Кажется, она меня не слушала. Или не слышала. Но продолжала смотреть глаза в глаза. Не отрываясь.
В моем прошлом вспоминался всего один такой взгляд. И хотя грешно сравнивать приблудную собаку с человеком, в зеленых озерцах плескался очень похожий вопрос. Но если Корка безмолвно и робко просила о помощи, то Нери нужно было узнать лишь одно.
«Ты же не такой, как другие? Ты все-таки не такой? Ты не можешь быть таким же, я хочу в это верить, но… Только ты можешь дать ответ. Да или нет? Да или…»
Откуда я знаю? Может, все намного хуже. Может, мне стоило бы даже быть чуточку больше похожим на остальных, иначе почему все вечно смотрят на меня с подозрением? Чувствуют подвох, вот почему. Чуют не хуже собак, что во мне есть какой-то изъян. Непонятный. Опасный. Трещина, которую никак и ничем не заделать и которая становится только глубже с каждым прожитым днем.
Что хорошего в том, чтобы быть «не таким»? Лисичка не сумеет объяснить, можно даже не спрашивать. Но будет искать что-то в моем взгляде, пока не найдет. Или пока я не произнесу те единственно верные слова, способные стать хотя бы подобием ответа.
А мне ведь нечего сказать, кроме…
— От собственного ребенка я не откажусь никогда.
Зелень глаз вспыхнула огнем. Осенним таким, загорающимся золотой каймой на умирающих листьях. Каким потом стал взгляд Нери, мне не удалось разобрать, потому что ее лицо вдруг придвинулось близко-близко к моему. А умела лисичка целоваться или нет, перестало иметь значение, как только наши губы соприкоснулись.
Это не напоминало спокойную привычку Лодии, моей скучной аленны, и не несло в себе отголоски надменной властности Эвины Фьерде, благороднейшей из благородных.
Горьковатый аромат травы, свежей, росяной, сочной и одновременно подвялившейся на солнце, обжигающей кожу острыми краями. Жизнь и смерть, идущие рука об руку в любое мгновение нашего существования…
Просто жизнь и смерть.
Просто мир. Сумасбродный, расчетливый, юный, дряхлый, не перестающий удивлять нас и искренне удивляться сам.
Есть ли смысл спорить с миром? Не знаю. Но еще меньше смысла спорить с женщиной. Вообще никакого. И все-таки я немного отодвинулся назад, чтобы заглянуть в ее глаза снова.
Я помнил, какова из себя покорность. Я помнил, как выглядит желание. Но тому, что встретилось мне во взгляде Нери, нашел подходящее слово не сразу. Не с первого вздоха. Потому и переспросил, слыша взволнованную хрипотцу в собственном голосе:
— Тебе это нужно?
Ее губы улыбнулись. А вот глаза остались совершенно серьезны. Даже слишком серьезны для такой молодой девушки в такой ответственный…
Этот миг что-то решал для нее. Что-то очень важное. И когда я понял, что все равно не приближусь к истине ни на шаг, пока не исполню еще одно чужое желание, вопросы и ответы разлетелись в стороны, как опавшие листья, подхваченные ветром.
* * *
— У тебя было много женщин?
Пожалуй, мне впервые задавали такой вопрос. Нет, точно впервые. Лодия вовсе не позволяла себе ничего лишнего в наших разговорах, а Эвину ничуть не волновали те, кто находился у подножия ее престола.
— Много, мало… Другие женщины — это другие женщины. А ты — это ты.
Она прижималась к моей груди, сползя почти на самый край стола, и наверняка чувствовала себя не слишком уютно, опираясь на деревянные грани, но не пыталась покинуть мои объятия. Скорее наоборот, готова была полностью раствориться в них. Но этого, конечно, нельзя было допускать. Хотя бы потому, что у каждого из нас помимо права любить имелись еще и обязанности.
— Как думаешь, тебя еще не хватились дома?
Нери покачала головой:
— Если и так… Они не станут мешать нам. Никто не станет.
— Потому что твой гнев настолько страшен?
Она лишь усмехнулась.
— Я бы с удовольствием вылил на себя сейчас ведро воды.
— Я тоже… А еще лучше, если это ведро будет таким большим, чтобы забраться в него целиком.
— У меня ничего похожего нет.
— У меня есть, — заманчиво мигнули светло-зеленые глаза. — И оно очень большое. Такое, что его вполне может хватить на двоих.
Впрочем, смелости Нери хватило лишь на этот намек: как только где-то за окном раздались шаги, лисичка выскользнула из моих рук, торопливо поправляя платье.
— Мне все-таки нужно вернуться.
— Конечно.
— Иначе домашние и впрямь будут волноваться.
— Непременно будут. Да и я… тоже буду.
— Волноваться?
— Думать о тебе.
Ее щеки тронул румянец, но шаги прозвучали еще ближе, и Нери легким ветерком выскочила в заднюю дверь, а я наконец смог поднять с пола клочок бумаги, беспечно перевернувший мой мир с ног на голову, и задуматься, откуда он мог взяться в смотрительском доме раньше, чем моя нога перешагнула этот порог. Впрочем, много времени на размышления тратить не понадобилось, потому что в окне, чьи створки вдруг поползли в стороны, раздвигаясь, показалась до боли знакомая рыжая голова.
Я поднял подорожную на уровень глаз лукавого проходимца и спросил:
— Твоя работа?
— Ну да. Я ведь ее написал. Или ты запамятовал?
— Я спросил о другом.
Натти принял обиженно-недоуменный вид, но тут же довольно ухмыльнулся.
— Ты понимаешь, сколько бед натворила твоя идиотская шутка?
— Ну если это и беды, то очень даже счастливые. — Улыбка рыжего стала еще шире.
— Этого не должно было случиться. Так не полагается. В конце концов, это просто запрещено!
— Запрещено? — Натти подтянулся и сел на подоконник. — Это кто тебе сказал? Братец Керр?
А я-то уже начал забывать, как хорошо рыжий умеет находить уязвимое место и насколько безжалостно тут же тычет в него пальцем!
Да, золотозвенник за все наши разговоры о том, что мне полагается делать и не делать в обыденной жизни, ни словом не обмолвился об отношениях с женщинами. Отдельные подробности я узнал уже намного позже, правда, от людей, подозревать которых в заведомой лжи вроде бы не было причин. Но, конечно, только на этом основании принимать обрывочные сведения за непреложный закон…
— Вообще-то да, семейные узы в таких случаях не поощряются, — равнодушно подтвердил Натти, заметив мое замешательство.
— Вот видишь!
— А особенно не поощряется гласность. Сам понимаешь, Смотритель — персона высокопоставленная, подающая пример своим подопечным. И если он будет дурным…
— Я могу на ней жениться?
Рыжая голова качнулась.
— Нет.
Так я и думал. Впрочем, пока наше баловство остается в тайне, беспокоиться не о чем. А единственный свидетель…
— Я ничего не видел! — замахал руками Натти, словно прочитав мои мысли. — Только слышал. А слух очень часто обманывается. Почти всегда.
Ну и хорошо. Нери явно не будет болтать лишнего о своем визите в смотрительский дом. Значит, можно ни о чем не беспокоиться?
— О, кстати, чуть не забыл! — Запечатанный футляр для писем пролетел через кухню и приземлился на столе, ровно посередине. — Это тебе.
— Что за штука?
— Сам увидишь, — многозначительно пообещал рыжий.
Тройной витой шнур с вплетенными металлическими нитями. Похоже на золото. Что ж, можно заключить, что отправитель не трясется над каждой монетой. И никакого воска: футляр опутан коконом, который, единожды разорвав, восстановить уже невозможно. Защита надежная, а главное, слишком тонкая и кропотливая, чтобы использоваться для обычных посланий. Такие изыски не припоминаются мне даже в переписке Сопроводительного крыла, не говоря уже о прочих дарственных службах, куда доводилось заглядывать.
— Чего медлишь? Страшно?
Вот чего нет, того нет. Если секретное послание дошло до моих рук, значит, я получил бы его в любом случае. И вне зависимости от своего желания.
Шнуры подались на удивление легко, как будто только и ждали моего прикосновения. Внутри обнаружился плотно скрученный лист бумаги, слишком просторный для написанных на нем слов.
«Получателю сего прибыть в указанное гонцом место, дабы засвидетельствовать свое почтение».
— Почтение кому?
— Посмотри ниже, — посоветовал Натти.
Я перевел взгляд на нижнюю часть листа, где прямо из бумаги аккуратными шрамами поднимался рисунок, неприметный, только если смотреть прямо сверху вниз. Стоило чуть повертеть послание из стороны в сторону, как белизна наполнилась красками, являя на свет божий замысловатый узор, в котором можно было различить цепные звенья. Очень много звеньев. И чем дольше я вглядывался, тем больше их становилось.
Примерно на второй сотне глаза начали уставать, и завораживающее занятие прекратилось само собой, породив закономерный вопрос:
— А гонец, по всей видимости, ты?
— Ага.
— И давно ты на побегушках у…
Оно не захотело срываться с моего языка. Слово, означающее все и ничего одновременно.
— Да так, подвернулся под руку. Надо было отказаться?
Я положил бумагу на стол, еще раз посмотрел на печать Дарохранителя Логарена и, от греха подальше, снова свернул послание и спрятал в футляр.
— Его полагается сжечь, — напомнил рыжий.
— Сожгу. Непременно. Итак?
— Что?
— Место. Куда я должен прибыть?
— Ах, место… — лениво протянул Натти. — Тут неподалеку. Прямо за заставой, миля по правую руку. Уединенная такая полянка… Увидишь.
— И как скоро я должен там оказаться?
— На вечерней заре.
— Не поздновато ли для торжественных приемов?
— Не я выбирал время.
— И мне, конечно, нужно подготовиться?
— Ну-у-у, — пожал плечами рыжий. — Тебе виднее. Меня ко двору еще не приглашали.
За оставшееся время можно было переделать кучу разных дел. Или не делать ничего вообще. Но ни одна из этих крайностей не показалась мне достаточно приятной и полезной, а вот их золотая середина…
— Разбудишь, когда нужно будет выходить.
* * *
Он разбудил. Правда, не своими руками: из объятий сна меня вырвал оживленный стрекот жука, устроившего приветственные танцы прямо на моей груди. Нелепое и загадочное создание словно радовалось возвращению хозяина и угомонилось не сразу. Впрочем, медовая вода все же подарила мне несколько свободных минут, которые я потратил…
На умывание, и только. Я, так же как и Натти, понятия не имел, что полагается сделать с собой перед столь важной встречей. Форменной одежды у меня не было, значит, сойти могла любая, даже та, в которой я прилег вздремнуть. Оружие Смотрителю не полагалось, какие-то особые регалии — тоже, один только жук, привычно и удобно устроившийся у меня на плече.
По мере приближения к указанному месту становилось все темнее. Конечно, до настоящего ночного мрака надо было еще дожить, но зыбкая серая взвесь, с каждой минутой крадущая все больше и больше чистоты дневного воздуха, постепенно превращала окружающий мир в его искаженное подобие, заодно туманя и сознание. Словно, шагая по тропинке от граничной заставы, я в какой-то миг пересек границы привычного и углубился во что-то неизведанное.
Впрочем, треск веток под неловкими ногами всегда и всюду, даже среди призраков, возникает только по вине человека.
— А ты что здесь делаешь? — спросил я, поворачиваясь к фигуре в мутно-сером платье.
— Мне было велено прийти сюда, — тихо ответила Нери, осторожно оглядываясь по сторонам.
— Кем велено?
— Принесли письмо. Странное такое… Но гонец сказал, что написанный в нем приказ обязателен к исполнению.
Гонец? Уверен, что никто, кроме Натти, не мог им быть: зачем отправлять двух разных людей туда, где легко справится и один? Но почему она не назвала его по имени?
— Как он выглядел? Тот, кто вручил тебе послание?
— Я никогда прежде его не видела. Человек как человек, только…
— Только?
— Волосы у него были странные. Разноцветные. Но, наверное, так и положено?
Значит, мой рыжий приятель явился в дом Нери под другой своей личиной. Осторожный, гад. А главное, располагает кучей возможностей, которыми пользуется, не сомневаясь и не раздумывая подолгу.
— Да, наверное.
— А тебе… Тебе тоже приказали быть здесь?
Нет, я просто отправился погулять. На сон грядущий.
Впрочем, причину своего присутствия на поляне я еще мог предположить: в конце концов, у меня и как у дарственного чиновника, должны были иметься какие-то особые обязанности, в том числе отчет перед Дарохранителем. А вот зачем ему понадобилась хозяйка Блаженного Дола?
Воздух в нескольких шагах от нас вдруг наполнился звоном. Тихим, но достаточно тревожным, чтобы привлечь внимание. А потом пространство, к этому времени уже похожее на плотный серый полог, разъехалось в стороны, открывая проход целой процессии.
Это был очень большой портал. Я привык думать, что путешествовать с помощью демонических сил можно только поодиночке, но здесь либо действовал совсем другой принцип, либо в месте отправления орудовали не три, а по меньшей мере тридцать три Звена Цепи одушевления.
Сначала поляну заполонили стражники: высокие дюжие молодцы не могли быть никем другим. Они быстро и четко заняли места по периметру, и, как только последний завершил движение, в руках каждого крохотным факелом вспыхнуло навершие бракка. Большего освещения, пожалуй, не требовалось: внушительная искра, плавающая в воздухе вокруг одного из концов боевого посоха, вполне могла заменить собой целый канделябр со свечами.
Следом за стражниками из портала выступили фигуры в длинных мантиях. Их оказалось несколько меньше, чем я предполагал, всего дюжина. Бритоголовые женщины с бесстрастными лицами образовали второй круг охраны, чуть более разреженный, чем первый, но самым важным и самым пугающим было то, что обе цепи сомкнулись за нашими спинами, то ли лишая возможности сбежать, то ли беря под свою защиту.
Только потом, спустя долгую, пронзительно-тихую минуту, из портала вышел тот, с кем я и не мечтал, и не видел необходимости когда-либо встречаться. Среднего роста, стройный, может быть, даже излишне худощавый мужчина казался немного выше, чем был, из-за шляпы, с полей которой, закрывая лицо, спускалась густая кисея.
Он остановился, сделав всего несколько шагов, и воздух тоже застыл.
Я не знал, как подобает приветствовать первое лицо Логаренского Дарствия, поэтому лишь склонил голову, а Нери и вовсе не шевельнулась, с удивлением и чем-то вроде ужаса продолжая смотреть на высокого гостя. Впрочем, тот не стал обращать внимания на такие мелочи.
— Подойдите ближе, дорогая моя.
Лисичка подчинилась приглашению, которое прозвучало хоть и ласковым, но все-таки приказом.
— Вы и в самом деле прекрасны. Все именно так, как мне и рассказывали.
— Вы очень добры, эрте, — прошептала Нери, и мне почему-то показалось, что она старается убедить в сказанном и себя, и своего собеседника.
— О доброте поговорим после, дорогая моя. Когда появится необходимость. А пока скажите, как скоро вы сможете найти себе замену?
— З-замену? — заикаясь, переспросила хозяйка Блаженного Дола.
— Да. Человека, который сможет принять ваши обязанности по управлению здешними землями.
— Если это потребуется… Трех дней должно хватить. Но зачем я должна передать кому-то…
— Затем, что обязанности у вас появятся новые.
Нери заметно покачнулась, но сейчас поддержать ее было некому, и девушка устояла на ногах самостоятельно. Хотя трудно было представить, чего ей стоило и это, и следующий вопрос, произнесенный по-прежнему негромко, но намного тверже, чем все предыдущие слова:
— Какие обязанности?
— А не слишком ли вы любопытны? — пожурил лисичку Дарохранитель. — Впрочем, таинственность и впрямь более не уместна. Мне нужен наследник, дорогая моя. Ребенок, рожденный красивой, здоровой женщиной и воспитанный хорошей матерью. Выбор пал на вас.
«Безымянный жених, перед чарами которого не может устоять ни одна невеста…» Кажется, так рассказывала Элса Квери, улыбаясь наивности страшных легенд, передающихся из уст в уста в здешних краях? Что ж, теперь я знаю: все это самая настоящая правда. И жених, и чары, которые он накладывает на свою избранницу. Ибо кто может в здравом уме отказать Дарохранителю Логарена в любом его желании?
— Это честь для меня. — Она подняла голову, задирая подбородок высоко-высоко, хотя следовало бы, наверное, наоборот, покорно склониться перед явленной волей. — Это честь для женщины.
Да, покорностью здесь и не пахнет. Хорошо еще, если Нери не обвинят в излишней дерзости.
— Но я этой чести не заслуживаю.
Кисея на шляпе качнулась.
— Не нужно скромничать, дорогая моя! Право стать матерью наследника Дарствия имеет любая подданная. Ну разве что кроме…
— Кроме меня, — упрямо повторила лисичка.
— Объяснитесь, — велел Дарохранитель, подпуская в голос прохлады.
— Я преступила закон.
— Каким же образом?