А ведь уйти хотелось. Хотя бы в отместку за то, что самый важный в жизни момент, как тогда представлялось, был безнадежно испорчен нарочитой будничностью происходящего. Он-то представлял себе, что получит звено из рук самого…
Только потом, ловя обрывки сплетен и сказок, витающих под сводами Наблюдательного дома, Керр понял, что однажды обязательно встретится с кователем Цепей. Уже вне зависимости от своего желания: когда придет время возвращать имущество, которым пользовался, истинному владельцу. И возможно, урочный час вот-вот должен был наступить.
Глаза старика были прикрыты в полдневной дреме, а может, морщинистые веки вовсе не желали открываться по пустякам, и, когда золотозвенник подошел к креслу, кователь оставался по-прежнему недвижимым. Могло даже показаться, что он давно отошел в мир иной, и надо было очень внимательно присматриваться, чтобы все же уловить мерное движение грудной клетки, заметное исключительно по мерцанию звеньев, разными боками попадающих под свет свечей.
Окон здесь не было. Ни одного. И тем страннее выглядела эта огромная комната, особенно по сравнению с предыдущей, не нуждавшейся в дополнительных светильниках. Зато на свечи здешний хозяин не скупился: они крепились на стенах так густо, что их огоньки сливались в одно цельное кольцо. В свою собственную жаркую цепь…
Второй из незнакомцев, стоявший за креслом кователя, вышел вперед, только когда Керр оказался на расстоянии нескольких шагов. Молодой, чуть ли не моложе Кифа, он тем не менее выглядел так, что вопрос о его возрасте возникал лишь для того, чтобы тут же бесследно исчезнуть. Возможно, этому способствовала одежда, такая же старомодная, как и стариковская, но явно пошитая совсем недавно. А может быть, причиной иллюзорной древности была усталость, облюбовавшая каждую черточку юношеского лица. Усталость, не свойственная молодости. Впрочем, глаза смотрели зорко, даже поблескивали, и в какое-то мгновение золотозвеннику подумалось, что зайчики свечного пламени тут вовсе ни при чем.
Первой фразой должно было прозвучать излюбленное всеми дознавателями: «Догадываетесь, зачем вы здесь?», и Керр давно уже придумал с десяток подходящих ответов, но домашние заготовки пропали втуне, потому что юноша скрестил руки на груди, чуть наклонил голову, словно намеревался боднуть собеседника, и спросил:
— Итак?
Невинный вопрос перевернул все с ног на голову. Теперь получалось, что это золотозвенник по собственной воле и дерзости пришел сюда, чтобы весьма занятых людей отвлекать своими…
А чем, собственно?
— Что вы хотите услышать?
— То, что вы захотите сказать, — охотно пояснил юноша, поправляя прядь темных волос, сползшую на лоб.
Понятно было лишь одно: если прощание с жизнью и намечалось, то вряд ли на ближайшие часы, потому что из троих человек, находящихся посреди просторного зала, ни один никуда не торопился.
— Ну же, не смущайтесь! Я мог бы задавать вопросы, но ведь вам привычнее говорить без понуканий, не так ли?
Смущение? Этого чувства Керр не испытывал настолько давно, что забыл о его существовании. И все же старомодно одетый юноша был прав: что-то очень похожее грузом висело сейчас на кончике языка золотозвенника, мешая вступить в привычную словесную игру. Что-то странно близкое к робости. Хотя с чего тут робеть? Спящий в кресле старик не представляет никакой угрозы, мальчишка — тем более. Так откуда же взялась вдруг эта странная слабость в ногах?
Однако, как бы то ни было, пропустить атаку в самом начале схватки не стыдно. Особенно если она помогает перейти из защиты в нападение.
— От одного вопроса я бы точно не отказался. Если позволите.
— Хорошо, — кивнул юноша, правда, облегчить задачу Керра даже не попытался: — Почему вы нарушили правила?
Обвинение? Что ж, пусть. Без вынесенного приговора оно ничего не значит.
— Потому, что нужно было действовать быстро.
— Хотите сказать, годами сочинявшиеся инструкции существенно замедляют дело?
Спрошено было не с издевкой, которую можно было ожидать, а с искренним интересом, окончательно запутывающим происходящее. Керр готовился к натиску, отповеди, необходимости оправданий, а получил вполне приятельскую беседу. Вот только это дружелюбие пугало почему-то намного сильнее, чем обычный допрос.
Человек в старомодной одежде хотел что-то узнать, но не для следствия, а для себя самого. Потому что, похоже, обладал необходимыми правами.
— Не всегда. Но бывают случаи… Да, бывают, — уже увереннее повторил золотозвенник.
— Если вас не затруднит, опишете их. Не сейчас, потом! — махнул рукой юноша. — Время на бумажные занятия еще найдется. Итак, требовалось действовать быстро? Хорошо. Согласен. Проведение приказа по всем уровням — тягомотина, знаю. Но это нарушение было лишь первым изо всех прочих. Или я ошибаюсь?
Бесцеремонно подвинув руку старика, он присел на подлокотник кресла, словно хотел показать, что готов слушать дальше. Всю историю, какой бы долгой она ни была.
— Выбор исполнителей стал мне ясен, как только выяснилось, где именно скрывается беглянка. Та южная провинция отличается особым отношением к демонам и производным от их плоти и крови, поэтому отправлять кого-то из Звеньев на поиски я счел неразумным.
— И тогда в Катралу отправились охотник на демонов и человек, уволенный со службы по достижении граничного возраста, — задумчиво протянул юноша. — Это, по-вашему, разумное решение?
— Да.
— Поясните.
— Охотник умеет управлять своими возможностями и не вызывать подозрений до момента, когда нужно начинать действовать. А Смотритель, о котором вы вспомнили… У него есть одно значительное преимущество перед многими людьми, если не перед всеми.
— Было.
Невинная поправка прозвучала именно с той долей равнодушия, которая заставила Керра вздрогнуть и хрипло переспросить:
— Было?
— Он впустил в себя демона, — объяснил юноша, с явным удовольствием наблюдая за застигнутым врасплох собеседником.
— Он… этого не может… ни один демон не смог бы…
— Вы плохо слушаете. Впрочем, могу понять: волнение и все такое. Я сказал «он впустил в себя демона», а не «его захватил демон». Улавливаете разницу?
Вот это новость!
Последнее, что знал золотозвенник, была просьба о помощи, отправленная Иттаном. И никаких подробностей, кому и какая именно помощь понадобилась. А потом в исполнении озлобленной женщины прозвучал приказ об аресте. Конечно, судя по ярости бритоголовой Андары, на другом краю Дарствия должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, но чтобы настолько…
Зато теперь понятно, о чем просил охотник. Только все это очень плохо.
Неужели он не смог справиться сам? Верится с трудом. Как бы ни поступил Смотритель, чем бы ни было продиктовано его странное решение, против Иттана ему было не выстоять. Ни при каких условиях. И тем более если уж принятие демона было осознанным…
Их обоих ждала только скорая смерть.
— Вижу, известие вас расстроило? Не волнуйтесь, все уже кончено. По крайней мере, в отношении ваших посланников.
Конечно, кончено. Один попросту мертв, а второй…
Неужели с ним тоже что-то случилось?!
— По свидетельству Андары Присс со-Логарен разделение человека и демона прошло успешно. Правда, не совсем так, как предполагала сия достойная женщина. Вернее, совсем не так. Вам что-нибудь известно об исследованиях Цепи одушевления по вопросу управления демонами?
Керр кивнул, проглатывая очередной десяток заковыристых ругательств.
— И что вы о них думаете?
Вопрос снова был задан тоном, выражающим неподдельную заинтересованность, как будто юноша собирался принять какое-то важное решение, а потому нуждался в большом количестве мнений. Причем очень разных.
— Они могут помочь в войне с демонами, — выдавил золотозвенник сквозь зубы.
— Слишком осторожное заявление. Вас чем-то беспокоят эти новинки?
— Да.
Подтвердив вслух выстраданное предположение, Керр умолк. Впрочем, ненадолго. Всего лишь до следующего, еще более заинтересованного:
— Итак?
Пожалуй, его впервые так подробно расспрашивали о вещах, не допущенных к повсеместному упоминанию. Конечно, в мимолетных беседах то одно, то другое Звено невзначай намекало о далеко продвинувшихся исследованиях синих мантий, словно ожидая реакции, но Керр не торопился показывать свое истинное отношение к деяниям Андары. Даже сейчас. Даже если бы ему пообещали, что следующий ответ решит, жить золотозвеннику или умереть.
Даже выстраданный и ненавистный ответ:
— То, что создает Цепь одушевления, сравняет наши силы.
Человек, присевший на подлокотник кресла, правильно понял настроение собеседника, потому что спросил теперь уже напрямую:
— Что же в этом плохого?
— Оно сотрет грань между человеком и демоном. — Золотозвенник никогда не говорил о своих опасениях при свидетелях и не доверял бумаге, поэтому произнесенные слова даже ему самому вдруг показались нелепыми, но он все равно упрямо повторил: — Сотрет грань.
Юноша потер согнутым указательным пальцем щеку:
— А может быть, таков и должен быть конец пути? Слияние, полное и безоговорочное. Люди, наделенные почти божественной силой… Разве не замечательное будущее?
Он размышлял отстраненно, уже почти безо всякого интереса, скорее обреченно, будто перекресток сотни дорог превратился в тупик, по которому можно пройти еще несколько шагов, но потом только и останется, что разбить голову о стену. А еще он делал дурные выводы, возможно, именно потому, что многого не знал, и Керр многозначительно напомнил:
— Демонов не хватит на всех.
— А если хватит? — задумчиво предположил юноша. — Представьте, что их окажется ровно столько же, сколько людей. И каждый получит по своему собственному послушному исполнителю желаний. Чем не счастье?
О такой возможности Керр никогда не думал. По одной простой причине, понятной любому человеку, но именно поэтому часто остающейся в тени высокоумных рассуждений.
— А что потом? Будут рождаться новые люди. Непременно будут. Как поступать им?
— Ждать своей очереди.
— Терпение присуще не всем из нас. Вряд ли сын согласится подождать, пока отец умрет своей смертью и передаст фамильного демона по наследству. Так ведь и вся жизнь может пройти… Мимо.
Юноша прищурился, но его глаза каким-то необъяснимым образом все равно продолжали сверкать, пожалуй, даже ярче, чем прежде, когда в них отражались огоньки свечей.
— А вы терпеливы?
— Не знаю, — честно ответил золотозвенник. — Мне еще не предоставляли такого выбора. Предоставят — пойму.
— Что поймете?
— Какой я на самом деле.
— А есть варианты? — В голосе собеседника снова прорезался интерес.
— Надеюсь однажды оказаться человеком. Когда это понадобится.
— Человек… — Юноша встал и почему-то повернулся к Керру спиной, но и не подумал закончить беседу. — Что вы слышите в этом слове?
— Ничего особенного.
— Но оно чем-то важно для вас?
Никакого обвинения. Никакого наказания. Уже довольно долгое время было понятно, что наступивший день вовсе не Судный, только золотозвенник отчетливо чувствовал: настоящей казнью станет именно прекращение этого мучительного разговора. Совсем скоро. И если он не успеет услышать…
Нет, он должен успеть совсем другое. Успеть сказать.
— Каждый, кто живет в этом мире, — человек. У демонов тоже есть свой мир. По крайней мере, должен быть, иначе бы они никогда не помогали бы друг другу. И не воевали бы между собой. Но их мир не здесь. Он где-то… в другом месте. Там, куда нет хода людям. А если мы вынуждены жить только здесь и сейчас, значит…
— Значит?
Он все еще не оборачивался, но узкая спина, казалось, натянулась струной в ожидании ответа.
— Значит, последнее слово в любом споре остается за человеком. И только за ним.
— Кажется, это называется верой? — предположил юноша с непонятной нерешительностью в голосе.
— Да. Я верю. В людей.
Сказанное было правдой только наполовину. А может, меньше чем на треть. Но в конце концов, даже если он мог верить всего двоим в целом свете, она пока еще оставалась с ним, вера. Безграничная. И необъяснимая настолько, насколько ей обычно полагается быть лишенной разумных оснований.
Темноволосая голова качнулась, то ли кивая, то ли смертельно устав находиться на шее. А потом прозвучало скучное:
— Вас ждут дела.
Керр растерянно приподнял брови, забывая, что его гримасу все равно не увидит тот, кому она предназначалась. И конечно, не сдвинулся с места.
— У вас ведь много дел? Так идите к ним. Они ждут, — повторил юноша.
— Одна минута ничего не решит, — упрямо возразил золотозвенник.
— Думаете? — Он все-таки обернулся и снова сверкнул взглядом. — О чем мы еще не поговорили?
— Что случилось в Катрале?
— То, чего вы и добивались. Ваши посланники обнаружили беглянку. Правда, их усилиями до нее стало добраться еще сложнее, чем прежде, но это и к лучшему.
— К лучшему?
— Вы, конечно, знаете, что она одержима демоном. Только вряд ли догадываетесь, в чем состояло желание этой женщины много-много лет назад.
Намек был неприкрытый, и все же не слишком ясный, чтобы быстро добраться до разгадки собственными силами, поэтому золотозвенник спросил прямо:
— В чем?
— Она хотела жить вечно, — улыбнулся юноша. — Надеюсь, теперь вы можете представить себе всю… ценность этой одержимой.
О да, Керр представлял. Сотни лет жизни означали сотни лет… знаний. Обо всем. О тех же демонах, к примеру.
— И вы говорите, что теперь до нее не добраться?
— Что, заманчивая цель? — подмигнули золотозвеннику. — Пусть таковой и остается. Вам она не нужна.
— Но если кто-то еще узнает о…
— Вы же верите в людей, верно? Так дайте им возможность сказать свое слово.
— Каждому? — удивляясь собственной дерзости, уточнил Керр.
— Почему бы и нет? — пожал плечами юноша. — А демоны скажут свое. Как сумеют.
— В одном и том же споре?
— Все, идите уже, идите! — Он взмахнул руками, словно прогоняя золотозвенника прочь. — Никто не умер, если хотите знать. Этого достаточно?
Керр поклонился, чувствуя, что почему-то просто обязан это сделать, и отправился обратно. Туда, где его возвращения ждал длинноносый и весьма нетерпеливый молодой человек. Наверное, ждал. В это, по крайней мере, очень хотелось верить. А даже если и нет…
Все свершилось так, как и было задумано. Но, как и всякое прошлое, оконченный разговор теперь не имел ни малейшего значения перед переминающимся с ноги на ногу будущим, которое вот-вот должно было получить приглашение войти в жизнь золотозвенника. В так и не прервавшуюся, но совершенно новую жизнь.
И сейчас…
Белое солнце в зените выгоревшего неба. Белые стены домов под бурой черепицей, растрескавшейся от монотонной бесконечной смены дневной лихорадки на ночной озноб и обратно. Лица, обтянутые кожей так плотно, что кажется: щелкнешь по ней пальцами — зазвенит. Впрочем, не жара в этом виновата. Разве только та, что скрывается в сердцах, мечтавших об отмщении и дождавшихся исполнения своей мечты.
— Властью, врученной мне…
Ее голос взмывает над площадью как птица, чтобы мгновением позже опуститься, накрыв всех присутствующих незримыми крыльями. Сильный, звенящий, как колокол, полный умиротворенной уверенности в правильном настоящем и праведном будущем.
Благороднейшая из благородных, блистательная Эвина Фьерде расцвела за прошедшие дни, как розовый куст. С чего вдруг? Она счастлива, вот и все объяснение. Счастлива тем, что обрела потерянное божество. Немногие мужчины смогли бы сейчас набраться смелости обратить на себя внимание некоронованной повелительницы Катралы, и всего лишь единицы дошли бы в своей дерзости до того, чтобы предложить женщине, вознесенной над толпой, спуститься вниз, на ложе, успешно уравнивающее всех в праве, дарованном нам от рождения.