Рональд, сын Даррена
Я не имел ни малейшего представления о том, сколько времени прошло с момента моего никчемного падения в яму данскера. Я медленно тащился вниз со склона, пока не погрузился в густые клубы едкого дыма, что покрывали жилые кварталы Минакса и доходили до предгорья. Мрак нижнего города не прорезывали лучи светила, а значит, ночь пока не кончилась. Удивительно, ведь по моим ощущениям прошла целая вечность.
По бокам от тропы, которую я собственноручно прокладывал через заросли жухлых кустарников, тянулись бесконечные ряды технических сооружений, что обслуживали канатную дорогу. Хотя в темное время суток пассажирский подъемник работал гораздо реже, тысячам грузчиков все равно приходилось пользоваться бесчисленным количеством кранов и лебедок, которыми Гора ощетинилась во все стороны света.
Ригиторум щедро делился своими богатствами с правящей верхушкой королевства. Вся необъятная страна, чья территория раскинулась от океана на западе до лесотундры эрветов на северо-востоке, работала не покладая рук, чтобы доставить сюда все лучшее, что только могли предложить ее жители. Мимо оголодавших обитателей Минакса ежедневно проходили тонны отборных продуктов: говяжья вырезка, свежие фрукты и экзотические ягоды прямиком из Артайского взморья, редчайшие морепродукты и дорогие вина из Садервейла. Все это благодаря труду сотен мужчин и женщин непрерывно поднималось наверх, чтобы наполнить ненасытную утробу Горы. Лишь на время притупить незатихающий голод дворца и окрестных дворянских имений, чья жизнь состояла из бесконечных пиров.
Уж я-то это точно знал, и даже мечтал стать частью этого праздника изобилия, да только всем моим стремлениям настал конец. По мимолетной прихоти придворного колдуна я буквально оказался лишен собственной жизни. То, что я пока могу ходить, еще ничего не значит.
Допустим, я все же спущусь с Горы, не растеряв костей. А что будет дальше? Куда мне пойти? Где искать справедливости в мире, где помощник первого распорядителя имеет влияния не больше, чем надоедливая мошкара? Нисколько не сомневаюсь, что гвардии дворца будет куда проще закопать меня где-нибудь на склоне, чем предъявить официальное обвинение самому Велизару. В общем-то, рекситоры именно так и поступили.
Проще самому удавиться!
Придя к этой мысли, я не смог сдержать нервный смех. Он раскатился по длинному коридору, составленному из глухих задних стен складских помещений. Не думаю, что меня кто-то услышал — быть может, одинокий сторож, который сейчас дремлет где-то за этой стеной, подумает, что ему приснился дурной сон.
Как бы мне хотелось сейчас проснуться.
Покачав головой, я крепко ударил себя ладонью по щеке. В ноздри тут же ударил запах потревоженных экскрементов.
Некогда себя жалеть! Некогда плакать! Слезами горю не поможешь. Я должен поступить так, как подобает мужчине, который не может вытерпеть нанесенного оскорбления. Вот только доберусь до дома, и сразу в петлю!..
Внезапно мой мозг пронзила мысль, будто пуля, выпущенная из аркебузы.
Если меня не станет, что будет с Мариссой?
— Солус Великий, как же так?! — вскричал я, потрясая кулаком в небеса. После чего обхватил голову руками и принялся плакать, как маленький ребенок.
Как же легко было бы бросить все и спрыгнуть со скалы! Не нужно ничего решать, не нужно предаваться горестным мыслям о судьбе своей возлюбленной.
Можно набросить удавку на шею и отправиться к Светилу навсегда.
Но неужели я позволю себе быть таким эгоистом? Разве я смогу бросить ее здесь, на этой земле, совсем одну? Да, я прекрасно понимаю, что такие люди, как я — вошь, а не человек! — не чета придворному магу. Но, быть может, мне удастся забрать Мариссу с собой? Проникнуть в гостевые покои штаба стражи и выкрасть ее, чтобы вместе рвануть в сторону моря. Пусть преследуют, пусть ищут — вряд ли Велизару будет дело до еще одной пропавшей наложницы, которых, я уверен, у него и так в избытке. Но даже если сбежать не удастся, я помогу Мариссе самой сделать выбор — захочет ли она остаться на этом свете в качестве рабыни, либо уйти со мной на Солнечный престол.
Пожалуй, так будет правильно.
Ободренный этой мыслью, я ускорил шаг, чтобы быстрее добраться до дома. Во-первых, мне стоило отмыться, иначе ни один здравомыслящий стражник меня на пушечный выстрел не подпустит к штабу на втором уровне Горы. А во-вторых, мне нужны припасы и какое-никакое снаряжение. Мы должны протянуть хоть несколько дней на тот случай, если план побега все же удастся. Плевать, что шансы на успех не то что были призрачны, они в принципе равнялись нулю. Но в конце концов, лучше умереть, пытаясь сделать хоть что-то, чем безвольно наложить на себя руки, как заведомо проигравший.
В своих размышлениях я и сам не заметил, как пешком прошел долгий путь от восемнадцатого данскера к подножию, где до сих пор кипела оживленная работа. Не рискнув приближаться к погрузочной площади, откуда начиналось несколько маршрутов канатки, я свернул чуть левее, в предгорные трущобы северного Сатуарка. Тут обитали строители и разнорабочие, готовые за минимальную плату мостить новые дороги, перекладывать кровлю на домах богачей, а также ремонтировать виадуки, которые с каждым годом становились все дряхлее и опаснее.
Я аккуратно продвигался в нагромождении ветхих лачуг и самодельных пристроек, которые невесть как удерживались друг у друга на головах, угрожающе нависая над дорогой. Освещения в этой части города отродясь не было, но я часто ходил к подъемнику по этому пути. Мне не составляло труда ориентироваться даже в скудном сиянии слабой луны, что едва пробивалась к земле через плотное одеяло смога. Прохожие в этот час мне не попадались, в трущобах у людей не оставалось времени на ночные делишки. Люди пахали от рассвета до заката, и те жалкие несколько часов отдыха, которые у них оставались, они тратили исключительно на сон. Шанс повстречать разбойника или вора также сводился к нулю — ну кто в здравом уме будет устраивать засады на разнорабочих, у кого денег отродясь не водилось? Кроме сегодняшней зарплаты в пару медяков или, что куда вероятнее, краюхи хлеба, с них взять было решительно нечего. А народ позажиточнее сюда не совался. Вот почему я шел без страха, с высоко поднятой головой.
Ну и потому, что окружающее меня зловоние могло отпугнуть даже свирепого упыря.
Впрочем, когда я окончательно поверил, что никого не встречу до самого дома, путь мне преградил рослый мужчина с длинными черными волосами. Незнакомец уверенным движением выставил руку вперед, и мне пришлось остановиться.
— Доброй ночи, путник! — проговорил он слегка отрешенным голосом, после чего склонил голову набок и приветливо улыбнулся. — Что случилось? Я могу чем-то помочь тебе?
— Боюсь, мне сейчас не до этих глупостей, — грубо ответил я и хотел пройти мимо, однако настырный прохожий не дал мне этого сделать.
— Почему же ты отвергаешь мою помощь? — искренне удивился он. — Думаешь, я не вижу, в какой тяжелой ситуации ты оказался? Подумай, быть может, сам Солус направил меня к тебе, чтобы облегчить твою ношу?
Что-то в его словах заставило меня задуматься. Нет, этот человек определенно был очень странным, а его манера говорить даже пугала. Однако он точно не походил на разбойника, который ни в коем случае не пристал бы к измазанному дерьмом проходимцу в самых бедных трущобах Сатуарка.
Чего он от меня хочет?
— Что ты хочешь от меня? — в лоб спросил я и на всякий случай сжал кулаки, готовясь к схватке.
— В этом нет нужды, — покачал он головой, указывая пальцем на напрягшиеся мышцы моих рук. — Я всего лишь смиренный слуга господина нашего Солуса, и мое призвание — помогать несчастным, которых обошла стороной милость покровителя. Восстанавливаю баланс, если можно так выразиться.
— Разве этим не Темплум Луцис должны заниматься?
— Ах, если бы достойнейшие мужи Церкви, да пошлет им Солус долгих лет жизни, принимали в свои ряды новых братьев!
— Разве не принимают? — включился я в разговор, хотя всего-то несколько секунд назад твердо намеревался уйти.
— К несчастью. Только дети, рожденные в среде адептов Солуса, имеют право получить ранг в ордене или в Темплум Луцис. Нам же, простым смертным, приходится брать дела в свои руки. Хочешь жить праведно — будь праведником, и этим все сказано! Итак, я повторю вопрос — могу ли я чем-то помочь тебе?
— Я просто хотел поскорее добраться до дома, — неловко проговорил я, опустив глаза к земле.
— Дабы омыть плоть свою? Хорошо. Как я могу к тебе обращаться?
— Меня зовут Рональд.
— Очень приятно, Рональд. Симеон Ренс, к вашим услугам, — поклонился праведник. — Далеко ли ты живешь, Рональд?
— В Греттинге, на берегу Канала-охладителя.
— Долгая дорога! — нахмурился Симеон. — Не сочтешь ли за грубость, если я предложу тебе свое скромное жилище?
— Не знаю… Будет ли вам удобно?
— Ах, обо мне не беспокойся! Солус завещал нам делиться с нуждающимся. Только так люди смогут устоять перед кошмарами небытия.
— Не то чтобы я нуждающийся, — протянул я, однако праведник поспешил меня перебить.
— Прости, Рональд, у меня и в мыслях не было тебя оскорбить. Скорее уж “не оставлять других людей в беде”. В общем, тут совсем недалеко, буквально пара кварталов. Следуй за мной!
Я позволил праведнику подхватить себя под локоть и повести по пустынной ночной улице. По всей видимости, Симеона на самом деле не смущал смрад, который запросто мог свалить лошадь. Сперва мне не очень понравилась мысль тащиться в дом к незнакомцу, но праведник действительно создавал впечатление очень набожного и правильного человека, близкого к Солусу. К тому же от прилипшего к телу дерьма моя кожа начала дико зудеть, и я просто мечтал поскорее сорвать с себя засохшую корку грязи. Если в доме Симеона окажется хоть немного воды и чистые тряпки, я буду безумно благодарен.
— Так что с тобой приключилось, Рональд? Не говори, если не хочешь! — поспешно вскинул он руку. — Но мне было бы очень интересно узнать.
— Это… Сложно, — покачал я головой. — Я работаю помощником распорядителя на Горе, и сегодня придворный маг увидел мою невесту. Видимо, она ему понравилась, и он решил взять ее себе.
— Что значит “взять”? — не понял спутник.
— То и значит, — вздохнул я, с трудом сдержав подступившие к горлу рыдания. — Он приказал рекситорам увести ее в свои покои, а меня скинуть в данскер! А рекситоры… Я не понимаю, почему они выполняют поручения Велизара? Он что, король Ригиторума?!
— Звучит ужасно, — прошептал Симеон. — Разве мог он так поступить?
— Видишь? — ужаснулся я. — Даже ты мне не веришь, праведник! Этим они и пользуются там, наверху. Считают, что раз они живут на Горе, мы для них хуже скота! Будто можно пользоваться нами ради своего удовольствия!
— Все образуется, Рональд. Главное верить в это. — Симеон энергично закивал. — Солус защитит. Он не оставит хорошего человека в беде, вот увидишь.
— Скорее бы, — всхлипнул я и замолчал.
— Вот мы и пришли, — вдруг весело объявил праведник, будто всего этого разговора не было. — Мое скромное жилище!
Мы остановились перед высоким двухэтажным домом, который стоял на границе между трущобами и обычными жилыми кварталами, где обитали ремесленники и торговцы. Сам домик был построен из дерева, а не из камня. Однако это были добротные, крепкие бревна, сложенные без использования гвоздей и распорок. Щели между стволами хозяин дома аккуратно заделал глиной, так что внутри наверняка было тепло и уютно.
С трудом распахнув толстую дверь, Симеон сделал приглашающий жест внутрь. Поблагодарив его кивком, я переступил высокий порог и оказался в широком коридоре, откуда вели несколько дверных проемов. На полу лежал красный домотканый ковер, и я испугался, что испачкаю его своей одеждой.
— Эй, Симеон? — нерешительно остановился я на пороге, но хозяин легонько подтолкнул меня в спину.
— Не переживай, друг. Я не боюсь грязи, — улыбнулся он и провел меня к центру коридора. В середине красивого ковра оказалась широкая прорезь, сквозь которую я увидел люк, ведущий в подпол. В темноте подвала я не смог ничего разглядеть, и как раз хотел спросить, что хранится внизу. Впрочем, повернувшись к праведнику, я столкнулся с пронзительным взглядом его синих глаз и замер на полуслове.
— А теперь засыпай, — мягко проговорил Симеон и провел ладонью по моему лицу. Мои веки потяжелели, будто кто-то щедро сыпанул в них песка. Последнее, что я увидел перед тем, как провалиться во тьму, была ухмылка на лице праведника. В свете лампы, которая горела в доме, я успел разглядеть уродливый шрам, который вертикально пересекал его нижнюю губу.
* * *
Внутри моей головы словно полыхало горячее пламя. Оно не давало сосредоточиться ни на одной мысли, а боль, вызванная этим жаром, просто сводила с ума. Я пытался понять, где я нахожусь и как тут оказался, но все мои попытки собрать волю в кулак оканчивались неудачей. Мне хотелось бы провалиться в беспамятство, чтобы прекратить эту муку, любой ценой погрузиться во тьму, но огонь не давал этого сделать. Как бы мое сознание ни пыталось соскользнуть в пропасть, боль вновь возвращала меня к кошмарной реальности.
Я был уверен, что страданиям не будет конца, однако в какой-то момент все прошло, как страшный сон. Пламя в голове погасло, как солнечный свет после заката, и мой разум вмиг очистился.
С трудом разлепив глаза, я увидел земляной потолок, с которого то и дело срывались ледяные капли влаги. Определив, что я лежу на каком-то деревянном столе, я захотел подняться, однако тело отказалось слушать мои приказы. Еще раз попытался пошевелить рукой — тщетно. Мало того, что я не чувствовал конечностей, так еще и на грудную клетку словно положили гигантскую каменную глыбу, и от этой тяжести мне было трудно дышать.
В ноздри вдруг ударил свежий травяной аромат, который запросто разогнал затхлость подвала. На какое-то время я ощутил себя в лавке лекаря, куда мы ходили с матерью за снотворным зельем.
Я изо всех сил скосил глаза, но все, чего мне удалось добиться — вида на самый краешек высокого шкафа, на полках которого стояли склянки и бутыли с разноцветными снадобьями. Тот, кто готовил сейчас порцию трав и гремел стеклом, оставался вне моего поля зрения.
— Какого черта? Что это за место? — собирался просипеть я, но с моих губ не сорвалось ни единого звука. Понятия не имею, кто это сделал, но он мне за это заплатит!
— Уже очнулась, Валери? — донесся до меня знакомый голос, и воспоминания о прошлой ночи хлынули в сознание неудержимым потоком. Вечерняя поездка на Гору, Марисса, Велизар. Предательство, полет в выгребную яму данскера, а затем и встреча с праведником Симеоном. Он привел меня в свой дом, а теперь…
— Извини, что пришлось связать тебя, дорогуша, — посетовал хозяин и подошел поближе к столу, где я лежал, хотя обращался он явно к другому человеку. — По нашим инструкциям жертвы должны оставаться без сознания до самого конца, но я не смог отказать себе в этом удовольствии.
В ответ послышалось сдавленное мычание, будто девушке вставили кляп в рот.
Уверен, так оно и было.
— Ну же, не ругайся, — чуть огорченно произнес Симеон. — Я понимаю твои чувства, однако в отличие от своих собратьев, я дарую тебе возможность увидеть собственную смерть. Разве это не благо?
Какого черта тут происходит?! Я должен обрести возможность двигаться! Ну же, руки! Слушайтесь меня!
Я изо всех сил напряг тело, подавленное сильнодействующим снотворным. Бьюсь об заклад, я должен был спать до самого конца, пока этот псих меня не прикончит. В жилых районах Минакса частенько бродили слухи и городские легенды о сумасшедших, которые занимаются человеческими жертвоприношениями. Я-то всегда был уверен, что это глупые бредни! Детские сказочки, которые рассказывают непослушным проказникам, чтобы они не бродили по городу допоздна! Однако вот я здесь, в подвале какого-то сбрендившего праведника. И он, по всей видимости, решил выслужиться перед Солусом, зарезав нас, как свиней!
Единственное, чего этот фанатик не учел, так это того, что я с самого детства плохо засыпал. Мама говорила, что я пошел в отца, который из-за болезни не мог погрузиться в сон вплоть до своей смерти, когда мне было всего шесть лет. Именно поэтому мы с матерью каждую неделю ходили в “Снадобья Джорни” за зельем, которое помогало мне забыться. С каждым годом приходилось увеличивать дозу, принимать по одной ложечке микстуры, потом по полторы, потом по две. Дошло до того, что я выпивал сразу несколько глотков из флакона, что всегда стоял в изголовье кровати, пока в один прекрасный день, когда мне стукнуло пятнадцать, я не встретил Мариссу. В ее объятиях я засыпал моментально, и никакое снадобье мне не требовалось.
Черт возьми, я и забыл, что когда-то принимал лекарство, пока запах трав в этом проклятущем подвале мне об этом не напомнил! Однако мое пристрастие к снотворному помогло пережить едва ли не смертельную дозу, и теперь я хотя бы смог очнуться от глубокого сна. Осталось только вернуть контроль над телом и выдавить этому ублюдку мозг через глазницы!
Гнев придавал мне сил, и несмотря на то, что каждое, даже самое крохотное и неуловимое глазу движение пальцев вызывало нестерпимую боль, словно в кожу втыкались миллионы раскаленных иголочек, я продолжал шевелиться. Я знал, что если не избавлюсь от воздействия зелья, мне точно конец. Моя жизнь, как и жизнь несчастной Валери, сейчас лежали в моих руках, и я не перестану бороться!
— Рональд крепко спит, моя дорогая, он не сможет тебе помочь, — прошептал Симеон, склонившись над своей жертвой. — Буквально пара минут, и препарат для перехода будет готов. Понимаешь, как забавно выходит? Ты мне абсолютно не нужна. Однако твоя жалкая жизнь обеспечит заклинание энергией. На твоем месте мог оказаться любой, любой пьяница или разочаровавшийся в жизни бездомный, кого я мог подобрать в первой же подворотне. Однако я выбрал тебя, Валери. Ты сгоришь, моя красавица, чтобы я совершил переход и продолжил служить своей общине. Разве это не прекрасно? Ты должна насладиться этим моментом. Тебе осталось недолго. Еще какая-то минутка, и тебя не станет. Есть о чем поразмыслить перед смертью? Или твоя жизнь была никчемной и пустой, как обертка от леденца?
С этими словами “праведник” вернулся к своему столу и принялся греметь склянками, смешивая ингредиенты для приготовления последнего зелья. Совершить переход? Служить общине? Что он, Солус побери, такое несет? Точно псих! Спятивший полудурок, будь проклят он сам и весь его род!
Времени оставалось все меньше, я чувствовал, как таяли отмеренные мне секунды жизни. Наконец мне удалось ненадолго напрячь шею, и моя голова безвольно упала налево.
Теперь я мог видеть два соседних стола. Дальнее место оставалось свободным, а ближе ко мне лежала русоволосая девушка, прикованная к столу деревянными скобами. Я увидел, что открыть их было бы очень просто, нужно всего-то сдвинуть поворотный механизм, и Валери окажется на свободе. Девушка пронзительно смотрела на меня своими глубокими голубыми глазами, полными надежды. Однако мне не хватало сил, чтобы пошевелить рукой!
Черт возьми, соберись, Рональд! Ты должен это сделать!
Тем временем Симеон нагрел содержимое одной колбы над спиртовой горелкой и тут же перелил его в котелок, откуда раздался громкий шипящий звук. По подвалу распространился крепкий запах смородины. Довольно потянув носом, фанатик специальными щипцами взял небольшую склянку и погрузил ее в котел, наполнив до краев. В конце концов, Симеон поднес зелье к губам и сделал большой глоток, наполовину осушив склянку. Развернувшись, он медленно двинулся ко мне, морщась от омерзения. Видимо, поэтому он даже не заметил, что моя голова наклонилась, а руки шарили по креплению соседнего столика.
Когда “праведник” поравнялся со столом Валери, я смог совершить над собой последнее отчаянное усилие, и непослушные пальцы все же провернули замок на правой руке девушки. Благодарно кивнув, она молниеносно освободила вторую руку, после чего с истошным визгом бросилась вперед, прямиком на обидчика.
Симеон, который не мог ожидать от беззащитной жертвы такой прыти, остолбенел. Щипцы выпали из его расслабленной руки, и склянка с драгоценным отваром разбилась вдребезги.
Валери толкнула Симеона в грудь, и вместе они на полной скорости врезались в рабочий стол, который примыкал к шкафу. Неисчислимые бутыли и колбочки посыпались с полок, и зал наполнился блестящим стеклянным крошевом. Такого могучего толчка не выдержал и сам шкаф, который сперва накренился над Симеоном и Валери, а затем рухнул.
Падение подняло в воздух клубы пыли, и мне пришлось закрыть глаза от нестерпимой рези. Кровь стучала в висках, страх смерти, помноженный на сильнейшее желание выжить, заставляли сердце биться сильнее, прогоняя яд из сведенных судорогой конечностей. Когда пыль понемногу осела, я смог приподняться на локтях, и теперь изо всех сил пытался размять ноги.
В обломках шкафа послышалось какое-то движение. Я отчаянно надеялся, что это Валери, которой удалось выжить. Хотя разум понимал, что у крепко сложенного фанатика было куда больше шансов выстоять после такого удара. Именно поэтому я не прекращал массировать затекшие мышцы, чтобы вернуть чувствительность ног.
Груда деревянных обломков надулась, как пузырь, после чего рассыпалась на пол, выпростав из-под себя согбенную фигуру Симеона. Мужчина был перепачкан в крови, его лицо покрывали глубокие царапины, оставленные ногтями девушки. Учитывая это, а еще гримасу ярости, он больше напоминал какого-то кошмарного демона войны, нежели живого человека.
В руке Симеон сжимал осколок склянки. Битое стекло врезалось в его ладонь до крови, и ярко-алые капли падали на доски под ногами мужчины.
Поддавшись внезапному порыву, фанатик зарычал, отбросив стенку расколовшегося шкафа в сторону. Под ней обнаружилась Валери, которая тяжело дышала, обхватив себя за плечи. По щекам девушки текли слезы, губы дрожали, как плотина, которая вот-вот прорвется от приступа истерики.
Впрочем, Симеон не дал этому случится — одним расчетливым движением он полоснул бедняжку по горлу. Из глубокого пореза вырвался фонтанчик крови, глаза Валери закатились, и она откинулась на спину, как тряпичная кукла.
“Праведник” резко повернулся в мою сторону. В его зрачках пылали злые огоньки, и я понял, что он не остановится ни перед чем, чтобы меня изничтожить.
— Ты покойник, Рональд, — ледяным голосом проговорил он, и от этого звучания кровь застыла в моих жилах, точно роса морозным утром.
Мужчина бросился на меня, как одичавший зверь. Его движение было стремительным и свирепым, словно выпад голодного хищника, однако мне удалось толкнуться в сторону. Ноги до сих пор плохо слушались, зато я смог упасть на пол и кубарем покатиться по полу, чтобы избежать смертельной раны. Повезло — осколок колбы лишь слегка резанул меня по ключице.
Впрочем, Симеон даже не думал отступать. Быстро восстановив равновесие, он вновь повернулся ко мне и в два прыжка оказался рядом, намереваясь всадить острие мне в грудь.
Удар, и я успеваю выставить левую руку ладонью вперед. Осколок проходит ее насквозь, вызвав вспышку боли, однако я смог остановить его продвижение. Зарычав, как загнанный в угол зверь, я качнулся вперед и изо всех сил ударил Симеона в челюсть кулаком. Фанатик потерял равновесие и припал на одно колено, чем я и воспользовался — вскочив на ноги, я опрокинул его на пол. Перехватив осколок из своей же ладони, занес над горлом неприятеля…
— Немедленно остановиться! Руки вверх!
— Брось нож!
…и вонзил его прямо в артерию жизни. Раскаленная кровь брызнула мне в лицо, застив взор, но я получил невероятное удовлетворение от содеянного. Никогда раньше не убивал людей, но этот ублюдок заслужил смерти, Солус свидетель!
— Твою мать! Он уже обратился!
— Держи его!
— Стой, ублюдок!!!
Повернув голову, я увидел трех людей в форме ордена Луцис — черные мантии с разрезами у суставов, чтобы не сковывали движения, а поверх них — золоченые кожаные жилеты, которые выступали в качестве легкой брони. В правых руках служители Солуса сжимали короткие мечи, а в левой держали лексианты — специальные фонари-обереги, которые накапливали сияние солнца. Церковники быстро приближались ко мне из дальнего угла зала, видать, там был какой-то дополнительный проход с улицы, которым они и воспользовались.
Я вновь посмотрел на свои руки, перепачканные в крови Симеона. Проклятье, я не был ни в чем виноват, но поди докажи это ревнителям солнечного света! Ну уж нет, если я дамся им в руки, то меня наверняка продержат в заточении не один день, пытаясь выяснить, что произошло в этом занюханном подвале! Я не могу терять столько времени, пока Марисса в опасности, так еще и не приведи Солус меня обвинят в двойном убийстве и человеческих жертвоприношениях! Именно этим и занимался орден, они боролись с ересью и извращенным представлением некоторых идиотов о том, как правильно поклоняться солнцу, и сейчас в их глазах я являлся злостным нарушителем традиций.
Выход был лишь один — бежать!
— Оставьте меня! — рявкнул я преследователям и бросил в них подвернувшуюся под руку склянку. Понятия не имею, что в ней было, скорее всего какая-нибудь притирка от ожогов или то же снотворное. Однако члены ордена Луцис не на шутку перепугались, бросившись от сосуда врассыпную — видать, решили, что это какая-то огненная бомба. Громко захохотав, я побежал к лесенке, и буквально в два приема поднялся на первый этаж дома Симеона, ведь онемения в конечностях как не бывало. Борьба за выживание бодрит получше кофейного отвара!
Оказавшись наверху, я захлопнул тяжелую крышку люка и щелкнул задвижкой. Не думаю, что это очень надежная конструкция, но она хоть немного задержит преследователей. Посмотрев на свою левую руку, я увидел, что небольшой осколок стекла до сих пор оставался в моей ладони. С отвращением швырнув его в сторону, я выскочил наружу и припустил по пустынной ночной улице в сторону трущоб. Если мне и удастся где затеряться, то только там, в бесконечном лабиринте самостроев, которые не регулировались никаким законом.
Желаю вам удачи, орден Луцис! Так просто я не сдамся!