроизведение. И вот они — водный реверс, воздушный аверс. Они нужны для того, чтобы…
— С добрым утром, что ли? — угрюмо поздоровался я со льющейся на голову водой, конденсирующейся рядом со знакомой юнан.
Сел, старательно баюкая повреждённую руку. Уставился на чуть не убивший меня камень. Моргнул.
И бросился к нему, подбирая по пути бесполезный булыжник. Аккуратно постукивая, сбил сначала внешние края, потом разделил оставшийся шестиугольник на секторы.
В результате взрыва писчий камень как бы окрасился в разные цвета, разрушился и осыпался кое-где. Но если знать, куда смотреть, на что обращать внимание…
— Йони. — Я хлопнул ладонью по шестиугольнику. Мне тут же запорошило глаза и нос каменной пылью, заставляя старательно откашливаться. — Да когда я уже научусь осторожности?..
Ещё и пыль мерзкая — то ли мел, то ли ещё какая-то дрянь. Просто так проморгаться не вышло, пришлось наощупь ковылять к желобу под гидро и долго, старательно промывать здоровой рукой глаза. Заразы или растворённых в резервуаре вредных соединений не опасался уже. Потому что потихоньку понимал принципы местной полу-рунической волшбы. Гидро не создавало воду из ничего. Как и йони вспышку статического электричества. Пиро — излишки энергии…
Юнан — это что-то вроде доведённого до абсурда процесса оптимального использования окружающих ресурсов. Энергии, материи, даже пространства. При этом символы выверены с такой пугающей точностью, что понимаешь поневоле — их делал не человек. Машина, быть может? Робот какой-нибудь?
— Я сам-то кто? — спросил я, таращась в отражение на водной глади. — Человек?..
Нет, я помню. Я дышу. Чувствую боль и эмоции. Но… Не маловато доводов? Смог бы человек, будь он хоть сто раз супером, в такие сроки освоить не просто написание символов — а выполнять их идеально? Потому как при малейших отступлениях от шаблона символы в лучшем случае не срабатывают, в худшем…
Покривившись, я промыл раны на лбу и пострадавшем предплечье. Замер.
— Но если… Бред?
Сжав кулак, я активировал «цветочек» и, прикоснувшись к уже нанесённым статисам на запястье, стёр их. По логике вещей, «заморозка» должна уничтожать время объекта, с которым контактирует. Именно так я выгадал несколько секунд в драке с гиенами. Проблема в том, что повреждения никуда не пропадают. Просто не выливается кровь, на обнажённую плоть не слетается зараза из воздуха и даже переломанные кости продолжают держаться будто целые.
В глазах потемнело от боли, когда вита перестала маскировать ощущения.
— Я… выживу… — прорычал я, до крови закусывая губу.
Может, я сплю. Может, я в каком-то выживастике с максимальным погружением. Но я уже попробовал местную смерть, и, честно говоря, не горю желанием повторить опыт. Так что кровью я не истеку. И от столбняка тоже не загнусь. Мотивация «назло», конечно, так себе, ибо коннотация, прямо скажем, негативная, но в отсутствие всех прочих…
Посему исходим из худшего. Это реальный мир. Настоящая экзопланета где-то у чёрта на куличках, куда меня непонятно как занесло. Спасения нет, рассчитывать приходится только на себя. Вокруг — этакая Австралия на стероидах…
— Австралия?..
А, да. Кажется, был такой материк, кажется. На моей родной планете. Как же её называли…
— Земля.
Встрепенувшись, я щёлкнул по «цветочку», активируя сохранение символов и, поколебавшись, окунул палец в рану.
— Эпи… — «строфи» или «тахинси»?
По логике вещей, если мне нужно ускорить заживление, а мои новые друзья из виты, нужно ускорение, да?
— Да. — Палец продолжил движение, выводя треугольники, смотрящие вправо.
Кровь хлынула из раны струёй. Я даже удивиться не успел, когда её тёмный, угрюмый цвет, сменился на яркий алый.
«Было венозное, — вяло подумал я. — Теперь…»
Пещера померкла, а бесконечная капель воды стихла.
— Да твою мать! — Заорал я, когда меня снова выпнули в холодные объятья вечернего воздуха, а за спиной с лязгом сомкнулись створки.
Пробежавшись по пещере, подновил уже погасшие символы, на всякий случай поставил «корону» по обе стороны от входа и только после этого сел на корточки над собственным трупом. На его предплечье до сих пор ярко светились угробившие его треугольнички.
Значит, сохранено?
Я обратился к «цветочку», забрался в виту. И — пусто.
— Почему?..
Татуировка на руке трупа тоже налилась тёмным, значит, сработала. Что-то сделала после активации, и…
— А где тогда?
В «началах волшебства», или операциях с физическими объектами — ничего. Значит, мои новые знакомцы не совсем оттуда. Вита — ну, понятно, пусто.
Тогда…
Присмотревшись к татуировке, я обратил внимание на обводы секторов. Первый, пятый и четвёртый выглядели словно подчёркнутые. То есть, если сравнивать это с игровым интерфейсом — способности разблокированы?
Первый и пятый — это понятно. Натура и вита. А четвёртый?
«Цветочек» исчез, сменившись одним-единственным известным мне юнан этой категории. В голове щёлкнуло и голос произнёс почти презрительно:
— Хроно.
— Время? Серьёзно?
Я схватил труп за ноги и потянул за собой, продолжая анализировать сложившуюся ситуацию.
Логика, действительно, есть. Сестрички «эпи» относятся, как я понимаю, к искажениям времени. Здорово, конечно, было бы, влияй они на меня как способности из комиксов, но в действительности они делают ровно то, зачем созданы.
— Блин, ну я тяжеленный же я!
Удалось сделать целых два шага.
— Труп здесь оставлять нельзя ни в коем случае. Иначе скоро здесь будут гости.
Вытащить его тоже не получится. Но, возвращаясь к эпитахинси…
— Звучит почти как «эпитафия», — пробормотал я, выводя сохранённую юнан на запястье и касаясь трупа.
Пока отходил, задел ногой покорёженный камень, и тот словно по волшебству, рассыпался на сектора, крайне похожие на мою татуировку. Будто дождавшись именно этого действия, каждый сектор засиял собственным светом. Но ярче всех, как и в моём случае, светились первый, пятый и четвёртый.
— Это…
Приготовившись нырнуть в случае чего в сторону, я осторожно коснулся первого сектора пальцем. Свечение «стекло» с него вверх, вспыхнуло, размазалось в плоскость, на которой засияли знакомые мне «элементальные» юнан.
— Хицу, да? Это не новая юнан или способ взаимодействия. Это, блин, планшет!
Я хмыкнул, и тут же подскочил от неожиданности, разворачиваясь — за спиной что-то захрустело, шевельнулось!
Замер, в непонимании таращась на останки — всё время, что я игрался с хицу, с трупом что-то происходило — он то ли стлевал, то ли разлагался с дикой скоростью. И в какой-то момент процесс уничтожил всё. Даже кости.
С негромким шорохом труп, оказавшийся пустой оболочкой, рассыпался в прах. А мгновением спустя заработала пара йони и гео — мельчайшие частички облепили образовавшийся контур, явно обрисовывая пылесборник, и… исчезли.
Хотя, как я понимаю, рассыпались до молекул, если не до атомов.
Вот, значит, что такое эпитахинси. Выступая троицей с эпистрофой и статис они создают что-то вроде управления временем объекта. Перемотка вперёд, полная остановка…
Царапнув предплечье осколком, я тут же активировал «цветочек» и нанёс крохотную эпистрофу, вкладывая тут самый минимум силы.
Рана затянулась на глазах.
— Страшная штука, — покачал головой я, убедившись в том, что новая юнан занесена и в татуировку и в «планшет».
Получается, эпитахинси действительно могла бы меня исцелить не хуже сестрички. Вложи я туда заряд поменьше и приготовившись отъедаться как следует. Ибо даже такая синтетическая «регенерация» определённо выдоит ресурсы организма досуха. Вместо этого я бахнул полный заряд и, разумеется, сосуды не выдержали. Хорошо хоть, заживо разлагаться не начал — а это было бы логично, учитывая природу юнан.
— Моя новая благодетель, — хмыкнул я. — кхм, умеренность!
Что станет с живой тканью, если время для неё полетит вскачь, я уже понял. А если рванёт назад? Царапины, рассечения, возможно, даже утраченные конечности или органы при разумном использовании можно вернуть. Но стоит понимать, что всё это не берётся из ниоткуда. Хорошо, если участок просто омолодит, вернёт клетки, ткани и жидкости в их исходное состояние. А если процесс на этом не остановится? Если все вышеперечисленное вернётся к совсем основам, вроде РНК или вовсе органическим соединениям? Я же рассыплюсь к чёрту!
— Понятно, — кивнул я, — почему эта дрянь не в секторе здоровья. Если что-нибудь из них поставить той же гиене на морду — последствия будут похлеще, чем от заряженной пиро.
Ну, во всяком случае, так мне думается. Может, гиена как скотина умная, тут же откусит себе место с юнан. Или она, как теневолк или светобелка, состоит из такой материи, которой время не страшно. Всякое может быть.
Хотя пиро их разметало — факт. Йони, надо думать, тоже сработает.
— Чего-то я определённо не понимаю, эх. Надо разбираться, без этого ни о каком выживании и речи быть не может.
В этот раз я не рисковал с аэро, вместо этого просто щедро выложил пары йони-пиро до «орешника» и «банана». Получилась этакая тропинка, о которую с характерным треском размазался очередной желающий цапнуть меня за мягкое место.
— Не нравится, скотина?
Парочку сдвоенных «бананов», немного орехов из тех, что зрели поближе к стволу. Спасибо белкам, это я хорошо запомнил.
Одно дерево привлекло моё внимание. Исключая откровенно инопланетную расцветку и фактуру коры, оно очень напоминало иву. А где ива, там полезная кора! Ядовитая, разумеется, но против этого у меня уже есть средство. Настороженно оглядевшись, я сложил добычу на землю и одним прыжком подскочил к дереву. Не теряя ни секунды, вывел гео, хлопнул ладонью, сразу за ним — эпитахинси для ускорения процесса.
И тут же скакнул обратно!
Прямо перед моим лицом с резким треском сработала йони. Знакомая уже пёстрая морда, которую невозможно разглядеть, сидела на пятой точке и трясла расплывающейся башкой.
— Нравится, дрянь? — усмехнулся я, подбирая добычу с земли.
Гиена заворчала, видимо, придя в себя. Исчезла.
Треск разнёсся точно за моей спиной. Хм. Похоже, методы перемещения у этой паскуды точно такой же, как у белок — то есть, непространственный.
Добыча заняла обе руки, но это не помешало мне вежливо оттопырить два средних пальца и, продемонстрировав их, неторопливо отправиться домой в сопровождении то треска, то вспышек. Гиена определённо была голодна, и я её более чем устраивал в качестве ужина.
Страха не было — охранный контур я сделал от стены до стены, попасть сюда получится лишь каким-то чудом очутившись на самой тропе — тут единственный относительно чистый проход в моё логово. Но если на меня юнан не реагировали, то в случае чужака попасть на тропу означало получение термо-электрической оплеухи сразу с двух сторон. Вряд ли это её убьёт, раз до сих пор не смогло — видимо, заряд не слишком большой. Но отбросить, шокировать — это сколько угодно.
Проводив меня до самого входа в пещеру, гиена опять уселась на землю и мерзко захохотала, размазалась в расплывчатое пятно на земле и ринулась за мной.
Одновременно вспыхнули аэро и гео, и из пятна в пещеру покатились отдельно лапы, расплывчатая башка и рассечённое пополам туловище.
— Ух, мясо?!
А ещё шкура и жилы для создания хоть какой-то одежды, клыки и когти для оружия.
— Живём, братва!
Аэро связало и погасило запах крови в воздухе, а я потащиил трофеи к костру. Вечер, похоже, ожидается замечательный!