Командарм Семёнов подошёл к столу, на котором тоже лежали карты, склонился над ними, а затем, что-то явно вспомнив, посмотрел на своего заместителя.
— Подожди, Виктор Николаевич, подожди. Как же Неверовский мог удержать Новск, если у него бойцов вообще считай, что и нет? Помнится, он говорил, что меньше полутора сотен штыков у него осталось. Так значит, что он столь малыми силами сумел остановить полк и танковую роту противника? Или немцы не наносили удар по Новску?
— Наносили, товарищ командарм. Мне доложил по рации Неверовский, они смогли остановить немцев прежде, чем те смогли развернуться.
— Хорошо. И как же они это сделали?
— Комдив доложил, что вражескую атаку остановил снайпер. Он начал отстрел немецких танкистов, когда те ещё не были укрыты за бронёй.
— Один снайпер? — Скептически нахмурился генерал. — Что за чушь? Вероятно, тут какая-то ошибка.
— Нет! Мне лично доложил Неверовский, пока связь не была потеряна. Никакой ошибки тут нет. Исходя из его донесения, противник, так и не начав атаку, потерял сгоревшими не менее трёх бронетранспортёров, более двадцати грузовиков и около двухсот убитыми. Танки же подбиты не были, но их экипажи были частично или полностью уничтожены. Всё это деморализовало врага, и он оставил попытку наступления.
— И всё это сделал один снайпер?
— Так точно, — утвердительно ответил генерал-майор Тишин, сам очень удивляясь такому необычному факту, и добавил: — Но на самом деле, это ещё не все подвиги того красноармейца.
— Вот даже как? И что ещё этот снайпер натворил?
— Вы не поверите, но Неверовский сказал, что ручается головой.
— Не томи, Виктор. Что там?
— Так вот, оказывается, после уничтожения живой силы и техники, этот меткий боец уничтожил семь немецких самолётов «Юнкерс», которые летели на позиции дивизии с целью нанесения бомбового удара.
— То есть, э-э, как это уничтожил? Он, что, в ПВО служит? — ещё больше удивился командующий армии, всё ещё пытаясь применить полученную информацию к картине на фронте, и уже не справляясь с такой задачей.
— Нет. Он обычный пехотинец. Но, как заявил полковник Неверовский, это не помешало ему расстрелять и уничтожить эти самолёты.
— Из чего же он их расстрелял? — не поверил своим ушам Семёнов.
— Из винтовки системы Мосина, товарищ командарм, — повторил генерал-майор.
— Э-э, чего⁈
И комдива можно было понять. Информация была крайне необычна, но прогнозируема.
Да, сейчас войскам Неверовского, по случайности, удалось задержать немецкое наступление, но это лишь отсрочка неизбежного. После потери городов Листовое и Прокофьево противник в любой момент сможет ударить по Новску с флангов. А если учесть тот факт, что подкрепление для дивизии Неверовского так и не дошло и не дойдёт, потому что резервов на том фланге нет, удерживать город им придётся фактически тремя взводами. Что само по себе кажется глупостью.
«Но ведь как-то предыдущее наступление они смогли остановить», — подумал про себя генерал-лейтенант и, посмотрев на заместителя, забыв, что часть вопроса он не озвучил, произнёс:
— А раз так, то это уже считай, что счастье.
— Получается, что так, — согласился Тишин.
— Ладно, оставим это. Сейчас давай думать, что предпримет немецкое командование дальше. Что они будут делать после того, как сумели захватить Листовое и Прокофьево, но не сумели взять Новск?
— Товарищ командарм, насколько я понимаю, у противника всего три варианта. Первый — невзирая на то, что Новск ими не захвачен, они продолжат развивать успех по двум направлениям — западнее и восточнее Новска. Второй вариант — они объединятся. И тут получается вилка: либо они, объединив силы, продолжат наступление на Чудово, оставив Новск на потом. Либо поставят передовые заслоны перед Чудово, возможно, даже имитировав продолжение наступления, а сами, ударив с флангов и через центр, постараются занять город.
— Постараются? Да им и стараться не надо! У Неверовского бойцов с гулькин нос, а то и меньше. Противника же больше в разы, — постучал пальцами по столу генерал-лейтенант Семёнов. — Кстати, ты о наших потерях не доложил. Что там с численным составом дивизий, что вышли с боями из потерянных городов?
— Связь с командирами потеряна, поэтому точных данных сейчас нет. Но судя по тому, что в каждой из дивизий после отступления из-под Новгорода насчитывалось не более тысячи человек, а наступающего противника существенно больше, то, скорее всего, основная часть бойцов погибла или взята в плен. Вряд ли при таком огромном перевесе в живой силе и технике со стороны немцев нашим войскам удалось централизованно отойти. А раз мы знаем, что города взяты, значит можно считать, что воинских соединений Рябцева и Докукина больше нет.
— И у нас во фронте огромная дыра. И чтобы заткнуть её, войск поблизости тоже практически нет. Очевидно, что теперь, через этот разрыв нашей обороны, для развития успеха, немцы будут вводить новые и новые части и соединения.
— Полностью согласен с Вами, товарищ командарм. Только, — он на пару секунд запнулся и, ткнув карандашом в невзятый город, продолжил, — только, для уверенного развития успеха, им при любых раскладах нужно будет обеспечить тылы. Они не смогут себя чувствовать вольготно, когда у них за спиной стоит целая дивизия, да ещё остановившая наступление. Это мы знаем, что в той дивизии наших войск раз-два и обчёлся. А противник может этого не знать и, даже скорее всего, не знает. Сейчас, получив по рогам, они, скорее всего, примут решение о захвате города и нанесут удары по сходящимся направлениям с флангов. А потому нужно принять, как свершившийся факт, что в самое ближайшее время, максимум — сутки, Новск будет потерян.
*
Интерлюдия 2
Группа армий «Север»
Штаб пехотной дивизии вермахта
Командир пехотного полка полковник Вальтер Рёпке старался не смотреть на разгневанного генерала. Рёпке был среди тех, кто, обойдя линию Мажино, захватывал Францию и маршировал по Парижу. Он был среди тех, кто молниеносным броском захватывал Польшу, а затем по-хозяйски шагал по Варшаве. Он был и среди тех, кто молниеносными ударами обезоружил Югославию. В конце концов, он был среди тех, кто вместе со своими солдатами неустанно продвигался всё ближе и ближе к сердцу большевистской России.
И вот теперь — такой позор. Его полк и приданная ему танковая рота понесли существенные потери и деморализованы. И виноват в этом не злой и зубастый противник, у которого был перевес в танках и живой силе, не налёт полчищ вражеских самолётов, не цинга, малярия или чума, что могли бы скосить весь личный состав. Отнюдь нет. Виноваты бесчисленные орды советских снайперов, которые своим метким огнём уничтожили всех водителей и командиров низшего и среднего звена.
По всем канонам войны, по всем канонам истории, наконец, по всем канонам здравого смысла этого просто не могло быть. Но это было. Вопреки всему разумному и логичному, приходилось признать, что до этого практически никогда не используемый в мировой истории вид снайперских подразделений, как отдельная единица, имеет место быть на просторах этой варварской страны. А то, что данные подразделения могут действовать очень эффективно, причиняя непоправимый урон, менее часа назад доказали проклятые большевистские стрелки, нанеся непоправимый вред непобедимым доселе войскам Вермахта.
И вот сейчас боевой офицер, полковник, словно нашкодивший ребенок, стоял перед генералом и, опустив голову, смотря от стыда в пол, не знал, как оправдать произошедший позор.
— Рёпке, я ещё раз спрашиваю, и хочу получить внятный ответ. Почему Новск не захвачен? Почему в этом чёртовом городке, в котором скопились лишь кучки разрозненных групп отступающих русских, не развевается наш флаг⁈ — холодным тоном осведомился генерал Ханс Фридрих Миллер.
— Мы остановлены вражеским снайперским огнём, — вновь промямлил командир полка.
— Каким ещё снайперским огнём⁈ Вы мне это уже то ли бубнили, то ли докладывали по телефону. Говорите яснее, Вальтер. Что это за снайперы такие, которые могут танки выбивать? Вы в своём уме⁈ Или Вы хотите сказать, что у русских есть винтовки, пробивающие броню танка за несколько километров? А? Не слышу?
— Никак нет, господин генерал. О таких винтовках нам неизвестно. У русских есть винтовки, которые способны стрелять до трёх километров. Но прицельная дальность у них варьируется в районе километра, и это максимум. Да и с километра, не каждый снайпер способен так метко поражать свои цели.
— Вы говорите о стрелковом вооружении? Оно же неспособно пробить броню?
— Да, господин генерал. Неспособно. И русские наши танки не подбили.
— Тогда как понимать, что вы умудрились потерять все экипажи танков без поражения самих танков?
— Снайперы выбрали удачный момент и поразили их на марше, пока наши колонны ещё не успели развернуться в боевые порядки. Вот в этот момент стрелки и открыли чрезвычайно точный огонь.
— Хорошо, пусть будет так. Но почему Вы не стали наступать⁈ — Холодом в тоне генерала можно было проморозить Рейн до дна. — Допустим, у вас не осталось механиков-водителей танков, ну так начали бы наступать без танковой поддержки. Вы же мне сами докладывали вчера, что разведка не выявила серьёзных воинских соединений противника. Это подтверждали и данные авиаразведки. Так почему же вы остановились, раз противник находится в меньшинстве? В конце концов, потеряв водителей танков, почему не сформировали новые танковые экипажи? Уверен, хотя бы несколько таких экипажей можно было бы собрать из водителей бронетехники и грузовиков, раз уж вы без танковой поддержки наступать не хотели!
— Господин генерал, мы тоже не смогли сделать этого. Русские уничтожили практически всех водителей, в том числе и грузовиков.
— Всех? Как такое может быть⁈ — Интонация генерала мгновенно сменилась с бесконечного холода на пылающую самим пеклом ярость пробудившегося вулкана.
— Увы, но это факт! Вначале, как я уже говорил ранее, были выбиты все механики-водители танков, затем командиры танков, а затем и остальные члены экипажей танков. После этого снайперы переключились на бронемашины и грузовики. Их огонь был настолько плотным, что долгое время никто ничего не мог понять. А потом, в образовавшейся суматохе, началась паника. Она усугублялась тем, что все командиры к этому времени уже были убиты или тяжело ранены. Видя, что в условленное время атака не началась, а командиры танков перестали выходить на связь, я лично выдвинулся в начало колонны, чтобы разобраться с тем, что там у них случилось, но добраться до первых танков не успел. Где-то в середине стоящей колонны мне в лоб попала пуля, и я потерял сознание. Очевидно, что пуля была с дефектом или на излёте. Она застряла в мягких тканях, не сумев пробить кость. Это меня и спасло. Моего же заместителя подполковника Шмидта и адъютанта постигла более печальная судьба. Что одному, что другому пули неприятеля попали в глаза. С той лишь разницей, что подполковнику в правый глаз, а ефрейтору в левый. Оба, естественно, от полученных ранений скончались на месте. Меня же вытащили мои солдаты. Причём, как мне потом доложили, шесть солдат при моей эвакуации погибло от пуль всё тех же снайперов.