— Все его проступки будут подтверждены. Как положено. И еще одно… Скоро в здешней кумирне будет новая держательница. Или держатель. И никаких стражей божьих в Ганна-Ди не останется, а значит, Смотритель снова окажется без поддержки. Это отличный шанс начать все сначала. Для всех вас.
Женщина выслушала меня, не проронив ни слова, и краем глаза я видел, что ее лицо все больше становится похожим на тучу. Оно и понятно, кому захочется копаться в собственных глупостях, особенно если кто-то чужой тыкает тебя в них носом? А когда наступила тишина, трактирщица поднялась с лавки, неожиданно тяжело выбралась из-за стола и направилась в сторону кухни. Молча, как будто проглотила язык.
— Хорошая была попытка, — сказал демон, уже немного отошедший от недавнего потрясения.
— Бесполезная, — подытожил я, с сожалением глядя на пустую кружку, в которую теперь уж точно никто не поспешит подлить эля.
— А тебе-то что? Пусть сама решает.
— Думаешь, решит правильно?
— Правильно, неправильно… — Пальчики Лус погладили глиняный бок питейного сосуда. — Подумать тут есть над чем. А уж умеет она думать или нет, ее беда. Я вот только одного не понимаю…
— Чего?
— С какой радости ты вдруг стал заступаться за этого похотливого дурака? Есть причина, о которой я не знаю?
Этого вопроса я боялся куда больше, чем обвинения в обмане и присвоении чужих привилегий. Потому что не мог ответить. Долгий рассказ о прошлом, с объяснениями и оправданиями был не нужен ни демону, ни мне. Ему, всю жизнь избегавшему ответственности и обязательств, вряд ли будут понятны мои мотивы. И мои страхи.
Управлять чужой судьбой оказалось для меня непосильной задачей. Не по моей голове шапка, как говорится. С Блаженным Долом все было иначе, там жили люди, вверенные моей опеке, стоящие хоть на волосок, но ниже меня, а здесь речь шла о равном. О таком же Смотрителе, как и я сам, со всеми достоинствами и недостатками. Легко видеть ошибки тех, кто у твоих ног, еще легче обвинять в преступлениях того, кто над тобой, а стоит повернуть голову и посмотреть на человека, стоящего в одной шеренге, рядом…
Наверное, все это вбили в меня во время обучения. Наверное, это были не самые нужные знания и привычки, может, даже опасные. Но без них нет и не может быть человека по имени Ханнер, к добру это или к беде.
— Почему бы и нет?
— Ага. Почему бы? — Лус перекинула ноги через лавку, ухитрившись не запутаться в подоле. — Пойду проведаю соотечественницу. Заодно расскажу, что бояться больше нечего.
Выглядело так, будто демон обиделся, не получив ответа. Считает, я скрываю что-то важное? И правильно делает. Может, так доверия станет меньше, а чем тоньше узы между нами, тем легче будет принять и выполнить решение. То, окончательное.
Пылинки заплясали в золоте солнечного света, провожая девичью фигурку, но едва успели угомониться, как новое движение по трактирному залу заставило их начать очередной бесшабашный танец, искажая черты человека, подходящего к столу, за которым я сидел. Впрочем, мне и не хотелось особо присматриваться.
— Чужой хлеб отбиваешь?
Наверное, этот длинный нос я не забуду даже в глубокой старости, когда не смогу вспомнить и произнести собственное имя.
— Киф Лефер? Из какого города на сей раз?
Он сел напротив, так же, как и я, стараясь смотреть больше на улицу, чем на собеседника.
— Из того, где тебя быть не должно.
Золотой знак не выставлен напоказ, значит, Цапель прибыл в Ганна-Ди не для развешивания тумаков местным властям, а для…
Ну да, конечно же!
— Прошение тебе всучили или сам взял?
— А ты как думаешь?
— Судя по твоему недовольному виду…
— Глаза слишком часто обманываются.
Он явно был не расположен к дружеской беседе, но уходить от разговора тоже не хотел. Итак, я должен что-то услышать? Тогда поскорее бы!
— В столице перевелись дела и заботы? Сбежал от скуки в провинцию?
— Это ты сбежал. Сначала в провинцию, потом из нее.
Лицо Кифа не выражало ничего особенного: легкая рассеянность, капелька пренебрежения к окружающему миру, остальное — унылое спокойствие. И вместе с тем чувствовалось, как под этой тщательно сотворенной маской назревает настоящая буря.
— Не по своему желанию.
— Ну да. По приказу?
Цапель, похоже, прекрасно знал, что никакого приказа не было. Было личное намерение Керра. Но вот догадывался ли длинноносый, что оно не терпело никаких возражений?
— Я не мог отказаться.
— Разумеется. — Он повернул голову и посмотрел мне в глаза. — И я бы не отказался. Вот только мне даже не предложили.
Обида — особое чувство. Оно способно как подвигнуть на великие свершения, так и довести до беспощадного душегубства. Все зависит от случая и от человека.
— Мне должны были предложить.
Забавно наблюдать, как за спокойным и ровным тоном бушует нечто вроде ненависти. Главное, успеть отойти подальше, чтобы огонь, вырвавшийся наружу, тебя не опалил.
— Помешало твое… теперешнее состояние.
— В котором виноват ты.
Он точно ненавидел. Но вот кого именно?
— Не я засаживал в тебя демона.
— Ты не выполнил мою просьбу. Помнишь?
Не люблю, когда о том, о чем нужно кричать, разрывая ворот рубашки, говорят тихо и почти скорбно. Это всегда означает ложь.
— Если человека можно спасти, зачем его убивать?
— Спасти… — Киф наконец-то попробовал то ли усмехнуться, то ли фыркнуть. — Смерть как раз стала бы спасением. Но ты решил по-другому. Зачем пропадать добру, да?
Вообще-то мне никто не давал права решать тогда. Я мог бы рискнуть, конечно, взять на себя грех, но решению Керра доверился больше, чем своим запутанным ощущениям. И даже теперь, оглядываясь назад, не видел никакой ошибки.
— В этом вы похожи. Наверное, потому и спелись.
Ага, понятно. Длинноносый уверен, что мое отправление в Катралу происходило полюбовно. Наверное, надо было бы его разубедить, но…
Кто для него Керр на самом деле? Начальник — да. Но не только. Отец? Старший брат? В любом случае, Цапель явно старается или старался равняться на него. Восхищался, уважал и всякое такое. Надеялся однажды встать вровень со своим учителем. А тут я возник. Никто, ничто и звать никак, зато получаю задание, которое Киф мечтал бы выполнить сам. И ведь не объяснишь, что все события последних дней мне даром не были нужны, что действовал не я, действовали мной, как слепым орудием, что если я стою с кем-то на одной ступени, то с туповатым дозвенником, чья судьба сейчас висит на волоске.
На рыжем волоске из челки Кифа.
— Он не хотел подвергать тебя опасности.
— Только не рассказывай мне сказки, как той деревенской дуре! — Вот теперь в голосе моего собеседника прорезался прежний задор. — Об ошибках и прочей ерунде! Он прекрасно знал, что с демоном внутри я смогу делать лишь половину того, что должен.
— Зато сможешь делать много всего другого. Например, оставаться живым при любых ранениях.
Киф презрительно скривил губы:
— Я не боюсь смерти. И он это знал. Знал, понимаешь?
— Ну тогда просто считай, что он не хотел видеть тебя мертвым. Малодушно и себялюбиво хотел сберечь жизнь человека, который ему…
— Дорог? Чушь!
— Небезразличен. Может, ты его любимая игрушка. Я-то откуда знаю? Думай, как тебе приятнее.
— А ты?
— Что — я?
— Кто ты для него?
Длинноносому нужен был ответ на этот вопрос. Может быть, именно ради него и был затеян весь разговор. Иначе зачем было подходить? Проще было спокойно просидеть в темном углу, послушать, понаблюдать, а потом отправить донесение о непозволительном поведении одного зарвавшегося Смотрителя. Вернее, двух: чего уж бумагу жалеть?
— Понятия не имею. Я встречал Керра всего несколько раз в своей жизни и при обстоятельствах, о которых разумнее было бы забыть навсегда.
— Но тебе он доверяет! Если бы ты предложил ему помощь, он бы…
Помощь? Ну да. Натти как раз и собирался помогать. А я-то, дурак, должен был сразу спросить, как дела в столице, глядишь, тогда и беседа пошла бы по-другому! Не спросил. Даже мысли не возникло. Потому что, когда увидел Кифа здесь, вдали от золотозвенных интриг, ни на мгновение не усомнился: все в порядке. Иначе Цапель бы в Ганна-Ди не появился, живой, здоровый и обиженный. Он мог скорбеть, злобиться, иным образом переживать свое бессилие, если бы с Керром что-то стряслось, но только не обижаться.
Обижаются ведь обычно на тех, кто вышел сухим из воды.
— У него нашлись другие помощники.
— Да! Именно! Другие. Кто угодно, только не я.
Любопытно, лет эдак пятнадцать спустя, когда рыжие волосы начнут редеть, а худощавая фигура тяжелеть, он будет все так же искренне считать, что лучше многих делает и свои дела, и чужие? Надеюсь, что да.
— Поэтому сбежал подальше? Вряд ли разбирать прошения — твоя забота.
— Я не сбежал. Мне надо было…
— Успокоиться. Понимаю. Только подумай немножко, как себя сейчас чувствует Керр, наверняка рассчитывавший на поддержку и вдруг оставшийся без верного человека рядом. Мне, к примеру, было бы обидно.
Меня ведь тоже бросили. Натти, поганец, вытолкал прочь и сам сорвался с места. Где его теперь искать, когда он нужен?
— Ничего, справится!
— Конечно. Иначе не был бы тем, кто он есть.
— Ему никто и не нужен!
Возможно. Но иногда, в очень краткие мгновения разговоров мне казалось, что Керр умеет ценить чужую свободу. Особенно свободу принятия решений. И ни слова не скажет длинноносому, когда тот вернется. Никогда не напомнит о случившемся.
— Ты этого не узнаешь, пока не вернешься обратно.
— У меня дело не закончено.
— Здесь-то? Оно плевое.
— Это я уже понял. Если даже ты смог разобраться.
Начинает язвить? Хорошо. Вылил желчь, и славно. Жаль только, что на меня.
— Я не разбирался. Просто предложил просительнице еще раз все обдумать. Да и местному Смотрителю будет над чем поломать голову в ближайшее время.
— Хочешь сказать, они достойны друг друга?
— Ну это им решать. Не мне уж точно.
— Потому что боишься?
Угу. Можно и так сказать.
— В конце концов, это тебя сюда прислали.
— Вот тут ты прав. А сам что здесь делаешь? Где ты должен находиться? В Блаженном Доле, верно? — Киф перешел в наступление. — Да еще с какой-то странной девицей повсюду шастаешь.
— Почему странной?
— Ну… не знаю, — замялся длинноносый. — Мы незнакомы, но ощущение такое, как будто что-то нас связывает.
Демоны, что же еще? Один в тебе, другой в Лус. Хорошо, что ты об этом не догадываешься.
— Я должен ей помочь. В родственных делах. А потом сразу вернусь домой.
Если будет куда возвращаться.
— И все-таки веди себя поосторожнее. Розыск не объявляли, но… Всякое может случиться, особенно если будешь представляться, как здесь.
— Я не представлялся. Они сами все придумали за меня.
— Вот-вот. — Цапель встал из-за стола. — Это и страшно. Сегодня придумали за тебя одно, завтра, едва уедешь, придумают другое. Поэтому лучше уезжать еще до всяких придумок.
— О себе говоришь?
— Мне здесь делать уже нечего. Могу даже поспорить, что эта женщина завтра же заберет свое прошение обратно. Ей надежнее пригрозить Смотрителю отложенным наказанием, чем добиваться назначения нового страдальца. Новый ведь может оказаться куда хуже старого.
Я не был так уверен в будущем Ганна-Ди, как Киф. Впрочем, у него имелся собственный опыт, и кто сказал, что меньший, чем у меня?
Длинноносый ушел не прощаясь и так быстро, чтобы у меня или кого-то другого не возникло намерения продолжить разговор. Хотелось верить: торопится увидеть Керра и убедиться либо в своей правоте, либо в моей. Ну и хорошо, значит, внакладе не останется.
Когда я заглянул в комнату, недавними стараниями уборщиков избавленную от следов убийства, смуглокожая одержимая сидела на постели рядом со своей дочерью, все еще пребывавшей в беспамятстве, и, наверное, мое лицо выразило по этому поводу некоторое разочарование, потому что Лус, стоящая у окна и обернувшаяся на звук шагов, широко, а главное, злорадно улыбнулась.
— Как она себя чувствует? — спросил я у южанки, не обращая внимания на довольные гримасы демона.
— По-прежнему. Но дыхание уже ровное. Надеюсь, через день-два откроет глаза.
Два дня под крышей у хозяйки, которая справедливо на меня дуется? Бож милостивый, дай мне силы!
— Что ж, подождем.
— Вам нет нужды ждать. Я сама присмотрю за моей доченькой. Столько времени, сколько понадобится.
— Но вам вдвоем будет не слишком удобно ехать. В тот же Жемчужный пояс.
— А мы не поедем. — Одержимая убрала прядь волос с безмятежного личика.
— Как так? Это ведь ваш шанс попасть на встречу… На собрание.
— Оно будет и в этом году, и на следующий. И многие годы вперед. Я могу подождать. А еще я хочу… — Она встала, подошла ко мне, коснулась кончиками пальцев своего лба и прижала их же к моему. — Пусть моя нынешняя удача станет вашей.
От окна раздался откровенный смешок, но это нисколько не смутило южанку. Даже наоборот, потому что все то же самое она проделала и с Лус.
Когда мы вернулись в нашу комнату, я спросил:
— Не веришь в удачу?
Белокурая голова качнулась из стороны в сторону.
— Чтобы нам действительно повезло, нужно слишком много удачи. Собранной с двух миров и то может не хватить.